1.
Он никогда не задумывался - умеет ли он ненавидеть. Ненавидеть настолько, чтобы бросить чуть живую женщину под палящим солнце Кубы? Ненавидеть настолько, чтобы не дать той, от кого он так долго убегал и шанса выжить. А в том, что она вряд ли выживет без помощи со стороны, Эрик не сомневался. Достаточно было одного взгляда на бледное, до синевы лицо женщины, чтобы понять - она долго не протянет на солнце.
С одной стороны - это было удовольствие, видеть её, обычно такую подтянутую и строгую, сильную и властную, без сил на песке у своих ног. Где были её привычные строгие костюмы? Стильные вечерние платья от кутюр и неизменное оружие? Тонкая белая мужская рубашка, которая ещё носила следы утренней свежести, где-то в углах воротничка, сейчас была в грязных разводах, в некоторых местах грязь была темной, и слишком напоминающей кровь. Светлые волосы, всегда уложенные в прическу или ошеломительно дорогой художественный каскад слиплись от соленой воды, и напоминали выброшенные на берег водоросли.
С другой стороны, какой бы она ни была, сейчас она лежала у его ног беспомощная, неспособная даже встать и уйти в тень от жаркого солнца, убивающего её. И Эрик чувствовал жалость.
Он склонился над ней, едва касаясь слипшихся прядей, и пытаясь уловить хотя бы долю дыхания, хотя бы дрожащий вздох, или неощутимый выдох. Она дышала… неслышно и слабо, но дышала. Посиневшие веки вздрогнули, и открыли мутные и покрасневшие серые глаза, словно наполненные туманом. Женщина смотрела на него, но взгляд был настолько бессмысленным и пустым, как у новорожденного ребенка, только проблески боли, которую она явно сдерживала даже в состоянии полуадекватного обморока, были совсем не детскими.
Решение пришло в один момент. Мягко разогнув сведенное судорогой женское тело, он подхватил женщину на руки и понес в сторону бунгало. Оставить в стороне меткие как жала мысли, было слишком трудно, но он сумел себя заставить.
От соприкосновения с мягкой поверхностью широкой постели, женщина вздрогнула и что-то бессвязно простонала, сжимая тонкие и бледные пальцы в кулаки. Теперь её глаза казались стеклянными, лишенные всякой человечности и совершенно безжизненные. Даже боли в них уже не было.
И он испугался, впервые испугался не просто так, а за неё. Он опасался, что она умрет, вот так, на его постели, от непонятной болезни, и он даже не получит удовольствия от осознания того, что она, мечтавшая убить его, стала должна ему свою жизнь.
Он склонился над лицом женщины, ломая в пальцах ампулу с обезбаливающим и делая женщин инъекцию, и едва не касаясь губами её губ.
- Нет, Марго, ты не умрешь, теперь не умрешь… Ты будешь жить.
Женщина вскрикнула и вздрогнула, тяжело и хрипло дыша.
Эрик отошел от женщины только тогда, когда убедился, что она заснула, а не впала в привычный уже обморок. Присев за стол в соседней комнате Эрик Дамьен Лерой задумчиво смотрел на бледную женскую руку поверх белых простыней – то, что ему было видно в дверной проем. Он пытался понять, что могло произойти с сильной здоровой женщиной, чтобы привести её в такое состояние. Почему-то он не сомневался, что большая часть её болезни кроется именно в психологической нестабильности, потому что физических травм на девушке не было. Не было даже синяков или ссадин. Было только сильное истощение, но в том, что особых травм у Маргарэт нет, Эрик не сомневался. Было одно единственное предположение, но мужчина сам боялся себе в этом признаться. Независимую и своевольную Мэг могло сломать только физическое насилие. Причем не болевое, он не сомневался, что она выдержала бы пытки и избиения, уж слишком часто из-за своей бесбашенности она оказывалась на операционном столе, и судя по всему получала от боли больше наслаждения, чем страдания. Но насилие сексуальное. Слишком болезненным ударом по её нервному самолюбию могло стать такое надругательство, настолько болезненным, что она могла не просто замкнуться в себе, но и вынудить свое тело постепенно умирать без контроля разума.
Его предположения о психологической стороне болезни Маргарэт, подтвердил и врач-кубинец, которого француз привел в свое бунгало под покровом ночи. Несмотря на то, что доктор Гильермо уже давно жил на Кубе, он был хорошим врачом, работавшим и с мафией, и с правительством. Хирург, изгнанный из цивилизованного Европейского общества за опыты против человеческого достоинства и жизни, нашел себя в небольшом кубинском поселении. И именно благодаря ему, Эрик теперь знал, что выводить женщину из такого состояния надо постепенно и очень осторожно. Только одно его предположение не смог опровергнуть врач, в последний момент французу резко не хватило смелости (наглости? интереса?) попросить врача проверить женщину и в качестве гинеколога.
- Ты боишься, что над ней надругались?
Гильермо словно читал мысли Эрика. И француз бы насторожился, но с врачом его связывали довольно дружеские отношения, и поэтому Лерой лишь коротко кивнул, задумчиво глядя на спящую женщину – даже во сне её черты были напряжены, словно она ожидала внезапной атаки.
- И при этом, не просишь меня её осмотреть…
- Я не уверен в том, что такое возможно распознать. К тому же я не знаю, сколько времени прошло с момента, когда она стала… такой.
- Не более десяти дней. Она ещё реагирует на внешние раздражители, значит, организм не успел полностью уйти в коллапс. Еще пара суток и её мозг отдал бы приказ об остановке сердца.
Эрик только что не с открытым ртом слушал врача. Он не особо вникал в разглагольствования Гильермо – тот слыл философом и чудаком даже среди кубинцев – но общую мысль он прекрасно понял.
- Ты хочешь сказать, что причина не в её физическом состоянии?
- Совершенно не в нем. Она не хочет жить. И её организм, покорный желанию разума медленно убивает сам себя.
Врач неожиданно, ничего не говоря, натянул тонкие перчатки и решительно сдернул с женского тела простыню. Маргарэт не сопротивлялась, и не проявляла никаких признаков жизни, пока врач проводил беглый, но аккуратный осмотр.
- Похоже, её не тронули. Никаких разрывов и повреждений, здоровое тело, здоровой молодой женщины. Кто она, Эрик?
Гильермо, под тяжелым взглядом француза, вновь укрыл женщину простыней, и даже заботливо подоткнул её.
- Женщина. Сильная, здоровая, властная…была. Теперь не знаю. Ты вряд ли слышал о ней, Гильермо.
- И все же…
Эрик вышел из комнаты, и остановился у широкого окна, за которым открывался идиллический пейзаж ночного пляжа.
- Маргарэт Кей Джордан.
Врач тихо присвистнул, и снова присел на постель, внимательно изучая черты спящей женщины. Взял её руку, словно измерить пульс, да так и замер едва держа пальцами запястье.
- Я слышал о ней. Обезглавленное «КейКо» сейчас рвут на части её враги и друзья. Официально она пропала без вести, но говорят, что её ищут многие, чтобы добыть подпись на нескольких документах.
Эрик, вернувшийся в свою спальню, внимательно посмотрел на врача.
- Ты …
- Я не сдам её. По крайней мере до тех пор, пока она не в состоянии защитить себя от той своры, которая ведет за ней охоту. Я не люблю легавых, пусть даже и частных, но её человек однажды спас меня от электрического стула, а я не забываю подобных услуг.
Лерой с удивлением понял, что врач проявил едва ли не первые за много лет знакомства настоящие эмоции. Видимо действительно, Гильермо считал себя должником если не Марго, то «КейКо».
Врач поднялся, аккуратно укладывая руку девушки вдоль тела. Та слегка пошевелилась, но лишь едва, и что-то едва слышно прошептала. Но ни Эрик, ни Гильермо не успели понять что.
- Завтра Рамирес оставит у трех пальм рюкзак с лекарствами и провизией. Я так понимаю, что тебе теперь понадобиться вдвое больше пищи. Учти, Лерой, если ты сумеешь вывести её из коллапса, это не значит, что она будет прежней. Будь готов к тому, что тебе придется учить её ходить, говорить… и чувствовать. Единственный выведенный из такого состояния мой пациент остался полноценным человеком, с одним но – он совершенно перестал ощущать эмоции. И умер, так и не восстановив эту замечательную способность человечества.
Гильермо уже почти растворился в ночной момент, но неожиданно вернулся обратно.
- Да, забыл сказать. Она очень слаба и понадобится достаточно времени, чтобы она вновь смогла нормально держать в руках даже банальную ложку. Учитывая то, что я знаю о Джордан, это может стать для неё ударом не меньшим, чем тот, что вогнал её в подобное состояние. Молодые женщины вообще очень подвержены стрессам, особенно те, которые по глупости лезут в серьезные мужские игры, и… надо сказать, довольно долго держатся на плаву, а потом раз, и проигрыш выбивает их из колеи, одних подталкивая к самоубийству, других… впрочем подобное состояние, тоже в какой-то мере самоубийство. Другое дело, что не так-то просто ввести свой организм в такое состояние… кстати, если ты с ней спал… то лучше не напоминай ей об этом…пока, до поры до времени. Так вот, для того, чтобы ввести свой организм в такое состояние…
Голос врача еще отдавался в ночной тьме, но Эрик уже не слушал его. Он лежал рядом со все также спящей Марго, и благословлял небеса за то, что постель в его бунгало могла с успехом уместить троих, и те бы ни разу за ночь на ней не столкнулись. Он привык видеть её другой, слышать её голос, приказывающий ли, или стонущий, ощущать её тело – такое неприступное, и одновременно жаждущее. А сейчас рядом с ним лежала кукла, точно срезанная с ниточек и выброшенная кукловодом за ненадобностью. И первоначальной радости уже не было, остались только странная горечь и страх. Страх не выходить женщину лежащую рядом. Ту, что хотела его убить, а теперь настолько зависела от его милосердия…