Почему щемит сердце и трудно дышать, когда перебираешь старые фотографии. С них смотрят на тебя глаза детства, потом юности и молодости – на тебя восшедшего по лестнице лет, и резко вдруг приблизившегося к прежней глубине начала.. . основания… Вот они, дети еще, выстроились специально для фотографии, сосредоточенно смотрят в объектив – в первом ряду пониже Аркаша, Вовка рыжий, я и еще девчонка не помню имени, а во втором ряду Толька Топехин, Длинный и Серёга, Я счастлив, что в моем основании это дворовое братство и долгая дружба с Серёгой. Сергей был душой двора. Если сопоставить с окуджавским Ленькой Королевым – Серега не был королем. Нет, не король, но именно душа. Не всемогущий, но если жизнь накатывала бедой-обидой, поговорить с Серегой и помолчать, покурить - отступало, легчало..
В тогдашнем дворовом обращении было принято словечко «мужик», вроде бы и ввел его Серёга, главное – в его изречении это словечко звучало званием настоящего достойного пацана. И я мужал с этим званием.
Серёга приобщил меня к романтике геологических экспедиций и благодаря ему я побывал в разных краях СССР, видел необычную природу и быт народов.. А потом во мне навсегда поселилась тяга к перемене мест, но не просто к путешествиям – к рабочим поездкам, командировкам. Не просто глазеть-созерцать, но делая дело, отмечать местные прелести, фиксировать в памяти, богатеть виденным. Потом еще подключился в компанию и Толька Зуморин – этот уже основательно, не просто для свободы, а для нахождения своего значительного места; он и осел на одном из освоенных предприятий глубинки в качестве инженера из Москвы (!), хотя никакого инженерного образования у него не было.
Запомнилась первая дальняя командировка в Узбекистан после второго Ташкентского землетрясения. Работали в окрестностях города Гулистана – исследовали почву под прудовые хозяйства. Лето было жаркое и среднеазиатский климат диктовал нам свой режим : выезд в поле на объекты в четыре часа утра и работа до 11, после которых накатывала жара и наши железки становились неприкасаемо горячими. Поэтому следовал возврат в поселок и валяние по полу в обволакивающем все тело зное до темного вечера, приносящего прохладу. Среди знойного дня приходилось себя заставлять принимать пищу, готовленную в казане нашим шофером из местных и по совместительству поваром Касымом.
Вечер приносил прохладу не сразу, жара отступала медленно и в тепло-тёмном времени суток молодежь поселка собиралась у пруда и плескалась в его мутной воде с визгами и восторгами. Мы – геологи редко заканчивали день без сладкого узбекского вина и приходили к пруду веселыми и с гитарой.. И мы пели. Как мы пели! .. Боже милостивый, как мы пели!! Мы рвали горлом азиатский воздух в озвученные клочья и метали их в обалдевший от счастья народ. Божественный ор наших глоток под звон стальных струн вещал аборигенам про вешнюю черемуху, про никогда не виданное море, про тачанку и тальянку, про Москву.. Народ вторил свистом по окончанию каждой пьесы столичных гастролеров. Но вдруг после буйства заведенного портвейном организма Серёга с тихим подыгрышем гитары начинал: «мне тебя сравнить бы надо…»… и я вступал вторым голосом, и опять до высокого нерва - «не знаю больше сна я…», и упадая до тишины – «ни с кем я не сравню…». И всё. Всё.. Народ мёртв от грусти, от несбывшейся мечты, от незнаемой жизни. Мы закуриваем и молчим.
В один из таких вечеров из общей толпы проявилась Фаина. Она выделялась крупным для молоденькой девушки сложением, ростом, но была миловидна и проявилась пристальным интересом к Серёге. Конечно же общались на русском, который в устах Фаины премного потешал Серёгу. Я же – постоянный его спутник – старался смягчить неудобство от такого веселья и увещевал друга остановить насмешки. Фаина, видимо влюбилась в Серёгу и каждый вечер ждала нашего появления у пруда. А когда нам оставался всего день до отъезда, она позвала нас с собой в ее дом, сказала, что родители уехали в гости. В доме Фаина уединилась с Сергеем в одной из комнат и целовалась как безумная… Я ушел во двор и долго курил. Серёга вышел какой-то обалдевший и мы молча двинулись к себе. Я ни о чем его не спрашивал, а он ничего не рассказывал. Так и осталась эта встреча загадкой для меня, тайной, которую я никогда и не стремился узнать. В одном только уверен и поныне – наши песни, Серегин голос у Фаины навеки.