Сад этой осенью разродился невиданным урожаем яблок. Посаженные шесть лет назад при окончании строительства дома деревья долго болели. Почва навозная, взятая, откуда ни попадя: со стройки, со случайной копки котлованов при авариях водопровода или теплотрассы. Да мало ли в большом городе земельных работ, когда грунт, на языке строителей нужно куда-то девать. А тут чудак просит к себе на участок. Да ради бога! Еще и деньги предлагает. Чудит человек, ой чудит... Вот так с миру по нитке навозил Александр Киреевич, хозяин дома, земли на свой участок, сверху засыпал закупленным в соседнем хозяйстве торфом, вперемешку с настоящей землицей создав культурный слой, на который и посадил деревца. Вырастить свой сад было давнишней мечтой Александра Киреевича. Еще мальчишкой, на маленьком полустанке, живя с родителями, работниками железной дороги, Сашка мечтал о саде. В их огороде, разбитом около железки ничего не росло. Сколько бы они не сажали яблонь, кустов смородины, все пропадало. Видно не приживались культурные деревья около проносящихся мимо поездов, дыма, копоти и смрада от паровозов и вагонов. Да и почва была не та: голимый песок, на котором могли расти только тополя, да огромные, в человеческий рост лопухи. Правда, в нескольких километрах от полустанка, в деревне Степаново, был разбит колхозный сад, куда он с мальчишками лазил по осени за яблоками. От огромного количества яблок у Сашки кружилась голова, куда не повернет, везде яблоки, яблоки. Большие, средние и совсем малюсенькие. Но вот что подметил Сашка, что все они какие-то одинаковые на вкус: кисло-сладкие и очень твердые, как железо. Он приносил на сеновал целую рубашку яблок, и чтобы родители не ругали, никому не показывал. Ел сам, угощал соседских пацанов. Те, хоть и не избалованные деликатесами, после двух-трех штук кидали невкусные яблоки в траву:
- Кислятина, от них во рту жжет…- говорили они.
Попытки завести свой сад не покидали Сашку все время. Закончив школу, уехав в большой город Ленинград, Сашка с удовольствием каждую весну участвовал в посадке деревьев на субботниках. А когда в Шушарах закладывали фруктовый сад, их студентов бросили на помощь совхозу, и Сашка один из первых с радостью вызвался помогать.
- Чокнутый наш, Киреич, - говорила староста Ленка Отрубенко - Просится добровольно сад сажать. Из-за него чуть всю группу не отправили в совхоз на неделю.
- Он не чокнутый, - заступился за него Сережка Казанцев – а блаженный. Ты что не видишь? Парень из села, тут город, машины, грязь, слякоть, дым, а ему хочется яблоневого цветения, живой природы. Помяни мое слово, окончит институт, возьмет направление в глухую деревню, и будет там врачевать и сады выращивать.
Может, оно так бы и вышло. Сашка, получив красный диплом, написал заявление, чтобы его отправили работать врачом-хирургом в какой-нибудь отдаленный район Сибири или Дальнего Востока. Декан – Евгений Иванович Зимин постучал пальцем по лбу.
- Ей богу Серегин, у тебя с головой не того, две кафедры предлагают тебе остаться в аспирантуре, «скорая» прислала письмо – просит оставить в городе, лимитную прописку гарантирует, а ты в отдаленный регион Сибири. Надо будет, тебя туда сошлют, не спрашивая. Думать надо Александр, думать! Вот, что давай сделаем так. У меня от военных летчиков есть две заявки на врачей. Дуй туда, если тебе романтики захотелось. Летная медицина новое направление. Мой знакомый генерал сказал, что сейчас авиация переходит на сверхзвуковые самолеты, проблемы появились у летчиков, а как бороться, пока не научились. Дело новое, дерзай Серегин.
Так с легкой руки декана Сашка оказался военным врачом. Но военной карьеры не сделал, отслужил два года и ушел. Не потому что дисциплина не нравилась или отдаленность гарнизонов, где он служил. Нет. Работа у него спорилась, служил легко и просто. С его прямым и независимым характером он быстро сошелся с летчиками-асами, сбивших не один самолет в Анголе, Камбодже или Египте, выполняя свой интернациональный долг перед Родиной. Но переход на новые сверхзвуковые машины шел у них тяжело и лейтенант Серегин, «наш доктор», как они его называли между собой, находил пути решения перегрузок, прежде всего психологических.
Угнетала его сама система армейской жизни, вернее ее внутренняя, потайная сущность: наушничество начальству, сплетни офицерских жен, постоянный контроль за личной жизнью офицеров. Все это не укладывалось в голове Сашки Серегина и он твердо решил уйти из армии.
На гражданке жизнь Александра Киреевича пошла куда как интересней, по трудней.
Попав сперва рядовым врачом-хирургом в районную больничку, через семь лет он вышел из нее настоящим асом своего дела и был приглашен в областную клинику известного всей стране торакального хирурга Андрея Викторовича Ионова. Оперировал Александр много и успешно, известность его росла и вскоре ему предложили место в однои из Московских институтов. Александр Киреевич поколебавшись, принял предложение. Там ритм жизни пошел еще быстрее. Во-первых он женился, родились один за другим дети: мальчик и девочка. Во-вторых, занялся основательно наукой. В тридцать пять защитил кандидатскую, а еще через пять – докторскую диссертации. Серегин стал одним из самых молодых профессоров в стране. Кафедра, наука, Москва с ее неограниченными возможностями казалось, засосали Александра Киреевича основательно и на совсем. Но тут грянула перестройка, с ее разрушительным хаосом и профессор Серегин принял предложение уехать к себе на родину, в открывшую там пульмонологическую клинику, главным врачом. Колебаний не было. К себе домой из шумной Москвы, где никто ничем не занимался, кроме политических дискуссий до драк и митингов с кричащими ораторами. Тоска по дому, по тихому полустанку стала почти преследовать его. И вот он у себя, в своей областной столице, где, кстати, ни разу не был, не довелось прежде...
Древний и тихий город понравился сразу же, словно он проживал здесь всегда. Государство расщедрилось, выделило небольшую, но удобную трехкомнатную квартиру, рядом с работой. Дети пошли в школу, жена нашла себе интересную работу по специальности и жизнь как-то сама по себе приобрела смысл. Можно было доехать до родителей, навестить их, уже старых, но еще подвижных и всегда радующаяся приезду детей и внуков. Казалось все хорошо, но чего-то не хватало.
«Дома с садом – как-то поймал себя на мысли Александр Киреевич. – Вот, что мне надо. Но построить дом, нужны большие деньги. А где их взять во врачебной семье? И тут Александру Киреевичу повезло. Один крупный бизнесмен, генеральный директор предприятия попросил проконсультировать сына:
- Какие проблемы – ответил профессор. – Приводите хоть сегодня после обеда.
- Видите-ли, доктор, - бизнесмен замялся. – Мой сын в тюрьме.
Александр Киреевич не удивился. В смуте, охватившей страну, нельзя было отсидеться в тихом уголку никому, ни богатому, ни бедному. Она не щадила никого. Профессор сразу же представил себя, отца двоих детей, на месте этого человека.
- Хорошо, не в смысле, что в тюрьме, - поправился профессор. – А в том, что я согласен посмотреть вашего сына и там.
- Вы правы доктор, хорошо, что сидит Эдик, а то бы давно убили. На дворе война. Война за деньги, за сферы влияния, за депутатские места, за кресло мэра и губернатора. За все нужно платить, у кого нет денег, и кто ввязался в эту войну, платят жизнями. Такова нынешняя селявуха. – Как-то грустно пошутил бизнесмен. – Или ты или тебя. Но главное, подлецы придумали самое страшное наказание – в расчет пошли близкие: жены, дети, родители. Моему Эдьке считаю, что повезло. Его не успели кокнуть, посадили. Я взял грех на душу, способствовал этому. Вот так-то доктор. За все приходится платить в этой жизни и за успех в бизнесе тоже. Сын единственное, что меня держит в этом мире на плаву, и я не срываюсь на конкретные ответные меры. Вы меня понимаете доктор?
Профессор кивнул головой.
- Очень… Извините, а почему вы обратились ко мне? – после некоторого молчания спросил Александр Киреевич.
- Ааа! – бизнесмен усмехнулся. Тут все просто. Бессребреников почти не осталось, вы один из них. Люди не берущие денег либо гении, либо дураки, другого не дано...
- Не совсем так – смутился почему-то профессор.
- Так, доктор, так. Но, одно но! Талантливому человеку не нужно ничего просить, сами дадут… Я ответил на ваш вопрос?
- Почти…
- Завтра, если можно, я договорюсь с начальником колонии и мы поедем смотреть сына. Не возражаете?
- Нет, я уже дал согласие.
- Чудненько.
На этом разговоре их взаимоотношения стали строиться и в будущем. Александр Киреевич спас жизнь сыну бизнесмена, тот не спрашивая ни о чем, помогал доктору чем мог.
Когда у них зашел случайный разговор о том, что профессор хочет построить дом и разбить сад, ответил коротко и однозначно: «Одобряю. Не парьтесь о расходах. Пора помочь и доктору. Как сказал Наполеон: - Главное вступить в дело, а там видно будет».
Какую работу провел бизнесмен, останется тайной, но проект дома, земельный участок и стройки, сказочным образом пошли как-бы сами по себе. Впервые, почти за тридцать лет своей врачебной профессии, спася не одну сотню жизней, Александр Киреевич чувствовал себя неловко, ему все казалось, что он злоупотребляет своим званием врача. Но, так или иначе, за три года дом построился, и Александр Киреевич приступил к закладке сада. Саженцы выбирал сам. Ходил по рынку, осматривая каждое деревце или кустик смороды. Дотошно допытываясь, где выращены саженцы, на какой почве, какой вкус, цвет яблок, как долго хранятся, какая высота дерева, часто ли болеют. Если продавец не мог толком ничего ответить и отсылал к письменной страничке текста, запаянного в пленке, то отходил прочь. И тот, кто мог подробно обо всем рассказать, у того останавливался, решая купить или не купить.
Для себя Александр Киреевич давно сделал выбор: основу сада должны составить яблоневые деревья, с хорошим урожаем и очень вкусными яблоками, которые могли бы храниться год. Задача для Северо-Западной области России казалась немыслимая. Но Александр Киреевич хорошо помнил отцовский наказ: желание и труд все перетрут. Желание было, и трудится он был приучен с молоком матери. Коллеги и соседи удивлялись его настойчивости развести яблоневый сад.
- Ты, Киреевич, не гневи бога. Не растут у нас яблони, кроме антоновки, да и та быстро гибнет. Морозы до тридцати и больше, и ветер северный… На рынке дешевле купить, чем горбатиться и ухаживать впустую – советовал сосед Жора, бывший старпом на речном судне.
Я всю округу исползал, искал местные саженцы чтобы значит морозостойкие были. Некоторые прижились, но яблоки – дрянь, есть не будешь. Да и то, первые года два поплодоносят, а потом все равно погибают. Нет, точку я поставил на яблонях. Вот слива, вишня из местных, растут, плодоносят, их можно сажать, а лучше всего смородина, да крыжовник. Загляденье. Каждый год столько ягод дадут, что не знаешь, куда деть. Моя-то женка приспособилась сок выжимать, да вино делать. Отличная вещь, скажу я тебе, - и Жора от удовольствие расплавился в улыбке.
- Хочешь принесу из подвала попробовать.
- Нет, не надо. Я не любитель вина. Если и выпью, то что покрепче, а вино не мой напиток.
- Но как знаешь – отвечал сосед. Не советую яблонями заниматься, зря время потратишь.
Но Александр Киреевич не сдавался, искал и искал саженцы для северных широт. И нашел.
***
Приехал как-то в их город Пушкинский плодопитомник. Когда-то там существовал целый институт по селекции, но в годы перестройки все отечественное подверглось критике и недоверию. Чего выводить, когда на Западе все давно выведено и деревья и ягоды, та же пшеница. Урожаи – не чета нашим. Яблоки год хранятся и не гниют. Все так, но забыли господа критики, что в такой огромной стране, как Россия, одних часовых поясов, аж девять и что хорошо растет в Германии или Франции, расти в России не будет. Зоны климатические разные, разные почвы, в конце концов разное солнечное освещение. А морозы, влага или засуха. Все нужно учитывать. Но тогда казалось, что ученые в России зря хлеб проедают и разогнали больше половины научных учреждений. Попал под сокращение и Пушкинский сельхоз.институт, известный своими работами по районированию и селекции не только пшеницы, ржи, но и плодово-ягодных деревьев. Ученых разогнали, но потребности в саженцах остались. Новые русские, захотели свои виллы обсадить диковинными деревьями, как на Западе, а те нет, не приживаются, гибнут. Тут стали искать своих умельцев разводить сады и парки. И хоть с опозданием, но работа по селекции медленно, но возобновилась. Александру Киреевичу повезло, ему встретился бывший ученый с Пушкинского института. Он то и просветил, что и как следует сажать. Так появились в саду Александра Киреевича совсем невзрачные, кривоногие деревца, из Вологодского питомника, того же Пушкинского, и из чудом сохранившегося местного, о котором власти давно забыли и крест поставили. Но сотрудники, с десяток человек, энтузиасты, создав свое ООО продолжали работать, выращивая саженцы местных сортов. Так и пошли посадки вокруг дома Александра Киреевича.
Жена ругалась:
- Какие-то совсем хилые деревья посадил Саша. Да разве такое дерево вырастет?
Александр Киреевич молчал, продолжая свое дело. Кажется и участок-то десять соток, но посаженные в одном месте деревце почти гибло, а пересаженное за два-три метра рядом, росли хорошо. Все как и у людей: - думал тогда Александр Киреевич. С плохим соседом не ужиться, сам убежишь или в тяжбах погрязнешь. Как тут не вспомнить Николая Васильевича Гоголя с его знаменитой «ссорой». Дерево тоже оказывается любит, чтобы с ним были друзья, а не враги. Удивительно, но оказалось, как и люди деревья прощают все, даже не очень благоприятную почву, и отсутствие постоянного ухода, но вот к времени посадки или соседей, относятся более всего заинтересованно.
Кстати, о времени посадки. Вторым невольным консультантом, стала давно уже умершая бабушка Таня. Сашка был любимым внуком бабушки, и она старалась посвятить его во все, что знала и умела сама. Жила она неподалеку от их полустанка, всего в 10 километрах, в районном поселке Сосновка. Песок вместо почвы был в ее огороде, но бабушка Таня умудрялась, кроме картошки растить великолепную капусту, брюкву, огурцы и невиданные в то время томаты, или как зазывали их в народе помидоры. И это без всякой пленки или остекленных рам. Слово парник, тогда означало нечто другое. Набитый навозом и торфом сруб из дерева, куда сажали рассаду и все. Рассада вырастала, и ее высаживали в обычный грунт, а парник отходил под огурцы или помидоры. В период весеннего ненастья и дождей парник накрывался досками с края на край, а сверху на них клали длинные домашние половники, которые и защищали рассаду от заморозков или холодных дождей. Стеклянные рамы и пленку придумали гораздо позже. Стекло по тем временам стоило так дорого, что не все окна в домах были застеклены, не до парников. Бабушка Таня умела каждому растению найти свое место. Что ни посадит все растет: земляника, ежевика, малина и, конечно же, северный виноград, крыжовник сладкий и крупный, как настоящий южный. А еще бабушка Таня выращивала огромных размеров тыкву и турнепс на корм коровке Сиротке. Маленькая буренка, размером с крупного теленка в летние месяцы надаивала полтора ведра молока, абсолютный рекорд в той местности. Главное, считала баба Таня, для растения – вовремя посадить.
Помню дождливый весенний день и бабушка Таня, что-то колдует на грядках.
- Баба Таня, чего под дождем-то мокнешь. Завтра посадишь – кричит соседка.
- Завтра, не сегодня и урожай будет завтра, в следующем году, а я хочу в этом собрать.
- Ну ты, баба Таня, даешь. Что за день-то изменится? – не унималась соседка.
- Все. Яичко дорого в Христов день, а зерну и саженцу подавай свою погоду… - прибаутками отвечала баба Таня.
Я стоял рядом, наблюдая за их перепалкой, не удержался и спросил:
- Как, бабушка найти свою погоду?
- А вот так внучок. Капуста любит, чтобы ее сажали в дождик, цветы в хорошую погоду, саженцы лучше ранней весной, как почки набухнут, огурцы в туман, помидоры в тепло устойчивое. А землянику, малину - осенью разводить, куда ткнешь там и расти будет. Не приучай к жирной почве, а то вся сила в ствол пойдет. Дерево само должно себя содержать. Помогать нужно только пока молодое: летом полей, не ленись, лишнее ведро воды обернется десятком килограммов урожая. Пересаживать деревца можно и осенью: корни главное не поранить, притоптать сырой землей и все. И никогда не поливай. Дерево посаженной во время, само о себе позаботиться. Если корень здоровый, обязательно даст всходы. Ну, а если хворое, сколько не поливай, сколько не удобряй, так и будет маменькин сыночком расти. Чуть, что болеть начнет, а иногда вымахает выше крыши, но плодов-то нет. Так пустоцветом и будет жить, пока не спилят. Александр Киреевич вспомнил уроки бабушки Тани, когда сам принялся разводить сад.
Но саженцы, как и дети: внимания требуют, от зачатия до совершеннолетия. Следить надо в оба. Иначе тля какая-нибудь на листья нагрянет, прозевал и нет дерева. Так и у людей. Недосмотрел, недосуг, глядишь стиляга вырос с персингом в губе или ухе. Понятно мода. Но когда мода становится смыслом жизни, особенно мужчины – плохо. Самый модный, самый привлекательный или как сейчас принято выражаться сексопильный мужчина это тот, кто женщину не даст в обиду, место уступит в метро и матом не обругает. Он вспомнил, как бабушка Таня рассказывала, что ее рано умерший муж Афанасий Никитович, с первой мировой пришел с тремя Георгиевскими крестами, силы были необыкновенные, быка заваливал ударом в лоб, но матом никогда не ругался. Считал это дело мелких лавочников, пьяниц и лодырей. Так и говорил:
- Мат к месту прикладывать надо, а без места, для связки слов – одни мазурики ругаются.
Сам Александр Киреевич, как мог воспитывал своего сына в мужских традициях их семьи. С ним и в лес, и на охоту, и на рыбалку летом и зимой. Подрос – научил топор в руках держать, как когда его самого отец учил. Но время, в которое рос молодой человек, стало сплошным безвременьем – перестройки. Не просто было удержать парня в русле. Но прививка, сделанная трудом, порядочностью сделала свое дело. Вырос настоящий парень. Бог дал ему талант, но где применить его, когда новой родине требовался не талант созидателя, а разрушителя, сыграло злую шутку. Ушел в себя, потом женился, двух внуков подарил, хорошие парни растут, крепенькие, смышленые. Да вот оно так все в жизни и происходит: если сильно хочешь, значит рано или поздно оно будет. Также с садом.
Медленно, но встали деревца, начала расти, из кривеньких превратились в сильные, взрослые деревья с огромной кроной. Вот и плодов народилось столько, что не знаешь, куда девать море яблок. На вкус ядреные не сладкие и не кислые, но ароматные и главное не жесткие при еде. Возьмешь яблоко, а в руках словно маленькое солнышко сияет красно-желтыми румяными боками, шелковистое и маслянистое, как бы воском покрытое, и без единой червоточинки. Чудо, а не яблоко. Пришла дочка с внуком, тому уже скоро четыре годика будет.
- Деда, деда, чего так яблок много, куда их столько? – говорит внучок, трогая яблоки ручками.
- Тебе в детский садик отдадим, себе на зиму оставим. Придет Новый год, а у нас в подвале свои свежие яблоки будут лежать, бабушка намоет и на стол подаст или пирог с яблоками испечет.
- Правда папа, куда тебе столько яблок? Никогда не думала, что эти палочки яблонями станут, - вторит дочка, удивленная обильным урожаем.
- Стали, стали, дочка. Терпение и труд – вот и весь секрет.
- Да рука у папы легкая, - вмешивается в разговор жена. – Ты бы видела, как он их садил. Ямку чуть выроет, корни опустит и зароет, ногами землю притопчит, палочку поставит, привяжет и все.
Александр Киреевич смеется. Все, да не все. Просто видится, да сложно раститься. Вон ты какая красавица у меня вымахала, да и внука такого нам родила. А все почему? Мы с мамой каждое лето тебя то в деревню на молоко, то к морю с братом возили. Вот и результат. Мать, то тебя в пять лет вышивать научила, а ты чего внука к делу не приучаешь?
- Мал, еще, папа, пусть побегает. Жалко же.
- Жалко! Жалеть надо сирот или убогих, говорила мне бабушка Таня. Чего такого парня жалеть.
- Время не простое. Мало ли, что? - возражала дочка.
- А когда оно простым-то было?
- Не дури, а воспитывай, как надо,трудом! Пойдем внучок, возьмем лесенку, будешь деду помогать, яблочки снимать. Будешь?
- Буду, буду деда – радостно побежал по дорожке впереди него внучок. Ну вот, а ты говоришь рано. Самое-то. Как каждому яблоку, так и ему свое время. Сейчас ранние снимем, а потом зимние. Вот оно и будет порядок.
- Папа, а где ты столько времени берешь, чтобы все успеть? Это же сколько нужно труда, терпения каждую яблоньку обкопать, обрезать. Смотрю, всю весну опрыскивал. Не легче ли купить на рынке? Ты известный ученый врач, мог бы людям больше внимания уделять. А ты сад, да сад.
- Дочка, мечту нельзя купить. Ее можно только реализовать. Иногда жизни не хватит, но вы продолжите…
Мы с матерью построили дом, вас, детей родили, внуков дождались и сад развели, настоящий, не бутафорный. И вот они внуки, вот они яблоки. Разве это не самое важное в жизни? Легко мечтать о счастье, не просто его создать. Так то, дочка.
И дед с внуком пошли снимать свои любимые яблоки.
- Какие большие дедушка – кричит внучок, показывая на огромное яблоко.
- Срывай, только осторожно и клади в корзиночку. Не кидай, иначе испортится.
- Чего испортится? – не понимает внучок.
- Ну если ты игрушку кинешь, она испортится, так и яблоки.
- Понял, дедушка.
В Новый год в доме Александра Киреевича на самом видном месте стояли две хрустальные вазы, наполненные ярко-красными и золотистыми яблоками. Аромат осеннего сада витал во всём доме. Вот бы развести везде сады. На всей земле на Марсе, Луне и даже Венере. Это сколько бы они людей сделали счастливыми, накормили и напоили страждущих? -подумал в те минуты счастливый человек, профессор Серегин. И он верил,что это когда-нибудь случится. А Вы?