Цена вечной жизни Лина Бендера, продолжение

Лина Бендера
.                Глава 3
                «… ШАГ ВПЕРЕД,  ШАГ НАЗАД…»

                Х                Х                Х

  Доктор практической магии Катыгов пришел на следующий день.   С ним явилась молодая женщина лет тридцати с небольшим, которую он представил ассистенткой Тамарой.  Серафину несколько смутил  их визит ближе к вечеру, когда в отделении остались только дежурный врач, без надобности не казавший носа из ординаторской, да пара сестер на постах.  А ещё ее удивило странное одеяние Тамары, с головы до ног облаченной в черное.  Драгоценности на ней тоже имели черный цвет – зловещее сочетание камней с золотом.  Серафине сделалось не по себе.

- Нашла все-таки денег? – спросила у нее изумлённая Валентина, усомнившаяся в успехе задуманного мероприятия, едва увидела гостей в палате.

- Нет, они даром, - отрицательно покачала головой Серафина, спешно выбежавшая за водой и чистыми пеленками.

  Словно нарочно больную угораздило обмараться, и девушка испытывала страшную неловкость перед важными посетителями.

- Да-а-аром?! – поразилась Валентина. – Не ври уж!  Это же «Катыгов и Компания», их объявления в каждой газете мелькают.  За просто так они и за ухом не почешут.  Впрочем, не докладывай, раз не хочешь!

- Я тебя не обманываю.  Посуди сама, откуда мне взять денег? – с досадой воскликнула Серафина.

- Постой!  Погоди, - Валентина схватила юную подругу за рукав и насильно повлекла в сестринский угол, к столику. – Ты сядь, послушай, что я тебе скажу, старая да опытная.

- Ну, какая ты старая? – слабо улыбнулась Серафина. – Мне быстрее нужно, люди же ждут!

- Подождут, а нет, так уйдут, может, оно и лучше обойдется.  Я тебя почти на десять лет старше, кое-кого повидала, в том числе и контингент подобный.  Недаром с училища при больницах кручусь.  И, честно тебе скажу, не очень-то им доверяю.  Особенно сейчас, когда этой братии развелось немеряно, не отличишь, где настоящий, а где шарлатан.

- Не похожи они на шарлатанов, - возразила Серафина.

- Вот это-то еще хуже!

- Не понимаю!

- Жаль, если поймешь поздно.  Но запомни, задарма они не работают.  Признавайся, что у тебя в заначке – машина, квартира, дача?

- Ничего, кроме однокомнатной «хрущобы», да участка с фанерным домиком, и те принадлежат институту, где тетя Клава работала.  Ещё лет десять участком пользоваться, но ни подарить, ни продать нельзя, а квартира ведомственная.

- Значит, им понадобилась ты сама.  На девственность сейчас большой спрос, особенно у сатанистов.  Недавно в «Криминальной хронике» писали о притоне, где сектанты приносили в жертву молоденьких девушек…

- Да ну тебя, Валь, что за мысли! – рассердилась Серафина. – Солидные люди, порядочные, а ты – девственность в жертву.  Тьфу!

- Да пойми ты, глупая, ничего даром не дается, неужели еще на собственной шкуре не прочувствовала?  Это их бизнес, а не благотворительный базар. Понимаешь?  Они с денег, которые им платят пациенты, живут так, как нам с тобой и не снилось.  Думаешь, жалким больничным кабинетом у них дело ограничено?  Просто тут страждущие под боком, смертность огромная, и падких на сладкое слово пруд пруди.  Ведь пациент, он что?  Ему палец протяни, он и ухватится, а родственники последние деньги выложат.  Все с себя снимут и отдадут.  Хорошо, если они шарлатаны, а если…

- Нет, не шарлатаны они, и с меня им вовсе нечего взять, - резонно возразила Серафина. – И потом, ты не допускаешь у людей сострадание к ближнему, наконец!

- Ну-у… - изумленно протянула Валентина.

- Извини, я побежала!

  Девушка торопливо махнула рукой и метнулась в палату, не услышав, что крикнула вслед сестра.  Посетители издали рассматривали больную и вполголоса переговаривались.  Серафина быстро привела в порядок постель и убрала следы приключившейся неприятности.  Тетушка отчего-то забеспокоилась, заметалась, со стонами перекатывая по подушке всклокоченную голову.  Катыгов с ассистенткой заспешили, расставили вокруг ложа зажженные свечи с железными рамками и принялись ворожить – иного слова Серафина подобрать не сумела, наблюдая странные пассы руками над изголовьем больной.  Непонятное беспокойство глодало девушку.  Ей казалось, свечи и рамки образовали невидимый простому глазу коридор, по которому непрерывно перемещаются бесформенные темные тени, но приписала увиденное крайней степени усталости.  Последние три дня выдались особенно беспокойными.

  Дальше с тетушкой стали происходить странные метаморфозы.  Сначала задергалась одна ее щека, потом задрожал подбородок, и лицо вдруг исказила немыслимо злобная гримаса.  Серафина в ужасе шарахнулась от койки.  Больная напоминала одержимую бесом.  Неведомая злая сила корежила и ломала ее изнутри, постель ходила ходуном.  Не обращая внимания на опасное буйство пациентки, доктора продолжали интенсивно водить руками, а по ставшему отчетливо видимым коридору прибывали толпы бесформенных теней.  В палате стало трудно дышать.  Забеспокоились больные по соседству.  Испугавшись, Серафина хотела предупредить докторов, но Катыгов осторожно наступил ей на ногу.

- Все в порядке.  Пациенты часто бьются в судорогах во время сеанса.

  Тут тетушка испустила оглушительный гортанный крик и рывком поднялась с ложа. 
Племянница инстинктивно бросилась ее поддержать.  Широко раскрытыми, неестественно пустыми глазами больная обводила палату, упорно сопротивляясь попыткам уложить ее на место.  Все способные шевелиться пациенты вытянули шеи с подушек и жадно наблюдали за происходящим.  Свирепая ухмылка, не свойственная Клавдии Семеновне при жизни, исказила черты ее лица.  Молниеносным движением она вытянула руку и схватила племянницу за горло, отросшими ногтями впившись в тонкую кожу на шее.  Тамара испуганно охнула и опустила руки.  Один Катыгов не растерялся и, вывернув безумной запястья, освободил девушку от захвата.

- Тебе же было сказано, не подходить близко при сеансе!

  Подобного факта Серафина не помнила, но промолчала.  Приложив к окровавленной шее полотенце, она опрометью выскочила из палаты, и в коридоре едва не сшибла Валентину.  Изнемогая от любопытства, та подслушивала под дверью.

- Ох, что делают, что делают!  Танталов с меня шкуру спустит!  Да у меня от страха чуть штаны не мокрые, - запричитала медсестра.

  Между тем, завершив сеанс, Катыгов с ассистенткой собрались уходить.  Опасливо заглянув в палату, Серафина с удивлением и нескрываемым облегчением увидела тетушку уже не лежащей, а сидящей в постели.  Пристальным, но бессмысленным взором больная водила вокруг, ни на чем долго не задерживаясь.  Товарки на соседних койках завистливо вздыхали и перешептывались.

- Болит шея? – сочувственно спросил Катыгов. – Запомни, больные с помраченным рассудком непредсказуемы.  Когда сможешь к нам прийти?

- А это обязательно? – откашлявшись, хриплым от волнения голосом спросила Серафина.

  Еще ей хотелось поинтересоваться, отчего у больной совершенно идиотский вид, но язык не повернулся.  Показалось, Тамара смотрит недовольно и подозрительно.

- Конечно, зачем откладывать?  Начнем первичный курс обучения.  Возможно, скоро ты сама сумеешь продолжить лечение тети.

  Последние слова доктора Катыгова рассеяли пусть не все, но некоторую часть сомнений.  Она со вздохом поинтересовалась:
- Куда нужно прийти?

  В палате сохранялась тяжелая и душная атмосфера, но едва убрали свечи с рамками, коридор исчез.  У неё мелькнула паническая мысль отказаться, пока не поздно, от сомнительного лечения, но Катыгов достал блокнот и, черкнув несколько строк, вырвал листок.  Серафина взяла адрес и проводила докторов до дверей.  По возвращении вид больной прибавил ей оптимизма.  Тетушка свободно сидела в постели и шевелила губами, пытаясь что-то сказать, ее щеки и подбородок потемнели от напряжения, с губ сорвалось короткое, но непонятное слово.

- Поразительно! – изумленно прошептала девушка.

  Вечером того же дня и утром следующего ее раздирали мучительные сомнения, сменявшиеся надеждой, когда она смотрела на заметно посвежевшую больную, а затем вновь возвратились прежние страхи.  У тети Клавы начала расти борода.  Решив, что тетушка испачкалась, Серафина намочила губку и принялась тереть ей лицо, но тотчас ойкнула и отдёрнула руку, разлив воду и уронив мочалку.  Больная пребольно укусила племянницу за палец.  Щетина пробила кожу и густо кустилась, как у давно не брившегося брюнета мужского пола.  Серафина едва не свалилась на пол поверх миски и губки.

  Она почти не спала, хотя ночь прошла на редкость спокойно, а обычно приходилось вставать по различным нуждам каждые два - три часа.   А под утро Серафина заметила очередную странность, вкупе с отросшей бородой выглядевшую до жути пугающе.  С вечера тетя лежала тихо, глазея по сторонам, и поначалу бессмысленный взгляд постепенно обретал проблески разума.  Рядом с ней Серафина чувствовала себя неуютно, ночью устроилась на диванчике в коридоре, а теперь, содрогаясь от беспричинного страха, остановилась поодаль от койки, не решаясь приблизиться и с ужасом  рассматривая судорожно шевелившиеся пальцы больной.  Так сжимает и разжимает кулаки несдержанный человек, охваченный приступом неистовой злобы, и в ненависти готовый на все.  Пораженная совершенно новым выражением лица тети Клавы, непохожим на прежнее, доброе, с веселыми лучиками - морщинками у глаз, Серафина отступила на шаг и позвала ее по имени.  Та никак не отреагировала.

 Создавалось впечатление, она не узнает родную племянницу, и со дна глубоко запавших глазниц исподтишка косится чужое, враждебное, до краев полное звериной свирепости неведомое существо.  Впечатление довершала черная пиратская борода, с поразительной скоростью оккупировавшая получившую разбойничье выражение физиономию.

  Пока Серафина размышляла, каким образом ухитриться сменить простыни, больная откинулась на подушку и вроде уснула.   Во всяком случае, не помешала вытянуть мокрую простыню и перестелить чистое белье.  Но не успела девушка разогнуться, как получила от любящей тети пинок босой пяткой в живот, и едва удержалась на ногах.

- Клавдия Семеновна! – намеренно громко позвала ее по имени. 

  И снова никакой реакции.  У Серафины накопились неотложные дела по работе, в противном случае, понаблюдав за поведением больной, пожалуй, отправилась бы каяться к Танталову. 

Но в кладовой дожидались ведро со шваброй и целый этаж немытых полов.  Уходя, она настороженно прислушалась.  С койки доносился звучный, мало похожий на женский храп…

  Потом, много позже, Серафина не раз вспомнила дружеское предупреждение медсестры Валентины и мудрую пословицу о бесплатном сыре в мышеловке, и проклинала собственную глупость и легковерие. И не только.  Пожалуй, последнюю точку в ставшем роковым  решении поставило страстное желание, хорошо знакомое тем, у кого близкий человек находится при смерти.   Кто любыми путями, не постояв за ценой, стремится обойти неизбежность, потеснить во власти  неумолимую Судьбу и вырвать у нее сколько-нибудь лет (месяцев, дней), которые обреченный проживет вопреки чьей-то неведомой, но непреклонной воле, уже подписавшей не подлежащий обжалованию смертный приговор.

                «Шаг вперед, шаг назад – и расстрел за побег.
                Жизнь со смертью сплелись в единеньи.
                Вновь качнулись весы, чаши тонко дрожат…
                Как легко сдаться в плен наваждений!»

  Серафине казалось, она запомнила эти странные строки дословно, но…  что-то изменилось.  Те, первые звучали предупреждением.  Сегодняшние констатировали свершившийся факт.  Но не только это беспокоило ее.  Серафина свято верила в сны, умела их разгадывать, но увиденный недавно не могла привязать ни к чему конкретному, беспокоясь по данному поводу гораздо больше обычного.  А тут еще эта борода – результат некомпетентного лечения неумелых целителей!  Разве все случившееся – во сне и наяву, - как-то связано?

  Нельзя сказать, что Серафина являлась убежденной атеисткой, но и религиозным ее воспитанием никто не занимался.  Конечно, она знала: где-то существует нечто или некто, имеющие значение для посещающих церковь и соблюдающий посты.   Но в чём заключаются функции и полномочия этого НЕКТО (возможно, самого Господа Бога), она всерьёз не интересовалась, поглощённая собственным увлекательным миром, особо не задумывалась над сложными философскими вопросами.  А в данный момент ее интересовало здоровье тетушки, и только. И она готова была использовать малейшую возможность, сулившую надежду.  Из разговора с Катыговым вынесла то, что подкрепляло  соображения по данному поводу, и постаралась отринуть противоречия.

  Многое поняла Серафина, но гораздо позже, когда у нее появилось достаточно времени для размышлений и сложились обстоятельства, заставившие посмотреть на себя и людей иными глазами.  А сейчас ею владело единственное желание – спасти тетушку, пусть даже вопреки неизбежности.  А если не удастся, то хотя бы попробовать, чтобы потом с чистой совестью сказать себе: «Я сделала все, что могла!»


                Х                Х                Х

   Итак, ближе к вечеру, закончив дела в больнице, Серафина оставила сердито бубнившее под одеялом существо, ставшее больше похожим на бандита с большой дороги, какими их описывали классики любимой русской литературы, чем на дорогую сердцу тетушку на попечение ворчавшей Валентины, и поспешила домой переодеться перед ответственным визитом.  Ей не терпелось задать Катыгову естественный в создавшемся положении вопрос относительно приключившихся с больной совсем даже не естественных перемен.

  Сначала она внимательно изучила адрес.  Несколько торопливо набросанных на глянцевом листке слов ни о чем не сказали.  Правда, название «Салон практической магии» вызвало мимолетную улыбку.  Не вязались между собой исключительно светское слово «салон» и отдающая средневековьем «магия».  Ну, какая магия в салоне?  Разве это развлечение для праздных и любопытных?  Или дань моде?  И ее почерпнутые из книг понятия давно устарели, а люди от большого ума изобрели новый лексикон, придав нетрадиционное значение хорошо известным словам?

  Пожав недоуменно плечами, Серафина повертела в пальцах бумажку и сунула в карман.  Не лучше ли пойти и самой разобраться, а потом, смотря по обстоятельствам, принимать решение?  Мысль о подстерегающей в случайных отношениях опасности не пришла ей в голову.  Она знала, где находится салон.  Недавно отстроенное высотное здание «Бизнес -Центра» располагалось на проспекте в престижном центральном районе города.  Там поблизости пересекались несколько основных улиц, образуя обширную площадку, с начала перестройки оккупированную разного рода дельцами и кооператорами.  Оттуда открывался великолепный вид на дом Советов и памятник вождю революции, величественно возвышавшемуся на фоне древней кремлевской стены.

  От Областной больницы до Заречья далеко, и намного проще сразу отправиться на проспект.   Но Серафине не хотелось идти в престижное заведение в затрапезном, насквозь пропитанном омерзительными запахами платье.  На необходимые приготовления ушло немало времени, и по улице она тащилась пешком, не сумев втиснуться в забитый до отказа транспорт, дорогой продолжая удивляться иллюзии катастрофического увеличения количества праздношатающейся публики.  В спокойные восьмидесятые время разделялось четко: дневное и часы пик.  Теперь с утра до вечера трамваи, троллейбусы и автобусы курсировали переполненными, и пассажирам среди бела дня приходилось брать двери штурмом, теряя пуговицы и сумки.

  В спешке Серафина мало оглядывалась по сторонам, нисколько не озаботившись   напряженным ритмом бурно кипевшей, ставшей странно суетливой, но без определенной цели для конкретных граждан жизни.  И только взяв на себя труд присмотреться повнимательней, могла бы заметить, как чудовищно изменился город вместе с жителями за несколько лет так называемой «перестройки».  У одних во внешнем облике появилось выражение деловое, хищное и страстно, если так выражаются, голодное.  Другие неуловимо для неискушенного, замыленного ежедневной рутиной глаза, болтались без видимой цели, угрюмые и приниженные, словно звание человека для них перестало звучать гордо.  Крылатое выражение классика литературы больше не касалось основной  половины граждан миллионного мегаполиса.

  Ровно в половине шестого вечера Серафина сидела у дверей, роскошно отделанных тонкой планкой из мореного дуба.  С некоторым замешательством обнаружила, что к назначенному часу пришла не одна.  В приемной ожидали четверо пациентов.  Не сочтя себя вправе соваться без очереди, Серафина уселась в уголке, с усмешкой отметив, что за одно право посидеть в великолепных, чёрной кожи креслах стоит заплатить изрядную мзду.  Если, по утверждению всезнающей Валентины, за лечение берут огромные деньги, то в стоимость приема входит все, вплоть до пропитанного ароматом дорогого освежителя воздуха.  Кстати сказать, ожидавшие в очереди дамочки производили впечатление если не элиты, то владелиц крупных банковских счетов - несомненно.

  Поудобнее откинувшись на приятно пружинившую спинку кресла, Серафина устало прикрыла глаза и задумалась.  Уют и комфорт располагали к дреме.  Навалилась свинцовая усталость, мысли начали путаться.  Впрочем, оно и неудивительно.  Долго ей не приходилось толком выспаться, вовремя поесть и умыться.  Ощущение собственной нечистоты стало почти привычным для нее, с детства приученной к строгому соблюдению гигиены.   Немалую роль играло внушение, но Серафине казалось, будто ее одежда, волосы, руки, тело насквозь пропитались отвратительными болезнетворными миазмами мочи, кала и лекарств, и респектабельные пациентки прекрасно это чувствуют своим изнеженным обонянием, и с брезгливостью на нее косятся.  Разумом понимала, что это ей кажется, но ничего не могла с собой поделать, и невольно поглубже втискивалась в кресло, стараясь никому не мозолить глаза.

  Сквозь тонкую дрему Серафина заметила, что дверь кабинета отворилась,  и вышла Тамара – снова в черном.  На полной фигуре как влитой сидел  экстравагантный брючный костюм, густо отделанный стразами.  Острый неприязненный взгляд ассистентки ожег ощутимо, и сонная одурь тотчас сошла на нет.  «Экая злокозненная тетка!  Интересно, из-за чего она на меня взъелась?»  Серафина заморгала и огляделась.  Оказывается, продремала она долго.  Пациентки успели разойтись, и в коридор высунулся Катыгов.

- Так ты пришла?  А почему не заходишь?

- Ну… неудобно было.  Люди пришли лечиться, - пожала она плечами.

- А жаль, - пропуская ее в кабинет, посетовал Катыгов. – Мне хотелось показать тебе работу с пациентами.

- Правда, жалко.  Но я не знала, - огорчилась Серафина.

  Ей очень хотелось посмотреть, чем отличается лечение других больных от вчерашнего лицедейства с неприглядными последствиями у постели тети Клавы.

- Кстати, я спросить хотела…  Ой, воняет здесь!

- Ничего, сейчас почистим.  От больных всегда идут ядовитые миазмы, даже если хворает не тело, а душа, - малопонятно пояснил Катыгов.

- А борода-то тут при чём? – не утерпела Серафина.

- Что?  Какая борода?!

  Пока он шуровал по кабинету со свечами и рамкой, Серафина с нескрываемым любопытством разглядывала роскошное убранство кабинета, напоминавшего, скорее, офис преуспевающего бизнесмена, нежели келью магистра.  Во всяком случае, вокруг не видно ничего отдаленно связанного с магией, как она ее понимала, в виде черных свечей или перевернутых распятий.  Самой черной из общего интерьера казалась Тамара, возвратившаяся уже одетой в черную норковую шубу, такую же шапку и одинакового цвета сапоги.  Ансамбль довершала глянцевая черная сумочка.  Серафина всерьез засомневалась в психической нормальности претенциозной дамочки и в нарочито устрашающих выражениях завершила рассказ о пиратской бороде.

  Ошеломленный Катыгов уронил рамку, неловко погасил свечу и упал в кресло.

- Вадим, ты скоро? – фамильярно поинтересовалась ассистентка, с неудовольствием буравя косым взором обосновавшуюся в другом кресле нежеланную гостью.

- Ты иди, а мы с Симой поработаем, обсудим сложности, - мягко посоветовал ей Катыгов.

- Пожалуй, я тоже посмотрю.  И про бороду, - она многозначительно посмотрела на Серафину, - про бороду особенно интересно.  Ничего подобного в нашей практике не случалось.  Я полагаю вмешательство вредоносных, связанных с некоторыми людьми сил, - с этими ядовитыми словами Тамара сняла и повесила за ширму шубку и шапочку.

- Вообще-то я тоже так думала, - мирно согласилась Серафина. – Борода, согласитесь, это о-очень странно!

- Это страшно, глупые вы женщины, и мы обязательно разберемся, в чем тут причина и кто напакостил, - жестко проговорил Катыгов. – Тамара, сядь и не мешай нам, а мы пока оставим в покое бороду и проверим Симочкины возможности.  А потом решим, по какой схеме выстраивать отношения.

  Он не отрывал пристального взгляда пронзительно – черных глаз от лица гостьи, отчего той сделалось досадно и не по себе.

- Надеюсь, не придется идти на кладбище и резать черную кошку? – пробормотала она, вспоминая страшные истории, слышанные от старух в деревне.

- Кто забил твою голову дурацкими бреднями? – возмутился Катыгов. – Настоящее Ремесло не имеет ничего общего с кладбищами и кошками.  Те, кто этим занимается, не ушли далеко от дикарей, танцующих у погребального костра.  Фотографии мы уже смотрели, теперь попробуем упражнения с Астралом.

- С кем? – ошеломленно переспросила Серафина.

- Надо же!  О кладбищах и черных кошках знаешь, а элементарного не слышала? – не удержалась от ехидной реплики Тамара.

- Может, где и видела, но не помню…

  У Серафины зародилась ошеломительная, не укладывающаяся в рамки разумной действительности мысль, но озвучить ее не решилась, вслух сказала другое:
- У нас в деревне живет колдунья, которая однажды взглядом остановила разъяренного быка, и он пошел за ней послушной собачкой.  Подумаешь, диво!  Лучше скажите, с бородой-то что?

  Не оглядываясь, на протяжении разговора она буквально физически чувствовала тяжелый, полный едва скрываемой неприязни взгляд  ассистентки, устремленный ей в затылок.  Чужая назойливая воля настойчиво пыталась подавить ее собственную, не давала сосредоточиться.  Тамара пакостила намеренно, сбивая с нужного настроя и мешая проявиться необходимым способностям.  Но, похоже, этим потолок ее данных и ограничивался.

  Воспитание не позволяло Серафине выругаться словесно, и она окрысилась мысленно, собрав волю в кулак и в воображении пиная соперницу то в бок, то в загривок.  Тамара недолго боролась, выпуская ответные шипы, но силы оказались неравными и, с пылающими щеками, схватившись за голову, ассистентка поспешно ретировалась с поля брани, оставив территорию за победительницей.  Катыгов наблюдал за поединком соперниц с ажиотажным интересом, потом удивленно спросил:
- Потрясающе!  Но как тебе удалось?  Хотя Тамара и не сильнейшая из нас…

- Да так, потолкала немного… я ее даже не била, - вживаясь в роль, насмешливо пояснила Серафина, бросила взгляд на настенные часы и заерзала в кресле. – Может, побыстрее начнём и закончим?  Я за тетю волнуюсь.  Вид у нее был очень странный, когда я уходила.

- Это недолго.  Хочешь сходить на экскурсию в ближний Астрал?

- Ну, если в ближний, то, пожалуй…

  Серафина уселась с удобством, коря себя за неуемное любопытство и легковерие.  Но отказаться было свыше сил.  Загадочное слово «астрал» манило и притягивало неодолимо, заставляя забыть тошнотворные житейские обязанности.  Вдыхая резкий аромат курившегося на блюдечке порошка, она внутренне замирала от сладостного ожидания и предвкушения чего-то недозволенного, недоступного простому смертному.

  Через несколько секунд сознание ее начало как бы раздваиваться, а лежавшие на голове тяжёлые мужские руки разомкнулись, оставив тело свободным, а дух неуловимым.  А затем обнаружила себя в том же кабинете, но не сидящей в кресле, а зависшей под потолком и наблюдавшей за манипуляциями доктора Катыгова со стороны.  Ее поразило новое ощущение легкости, полной невесомости во всем естестве.  Тяжелое плотское тело  осталось внизу.  Катыгов поднимал у него то одно, то другое веко, как у покойника.  Надо было бы вернуться, но уходить, ничего толком не увидев, Серафина теперь не согласилась бы ни за какие блага мира.  Подумав, что за тетушкину бороду Катыгову не грех и поволноваться, она решила обернуться быстренько, туда и обратно, и успела задумать место. И, подчиняясь некой неведомой силе, неодолимо влекущей освобожденное естество на широкие просторы пространства и времени, стремительно рванулась прочь из тесного и душного кабинета

     А затем обнаружила себя в том же кабинете, но не сидящей в кресле, а зависшей под потолком и наблюдавшей за манипуляциями доктора Катыгова со стороны.  Ее поразило новое ощущение легкости, полной невесомости во всем естестве.  Тяжелое плотское тело  осталось внизу.  Катыгов поднимал у него то одно, то другое веко, как у покойника.  Надо было бы вернуться, но уходить, ничего толком не увидев, Серафина теперь не согласилась бы ни за какие блага мира.  Подумав, что за тетушкину бороду Катыгову не грех и поволноваться, она решила обернуться быстренько, туда и обратно, и успела задумать место. И, подчиняясь некой неведомой силе, неодолимо влекущей освобожденное естество на широкие просторы пространства и времени, стремительно рванулась прочь из тесного и душного кабинета…