Греки.
На призывной пункт я припёрся к пяти утра, как было написано в повестке. Кроме меня к военкомату никто не пришёл. Полупьяные зомби начали подтягиваться минут через двадцать. Призывники и провожающие вели себя тихо. Видимо уже сил не было после проводов.
Погрузились в автобус и поехали через весь город с Петроградской на Обводный. Там, в концертном зале дома культуры располагался городской пункт, куда свозили тех, кто рвался отдать долг родине именно весной.
Зал, где сидели новобранцы, был большой, от шума и суеты похожий на улей. Гудели голоса. Кого-то стригли. Кто-то играл в карты. В дальнем от двери углу стоял стол. Там офицеры что-то писали, бегали туда-сюда, выкрикивали фамилии,
строили лысых бледных обезьян, ругались с ними и выводили периодически на улицу. Там весь этот зоопарк снова строили, пересчитывали, сверяли со списком и передавали офицерам-покупателям, а те увозили новобранцев в безымянные воинские части с пятизначными номерами.
У меня была длинная причёска а-ля Дюпапл. Моя гордость. Я сопротивлялся стрижке до последнего момента как Самсон.
Остригли меня уже в Павловске. Пал последний атрибут пассивного сопротивления системе. Нас привезли туда большой командой - человек сто двадцать.
Мой старший товарищ предупреждал перед призывом, что надо смотреть спокойно на необычные армейские штучки и быть готовым к сюрпризам. Небольших потрясений я всё же избежать не смог.
Первый шок я получил в обед. Забегание в столовую из строя в шеренге полусогнувшись надо испытать на себе, или видеть, чтобы понять - как это.
Рота! Садись! Приступить к приёму пищи!
Второй шок я испытал, увидев, как рядовой Орда ночью ссал в форточку, встав на две тумбочки, поставленные одна на другую. За этим занятием его поймал сержант, отвёл в туалет и дал Орде ****юлей. Орда вернулся расстроенный. Забрался в койку, громко посопел носом в подушку и уснул, забыв о ритуальной дрочке.
Третий шок - приёмный центр. От казармы до приёмного центра - полтора километра. В зависимости от настроения сержанта, это расстояние мы преодолевали разными способами. Самый приятный - вольным шагом с песнями. Каждый должен был пропеть какую-нибудь песню.
Слуха нет? Неебёт, пой как можешь!
Один переросток никак не хотел петь. Здоровенный такой очкарик после университета.
- Не умею, товарищ сержант.
Старший сержант Старков остановил строй, подошёл к очкарику вплотную, коротко двинул ему кулаком в диафрагму и тихо процедил сквозь зубы:
- Пой, сссука.
Серёжа всхлипнул и тихо заскулил на одной ноте:
- Я леплю из пластилина, пластилин нежней чем глина. Я леплюуууууу из пластилииина кукол, клоунов, собак....
- Громче, бляттть! Неслышу, мальчики! Ахуели, греки! Упор лёжа принять!
- Почему греки, товарищ сержант?
- Потому что греки, мальчики, самые выносливые люди!
Чего только не пели: частушки, арии из опер, немецкие марши, серенады.
Я пел ,,Солдаты группы Центр,,
... По вызженной равнине, за метром метр, идут по Украине солдаты группы Центр....
Мы эту песню всей ротой потом пели. Пока выучили, по совокупности, километров пять гусиным шагом прошли.
Когда мы подходили к ПЦ первый раз, ещё метров за двести начали прислушиваться. Из открытых окон здания неслись жуткие вопли. Сотня глоток изо всех сил орала, нараспев протягивая слова : ООКООЛОО, ЩААЩААНЕШАА, ЧЕЕЛООВЕЕЧК, ШААРООВААРАА.
Сердце учащённо забилось в груди. Вот черти, это что за экзекуцию придумали наши сержантики? Всё оказалось не так страшно, как выглядело со стороны - второй и третий взвод учили азбуку Морзе.
Азбука Морзе - на всю оставшуюся жизнь. Уже 25 лет прошло, а до сих пор помню - ыыненаадоо, чеелоовеечк, заакаатики.
Через пол-года мы сдали экзамены и приготовились ждать распределения по боевым частям. Наше гречество подходило к финишу и приближалось салабонство.
Куба, Сирия, Монголия, Новая Земля, Сахалин, Тбилиси, Мары, Кушка, Ашхабад, Кабул, Одесса. Были точки в Сибирской тайге, на Чукотке и ещё хрен знает где.
Прошёл слух, что залётчиков пошлют в Афган. Я сразу пошёл к Женьке в коптёрку. Коптёрщик - важная фигура. Он имеет доступ к информации. Кто владеет информацией - владеет миром©. Женька пообещал достать список афганцев. На следующий день он сказал, что я в списке. Кроме меня ещё трое.
Откровенно говоря, ехать в Афган в мои планы не входило в тот момент, и я попросил Женьку, чтобы при встрече с замполитом он намекнул, что у меня, ну, абсолютно нет мотивации выполнять интернациональный долг.
К моей радости - ехать в Афган вызвались два добровольца. Они сначала подрались между собой на штык-ножах, порезали друг другу хэбэ, а потом успокоились, прижатые к полу пятью сержантами. Меня и Желтухина из афганского списка вычеркнули. Добровольцев я мысленно поблагодарил от своего имени и от имени моей мамы и бабушки.