Через месяца полтора-два после выхода из партии Горин отправился в командировку в Ригу. Прилетел в воскресенье вечером и утром пошел на завод. В отделе реконструкции все слушали передачи из Москвы: обращение ГКЧП к народу и другие сообщения.
Интуитивно подумал, что это не надолго. Но, тем не менее, был встревожен – анкеты были в Вашингтоне, Горин ожидал вызова на интервью – все могло сорваться.
Все говорили о событиях в Москве очень осторожно, стараясь не выражать свое мнение: те, кто постарше, помнят сталинские репрессии, а молодые получили микробы страха с генами, с молоком матери.
Технические вопросы командировки были решены быстро и Горин с начальником отдела пошли к заместителю директора подписывать акт.
Подписание акта на законченный этап работы или на работу в целом – это целая наука. Руководитель, который должен подписать акт, всегда может найти какие-то недостатки в работе и не подписать его – поэтому очень много зависит от настроения, от взаимопонимания, от микроклимата в кабинете в момент подписания.
Заместитель директора ознакомился с документацией, сверил какие-то цифры, при этом он время от времени морщился и кривился, покрутил акт в руках и неожиданно спросил Горина: - А как Вы относитесь к ГКЧП?
Необходимо отметить, что он был русским, а большинство русских не одобряло политики Горбачева, которая вела к отделению прибалтийских республик и потере этой частью населения того статуса, который она имела раньше.
И, тем не менее, Горин сказал, что не одобряет действий ГКЧП и что Горбачев, к которому он относится отрицательно и считает неграмотным балаболкой, все-таки много сделал, хотел он этого или нет, для демократизации страны.
- А я поддерживаю ГКЧП, - сказал заместитель директора, не вступая с Гориным в полемику.
- Хрен с ним, с ГКЧП, но он же теперь акт не подпишет, - подумал Горин.
Решались судьбы страны, а для Горина в эти минуты главным было подписание акта. Он мысленно посмеялся над собой, вспомнив анекдот о том, как отреагировали люди разных стран на известие о близком конце света. Одни ринулись в кабаки, другие – в бардаки, а наши – на заводы: нужно было успеть выполнить план!
Но заместитель акт подписал, отдал Горину и, улыбнувшись, сказал:
- Посмотрим, что будет дальше. От нас ничего не зависит.
Под вечер Горин поехал в центр, посмотреть как ведут себя сейчас рижане. Хотя заводчане не советовали ему в это напряженное время гулять по Риге. Ничего особенного он не заметил. Правда, парень с девушкой, к которым он обратился с каким-то вопросом, не захотели отвечать ему, сказали по-английски, что не понимают русского языка.
Когда возвращался троллейбусом в заводскую гостиницу, высокий, изрядно выпивший парень лет двадцати пяти прицепился к Горину. Сказал: - Я тебя убью! Горин поинтересовался: - Сразу или когда остановка будет? Парень начал по-дружески обнимать Горина: - За смелость – люблю! Горин отстранил его. И тогда парень принял окончательное решение: убивать русских и евреев, причем, начать он решил с Горина.
- Вот так всегда, - подумал Горин, - он ненавидит и русских, и евреев, но начать он решил все-таки именно с меня, с еврея.
Горин вышел на своей остановке, а парень, видно, замешкался, не успел. Тем не менее Горин, хотя и сохранял спокойствие во время всего этого инцидента, пару раз оглянулся чтобы убедиться, что никто его не преследует.
Так что все обошлось благополучно. Только жалко было людей, стоявших рядом в переполненном троллейбусе: как же им, беднягам, было физически тяжело отворачиваться и равнодушно смотреть в другую сторону.
Во вторник Горин направился в аэропорт. Троллейбусы, трамваи, автобусы не ходили – бастовали. Пришлось нанимать частника, чтобы доехать во-время, не опоздать. С обеих сторон мостов стояли танки, на танках, скучая, сидели солдаты, читали газеты.
В среду, когда Горин вышел на работу, парторг спросил, не вернуть ли ему партбилет. Ефим отказался.
Парторг рассказывал, что многие бывшие коммунисты, которые, предчувствуя развитие событий и желая сэкономить на партвзносах, вышли без лишнего шума из партии в 1990 – 91 годах, в понедельник, после обращения ГКЧП прибегали за партбилетами и, так сказать, восстанавливались, оплачивая партвзносы за все прошедшие месяцы.
А через пару дней опять возвращали партбилеты, умоляя вернуть деньги.
И смех, и грех!