И пусть будет наш дом беспечальным,
Скрытым травой и густой листвой…
Б.Гребенщиков
Погода была шатенкой. Среднего роста, темные влажные глаза с жизнерадостным блеском, легкая походка и формы «а-ля Модильяни» делали свое дело – и сейчас, когда ей было чуть за сорок, многие, даже случайно встреченные, ею на жизненных перекрестках мужчины, в возрасте от 15 до 75 лет, провожали ее долгими взглядами, когда она проходила мимо.
В тот вечер Погода была теплая и мокрая, как впрочем, и всегда, когда она возвращалась после долгих прогулок по июньскому лесу. Ей очень нравились эти прогулки. Обычно она гуляла одна, ее шаги слышали сверчки, живущие в самых укромных лесных закоулках. Пока она шла неспешно, пробираясь между деревьями и кустами, медленно и глубоко вдыхая настоянный на травах воздух. Выдыхала она напротив коротко и практически бесшумно. Но стоило ей выйти на полузаросшую травой лесную тропинку, она словно с цепи срывалась- бежала куда-то что есть силы и при этом почти совсем не дышала, словно ей надо было успеть на важную встречу и не расплескать при этом липово-можжевеловый аромат, которым она была полна до краев.
Когда начинался дождь, Погода, останавливалась, ловила первую попавшуюся ниточку дождя и начинала уверенными, отточенными движениями сматывать дождинку в клубок. Клубок обычно получался плотным, тяжелым и ужасно вертлявым. Когда у Погоды уже не было сил его удерживать, она отпускала клубок на волю. Ударившись оземь с мокрым звуком «хлюп» клубок растекался парочкой разговорчивых, драчливых ручейков.
А если Погодой владело игривое настроение (настроению, кстати сказать, было чертовски приятно владеть ею), то она забавлялась превращением обычных молний, похожих на кровеносные сосуды, в молнии шаровые. Сотворив из одной «сосудистой» молнии штук двенадцать шаровых, и шаловливо подмигнув им, Погода заставляла шарики парить над своей головой в виде красивой сверкающей короны. Вдоволь налюбовавшись на свое отражение в придорожной луже, Погода по царски приподнимала левую бровь- это был знак к дальнейшим действиям. Молнии не секунды не мешкая послушно спускались вниз, повторяя плавные изгибы ее тела, забирались к ней под пятки, и, пощекотав их некоторое время, уходили в землю. После такого массажа ее тело некоторое время светилось тусклым перламутровым светом.
Натешившись вволю с молниями и ручейками, Погода решила, что пора возвращаться под крышу своего дома. Она знала, что дома ее уже ждут, причем ждут с нетерпением. Барометр, которого Погода ласкового величала Баром своим чутким нутром, всегда чувствовал малейшие изменения настроения Погоды, и уж конечно в такой день он не мог не навестить ее.
И действительно, как раз в тот момент, когда Погода играла с молниями, Бар приближался к ее маленькому, чистенькому беленькому домику с красной крышей, делавшей его похожим на аппетитный подосиновичек. Но в связи с тем, что домик прилепился к трем сосенкам у самого края леса, то фактически был подсосновиком. Войдя в дом, который, кстати, никогда не запирался, Бар развел огонь в печке, сел рядом с ним на старую, потемневшую от времени колченогую табуретку и некоторое время смотрел на огонь, думая о Погоде.
Через некоторое время ему стало жарко от этих мыслей и вдруг, словно очнувшись, он понял, что скоро явится долгожданная Погода, а он совершенно не готов к ее встрече и решил заняться чем-нибудь созидательным. Он неспеша направил свои стопы на крошечную, собственноручно расписанную Погодой разноцветными петухами и подсолнухами кухоньку. Заварив душистый травяной чай, он достал из своего рюкзака любимые Погодины лакомства мед, орехи и чернослив, разложил все эти нехитрые явства на кухонном столе, сел в кресло- качалку и с чистой совестью принялся читать Маркеса «Сто лет одиночества», поджидая Погоду. Дожидаться ее было просто невыносимо, тут не спасал даже Маркес. И, вот когда уже едва различимым остаткам его терпения пришел полный и безоговорочный конец, дверь распахнулась и на пороге появилась она - теплая, влажная, донельзя наэлектризованная, и такая желанная Погода. Вместе с ней в комнату ворвался запах сосновой смолы, цветущей липы и можжевельника. Бар обнял Погоду, шумно вдыхая ее аромат, жадно поцеловал в губы. При этом он так крепко прижимал ее к себе, словно боялся, что она вырвется из его объятий и убежит. Но Погода даже и не пыталась. И вот так, кружась в вихре поцелуев и сбрасываемой на ходу одежды, Бар с Погодой кое-как добирались до кровати.
Любовь, которая их охватила, стекала с кровати на пол, как лава по склону вулкана. Через некоторое время в комнате стало по колено любви, и никто не смог бы в тот момент войти в комнату, не замочив в ней ног. К тому моменту, когда любовь заполнила комнату до краев, ночь, силой своей темной тяжести, вытеснила, светлую легкость дня. И в этой, полной любви комнате, Бар с Погодой садились к столу и пили душистый травяной чай.