Никто не знает, что нам уготовано на завтра. Да что там – на завтра! На следующий час, на полчаса, на десять минут. Мы планируем свою жизнь, предвкушаем события или страшимся их. Мы твёрдо уверены, что завтра проснёмся и продолжим наш бег, решая проблемы и создавая новые. Иногда мы спохватываемся и молимся, чтобы поблагодарить небеса за спасение или попросить их о милости. Иногда…
Мы суеверны: в придуманных нашими предками знаках быта и суеты наивно усматриваем предупреждение беды или удачи. Но знаки – настоящие вестники судьбы – нам недоступны в силу нашей незрячести. А наша слепота происходит от безверия, скепсиса и невежества.
Супруги Козыревы собрались в отпуск. Нелегко, я вам скажу, в наши дни накопить сумму, достаточную для летнего отдыха на море.
Мария Семёновна работала кассиром на морвокзале, а муж её – Иван Демидович – столярил в одном частном предприятии. Много лет Козыревы не выезжали в отпуск дальше отеческой деревни Ивана Демидовича, что находилась где-то под Иркутском. Однако Мария Семёновна ухитрилась за три года отложить прилично, чтобы побывать на Чёрном море. Последний раз ей довелось отдохнуть на юге ещё девочкой вместе с родителями. Теперь ей уже было сорок пять, а Ивану Демидовичу – сорок восемь. Прожили они вместе двадцать с небольшим, вырастили двух детей, которые сейчас учились в институте.
Всё было в жизни Козыревых, как у обычной российской семьи – радости и беды, былая любовь и многолетняя привычка. Иван Демидович попивал, время от времени получая от жены взбучку. Много раз жена грозила разводом, но Иван Демидович каялся и винился. Мария Семёновна его прощала, они мирились, и жизнь продолжала течь дальше.
В аэропорт Козыревы прибыли рано. Мария Семёновна была из тех людей, которые, боясь опоздать, из дому всегда выходят с большим запасом времени. До начала регистрации рейса оставался ещё почти час, и Иван Демидович собрался погулять по зданию аэропорта, а его благоверная осталась сидеть с вещами.
– Пойду газетку куплю, – сказал Иван Демидович, отыскивая взглядом буфет.
Ничего не подозревающая Мария Семёновна попросила и ей принести чего-нибудь из кроссвордов.
– Чтоб в самолёте не было скучно, – сказала она, – мелочь есть?
Иван Демидович пошарил в кармане, кивнул и направился вроде как к газетному киоску.
Буфет он нашёл сразу, но вот незадача – на витрине значилось, что он временно закрыт по техническим причинам, а ближайшая закусочная находится на приаэропортовской площади и называется почему-то «Кентавр».
В «Кентавре» имелись столики для стоячих – пять штук. И хотя заведение это называлось закусочной, из закусок здесь мало чего было. По остальному ассортименту «Кентавр» правильней было бы назвать распивочной.
Иван Демидович взял себе сто грамм, маленький бутерброд с селёдкой и пристроился за одним из столиков. Кроме него в забегаловке находилось ещё два посетителя. Но они были вместе и никакого интереса к новому человеку не проявили.
Иван Демидович со смаком выпил полстаканчика, откусил кусочек и задумался. Летал он в жизни всего два раза. Первый – когда возвращался домой из армии, а второй – когда навестил своего брата в отсидке. Летать ему не нравилось, поэтому от брата он возвращался поездом. Брат отбывал срок под Владивостоком, а Иван жил в Орше. В поезде он и познакомился с Машей, проводницей своего вагона. А уже в следующий раз, когда Машин поезд вновь проезжал через Оршу, он ввалился к ней в вагон с букетом сирени и сделал предложение.
Девушка опешила от неожиданного визита, сердце её не выдержало такого натиска чувств, и она уступила.
От воспоминаний молодости Ивана Демидовича отвлёк новый посетитель, который встал за этот же столик. Видимо ему хотелось пообщаться. Он крякнул, привлекая внимание Ивана Демидовича, приподнял свой пластиковый стаканчик и кивнул, приглашая чокнуться. Они выпили, познакомились, затем разговорились.
Выяснилось, что новый знакомый Ивана Демидовича тоже не любит летать, но вынужден, потому что командировка. Летит он не в Сочи, а в Москву. Сам родом из Украины, а в Магадане живёт уже лет десять и тоже – как и Иван – перебрался сюда, когда женился.
Они взяли ещё по сто, разговор продолжился.
О, как приятно в пути встретить собеседника, с которым у тебя столько общих взглядов – на политику правительства, на воспитание детей, на цены, дороги, рыбалку, жён и начальство на работе. Время летит незаметно, так же незаметно опорожняются стаканчики. Сколько их уже выпито и сколько перекуров сделано!
Вначале Иван Демидович еще посматривал на часы, но потом как-то увлекся спором про оснастку для весеннего лова гольца и засолку кижуча на зиму. Потом его собеседник куда-то исчез, а сам он почему-то оказался в небольшой рощице сидящим на земле под ольхой. Видимо отлучился помочиться, сел на перекур, да и уснул.
Иван Демидович быстро взглянул на часы, охнул, почти протрезвев, вскочил и побежал в здание аэропорта.
Когда началась регистрация, Мария Семёновна встревожилась. Она предполагала (совершенно правильно) – куда мог направиться ее супруг, но не могла оставить без присмотра чемоданы, чтобы пойти и найти его. Внутри неё закипала ярость, и хотя регистрация еще только-только, Мария Семёновна уже паниковала. Билеты и паспорта были у мужа, поэтому она не могла даже сдать багаж. Она заняла очередь на регистрацию, попросила порядочную с виду женщину на минутку присмотреть за вещами, а сама помчалась по залу, отыскивая буфет. Потом повторила маршрут Ивана Демидовича до «Кентавра», но и там его не оказалось. Мария Семёновна сообразила спросить у буфетчицы – понятно о чём – и получила ответ: да, мол, был такой, да не один. Куда ушли, она не знает.
Когда регистрация уже закончилась и объявили посадку, Мария Семёновна сидела на том же самом месте возле своих чемоданов и беззвучно плакала. Она проклинала тот день, когда согласилась стать женой этого недоноска, она выстраивала речь, в которой объявит ему об окончательном решении развестись. Мария Семёновна испытывала настоящее горе: отпуск сорван (она не подумала, что улететь можно следующим рейсом с небольшой доплатой), она обманута, покинута, а впереди – процедура развода, раздела имущества и объяснения с детьми.
Когда закончилась посадка, и самолёт уже выруливал на взлётную полосу, появился Иван Демидович. Он бежал по залу с красным от натуги лицом и выпученными глазами, со слабой надеждой, что ещё не всё потеряно и вылет случайно задержат. Иван Демидович подбежал к жене, посмотрел на пустое место возле окна регистрации и всё понял. Он уселся рядом с Марией Семёновной, перевел дух и стал соображать, что делать дальше. «Надо пойти переоформить билеты на завтра, потом…». Он не успел додумать.
– Скотина, – Мария Семёновна на время перестала рыдать, – ты просто скотина.
Она встала, размахнулась и влепила мужу пощёчину. И тут её прорвало. Она начала кричать, снова заливаясь слезами и приправляя свой гнев сочным, душевным матом, пнула его по ноге, потом схватила за волосы и крепко дёрнула. На крик оборачивались, некоторые подходили поближе, чтобы выяснить – в чём дело.
Мария Семёновна, продолжая всхлипывать, упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.
Самолет уже оторвался от земли, начал подниматься в небо.
Потом, много позже, эксперты выяснят – из-за чего лопнула тяга руля высоты. Усталость металла дала микротрещину. Пилоты так и не смогли ничего сделать. Самолет не смог подняться выше сопки, не успел и отклониться.
Козыревы всё ещё сидели на своих местах. Мария Семёновна перестала всхлипывать, а Иван Демидович тупо смотрел в пол и, похоже, ни о чём не думал. По залу начали бегать люди. Сначала работники авиаслужб, потом пассажиры. Мария Семёновна поначалу не обратила внимания на странную суету, но затем услышала отрывочные слова и фразы «…разбился…», «…сочинский…». Толпа хлынула к выходу. Некоторые по дороге плакали. Видимо, это были провожающие, которые еще не уехали. Страшно закричала какая-то пожилая толстая женщина, упала и стала биться в истерике. К ней присел мальчик и, размазывая по лицу слёзы, всё теребил её за плечо, тихонько по щенячьи поскуливая, ничего не понимая, а лишь пугаясь необычности происходящего. Мария Семёновна встала и пошла к выходу. Она находилась в странной прострации: смысл случившегося доходил до неё медленно. Она смотрела на людей, на их лица и, почему-то, на причёски женщин.
Мария Семёновна вышла на улицу и тоже посмотрела в ту сторону, куда были направлены взгляды всех людей. Но за горами не было видно даже дыма. Теперь происшедшее, наконец, дошло до неё. Холодея от ужаса, Мария Семёновна вернулась к Ивану Демидовичу. Он все сидел, уставившись в пол. Видимо, алкоголь все-таки притупил его сознание, и, хотя он не спал, но и ничего не воспринимал из окружающего.
Она подошла и встала перед ним. Женщина смотрела на мужчину теперь уже спокойно и внимательно. Она смотрела на макушку головы, где в розовой проплешине блестели седые волосы и на припущенные, виноватые плечи. И вдруг ее осенило. В одну секунду до нее дошел смысл не только происшедшей трагедии, но чего-то большего, глобального. Она поняла всё! Христиане называют такой момент снисхождением духа, а даосы и буддисты – просветлением. Его ждут годами, десятилетиями, иногда – всю жизнь. Немногим счастливчикам удаётся его испытать. Что-то меняется в это мгновение в человеке, и мир для этого человека тоже меняется – раз и навсегда.
Жена упала перед мужем на колени. Она целовала его руки, что-то говорила, говорила и говорила, и снова плакала. Никто не понял бы, что бормочет эта растрепанная, с опухшими от слез глазами женщина, но думаю, это и есть молитва – во славу ли, в благодарность – та самая, которую мы иногда произносим . Иногда…