Люся очень гордилась своими украинскими корнями. Среди московских коллег, вечно живущих в сумасшедшем ритме, говорящих на правильном русском языке, работающих до ночи, а на завтра поздно начинающих новый день, Люся не стеснялась подчеркивать свой украинский говор, называть своей родиной солнечный город Львов, не скрывая готовности вернуться в рідну Україну в любое время – «аби тільки платили гроші». Но «грошей» во Львове ей платить никто не собирался, поэтому момент возвращения на историческую родину ограничивался лишь краткими летними отпусками.
Люся была старым волком нашей бухгалтерии. Когда ее спрашивали, почему она стала именно бухгалтером, она надувала свои пухлые губки и выстреливала в ответ: «Ну, не парикмахером же мне быть!». Из этого следовало, что после окончания школы у Люси были всего лишь две узкие дороги – в бухгалтеры или парикмахеры.
Бухгалтер из Люси и правда был толковый. Дама относилась к тому поколению финансистов, которые еще учились сводить дебет с кредитом без помощи умных бухгалтерских программ, вели вручную толстые гроссбухи, держали в голове шестизначные цифры и редко допускали ошибки. Люся до сих пор отказывалась выбрасывать свои засаленные деревянные счеты, изредко вынимая их из-под стола – с ними у нее «котелок варил лучше». Что скажешь – старая привычка.
Девочки в бухгалтерии любили и побаивались Люсю одновременно. Если она была «в настрої», из отдела доносилось громкое женское хихиканье, устраивались обеденные посиделки, намывались морды мужьям и любовникам, рассказывались анекдоты и обсуждались наряды.
Раз в три месяца, когда наступало время квартальных отчетов, Люся превращалась в настоящего монстра, с серым сосредоточенным лицом и сдвинутыми бровями. В ее голове шел интенсивный мыслительный процесс, и не дай Боже было не угодить ей в это время – могла и матом загнуть, и до края хрупкой женской психики довести. В такие моменты всё должно было функционировать, как исправно заведенные часики: копиры печатать, люди сидеть, не разгибаясь, над работой, папки с нужными отчетами множится с неимоверной скоростью. За всем этим следил зоркий глаз Люси. Самое главное – никто на нее из-за этого не обижался, так как профессионалам прощают многое.
Одним из гениальных качеств Люси считалось ее умение выколачивать деньги у должников. Среди наших клиентов попадались и такие, кто «по забывчивости» не перечисляли денег за продукцию в указанные сроки. И когда девочки уже выбивались из сил слать многочисленные факсы-напоминания и часами висеть на телефоне, пытаясь достучаться до горе-клиентов, в игру вступала Люся. Кто-нибудь из коллег обращался к ней с виноватым тоном: «Люсь, ты их не наберешь?». И Люся набирала. Она рывком хватала телефонную трубку, закатывала глаза к потолку, другой рукой подбирая нехуденький бок. На ее звонки почему-то всегда отвечали. Люсю очень нервировала долгоиграющая музыка на том конце провода, поэтому когда, как это водится в солидных компаниях, с ней мило здоровалась девушка-секретарь, Люся рявкала «Дайте мне главбуха!» Пытаться уследить за ее темпом речи в такие моменты было бессмысленно – Люся выплевывала слова автоматной очередью, грозилась строгими инстанциями и судами, шептала, стиснув зубы и сузив глаза, затем орала как фурия, не давая собеседнику ни маленьшего шанса вставить слово в свое оправдание. Затем с треском ложила телефонную трубку и покрасневшая возвращалась к работе. Максимум через три дня деньги были на счету компании.
Люсино отношение к людям было полярным и без средних состояний – она или любила, или ненавидела. И те, и другие чувства были несоизмеримо большими. И если проявлять свою симпатию дама не стеснялась, то холодные чувства скрывала, при этом объект её неприязни всегда о них знал и обходил Люсю семью околицами.
Мне повезло оказаться в числе первых. Как и я, Люся приходила на работу за час до указанного времени, варила для нас двоих крепкий кофе, раскладывала на столе пухлые бутерброды с толстым слоем масла и любила поговорить «за жизнь». Я часто вспоминаю именно эти утренние разговоры ни о чем и обо всем, когда в офисе не было ни души, а телефоны молчали, готовясь ровно в 9.00 зазвонить все одновременно.
Она умела поднять настроение хорошим анекдотом, сказать какие-то нужные слова во время очередного завала в работе, по-бабски высказаться о мужчинах и просто умно пошутить. Люсе можно было спокойно доверить свои женские страдания, пожаловаться на жизнь, хорошенько ругнуться матом, при этом не сомневаясь в том, что это останется между нами. В такие моменты она какое-то время молчала, затем хлопала меня по плечу своей тяжелой ладонью, громко вздыхая: «Ируся, а кому в этой жизни легко? Жить-то все равно надо»...
В те единичные случаи, когда меня сваливал грипп или обычная зимняя простуда, и сил прийти на работу не было, Люся звонила мне сто раз на день, давая указания, какие лекарства купить в аптеке, какой заварить чай и чем натереть свое заболевшее тело. Странно, но мысли сопротивляться этой жещине даже не возникало – я терпеливо выслушивала ее заботливое щебетание, обещала быстро поправиться и не грустить. Во всех моих бедах Люся винила мой нездоровый фанатизм в работе, вечернее просиживание за переводами, когда «все нормальные люди живут личной жизнью». Ее комментарии по этому поводу были длинными, но сводились примерно к одному: «Загибаешься ты, Ирка, на этой суке-работе, а толку-то - хрен!»
Как это сейчас модно, почти вся женская половина нашего офиса сидела на диетах, морила себя голодом, качая свои хилые мышцы в дорогих фитнесс-клубах. Всеобщее стремление к заветным 90-60-90 Люся просто презирала. Она уничтожающим взглядом смотрела на мой обеденный салат из огурцов и тоненький ломтик сыра и без зазрения совести заказывала себе в столовой тарелку борща со сметаной и внушительных размеров котлеты. Одним из ее любимых выражений было «Хорошей женщины должно быть много». Когда на повестке дня стояло обсуждение увеличения/уменьшения габаритов какой-нибудь известной женской персоны, Люся всё время молчала, затем вырывала из рук журнал с изображением объекта нашей дискуссии, тут же возвращала его обратно, вложив свое мнение в одно предложение – «ни сиськи, ни письки и жопа с кулачок». Мы про себя улыбались, но вступить с ней в спор по этому поводу никто не решался.
На выходных на Люсю снисходило кулинарное вдохновение, так как по понедельникам она приносила с собой на работу «настоящую украинскую еду», любовно упакованную в термосы и контейнеры. В такие дни мы дружно говорили своей совести «прости» и просто объедались ее галушками, львовскими колбасками и пампухами. Люсины рецепты записывались под громогласную диктовку и быстро рассходились в массы. До сих пор в моей кулинарной книге хранится люсин фирменный пирог «Черновчанка».
Раз в год Люся отправлялась в отпуск на Украину. Мы дружным хором бронировали для нее заранее билеты, советовали, что купить снохе и злюке-свекрови, смачо целовали ее три раза на прощание и уверяли, что будем скучать. Мы и правда скучали, потому что без Люси офисная жизнь текла слишком размеренно, без особых приключений и казусов.
Через три недели Люся возвращалась, загоревшая, поправившаяся, шумная и говорливая – и всё вставало на свои места. В ее первый рабочий день дела на полдня забрасывались – собравшись на кухне, мы выслушивали люсины тирады про отключение света на Украине, про душные вонючие поезда, в которых ей довелось ехать (а ведь столько денег за билеты было заплачено!), про бестолочь-сноху, у которой «руки растут из задницы», про красоты тамошней природы и выдавшееся жаркое львовское лето. Затем начиналась раздача гостинцев. Люся волокла в офис тяжелые сетки со зрелыми, вкусно пахнущими помидорами, салом с прослойкой, сухофруктами, семечками и купленными по дешовке рушниками с национальным узором. Мы благодарно принимали ее дары, сто раз повторяя: «Люсь, ну зачем столько хлопот?»
В этом была вся Люся: заботиться о людях, кормить их до отвала, прижимать к своей объёмной груди, громко смеяться до коликов, а если уж рыдать, то настоящим плачем Ярославны. Если работать, то быстро и без ошибок. Если гулять, то с холодной водкой и грубо порезанным салом на закуску. Ее жизнь функционировала по таким простым правилам, без глубокого анализа, без самокопания и укоров, что хотелось с ними соглашаться и принимать их.
Время неумолимо отсчитывает дни-месяцы-годы, а я не забываю эту полную добродушную украинскую женщину, умеющую искренне любить людей и идти по жизнь смеясь. Где ты сейчас, Люся?...