Узник и Кошка

Борис Крылов
               



       Кошка была самая обыкновенная, у нее была черная мордочка, черные спина и хвост, а грудка, брюшко и передние лапы – белые, задние тоже черные, но в белых «носочках». Она появилась весной, ранним утром, сидела на крыше землянки,  в которой жил Узник, и мяукала. Тогда она была еще котенком, худым и грязным. Узник позвал ее, впустил в свое жилище и дал кусочек хлеба. Этот кусочек  она почти проглотила и стала просить еще. Узник скормил ей остатки хлеба. Кошка наелась и стала обходить и обнюхивать углы землянки, потом запрыгнула на постель, легла и уснула. Узник затворил дверь, а чтобы Кошка могла выйти, приоткрыл форточку и ушел на работу в каменоломню.

       Вечером она встретила Узника на пороге, крутилась под ногами и опять просила есть. Узник приготовил ужин, накормил кошку, поел сам и занялся тем, чем обычно занимался в недолгое свободное время – поисками Истины. Как только он сел на скамью перед вкопанным в землю столом, Кошка запрыгнула к нему на колени, замурлыкала и стала поочередно давить на ногу передними лапами, до половины выпуская когти. Так делают маленькие котята, когда сосут маму-кошку, а у больших котят и взрослых кошек это означает, что им хорошо. Так они стали жить вместе, Узник и Кошка.

      Узник не был преступником и не отбывал наказание, точнее он был добровольным ссыльным, узником по контракту. Дело в том, что родиной Узника, да и почти всех узников Поселка, была Страна Дураков. В Стране  Дураков далеко не все были дураки, в ней было много умных, талантливых и даже  гениальных людей, но, тем не менее, жизнь шла по-дурацки. Вначале один из правителей задумал мировую революцию во имя всеобщей справедливости и затеял войну со всем остальным миром. Это вызвало необычайный подъем народного духа, но затея успехом не увенчалась, только истощила хозяйство страны, а заодно и весь народный дух.

      Следующий правитель задумал построить общество благоденствия в одной отдельно взятой стране, т.е. в Стране  Дураков. Это тоже вызвало подъем народного духа, и затея дала определенные результаты. Дело в том, что этот правитель очень любил кукурузу, а потому издавал указы по внедрению этой культуры по всей стране, даже за полярным кругом.  В тундре кукуруза не прижилась, но в южных районах давала хорошие урожаи, и скоро в стране появилось изобилие кукурузных хлопьев, кукурузных лепешек, кукурузного масла и кукурузной водки. Все бы ничего, но ассортимент изобилия  был уж слишком ограничен, а в соседних странах в это время без всякой идеи добились не меньшего благополучия, но с ассортиментом несравненно более широким. И скрыть это в век телеграфа, телефона и телевидения было невозможно. Народный дух опять упал, народ сетовал на приевшиеся кукурузные лепешки и все больше налегал на кукурузную водку.

       Последний правитель вознамерился поднять народное благополучие на основе рыночной демократии. Дураки с восторгом приняли идею и взялись за ее осуществление под девизом «кто не торгует - тот не ест». Очень скоро все торговали, но как ни странно, несмотря на изобилие магазинов, лавочек, базаров, лотков и торговцев товара становилось все меньше, да и тот покупали лишь для того, чтобы перепродать. В стране появилась давно забытая безработица, потому что разорившийся торговец мог стать только безработным. Чтобы не умереть с голода некоторые продавали себя или своих близких в рабство, или, в редких удачных случаях, заключали контракт и уезжали на работу за границу. Так Узник оказался далеко от своего дома в Великой Степи, и работал в каменоломне, хотя на родине был рыбаком.

     Поселок, где жил теперь Узник, был небольшим и состоял из двух бараков, десятка землянок и полусотни чумов. В бараках и землянках жили контрактные узники, в чумах – аборигены. Аборигены относились  к узникам благожелательно и воровали у них белье с веревок и картошку с огородов, которые узники пытались разводить. И узники, и аборигены работали в каменоломне. Каменоломня располагалась в часе ходьбы от поселка, и ее отвал – куча непригодных камней – возвышался над пологими окрестными холмами. Во все стороны расстилалась Великая Степь, в ней паслись овцы, маленькие лохматые коровы, некрупные головастые лошади и большие верблюды. Реденько стояли чумы аборигенов-скотоводов. Страна Дураков находилась на севере, но далеко, ее не было видно даже с отвала каменоломни.

     Поначалу Узник сильно тосковал, он не любил Степь, потому что привык к реке, тут же не было даже ручейка. Но здесь он имел работу, был сыт и получал зеленые квадратные монеты, которые в Стране Дураков очень ценились. Он решил честно выдержать срок контракта, а на заработанные монеты купить моторную лодку. С лодкой он смог бы пережить все новые идеи, которые неминуемо обрушаться в будущем на его Родину. В общем, он смирился со Степью, с работой в каменоломне, а чтобы не скучать в свободные вечерние часы, занялся поисками Истины. С появлением Кошки он еще более приободрился, теперь было о ком позаботиться и с кем поговорить.
Днем кошка или спала, или сидела на крыше землянки и караулила воробьев. Если удавалось поймать воробья, она убегала в землянку и с урчанием съедала его в дальнем углу под лежаком. Узник не одобрял кошкину охоту на птиц, хотя и Кошку винить не мог, ибо так было всегда. Но однажды, все-таки, отнял у Кошки еще живого воробья, когда та вздумала им поиграть. Узник отругал Кошку, а воробья выпустил. Воробей пострадал не сильно и смог улететь. Кошка обиделась и несколько дней игнорировала хозяина, не запрыгивала на колени, не ластилась и даже не просила есть. Но с этого времени охотиться на птиц перестала.

     Был между ними и еще один конфликт. Вечерами, когда Узник усаживался за стол, раскладывал бумаги и начинал логические вычисления, Кошка тоже запрыгивала на стол, смотрела на  появляющиеся строчки и лапой пыталась играть с шевелящейся шариковой ручкой. Обычно Узник просто ссаживал ее со стола, но однажды она так надоела, что он шлепнул ее по носу. Кошка спрыгнула со стола и… пропала. Узник искал ее по поселку, в окрестностях, спрашивал у других узников и аборигенов – Кошки никто не видел. Узник затосковал, он сильно привык к Кошке, и одному теперь стало совсем худо. Он даже забросил свои занятия по поиску Истины, реальная кошка оказалась важнее.
Но она вернулась, вечером, несколько дней спустя, как обычно запрыгнув в форточку. Узник попытался взять ее на руки – не далась, хотел погладить – увернулась, положил перед ней кусок мяса – не взяла. Улеглась на постель и поглядывала на суетящегося  хозяина полуприкрытыми желтыми глазами.
После этого случая Узник стал обращаться с Кошкой очень осторожно, боялся еще чем-нибудь обидеть. Но Кошка, хоть и не сразу, умела прощать, и со временем их дружба восстановилась.

      К осени Кошка заметно подросла, но будучи молодой, оставалась игривой как котенок. Вечером, когда Узник ходил по землянке, занимаясь неизбежными домашними делами, она пряталась под топчаном или столом, а затем выскакивала оттуда, становилась на задние лапы, цеплялась за ногу хозяина, и снова пряталась. Когда Узник подметал, она также набрасывалась на веник, а когда застилал постель – цеплялась за концы одеяла. Но если Узник садился за стол и писал, уже никогда не мешала, просто сидела рядом и смотрела. Еще у нее была любимая игрушка – заячья лапка. Лапку Узник  нашел на каменоломне, где лиса загрызла зайца. На солнце лапка высохла и превратилась в пушистый комок с  костью в середине. Кошка гоняла лапку по полу, а иногда приносила и клала перед хозяином. Узник подкидывал ее, Кошка прыгала, ловила на лету, роняла, гоняла по полу, потом снова приносила хозяину. Набегавшись и устав, она ложилась на полу, вытянув передние лапы перед собой, а задние откинув в сторону.

      Однажды вечером Узник, как обычно, сидел над своими формулами, Кошка мурлыкала у него на коленях, он гладил ее одной рукой и писал, почти не думая. Вычисление дошло до понятия «милосердие», но это было лишь промежуточное решение, и степень его достоверности очень мала, формула продолжалась в бесконечность. Он отложил ручку, задумался: в формуле очень много неизвестных, а может, упростить и взять самое главное? Он записал: «хаос – материя косная – жизнь – разум», и начал вычисления. Формула решилась необычайно быстро, результатом был «рационализм». Узник удивился, проверил вычисления, определил степень достоверности. Ошибок не было, а степень – высшая. Проверил еще раз – все точно. Тогда он вскочил, запрыгал по землянке и с криком «Эврика! Нашел!», размахивая листком бумаги, выбежал наружу. Он забегал в землянки, стучался в окна бараков и продолжал кричать «эврика». Собрались удивленные узники и любопытные аборигены.
      - Нашел! Я нашел Истину, - размахивая листком, смеясь и ликуя, объяснял Узник. – Все очень просто, мы должны преодолеть энтропию мертвого Космоса, для этого нам дан разум, мы можем обессмертить жизнь во Вселенной, в этом смысл, в этом цель, в этом – Истина. И когда мы исполним наш долг, мы станем всемогущи, как придуманные нами Боги.
      Но узники не разделяли его ликования, проверять вычисления никто не собирался, но само решение было столь банально, что вызывало скорее недоумение, чем восторг. А самый рассудительный сказал:
       -Даже если это Истина, то она все равно ничего не изменит в Стране Дураков, так что пользы от нее никакой.

    Узник перестал размахивать листком, умолк и замер, опустив руки. Он понял – коллега прав: «Истина сама по себе, а Страна Дураков тоже сама по себе. Истина ничего не изменит, и никому не нужна». Собравшиеся, посмеиваясь, стали расходиться, а Узник вернулся в свою землянку. «Они ничего не поняли, - думал он, - и, тем не менее, они правы».

     Полное фиаско с Истиной повергло Узника в уныние. Странным было то, что и он, и они были правы, но правы на совершенно разных уровнях: он на своем абстрактно-возвышенном, они – на реальном житейском. Теперь в свободное вечернее время Узник ложился на постель, закидывал руки за голову и ни о чем не думал. Кошка запрыгивала к нему на грудь, мурлыкала и поочередно давила передними лапами, наполовину выпуская когти. Но бодрствующий мыслящий человек не может не думать, и Узник стал мечтать. Мечты были разные, от обыденных до фантастических. Он представлял, как по окончании контракта вернется домой, починит свой домик и сделает специальную дверку для Кошки, чтобы она могла входить и выходить, когда вздумается. На зеленые монеты купит моторную лодку, и будет ловить много рыбы. На лодке же будет ходить в город и продавать рыбу на рынке за хорошую цену, а не сдавать за бесценок в «Госдурзаготрыбу», как вынужден был делать раньше. А потом на лодке отправится на Дальнее Озеро, просто так, для развлечения, и там будет загорать и купаться на мелководных теплых пляжах.

     Еще он мечтал, что оформит свои вычисления в виде ученого труда, выступит с докладом в университете и получит ученую степень магистра или даже доктора. О его открытии узнает весь мир, и он будет разъезжать по университетам разных стран, читать лекции и открывать людям Истину. Сытость, Кошка и мечты составляли теперь жизнь Узника. Прошла зима, близилось время окончания контракта, и наверно самые обыденные мечты сбылись бы, но в Поселок приехал новый надзиратель.

      Он тоже прибыл из Страны Дураков и оказался ярым самодуром. Самодурство в Стране Дураков почиталось за твердость характера и организационные способности, поэтому в начальство выбивалась именно эта категория людей. Впрочем, народ начальников другого типа и не признавал. Что еще интересно, любой неглупый подающий надежды житель, став начальником, тут же становился самодуром, и чем выше поднимался по служебной лестнице, тем больше дурел. Эта особенность жителей Страны Дураков давно и безуспешно изучалась жителями других стран. В конце-концов ее отнесли к загадкам дурацкой души и на этом успокоились.

    Новый Надзиратель не любил свою должность, ненавидел Степь, а узников презирал. Он надеялся отличиться, чтобы перейти в Управление каменоломен и поэтому стал нещадно эксплуатировать узников. По условиям контракта они должны были выходить на работу после восхода солнца и возвращаться на закате, но Надзиратель ввел новые порядки, и теперь узники должны были начинать работу на рассвете и возвращаться затемно. Еще он призывал и требовал добывать самые большие камни, чтобы опередить по этой части другие каменоломни. Жизнь для узников стала тяжелой, нервной и безрадостной. Они имели право подать жалобу и объявить забастовку, но никто не решался, боялись за свое место, за уже заработанные деньги, поэтому молчаливо сносили притеснения. Но и это не все, за оплошности и провинности надзиратель бил узников, что даже в Стране Дураков было давно отменено. Такое самодурство было полным нарушением конвенции прав человека, но узники в Степи были абсолютно бесправны, у них даже паспортов на руках не было, потому что паспорта изымались и до окончания контракта хранились в Управлении каменоломен.

     Правда, после избиения, некоторое время спустя, если наказанный больше не допускал оплошностей, он приглашался к Надзирателю на вечернее чаепитие, где Надзиратель расспрашивал его о доме, семье и напоследок жаловал зеленую монету. Узник уходил озадаченный и удивленно обрадованный. Надзиратель же свой принцип кнута и пряника считал единственно возможным в отношениях с узниками.

     Однажды Узнику пришлось отламывать очень крупный камень, такие камни были редки и, если бы его удалось добыть целиком, он мог бы пойти на пьедестал губернатору, а может, и самому правителю. Узник работал осторожно, вставлял в трещину железные клинья и поочередно забивал их. Камень медленно, по миллиметру, отделялся от скалы. Надзиратель, неведомо как узнав о большом камне, крутился поблизости, давал советы и подгонял:
      - Давай-давай, поживее-поживее! Сюда, сюда загоняй! Это очень хороший камень, если справишься, награжу тебя сразу десятью монетами…  Давай-давай!
Надзиратель мешал, но Узник старался не обращать внимания и работал без суеты. А десять монет немалые деньги, за них надо было работать целый месяц.
       - Давай пошевеливайся, так до темноты не управишься, - подгонял Надзиратель.

 Узник в очередной раз ударил молотом и по звуку понял, в камне скрытая трещина, звук стал глуше и мягче. Он отложил молот, сказал:
    - Не будет большого камня, он расколется, в нем трещина…
      - Какая еще трещина?! – перешел на крик Надзиратель, - Где ты видишь трещину?! Давай-давай!
     Узник пожал плечами и снова взялся за работу. Трещина вскрылась после второго удара, она наискось расколола камень, полностью его обесценив.
- Ну вот, я же говорил… - начал узник, но Надзиратель не слушал, он орал, брызгая слюной.  – Растяпа! Откуда руки растут?! Ты почему испортил самый лучший камень?! Я тебя… я тебя! – и наотмашь ударил Узника по лицу. Узник упал на камни, ударился локтем, и в нем перемешались растерянность и обида, боль и ярость, он потянулся за молотом, но увидел лишь спину Надзирателя, тот, продолжая ругаться и размахивая руками, уходил. Узник сел и, кривясь от боли, стал растирать ушибленный локоть. Бывшие поблизости узники остановились на время, но никто не подошел и ничего не сказал. Узник оставил работу и ушел с каменоломни задолго до захода солнца.

     Дома Узник не стал как обычно готовить ужин, а, не раздеваясь, лег на постель и закинул руки за голову. Он думал, думы были невеселые. Прежде, когда Надзиратель бил других узников, он тоже возмущался, но быстро забывал, к тому же пострадавшие обычно что-то нарушали, были виновны, в данном же случае Узник не видел своей вины, и наказание было абсолютно несправедливо. Он мучился, проклинал свое добровольное рабство и ничего не мог изменить. Пришла Кошка и запрыгнула к нему на грудь, сначала замурлыкала, и вдруг, спросила:
      - Зачем ты думаешь такое, что не сможешь сделать?
      - Почему не смогу?
      - Ты же не сможешь его убить…
      - Да… Наверно да… Но если нечто подобное случится еще раз, а в руках у меня будет молот, я ударю его.
Потом он посмотрел на Кошку и спросил:
      - А почему ты раньше не говорила?
      - А я и сейчас не говорю, я не умею, но я могу чувствовать и понимать. Ты просто слышишь мои мысли…
      - А почему я раньше их не слышал?
      - Ты слышал, но не замечал, а сейчас тебе очень плохо, твой мозг открыт и беззащитен, поэтому ты легко понимаешь меня.
Он снова взглянул на Кошку, погладил, она замурлыкала, сказал:
      - Ты хорошая…
      - И ты хороший…
      - Ты прости меня за то, что я тогда стукнул тебя по носу…
      - Когда? Я не помню.
      - Как не помнишь? Ты пропала тогда на пять дней и после этого еще долго не забывала обиду.
      - Да?… Может быть… но я действительно не помню, у нас, животных, короткая память, поэтому мы счастливее вас, людей. Вы не можете забыть, и это гнетет вас всю жизнь, а мы – забываем, будто этого и не было совсем…   А за что ты меня стукнул?
      - Ты мешала мне работать…
      - А что ты делал?
      - Искал Истину…
      - Нашел?
      - Да…
      - А что такое истина?
- Истина… - он задумался, простейший вопрос поставил его в тупик. – Истина – это… абсолютное знание…
      - И теперь ты все знаешь?
Он даже испугался столь неожиданному повороту:
      - Нет, конечно же нет…
      - А что ты знаешь?
      - Я знаю, по какому закону живет Вселенная, как и почему появился человек и что ждет человечество в будущем…
      - А что будет завтра, ты знаешь?
      - Нет…
      - Странная истина…
      - Да, поэтому она никому не нужна…
      - А зачем же ты искал ее?
      - Я думал, она нужна всем…  Но тогда она очень и очень была нужна мне…
В это время раздался стук и в землянку вошел посыльный:

      - Вставай, Надзиратель приглашает тебя на вечерний чай. Просил не задерживаться.

    Узник внутренне сжался, Кошка спрыгнула на пол, повернулась к вошедшему. Узник приподнялся, сел, помедлив, сказал:
      - Я не хочу никакого чая…
Посыльный растерялся, это была неслыханная дерзость.
      - Так это… хочешь – не хочешь, а идти надо… Надзиратель вызывает, сам понимаешь.
      - Я не пойду… так и передай.
Посыльный топтался на месте, не уходил.
      - Так это… а как я скажу?…
      - Так и скажи, - перешел на крик Узник, - он не хочет и не придет. Все!

     Посыльный помедлил и вышел. Узник опять лег и закинул руки за голову. Кошка запрыгнула на постель, села рядом, спросила:
      - А что теперь будет?
      - Наверно он найдет повод, чтобы до срока вернуть меня на Родину.
      - А ты этого не хочешь?
      - Сейчас нет, хотя мне осталось здесь быть недолго,  скоро все равно уезжать… Я заберу тебя с собой.
      - А где мы будем жить?
      - На реке… я буду ловить рыбу, как раньше, а для тебя сделаю специальную дверку, чтобы ты могла входить и выходить, когда захочется. У меня там есть домик.
      - Да, я помню, ты постоянно думаешь об этом. А ты будешь кормить меня рыбой? Я люблю рыбу.
      - Конечно, сколько захочешь.
      - Хорошо, если так все и будет.

      Утром перед разводом на работы Надзиратель сразу стал распекать подчиненных. Узник понимал, что это после его вчерашнего отказа, и уже ждал какой-нибудь придирки. Остановившись перед Узником, Надзиратель сначала молча уставился на него, но Узник спокойно выдержал этот ненавидящий взгляд.  Потом, дернув Узника за рукав, Надзиратель заорал:
      - А это что за рванье?! Ты что, мало зарабатываешь, чтобы купить себе приличную робу?!
Это тоже была неправда, роба, конечно, была не новая, но где порвана – зашита, и стирал ее Узник регулярно. Он ответил:
      - Это мое дело, в чем ходить на работу…
      - Что?! Молчать! – Надзиратель перешел на визг, потом замахнулся, но Узник ждал нечто подобное, перехватил руку Надзирателя и ударил сам. Надзиратель взмахнул руками, не удержался, упал, быстро вскочил, отбежал и закричал:
      - Взять его, взять! В клетку! Бунт! Бунт против представителя власти! Немедленно арестовать!
Подскочившие охранники связали Узнику руки за спиной и увели. Оставшиеся узники пороптали и стихли.

     Со связанными руками Узника посадили в клетку. Клетка была старая, деревянная, с подгнившими перегородками, и при желании ее можно было разломать, но не имело смысла, бежать некуда и незачем. Связанные за спиной руки представляли большое неудобство, к счастью, они были связаны не туго. Узник, покрутившись и изогнувшись, сумел протащить их под собой, и они оказались спереди. Теперь он мог свободно сидеть и даже лежать. Будущее не сильно его беспокоило, оно было известно. Завтра его этапируют обратно в Страну Дураков, а там будут судить. Но поскольку проступок его приравнивался к хулиганству, это грозило не более чем месяцем тюрьмы. Хуже было другое, как нарушителя его лишат всех заработанных денег, а значит, прощай моторная лодка. Но более всего беспокоило, что будет с Кошкой, позволят ли ее забрать с собой.
Ночью она пришла в клетку, села рядом, стала тереться об ногу Узника и замурлыкала.
      - Ну вот, видишь, - сказал Узник, - теперь я знаю, что будет завтра. Завтра меня отправят на Родину…  Я попрошу, чтобы тебя разрешили взять с собой, но теперь не знаю, позволят ли?  Ты меня слышишь?
Он ждал, но Кошка молчала. Он испугался, но тут же уловил ее мысль: «Я всегда тебя слышу…  Без тебя мне будет плохо. Ты большой и теплый, рядом с тобой хорошо».
      - А что ты будешь делать, если не позволят?
      - Не знаю…  Буду жить, Я - Кошка, я сама по себе…

     Утром Узнику в присутствии теперь уже бывших коллег зачитали приказ об аннулировании его контракта, высылке на Родину и передаче в руки правосудия Страны Дураков. Когда приказ был зачитан, Узник сказал:
      - У меня есть последняя просьба…
Но Надзиратель, не дав договорить, заорал:
      - Никаких просьб! Отправить немедленно! Выслать в двадцать четыре часа!

     Когда Узника со связанными руками сажали на лошадь, он продолжал просить, но его никто не слушал. Верхом на лошади под охраной двоих местных стражников Узник выехал из Поселка. Маленькая лохматая лошадь сильно трясла, стремян не было, и чтобы как-то ослабить толчки, Узник цеплялся связанными руками за высокую луку деревянного седла. Он оглянулся назад на приземистый поселок, где прожил почти три года, и увидел Кошку, она бежала следом длинными мягкими прыжками. Узник улыбнулся, хотел позвать ее, но осекся – он не знал, как к этому отнесутся стражники, разрешения ведь не было. Он мысленно заговорил с Кошкой, уверенный, что она слышит его:
      - Молодец, не отставай, тебе надо продержаться только день, до заставы, там меня пересадят в повозку, и что-нибудь придумаем…
Он изредка, чтобы не привлекать внимания стражников, оглядывался назад и видел Кошку, мысленно подбадривал ее и улыбался про себя. Но, оглянувшись в очередной раз, заметил, что она сильно отстала. Он заволновался, заговорил вслух, чем немало озадачил стражников. Один, подъехав вплотную, хлестнул его лошадь, и она затрусила быстрее. Узник оглянулся еще раз и увидел, что Кошка уже не бежит, а сидит на бугорке – черно-белый столбик на желтой кочке. Он понял – кошка не собака, ей не угнаться за лошадьми, как бы она ни старалась. Он обратился к стражникам:
      - Давайте я возьму Кошку, она все равно никому не нужна, она бежала следом, но устала…  Давайте вернемся, это не больше пяти минут…

     Но стражники поступили иначе, они стали нахлестывать его и своих лошадей, и те перешли в галоп. Узник закричал, завертелся в седле, но стражники, не обращая внимания, продолжали нахлестывать лошадей. И тогда Узник, завалившись на бок, свалился с лошади. Лошадь не задела его копытами, но от удара о землю помутилось в голове и резко засаднили содранные щека и правая рука. Стражники кружили вокруг него на конях, отрывисто переговариваясь. Лошадь, на которой везли Узника, остановилась неподалеку. Узник сел на землю и обернулся назад, Кошки не было видно. Один из стражников поехал к свободной лошади, чтобы задержать ее, а второй спешился и встал рядом. Когда первый вернулся, они вдвоем стали сажать его на лошадь, подбадривая известными им словами «давай-давай». Но Узник увертывался и снова садился на землю, а поднять его и забросить на лошадь сухощавые некрупные степняки вряд ли смогли бы. Эта безрезультатная возня длилась минут пять, тогда один из стражников не выдержал и хлестнул Узника нагайкой. Узник вздрогнул от резкой боли и тут же  услышал, как взвыл стражник. Обернулся – взъерошенная Кошка вцепилась в руку стражника, нагайка валялась на земле. В это время второй стражник клацнул затвором карабина. Узник вскочил с воплем: «Брось его! Ко мне», подмял отцепившуюся Кошку под себя и загородил ее спиной, головой, локтями.
      - Я загрызу его, - сказала Кошка, дрожа и взъерошивая шерсть.
      - Не надо! Бессмысленно! – ответил Узник. – А тебя могут убить.
      - А что делать? – спросила Кошка
      - Держись за меня, в меня стрелять не будут…

     Полчаса спустя вполне мирная группа из трех всадников, не спеша, ехала на север. На первой лошади ехали Узник и Кошка. Во время потасовки связанные руки Узника освободились, он даже  не заметил как, а стражники не стали связывать его снова. Узник поддерживал Кошку, а когда она волновалась и вздыбливала шерсть, гладил и успокаивал, хотя теперь не слышал ее мыслей. Стражники затянули протяжную без слов песню, в небе звенели жаворонки, дул несильный и нехолодный ветер. Узник был спокоен и почти счастлив, он понял, не вычислил, а именно понял, почувствовал еще одну великую Истину: «Если ты нужен тому, в ком нуждаешься сам, надо быть вместе».


Январь-февраль 1997 
Хар-Айраг.