Поле чудес - из цикла Чрево Тель-Авива

Шели Шрайман
ВСЛЕД ЗА СТАЛКЕРОМ

Названием своим это место, примыкающее с одной стороны к рынку «Кармель», а с другой — к большой автобусной площадке, обязано, очевидно, шутнику. Потому что «чудеса» здесь происходят весьма своеобразные. Несколько месяцев назад группа бомжей начала жестоко избивать одного из своих сотоварищей. Тому удалось убежать и укрыться в заброшенном доме, где они его обнаружили, добили, облили бензином и подожгли.

— За что же они его убили? — спрашиваю я свою проводницу на «поле чудес» Галину Б., историю которой я описала в предыдущей статье цикла «Чрево Тель-Авива».

— А ни за что. Просто так. Вова Черный (Черный — это кличка) одно время лежал в психиатрической клинике, но был совсем неагрессивным. Тихий, спокойный, подрабатывал грузчиком на рынке, выпивал, спал на «поле чудес». Может быть, он раздражал собутыльников своей медлительностью или речью невпопад? Я видела, как полицейские выносили Вову, вернее, то, что от него осталось... Я ведь его хорошо знала. Когда он потерял документы, я пыталась ему помочь их восстановить, потому что знала, как это делать: у меня самой однажды на Бен-Йегуде вырвали сумочку с документами. (В этот момент мы с Галиной и не подозреваем, что через какие-то полчаса встретим неподалеку от «поля чудес» гражданскую жену одного из убийц Вовы Черного — Валю. В настоящее время ее муж находится в тюрьме — он осужден на 18 лет.)

...В скверике сегодня пустынно. Придя на встречу с Галиной на полчаса раньше назначенного срока, я, обойдя «поле чудес», обнаруживаю две-три фигуры бездомных: этих людей отличаешь сразу по неопрятному виду, полиэтиленовым мешкам с остатками еды и початыми бутылками водки.

...Для начала мы отправляемся во двор низкого строения, расположенного неподалеку от «поля чудес», где пару дней назад я случайно обнаружила место обитания бомжей: на засаленных, жутко грязных матрасах спали не менее грязные люди.

Наше появление никого не настораживает: двое бомжей спят мертвецким сном, рядом валяются пустые бутылки. Двое готовят на костре в банке из-под маслин варево, распространяющее жуткую вонь. Эта парочка тоже нетрезвая, хотя на ногах еще держится. Едва мы заговариваем с ними, как тут же понимаем, что попали в интернациональный бомжовник, населенный чехами и поляками. На ломаном русском они объясняют нам, что раньше с ними жил один «русский», но, к счастью, ушел — очень уж был шумный, все время скандалил.

Мы возвращаемся на «поле чудес», и Галина показывает мне скамейку, где обычно спит Сережа Колымский (Колымский — кличка), он, судя по его рассказам, — бывший военный и даже служил в Иностранном легионе. Сейчас Колымский в больнице: после неудачного падения сильно повредил колено.

— Колымского на «поле» любят, вокруг него на лавочках обычно собирается большая компания, — говорит Галина. — А с Рувимом нам сегодня вряд ли удастся поговорить: он уже после обеда был в такой кондиции, что я подумала, не дай Бог, «поймает
белочку» («белую горячку» — Ш.Ш.), — продолжает Галина.

Рувим, по словам Галины, бывший летчик.

— Так он нам сказал. Похоже, что правда. Когда Рувим видит в небе самолет, он безошибочно определяет его тип, говорит, какие у него параметры. Кроме того, владеет языками.

Галина рассказывает мне о других обитателях «поля чудес»:

— Игорь (ему тогда было за 30) приехал в Израиль с женой и ребенком. Все у них было вначале нормально. Игорь неплохо зарабатывал, они купили домик. Потом с работой стало неважно, жена переехала с ребенком на съемную квартиру, повесив весь долг по выплате машканты на Игоря. У него арестовали банковский счет. Жить стало не на что, а выехать из страны невозможно. И пришел он на «поле чудес». Сначала слегка выпивал, подрабатывая на рынке грузчиком. Потом запил и бросил работу. От чего умер — не знаю. Говорили, от алкогольного отравления. Только утром я его видела – шел с бутылкой, а после обеда его, уже мертвого, забирала «скорая помощь».

Первый, с кем я познакомилась на «поле» был бывший одессит Гриша. Он уже лет 12 живет на улице, и ему это нравится. Когда его борода отрастает чуть не до колен, Гриша приходит в «Гагон» (приют для бездомных мужчин. — Ш. Ш.), где все его знают, моется там, бреется, переодевается и снова исчезает месяца на три-четыре, — продолжает Галина. — Я тогда еще жила под крышей, ходила в ульпан и всякий раз, проходя мимо сидящего на улице Гриши, здоровалась с ним. Мне в свое время в Риге приходилось жить на улице, и я очень сочувствую бездомным. Потом, когда со мной случилось несчастье и я оказалась без денег и без крыши над головой, я подошла к нему и спросила, где тут можно поесть. «Что с тобой случилось?» — спросил он. Я ответила, что уже два дня голодаю, на что Гриша сказал, что в Израиле никто не голодает, и показал мне «шекелевку» (столовую для неимущих). Потом он сказал, что женщине на «поле чудес» спать нельзя, и отвел меня в более безопасное место — к турецкой башне, поближе к полиции. Неподалеку был «Гагон». «Вечером будешь ужинать в «Гагоне», скажешь Валере (ответственному за «Гагон». — Ш. Ш.), что я прислал, он тебя накормит». Через несколько дней Гриша отвел меня к социальным работникам на улицу Ефет, объяснив, что женщины в Израиле бездомными не живут и «социалы» мне обязательно помогут. И правда, помогли.

— А почему ты обратилась именно к Грише? — спрашиваю я
Галину.

— Когда с человеком здороваешься каждый день, ты с ним уже вроде как знаком. Кроме того, он не производил впечатления голодного, и я подумала: «А где же он ест?» Меня бомжевание в Латвии научило: не ходи сам, если не знаешь системы, а лучше осмотрись и спроси того, кто знает все лазейки. Гриша в этом смысле оказался самым подходящим. Скажу больше: он,
если к нему обратишься за помощью, никогда не откажет и даже
купит тебе еду на свои деньги (Гриша живет на пособие).

— А вообще бомжи помогают друг другу?

— Я не раз наблюдала на «поле чудес», как одни пьют, а другие
ждут, пока те напьются и уснут, чтобы обчистить их карманы и
забрать остатки еды. Законы здесь волчьи. Я еще в Латвии, очутившись на улице, усвоила три правила: если хочешь выбраться со дна, нельзя пить, курить и дружить с бомжами. Идет борьба за выживание — тебя могут ударить, убить, и надо очень быстро, пока есть силы и здоровье, подняться на поверхность, иначе засосет. Мир этот особый. В Риге на паперти сидели старушки с клюками, изготовленными по спецзаказу — с тяжелой «начинкой», чтобы отгонять чужих (там все было между бомжами поделено и каждое место куплено). В обиходе был сленг. «Заработок» измерялся не латами, а эквивалентом водки. 100 граммов назывались «кофе», 200 — «кофе с булочкой», поллитра — «пропуск». Сумочка, куда складывалось то, что подавали добрые люди, называлась «нихераська». Были «первые» (утренние) и «вторые» (вечерние) смены по сбору подаяний. Я не принадлежала этому миру (выросла в хорошей еврейской семье, где у меня была гувернантка, отец занимал в Латвии высокий пост, мама ни дня не работала) и оказалась на улице случайно, после того, как в Латвии сменилась власть. Я провела так восемь месяцев, сидела на паперти, у меня была кличка Сирота казанская. Этой роли меня научили другие попрошайки, они же присвоили мне и кличку.

Я мечтаю заняться в Израиле созданием сети приютов для бездомных, — говорит Галина. - Забирать их со скамеек, направлять кого в больницу, кого в клинику по лечению от алкоголизма, а после лечения заботиться о них в приюте, чтобы они снова не оказались без крыши над головой

...«Поле чудес» популярно среди бездомных, очевидно, из-за близости рынка, который кормит подработками (за разгрузку грузовиков платят на месте — наличными или водкой, учитывая контингент работников) и дармовой едой, выбрасываемой торговцами перед закрытием рынка на землю. Кроме того, здесь есть благотворительная столовая, где в первую смену едят малоимущие пенсионеры, а затем наступает : очередь остальных. Особо грязных в столовую не пускают, раздавая им у дверей упакованную в мешочки еду. Галина вспоминает, что однажды познакомилась на благотворительной раздаче еды в районе фонтана Дизенгоф с тремя молодыми парнями, которые по восемь месяцев жили в палатке на берегу моря, а на зиму снимали дешевое жилье. Они не пили, не кололись, работали, из экономии питались в благотворительных столовых и собирали деньги на отъезд и другую жизнь.

Драки на «поле чудес» случаются довольно часто. Полицию обычно вызывают по мобильному телефону уроженцы страны, случайно оказавшиеся в этот момент неподалеку от места разборки с мордобоем.

В ТУПИКЕ

...Уже в густых сумерках мы с моей проводницей обнаруживаем на одной из плохо освещенных улиц по соседству с рынком компанию бездомных (трех мужчин и одну женщину) с нехитрой снедью, разложенной на скамейке, бутылкой водки и «колы». Едва мы приближаемся, как нам тут же очищают место и предлагают «сто грамм» (от водки мы вежливо отказываемся). Галину здесь знают, очевидно, поэтому никто не интересуется тем, кого она с собой привела. Ведь я пришла с ней, а чужие здесь не ходят. Знакомимся. Начинается неторопливый разговор, из которого я улавливаю, что Рувим (не тот, которого мы искали) — не бездомный: он приходит сюда пообщаться и выпить свои «сто грамм» (не больше). Рувим жалеет этих людей и пытается им помочь. Иногда отводит их помыться, приносит еды, кого-то пытался устроить на работу.

Виктор все время молчит. Джон (уроженец США, прибившийся к «русским» шесть лет назад и говорящий по-русски с характерным акцентом) иногда вставляет реплики. Зато Валя не умолкает. Сначала она, перемежая свою речь матом, возмущается тем, что мы лезем людям в душу. Когда же я замечаю, что мы в данный момент говорим не с ней, а с другими и, если ей не нравится, она может отойти, Валя резонно замечает, что она живет на этой скамейке, а мы у нее в гостях и лучше бы нам или заткнуться, или покинуть пределы ее «дома».

— Я и так на нервах, а тут еще вы с этими разговорами. Мне х...во, понимаешь ты, х...во! — неожиданно переходит она на ты. — «Социалы» забрали у меня одного ребенка прямо из больницы, не дают его навещать, у меня скоро будет второй, я на шестом месяце, — она поднимает свитерок, показывая округлившийся живот. — Я туристка, должна больнице за первые роды огромные деньги, муж в тюрьме, живу на улице. Мне некуда деваться, понимаешь?

Я смотрю на ее ноги, обутые в легкие, уже не по сезону, босоножки, и в первый раз мне хочется, чтобы дождей, которых я, как и все в Израиле, очень жду, не было бы подольше.

Джон протягивает Вале пластиковый стаканчик с водкой, подносит зажигалку к ее погасшей сигарете. В этот момент из темноты возникают двое трезвых, прилично одетых парней с мрачными лицами. У меня пробегает холодок по спине. Отмечаю, что Галина тоже слегка напрягается. Парни становятся с моей стороны (я сижу с краю) и молча слушают разговор. Я машинально продолжаю говорить, но думаю в этот момент совсем о другом, а именно — что в сумке у меня диктофон и кредитная карточка, на руке — часы «Сейко», а в ушах — золотые серьги и со всем этим мне сейчас, очевидно, придется расстаться.

Я принимаю парней за рэкетиров, которые обирают бомжей. С этим явлением я впервые столкнулась еще четыре года назад, когда писала статью о «бригаде», клянчившей деньги у прохожих и водителей проезжающих машин в Яффо. Дневную выручку бомжи отдавали «бригадиру» - бывшему спортсмену Олегу (ныне покойному), который покупал им нехитрую снедь и выпивку, а остальное забирал себе.

На сей раз я ошибаюсь. Парни эти — Дима и Вова — тоже бездомные, но они, в отличие от обитателей «поля чудес», пьют умеренно и следят за собой. Встретив их среди гуляющей толпы на набережной, я бы ни за что не заподозрила бы в них бездомных. Как потом выясняется, они приняли нас с Галей за баптистов, которые нередко пристают к бездомным с душеспасительными разговорами. Так что впоследствии мы беседуем с ними довольно мирно, а один из них даже просит у нас 10 шекелей, чтобы «догнаться». Валя тем временем доходит до полной кондиции, кто-то из мужчин помогает ей, едва удерживающей равновесие, отойти на десять метров от скамейки, где она справляет нужду и тут же отключается. Мы с Галиной прощаемся с мужской компанией и уходим в сторону ярко освещенного рынка.

АВТОРА! АВТОРА!

- Между прочим, есть один человек — Леонид Живов, который довольно долго жил на «поле чудес» и написал об этом книгу, она так и называется «Поле чудес», — неожиданно говорит Галина. Я, не веря своей удаче, спрашиваю, где его можно найти.

— А у меня есть его телефон. Пиши, — она диктует номер. Надо ли говорить о том, что, едва переступив порог дома, я звоню автору «Поля чудес», а через час уже сижу с ним и его женой в их уютной квартире в Яд-Элиягу.

У Леонида ампутирована нога, он передвигается по дому на инвалидной коляске, что не мешает ему жить полнокровной насыщенной жизнью. Он — настоящий здоровяк с мощным торсом бывшего борца. В настоящий момент заканчивает свою вторую книгу. А первую я держу сейчас в руках. 396 страниц, заключенных в твердую глянцевую обложку. Прямое доказательство того, что «поле чудес» становится уже частью израильского эпоса.

Из этой книги я узнаю, что до 1993-го бомжи на «поле чудес» жили довольно безмятежно, за исключением мелких стычек из-за несправедливо поделенной водки. А в 1993-м на поле пришли «отморозки» — законченные наркоманы, прибывшие из стран СНГ. Эти были полными беспределыциками, измывались над бездомными не хуже, чем в зоне, даже насиловали их, когда те допивались до бесчувствия.

Что же касается истории автора книги, Леонида Живова, то репатриировался он в декабре 1990-го, один. Первое время жил у родственников, потом, по его словам, «растерялся, потерялся, пошел в люди и в какой-то момент обнаружил себя на «поле чудес».

— Видел там много смертей, незаживающих язв на ногах (у меня и самого были такие язвы, рубцы от них ношу на себе до сих пор). На «поле чудес» много мух, и пустяковая царапина со
временем превращается в жуткую язву.

— Как вы там очутились?

— Нюхом нашел. Это такое заряженное место, черная дыра,
которая притягивает многих, очутившихся на улице. Я пытался жить в общежитии, но там был вообще кошмар — каждый
день разборки, драки — и я снова вернулся на «поле чудес».

— Мне рассказывали, что на «поле» нередко убивают...

— Я фаталист, а кроме того, занимался классической борьбой. Меня не особо задевали, знали, что могу за себя постоять.
Хотя пару раз с ножами лезли... А в 97-м в Израиль приехали жена с сыном, и я взялся за ум.

— Как выживают бездомные в Израиле?

— Это не проблема. Дармовая еда. Одежда — в том же «Гагоне» бомжа оденут как князя. Летом (а оно в Израиле долгое) спят на скамейках, на травке, зимой перебираются в подъезды
домов (чаще в заброшенные, полуразрушенные дома). На ночь обязательно берут бутылку, чтобы не замерзнуть).

— Когда бездомные облюбовали «поле чудес»?

— В массовом порядке — в начале 90-х, но я знал человека,
ныне покойного, по кличке Вовка-китаец, который жил там еще
в 87-м году. В начале 90-х в Израиле вообще не знали, что делать с такой массой бездомных: «Гагона» еще не было. Сейчас государство устроило для них рай земной. Пособия по инвалидности, пособия на съем квартиры. Но эта система, с пособием на съем, не очень эффективна. Я знаю массу людей, которые обналичивают у хозяев квартир чеки министерства строительства и пропивают «квартирные» деньги, после чего снова обращаются за помощью к «социалам». Или происходит следующее: человека, якобы «вставшего на путь исправления» и превратившего в течение месяца съемную квартиру в притон, выгоняет сам хозяин. Мне кажется, лучше открывать новые ночлежки, чем пускать таким образом государственные деньги на ветер.

— Где бездомные берут деньги?

— Существуют честные приемы отъема денег (разгрузка овощей на рынке, выклянчивание шекелей на перекрестках у водителей машин или у владельцев магазинов — под предлогом «на еду», а на самом деле — на водку, потому что едят они в благотворительных столовых, которых в Тель-Авиве немало) и нечестные (воровство или обирание пьяных товарищей по несчастью).

— Как проходит день обитателей «поля чудес»?

— Утром те, кто еще в состоянии, собирают деньги на перекрестках или разгружают грузовики на рынке, покупают водку, напиваются и спят. К вечеру начинается новый круг. К ночи, сильно пьяные, засыпают кто где; утром, бывает, кого-то уже недосчитываются.

— Как обычно попадают на «поле»?

— Чаще всего происходит так: человек не поладил с женой или
потерял работу, начал пить, забрел на «поле» — а тут его встретила «дружная фронтовая семья». Некоторые, правда, потом берутся за ум, за кем-то приходит жена. Но большинство продолжает падать на дно. Как и в «зоне», здесь есть свои авторитеты (я описал их в книге) — перед ними заискивают. Что еще характерно: чем мельче шелупонь приходит на «поле», тем красочнее излагаемая ею легенда. Половина — бывшие «афганцы», половина — прошли Чечню. Лейтенантов среди них нет, все — полковники или, на худой конец, майоры. Иному до гроба неделя осталась, уже тени не отбрасывает, но он, тем не менее, продолжает заливать про свой «черный пояс» каратиста.

На «поле» я встречал людей глубоко несчастных, спившихся, с
нарушенной психикой. А те, что жили в домах и приходили пообщаться с бездомными и «пропустить стаканчик», на мой взгляд, просто самоутверждались таким образом в собственных глазах: мол, эти-то на дне, а я в порядке.

— Что связывает — пользуясь вашим выражением — «дружную
фронтовую семью» на «поле чудес»?

— Общее несчастье. Бутылка. В пьяном состоянии — стоят
горой за друга-собутыльника, что не мешает очистить его карманы. Подоплека проста: «Умри сегодня, а я завтра».

— Каковы отношения наркоманов и алкоголиков, живущих на
«поле чудес»?

— Враги, но — дистанцируются.

— Существует ли на «поле» разделение на «туристов», «граждан Израиля», «русских», «евреев», «поляков» и тому подобное?

— Нет. В национальном и гражданском плане тут все равны. «Социалы», те делят бездомных на «туристов», «иностранных рабочих» и «граждан Израиля», потому что государственная помощь, как и место в «Гагоне»,
полагается только израильским гражданам (все остальное относится к помощи из гуманитарных соображений).

— Как решался обитателями «поля чудес» «женский вопрос»?

— Обычно он решался либо на «поле», когда туда забредали пьющие женщины, либо под утро — на углу Ротшильд и Алленби, куда приходили отработавшие ночь проститутки. Бездомных они обслуживали тогда за 20 шекелей, потому что в столь ранний час
других клиентов у них уже не было. Выглядели эти «дамы», как
персонажи картин Босха, но когда мужчина пьяный, ему все равно.

— Какую цель вы преследовали, описывая в своей книге «ужастики» с «поля чудес»?

— За этими «ужастиками» — совершенно реальные истории и
судьбы. Я не хотел эпатировать публику, я хотел привлечь внимание к этой проблеме, которую, к несчастью, узнал изнутри. И еще я думал о том, что иной бедолага, моющий в какой-нибудь забегаловке тарелки за крошечную зарплату и проклинающий свою судьбу, может быть, прочтя мою книгу, поймет, что судьба эта в его собственных руках и главное в жизни — куда-то двигаться, чтобы в момент отчаяния не опуститься на дно.

— Вы видите решение проблемы людей дна?

— Я знаю, как туда не попасть — и как подняться.

— Скажите, как избежать первого, второе ведь больше зависит от желания опустившегося, нежели от оказываемой ему помощи. Нельзя же, в самом деле, помочь тому, кто этой помощи
не принимает.

— Рецепт мой очень прост. Министерство абсорбции должно еще в аэропорту вручать всем репатриантам памятку со всеми телефонами и адресами ведомств, где оказывают социальную помощь тем, кто испытывает какие-либо трудности (включая адреса благотворительных столовых, телефоны государственных служб, занимающихся реабилитацией алкоголиков и наркоманов). А еще лучше — вклеивать ее прямо в «теудат-оле».

— Хочу задать вам вопрос, который может показаться странным. Задаю его из чистого любопытства: что это за памятник установлен в центре «поля чудес», памятник, возле которого вы провели немало времени? Я пыталась выяснить это в муниципалитете Тель-Авива, но мне не дали вразумительного ответа. Очевидно, придется искать его у местных архитекторов или скульпторов.

— Мы, бездомные, называли его памятником «жертвам абсорбции». А настоящего ответа я, увы, не знаю.

— Когда вы были на «поле чудес» в последний раз?

— Где-то с год назад. Там многое изменилось. Гостиницу и
мечеть достроили, а когда-то мы таскали с мест, где шла стройка, доски для своих костров. А из тех людей, с кем я ночевал под открытым небом, уже почти никого не осталось. Вымерли, как мамонты, а кто выжил, угодил в «психушку». Вы поймите: «поле чудес» — это самый край, бездна. Кто вовремя выскочит — тот и спасется.