Во дворе, между старых, почерневших от времени деревянных сараев, стояло кирпичное, одноэтажное здание под крытой кровельным железом крышей. Возведённое с незапамятных времён, оно сохранило стройность и строгость линий кладки из красного кирпича и чем-то напоминало маленькую гордую крепость. Небольшие, высоко расположенные окна, скорее напоминающие амбразуры, прятались в нишах стенных проёмов, отгороженные толстыми коваными прутьями металлической решётки. Вдоль стены тянулся грубо сколоченный из толстых досок пандус, над которым в стене разместились широкие, забранные в железо и скреплённые парой огромных навесных замков, ворота. К другой стороне, под самую крышу, подходила пологая земляная насыпь, вечно поросшая густой травой летом или занесённая толстым слоем снега зимой. С двух сторон, на равном расстоянии, к нему примыкали выбеленные известкой уличные сортиры, вечно заваленные гниющими кучами мусора, пищевых отходов и окружённые зловонными запахами хлорки и нечистот. В летнее время к этим запахам добавлялся аромат копчёной рыбы и тяжёлый, тошновато-сладковатый запах несвежего мяса. В здании располагался склад мяса и рыбы. Раз в день, скрипя и дребезжа разбитыми бортами, к нему подъезжала старая грузовая машина и, через распахнутые ворота, мужики в грязных, серых халатах, грузили в кузов большие, промороженные мясные туши. И так всё лето и до наступления зимних холодов. С приходом зимы двери склада распахивались и открывали любопытной детворе своё внутреннее чрево. В пустом, просторном, полутёмном помещении смотреть собственно было нечего. Грязные, замызганные полы, обшарпанные стены и огромный, глубокий подвал, нескончаемо уходящий в темноту по всему периметру здания. Всё пространство под полом склада было перегорожено многочисленными вертикальными стенками из шершавых, необработанных досок, образуя невообразимый по конфигурации лабиринт. Когда морозы достигали своей тридцатиградусной силы, а земля начинала звенеть как сталь, гулко лопаясь под снежным настом, к складу приезжала водовозка и начинала равномерно заполнять подвальную яму водой. Под натуженный гул двигателя и грохот изношенной помпы, по толстому, гофрированному шлангу, усеянному многочисленными мелкими дырками, через которые вырывались тонкие фонтанчики, вода устремлялась в подвал, затекая в самые укромные уголки между стенками лабиринта. Склад окутывался густым туманом и покрывался по стенам густым инеем. Мальчишки вертелись под ногами у рабочих, пытаясь то заглянуть внутрь клубящейся ямы, то наморозить лёд на валенки, чтобы кататься с горки, то обламывать сосульки, намерзающие в местах утечки воды, периодически получая за это тумаки от мужиков, если не успевали вовремя отбежать. Постепенно, день за днём, подвал заполнялся белым монолитным льдом, поднимавшимся из глубины всё выше и выше. И наконец, наступил день, когда после очередной утренней машины, после обеда, по наклонно опущенной доске можно было ступить на эту ледяную поверхность.
Кешка с сожалением наблюдал, как старшие мальчишки делились на две команды и начинали играть в игру, чем-то напоминающую казаков-разбойников. Заныривая в подпол с разных сторон, надо было пройти по лабиринту на встречных курсах, обойти соперника и выйти с противоположной стороны. Вернее сказать не пройти, а проползти на коленках, так как многочисленные лаги и балки под полом сжимали, казалось бы высокие коридоры лабиринта, до низких, полутёмных проходов. Чья команда быстрее – тот и победитель.
- Эй, малой, ну-ка назад! Ишь, какой прыткий! – остановил Кешку чей-то громкий голос, когда он украдкой попытался соскользнуть в лабиринт. – Иди с горки катайся, а сюда не лезь. А то отвечай потом за тебя!
Как назло Кешкины друзья и ровесники, Виталька и Андрейка, почему-то на улице не появлялись, и ему оставалось только одно – смотреть и завидовать играющим ребятам. Таинственный лабиринт завораживал Кешку, притягивая его к себе холодом своего белого льда как магнит, порождая непреодолимое желание его потрогать, пройти по нему и посмотреть на него. Битый час Кешка бродил по складу от одного прохода к другому, удручённо вздыхая и не оставляя затаённой надежды проникнуть в лабиринт. И в один из моментов, когда игроки отвлеклись, Кешка мышкой юркнул вниз по доске, при этом больно ударившись головой о перекладину. Не обращая внимания на боль, он быстро уползал на четвереньках вглубь лабиринта, стремясь скрыться подальше, пока его не успели поймать. Убедившись, что за ним никто не гонится, довольный собой, Кешка двинулся по лабиринту. Яркие солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь узкие щели в полу, позволяли различать стенки коридора с нарисованными на них стрелками и видеть его повороты. Очень скоро штаны на коленках и вязанные шерстяные варежки на руках промокли, а коленки стали болеть и подмерзать. Кешке приходилось останавливаться и растирать их руками. Где-то за перегородками слышались голоса ребят и шуршание движущихся тел. Чтобы случайно не столкнуться с ними Кешка сворачивал в какие-то боковые проходы, пережидал и вновь двигался по коридору. Свод коридора становился всё ниже и ниже и, в конце – концов, Кешка упёрся головой в стенку. Кое-как развернувшись, мальчик пополз назад и через некоторое время опять упёрся в стенку. Шапка постоянно наползала на глаза, а шарф развязывался, сваливался под коленки и цеплялся за различные углы и выступы. В лабиринте заметно потемнело. Солнце, до этого светившее прямо в открытые двери склада, переместилось по небу, и теперь его лучи лишь краешком заглядывали внутрь помещения, весело разбегаясь вдоль кирпичной стены по пандусу. Кешка уже сбился со счёта, сколько раз он попадал в тупик. По мере его дальнейшего продвижения по скользкому, холодному льду, впереди показалась чья-то пыхтящая фигура. Кешка радостно окликнул её, но фигура, с видимым облегчением сказав:
- А, это ты! – стремительно исчезла в поперечном проходе лабиринта.
Решив, что выход где-то рядом, Кешка понёсся изо всех сил вслед за исчезнувшей фигурой, напряженно сопя и разбивая коленки о лёд. Спустя несколько минут, после неимоверных усилий, Кешка опять заблудился и попал в тупик. Местами в лабиринте было просто темно и только иногда, в конце некоторых длинных проходов, проявлялся слабый серый свет. Кешка снова и снова упорно полз на этот свет, замечая, что по некоторым проходам лабиринта он уже проползал. Мокрый от пота и уже достаточно основательно уставший от этого бесконечного ползания, Кешка был близок к отчаянию.
Остановившись для очередного передыха, он вдруг услышал слабый шорох, долетавший из одного из полутёмных проходов. Шорох приближался. Он был осторожным и в тоже время по-хозяйски уверенным.
- Наверное, кто-то из ребят, - решил про себя Кешка, и пополз навстречу.
В конце прохода кто-то сидел, закрытый темнотой как шторкой.
- Эй! Кто здесь? – неуверенно произнёс Кешка.
В ответ тишина, а затем кто-то хрипловато дыша, двинулся навстречу. Кешке стало как-то не по себе, где-то в животе похолодало, и мурашки побежали по телу.
- Ты кто? – шёпотом произнёс Кешка, боясь громким голосом привлечь к себе внимание.
Тёмная полоска света стала медленно раздваиваться, и на освещённый пятачок серого света выползло что-то чёрное, большое, на кривых толстых лапках и уставилось на Кешку немигающими красными бусинками глаз, бесшумно шевеля торчащими как иголки усами.
Несколько секунд они смотрели друг на друга: маленький, испуганный мальчик и большая, старая, уверенная в себе, крыса. Кешка за долю мгновения успел увидеть её толстое, тяжёлое брюхо, длинный, как плеть, облезлый хвост, чёрную, взъерошенную шерсть и наглый, выжидающий взгляд, спрятанный за оскалом зубастой пасти. От страха и неожиданности мальчик заорал со всей дури и дикости, на которую только был способен. Крыса, только что по-хозяйски спокойная и безмятежная, удивлённо села на задние лапки, беспокойно перебирая перед собой передними; громко, недовольно пискнула и исчезла, неуклюже отступив в темноту. Но Кешка этого уже не видел. Он не полз, он летел по тёмным проходам, громко крича и стуча руками по деревянным перегородкам, пугаясь сам и пугая всех, кто мог встретиться на его пути, сторонясь тёмных закоулков и держась более-менее светлых коридоров лабиринта.
- Ты чё орёшь? – неожиданно остановил его чей-то голос, и из бокового прохода высунулась голова говорившего. – Ползи сюда! Заблудился что ли?
- Не-а,… пр-росто-о… вас… пуга-а-ю…- прерывисто дыша, заикающимся голосом, радостно проорал Кешка, боясь потерять так своевременно объявившегося спасителя.
У выхода столпилась толпа любопытных. Кешку вытянули наверх и, глядя на его грязную, заплаканную физиономию, протёртые до дыр штаны, расхристанное и местами порванное пальто, покатывались от смеха, слушая его сбивчивый рассказ об увиденной крысе. Здесь, на морозном воздухе, освещённом последними яркими пучками света от заходящего солнца, среди бестолковой болтовни мальчишек и девчонок, Кешка понемногу приходил в себя и пережитые страхи уже казались ему такими мелкими и далёкими, что просто непонятно как он мог вообще испугаться. Но ему ещё долго чудилась в темноте страшная большая крыса, а иногда она приходила во сне, грозя своей когтистой грязной лапкой. С тех пор он утратил всякий интерес к лабиринту и, по мере возможностей, старался туда больше не лазить, уж больно неприятные воспоминания вызывали у него белый лёд и шершавые стены лабиринта. А через несколько дней заливка воды на складе завершилась и за промороженным ледяным холодильником закрылись тяжелые ворота, чтобы сохранить в себе холод на короткое, но жаркое лето.
20 июня 2009 г. г. Хабаровск