О чистоте речи

Людмила Руса
               
        Шёл мне тогда десятый год. Тёплым июньским утром  шли мы на загородный участок. За спинами у родителей висели огромные рюкзаки с картошкой, а мне досталась лишь небольшая сумка со скромным провиантом  да водой. Сейчас уже трудно представить, что моей маме было тогда лет тридцать, и совсем недавно она вышла замуж. Отчим – высокий, красивый и добрый - как-то вдруг сразу покорил моё сердце. Один лишь недостаток был у него – матерился. Да так, что казалось, русского языка он не знал. Временами использовал его для связки матерных слов, когда в том, втором его родном языке не было, видимо,  подходящей замены. Но это случалось крайне редко, и я даже удивлялась, услышав от него порой обычные слова. Он так виртуозно владел этим языком, что вскоре я без переводчика стала всё понимать и сделала для себя удивительное открытие: сматерить можно всё!
         
         В то солнечное утро мы втроём шли по просёлочной дороге, и птицы пели так громко, что заглушали отборный мат молодого видного мужчины, и, глядя со стороны на эту счастливую пару, я радовалась счастью моей красавицы-мамы. А кругом всё дышало расцветом и природа светилась каким-то необыкновеным сиянием.
         
         Выделенный нам участок земли оказался совершенно песчаным. Легко вскапывая ямку под картошку, отчим не переставал твердить, что здесь, на пустынном песке, могут вырасти лишь одни… Как бы это перевести на нормальный язык? Вобщим, говорил что-то очень убедительно о мужских детородных органах. Мама возражала, вспомнив пословицу «что посеешь – то и пожнёшь» и, наконец, войдя в азарт, вызвала его на дуэль. Они разделили участок. Дядя Коля засаживал картофелем свою часть земли, мы с мамой свою. Каково же было моё удивление, когда осенью мы собирали у себя урожай отборных клубней, а отчим был обескуражен еле зародившимся «горохом» на его половине. Он был так подавлен, что мне было искренне жаль его. Тогда я не понимала, в чём дело, не могла найти ответ на вопрос «почему?». Лишь позже, спустя много лет, я прочитала  о научных опытах наших учёных, которые смогли, используя фотосинтез, сделать снимки рук человека, ругающегося матом, и того же человека, говорящего без жаргона. Результаты ошеломили меня! Ладони сначала были словно обесточены, а на второй фотографии излучали яркий свет. Тончайшие приборы зафиксировали различный уровень энергетики, который зависит не только от наших слов, но и мыслей. Выходит, мы ломаем себе судьбу, плюём на здоровье своё и тех, кто рядом, допуская ненормативную лексику в свою речь! Мы изначально неудачники по жизни, так как матом убиваем на корню все наши добрые начинания, обрекая себя на скудное, унылое существование, беспросветную жизнь, полную трудностей и лишений. И бравируем ещё этим, выпячивая грудь и мнимо  гордясь тем, что второй наш русский язык так богат. Не домысливая, может быть, что многие проблемы России взрастили мы сами, сея и пожиная ежедневно плоды своего мата, превратив святое таинство деторождения в пошлость, не  знающую границ. Вот и родной мой отчим тогда при посадке картофеля, выражаясь нецензурно, сильно поранил его энергетически, буквально искалечил. А от дурного семени не вышло доброго племени. Да и судьба дяди Коли была незавидной: спился и рано умер, а мне всегда было его жаль, ведь это был хороший по сути человек.
         
        После школы я решила год поработать на заводе, пытаясь хоть немного поправить материальное положение перед поступлением в институт. Семья наша была большая, и приходилось, чуть встав на ноги, самостоятельно делать первые шаги. Тогда весной как-то подошёл ко мне мастер цеха и спросил, когда я буду увольняться. Он ничего не знал о моих планах и, конечно, удивил меня своей прозорливостью. «Такие, как ты, у нас долго не задерживаются, - пояснил он. – Ты даже материться не умеешь». Значит, мат или его отсутствие как лакмусовая бумажка сразу характеризует человека?! По нему можно даже определить дальнейшую судьбу? Не используешь жаргон – тебе и «плаванье большое». Недаром, видно, мама пугала моего младшего брата: «Тебе дорога только на лесокомбинат, ты только и можешь материться». Не хочу обижать рабочего человека, на всех места начальников не хватит. Да и не все используют в своей речи жаргон. Но всё же, всё же, всё же…

          Прожив с мужем лет пять, я однажды услышала от него  грязную брань, которой, оказывается, он не плохо владел. В разговоре со своими рабочими мой муж, тогда начальник огромного цеха знаменитого на весь мир завода, изъяснялся до боли знакомым мне с детства (от отчима!) языком. Заметив моё удивление, он объяснил: «С рабочими надо разговаривать на их языке, чтобы не быть среди них белой вороной». Я спорила, возражала, приводила, казалось,  убедительные доводы его неправоты. А он только ухмылялся лишь моей горячности, списывая её на отсутствие жизненного опыта.

          Живя в областном центре уже более тридцати лет и не так уж часто слушая тяжёлую  матершину, я с горечью осознаю, приезжая в родной городок, как мало что изменилось. Повсюду матерный язык используется людьми ежедневной, как правило, в  бедной, косноязычной речи. Город умирает. Повсюду разруха, ужасная нищета, безысходность, смерть. И мат, мат, мат…

          Запомнился мне тот тёплый солнечный денёк, когда мы садили на земле каждый свои мысли, запомнился на всю жизнь и тем, что, зайдя недалеко в лес, ликующий многоголосием птиц и каким-то волшебным миром блаженства, я наткнулась на серые деревянные кресты - могилы с прибитыми к ним номерами бывших заключённых. Рядом была зона, где всегда бурно процветал бурьяном тюремный жаргон. Жутко...