С О Л И Д А Р Н О С Т Ь
Армейская история начала восьмидесятых годов.
После учений танковый полк шел до дому. Наша «семерка» захромала на правую гусеницу. Возня с танковыми траками — работенка не для дистрофиков. Мы — водитель Мишка и я — вкалывали, а тем временем прапорщик Сенцов курил и задумчиво наблюдал за парочкой возле пруда. Там — идиллия типа «он и она на лоне природы». Он — худосочный интеллигент в очках, робкий и суетливый, влюбленный, но сразу видно без взаимности. Она — красавица вся в белом. Рядом — видавший виды «Москвичонок». Короче говоря, женишок-то не из богатых.
При помощи кувалды и матюков мы с Мишкой, наконец, справились с гусеницей. Закурили... Тоже уставились на парочку.
Влюбленный интеллигент готовил шашлык. Красавица тускло и безразлично смотрела то на него, то на кусок говядины.
Водитель Мишка глубокомысленно заметил, что у балбеса-интеллигента никаких шансов. Прапорщик Сенцов многозначительно промолчал.
Ухажер уронил на воздушное платье возлюбленной кусок мяса. Было смешно смотреть на разнос, который ему устроила красавица.
Прапорщик Сенцов плюнул и приказал заводить машину.
Тронулись... Дорога — одно название. Проехали метров триста, командир приказал глушить мотор. Зачем, не понятно. Короче, стали. Вышли, снова закурили... Глядь, сзади «Москвичонок» ползет. Дураку понятно, что красавица не простила очкарику покушение на свое шикарное платье.
Прапорщик Сенцов машет «Москвичу» руками — стой, братан!..
Дальнейший диалог прапорщика-танкиста и водителя «Москвича» — на уровне шизофренистического бреда: мол, слушай, возьми наш танк на буксир. У интеллигента очки сразу же вспорхнули на лоб. Прапорщик не сдается: понимаешь, движок у нас почти сдох, не тянет, а главное, не хватает ему всего-то пары-тройки лошадиных сил. У интеллигента очки уже не на лбу, а где-то на макушке. Прапорщик упрямо: да ты нам помоги только на горку забраться...
И уговорил!.. Теперь попробуйте представить такую картину — «Москвич» буксирует танк. Это примерно то же самое, что картина «Турецкие янычары пишут письмо казацкому гетману».
Мишка — водитель не из последних. Тем более, что он все и сразу понял: основная его задача не дать ослабнуть тросу и не оторвать задний фаркоп у «Москвича». Ювелирная работа!.. Кроме того, Мишка решил немного повыпендриваться и усложнил себе задачу — танк заносит то влево, то вправо.
Водитель-интеллигент выскакивает из машины и кричит, размахивая руками. Он просто-таки поражен тупостью военных! Неужели не понятно, что тут нужно взять правее?!.. А вон там левее!
Прапорщик Сенцов делает глупое лицо и смотрит на водителя. Мишка, как последний идиот, чешет в затылке. Я — тоже. Правда, нам едва удается сдерживать смех.
Очкарик прыгает в «Москвич» и рвет с места в карьер. Красавица с удивлением смотрит на своего ухажера — черт возьми, но таким вдохновленным она видит его впервые!..
Минут через десять очкарик полностью осваивается с ролью командира. У него горят глаза, он решителен и беспощаден; он кричит и «дураки-военные» с готовность выполняют его приказы. Например, мы — я и прапорщик Сенцов — безропотно идем подталкивать танк сзади.
В глазах красавицы — немое восхищение. Возбужденный очкарик начинает покрикивать и на нее. Женское восхищение тут же превращается в обожание, потом в обожествление, а потом черт знает во что — в глазах красавицы столько любви, что ее «фарами» можно было бы смело освещать дорогу ночью.
Через полчаса «тупые» вояки под руководством очкарика, наконец, втаскивают свой танк на горку. Прапорщик Сенцов «смущено» благодарит очкарика за помощь. Мы отпускаем «Москвич»...
Мишка вываливается из танкового люка и уже стонет от смеха. Вскоре мы трогаемся следом и не далее чем через пятьсот метров снова замечаем «Москвич». Он стоит на обочине...
— Гадом буду, целуются! — кричит Мишка.
Поцелуй настолько страстный, что парочка в «Москвиче» не обращает на нас никакого внимания. Мы проскакиваем мимо.
— Ну, че там, командир?! — спрашиваю я.
— Надолго, — спокойно говорит Сенцов, не отрываясь от видоискателя. — Не женщина, а пиявка, честное слово!
Смех в машине заглушает рев танкового двигателя.
...Вечером мы пьем за мужскую солидарность. Мы давимся водкой от смеха и вспоминаем старую сказку, как солдат варил суп из топора. А, в общем, любой солдат — штука проходящая. Сделал солдат доброе дело и иди себе дальше, брат!..