Вольный пересказ мультфильма-анимэ «The cockpit»
«Лепестки цветов сакуры, опадая, никогда не смогут вернуться обратно.»
Японская пословица
5 августа 1945 года, около полудня.
Гражданское население выбиралось из бомбоубежищ, в которых многие японцы уже привычно коротали время: американцы всё чаще и чаще стали совершать воздушные налёты днём. Солнце палило нещадно. Девушка остановилась, высвободила от ноши левую руку и провела ладошкой по лбу. Жарко! Взглянула вверх. Высоко в синеве безоблачного неба, в сторону моря летела россыпь тёмных чёрточек: крупных и помельче. Мелких было намного больше. Спохватившись, пошла дальше вдоль железнодорожных путей. Хрупкая как тростинка, бережно несла кото, (японский струнный инструмент, отдалённо напоминающий русские гусли). Воздух буквально плавился от зноя и звенел от неумолчного стрекотания цикад...
-...«Гусь» - Тройке: японская авиагруппа приближается ко внешнему рубежу прикрытия конвоя. Как поняли, приём?...
- Тройка – «Гусю»: тип самолётов?...
Молчание, потрескивание радиоэфира и вдруг – взахлёб, скороговорка стрелка-наблюдателя американского разведсамолёта:
- 16 «бетти» («Mitsubishi G4M», двухмоторные тяжёлые японские бомбардировщики на сленге американских военных лётчиков времён ВМВ), прикрытие из 32 «зеро» (японские истребители), высота 12000 футов (около 4000 метров)!...
Пауза и - сдавленный, полный ужаса возглас:
- Да это же... ударная группа с реактивными крылатыми бомбами!!!...
«Янки» заметили, немедленно последовал, хотя и запоздалый, приказ командира авиагруппы:
- Сбить американский разведчик!
- Третий, за мной! – немедленно отозвался ведущий эскорта...
Внутри одной из «бетти». Некто из экипажа смотрит в бинокль через иллюминатор левого борта. Видимо именно он обнаружил слишком близко подошедший американский разведывательный самолёт. В глубине салона бомбардировщика, спиной к кабине сидит молодой пилот с белой повязкой камикадзе на шлеме. Безучастный ко всему, что происходит вокруг, как бы ушедший в себя. Перед ним – ниша: (кабина «Оки» - реактивного самолёта-снаряда). Перед мысленным взором смертника мелькают падающие розовые лепестки сакуры (японской вишни). Панорама снизу: снаружи, под фюзеляжем бомбардировщика – белоснежный летательный аппарат с красным кругом на каждом крыле.
Стоп-кадр. Бегущая информационная строка:
«Это «Ока» - японский самолёт-снаряд специального назначения конца Второй Мировой войны - «крылатая бомба» с ракетным двигателем, управляемая пилотом-смертником. Этот самолёт-снаряд создали для проведения атак камикадзе, используя высокую скорость реактивного двигателя для преодоления систем ПВО крупных надводных кораблей противника. Лётчику, пилотирующему этот самолёт никогда не суждено вернуться... как осыпающимся лепесткам цветов сакуры.
Это были лепестки цветов смерти, которые Япония создала в конце Второй Мировой войны на Тихоокеанском ТВД, (театре военных действий). К осени 1944 года Императорский флот и морская авиация из-за острой нехватки материальных ресурсов и недостатка опытных кадров уже не могли противостоять военно-морским силам союзников, основной ударной силой которых являлись авианосцы США. В этих условиях японское командование предприняло попытку найти способ нанести ощутимый урон противнику без существенных затрат, используя высокий моральный дух японцев, преданных Императору и готовых пожертвовать жизнью, дабы с честью исполнить свой долг верноподданных Империи. Поставленная перед ними задача заключалась в том, чтобы, управляя простейшим летательным аппаратом, снаряжённым взрывчаткой, поразить и вывести из строя вражеский боевой корабль. С этой целью был разработан самолёт-снаряд специального назначения Yokosuka MXY7 Ohka, который конструктивно представлял собой деревянный планёр с зарядом взрывчатки в носовой части, одноместной кабиной пилота в средней части и ракетным двигателем в хвостовой части корпуса. «О;ка» не имел взлётных двигателей и посадочных шасси, поднимался в воздух самолётом-носителем (в качестве которого использовалась специальная модификация бомбардировщика Mitsubishi G4M. Отделялся от него в прямой видимости корабля противника и планировал до стабилизации его пилотом и наведения на цель, а после включения реактивного двигателя сближался с ней до столкновения, вызывавшего детонацию заряда.
Однако самопожертвование пилотов «Ока» не оправдало больших надежд, возлагавшихся на управляемые снаряды. Сам по себе разогнавшийся ракетный снаряд был малоуязвим для зениток и истребителей, боеголовка превышала по мощности боеприпасы, которые были способны поднять винтовые японские самолёты, (пораженный «Ока» 12 апреля 1945 г. эсминец «Маннерт Л. Абель» разорвало пополам и он быстро затонул), а пробивная сила могла быть даже чрезмерной, (в тот же день другой «Ока» пробил насквозь эсминец «Стэнли» так, что заряд сдетонировал, вылетев из противоположного борта, что спасло корабль от потопления). Но носитель «Ока» - бомбардировщик «G4M» был медлительным и неманёвренным (особенно с подвешенным снарядом) и имел непротектированные топливные баки. Ощущалась также нехватка истребителей прикрытия. При этом дальность пуска «Ока» была меньше, чем радиус истребительного прикрытия авианосного соединения. Поэтому большая часть носителей сбивалась на подлёте, не успев запустить снаряд, а жертвами удачных атак «Ока» становились, в основном, действующие на удалении от основных сил эсминцы радиолокационного дозора. При попытке же атаки на авианосцы помимо гибели самолёта-снаряда и его пилота уничтожался двухмоторный бомбардировщик с многочисленным, (7-10 человек) экипажем. Всё это привело к низкой эффективности применения «Yokosuka MXY7 Ohka» против боевых кораблей.
К концу Второй Мировой войны японская морская авиация подготовила 2525 лётчиков-камикадзе, ещё 1387 предоставила армия. Японская авиация никогда не имела проблем с нехваткой пилотов-смертников: наоборот, добровольцев было в три раза больше, чем самолётов. Основная масса камикадзе – двадцатилетние студенты университетов. Причины вступления в отряды смертников варьировались от патриотизма до желания прославить свой род. И всё же глубинные причины этого феномена, по-видимому, заложены в самой культуре Японии, в традициях «Бусидо» и средневековых самураев. Огромную роль в этом явлении играло также особое отношение японцев к смерти. Умереть с честью за свою страну и за Императора – являлось высшей степенью доблести для многих молодых японцев того времени. Камикадзе превозносили как героев, о них молились в храмах как о святых, их родные сразу же становились самыми уважаемыми людьми в своём городе. Перед вылетами проводились специальные церемонии, включающие ритуальную чашечку саке и «хатимаки», белую повязку на лоб. Согласно японским данным, в результате атак камикадзе потоплен 81 корабль, 195 повреждены. По американским сведениям потери составили 34 потопленных и 288 повреждённых кораблей. Кроме того, большое значение имел и психологический эффект, произведённый на американских моряков...»
...Полный отчаяния крик в радиоэфир:
- «Гусь» - Тройке!... Меня атакуют «зеро»!... Все, кто меня слышит, прошу помощи!!!...
Опытный, вышедший живым из множества передряг пилот американского разведсамолёта крутил машину ужом на сковородке, но пара японских истребителей тоже были не из новичков – играючи нащупали вражеский самолёт трассами. Первая очередь убила стрелка-радиста, вторая – подожгла фюзеляж. Через пару мгновений рванул бензобак и американский самолёт в жирных клубах чёрного дыма камнем пошёл вниз, к воде. Однако дело своё разведчики сделали: ударная японская авиагруппа обнаружена за 70 миль до соединения военно-морских сил США и сведения об этом экипаж успел передать до того, как их сбили.
На американских кораблях завыли сирены воздушной тревоги. По «громкой связи» авианосца командир передал приказ:
- Самолёты противника приближаются к внешнему рубежу прикрытия конвоя! Поднять всех истребителей! Не допустить прорыва!!!...
Длиннолицый стрелок левого борта окликнул и спросил напарника с правого:
- Эй, как думаешь, они уже обнаружили, что мы на подходе?
- Канешн: небось прекрасно видят нас на экранах радаров, - хмыкнул круглолицый крепыш в ответ. – И вообще, мы – где-то в 50 милях от цели. Если не подойдём ближе, то не сможем запустить «оку».
Громко, чтобы перекричать рёв моторов, разговаривающие борт-стрелки осёклись и почти синхронно оглянулись. Камикадзе как бы очнулся от оцепенения, в котором доселе пребывал, и прошептал:
- Если запуск сделать слишком рано, то я не смогу добраться до цели.
- Самолёты противника!!! – неожиданно заорал левый борт-стрелок. Смертник вздрогнул и повернулся направо. - «Зеро» сбросили запасные бензобаки! – крикнул Длиннолицый снова. Навстречу истребителям эскорта надвигалась целая туча американских «корсаров»...
- Охотник на «зеро» - «Гусыне»! У японских «бомберов» под фюзеляжем – большие торпеды! – сообщил американский пилот-истребитель. «Корсары», сваливаясь один за другим на правое крыло, понеслись в атаку. Американский истребитель атаковал оказавшийся ниже и впереди «зеро». Трассы американца хлестнули по правой плоскости японца. Та тотчас вспыхнула и задымила, «зеро» провалился вниз. А вокруг уже вовсю шла кутерьма группового воздушного боя и зазевавшийся «охотник» в мгновенье ока становился добычей...
Слишком неравны были силы: несмотря на все усилия эскорта, одиночный «корсар» прорвался к японским бомбардировщикам. Заградительный огонь борт-стрелков тоже не дал результата – «янки» атаковал с ходу. Удачно – левый двигатель японского «бомбера» вспыхнул от меткой очереди. Ещё один «корсар», проскользнув сквозь связанный боем японский эскорт, подбил другой бомбардировщик, который, задымив правым мотором, резким креном влево вывалился из общего строя. Очередь третьего «корсара» сразила борт-стрелка правого борта бомбардировщика, (где сидел наш камикадзе): стрелок с криком опрокинулся на пол, дёрнулся пару раз в конвульсиях и замер. Сквозь отрывшийся взору, (ранее закрытый спиной борт-стрелка), иллюминатор камикадзе увидел, как правый «бомбер» звена вспыхнул и через несколько мгновений взорвался. Секунды спустя загорелась и тут же отломилась левая плоскость ведущего бомбардировщика этого звена.
- Мориока! Каваучи! – в отчаянии закричал камикадзе, встав в проёме. Тут по фюзеляжу словно сыпануло градом и... стало намного светлее из-за пробоин. Все невольно присели, втянув голову в плечи. Смертник вскочил с корточек и с криком: «Сажусь в «оку», запускайте сброс!» бросился к личному летающему гробу.
- Младший лейтенант Ногами, нет! Всё ещё слишком далеко!!! – бросился наперерез и обхватил его сзади борт-стрелок левого борта, пытаясь не дать камикадзе сесть в кабину «оки».
- Не... ме... шай! - пропыхтел Ногами, силясь вырваться. – Я должен..
- Но ты не долетишь до цели! – вопил борт-стрелок в ответ.
Ногами удалось вывернуться из захвата и он спрыгнул в кабину. Оглянулся с выражением триумфа на лице: дескать ну, чья взяла? Когда повернулся, увидел перед собой штурмана. Тот ударом кулака вырубил смертника, который сразу обмяк и осел на сидение «оки». Трое членов экипажа посмотрели на сидящего без сознания камикадзе, переглянулись...
Ногами пришёл в себя от холодного потока воздуха, стремительно, с тугим напором бьющего в верхнюю часть шлемофона...снизу?!! Тут он сообразил, что падает, вниз головой... с парашютом!!! Машинально дёрнул за кольцо. С хлопком раскрылся купол и младшего лейтенанта резко, мощным рывком поставило с головы на ноги, раскачивая из стороны в сторону. Под ним пронеслись два пылающих бомбардировщика. Второй взорвался. У камикадзе невольно вырвался стон от ужасного зрелища. Он не видел, что со спины наплывал третий «бомбер», весь в густых клубах дыма. Пронёсся под ним совсем рядышком и, заложив правый крен, взорвался тоже. У Ногами, помимо воли вырвался долгий крик, полный безысходности и горя! Камикадзе зажмурился, не в силах смотреть на гибнувшие одним за другим бомбардировщики. Небо как бы расчертило на угольно-чёрные сегменты – следы сгоревших машин его товарищей...
Н-ская авиагруппа Императорских военно-воздушных сил получила задание нанести удар по соединению американских ВМС. Боевую задачу выполнить не удалось. Такое происходило довольно часто. На подходе японцев обнаружил патрульный разведсамолёт и они попали под массированный удар «корсаров». Эскорт из 32 истребителей «зеро» потерял 26, из бомбардировщиков-носителей реактивных «ока» не вернулся никто.
На аэродроме было необычно тихо. В погребальную тишину ночи неумолчно вплетался лишь стрекот цикад. Ногами лежал в траве, на животе и смотрел с отрешённой полуулыбкой на сидевшего прямо перед лицом ночного «скрипача», подперев голову правой рукой. ЖИВОЙ!
Раздались шаги грузного, немолодого человека.
- Это ты, который единственный вернулся из сегодняшнего рейда? – предельно деликатно проскрипели сзади. Камикадзе промолчал. За спиной с кряхтением уселись, обдав мощным «выхлопом» сакэ, и произнесли:
- Повезло тебе, что нашли и спасли.
- Только меня, - глухо проговорил смертник, - меня одного...
- Вот, на-ка выпей!
Плеснуло, на слух, в как минимум наполовину пустой бутылке.
Камикадзе повернулся и сел.
- Почему со мной? За что?! – спросил с тоской.
Поддатый пожилой офицер не так понял и пояснил:
- Да за то выпей, что живой остался! Хотя и только до завтрашнего дня... Завтра возьму тебя в экипаж, со мной полетишь. Пошли, выпьешь с остальными...
- Рняйсь, смирна!
Экипаж бомбардировщика застыл в строю: шестеро, не считая командира.
Пошла перекличка, последним представился командир экипажа, лейтенант Ямаока.
Удручающее, тягостное представляли они собой зрелище, за исключением Ямаоки: кто смотрел в пол, кто – прямо перед собой. Камикадзе бордо начал:
- Младший лейтенант Ногами! Завтра мне понадобится ваша по..
Строй не слушая его, распался без команды и согбенные фигуры, шаркая принялись рассаживаться за столом. Ногами ошарашено посмотрел направо, затем налево.
- Чего носы повесили, ребята? – не выдержал Ямаока, оглядывая подчинённых. – У нас есть шанс выжить после завтрашнего задания. Чего заранее хоронить-то себя? Поживём ещё!
- Ага, как же – «поживём»... до завтрашнего вылета. Особенно вон он! – с мрачной усмешкой произнёс круглолицый борт-стрелок и указал на камикадзе. Видимо осознав, что сказал бестактность, повернулся пристыжено к Ногами, с обескураженным видом, явно не зная, чем сгладить неловкость. Возникла заминка. Лишь разливаемая по чашкам сакэ булькала да стучали о столешницу неаккуратно опускаемые донца бутылок. Пилот-камикадзе, сам удивляясь своему спокойствию, проговорил, чуть растягивая слова:
- Лейтенант Ямаока прав.
Практически у всех от изумления вытянулись лица.
- Ирония судьбы: из сегодняшнего вылета меньше всего шансов вернуться было у меня, а я единственный, кого спасли из экипажей «бомберов».
- Из истребителей эскорта вернулось только шестеро, - со вздохом проговорил член экипажа бомбардировщика, сидевший напротив Ногами. Подержал чашку с сакэ в руке, опустил, вздохнув ещё горестнее:
- Нынче у американцев пилоты – сплошь ветераны, а у нас – половина желторотиков.
- Им легче сбивать желторотых, - вступая в разговор, озвучил очевидное долговязый парень слева от Ногами. Камикадзе уставился прямо перед собой и проговорил:
- Только бы у вашего бомбардировщика получилось подойти к цели на 30 миль. Тогда бы я смог поразить её наверняка.
Пожилой командир экипажа посмотрел на такого до неприличия молодого смертника. Сердце заныло от тоски и жалости. Ладно он, старый пень, хоть пожил, а этому-то, поди, ещё и девушку не довелось поцеловать ни разу. Эх...
А Ногами как в полубреду продолжал вполголоса, глядя в никуда:
- При прямом попадании «оки» эсминец просто разорвёт в клочья...
Все за столом замерли, уставившись на него обалдело, даже с испугом: вот сидит он здесь и рассуждает, как ценой собственной жизни уничтожить боевой корабль врага! Ногами опомнился, вскочил со стула, опёрся руками о столешницу:
- Но если для вашего «бомбера» возникнет опасность, не беспокойтесь обо мне - просто осуществите запуск и уходите!
Безвольно опустился на стул, словно эта вспышка исчерпала у него все силы.
За столом понурились. Кроме Ямаоки, который подцепил жареную рыбёшку палочками и отправил в рот, захрустев. Внезапно распахнулась дверь и в столовую вошли двое в лётной форме. К ним обернулись сидящие спиной ко входу, камикадзе в том числе. Сразу видно, оба побывали недавно в жестоком бою: у того, что пониже ростом – треснувшие лётные очки, у другого, высокого – перебинтована голова и под повязкой, с проступившим пятном крови, скрывался правый глаз. Оба определённо взвинчены до предела.
- Младший лейтенант Ногами здесь? – полупридушено, явно от сдерживаемого бешенства, спросил сквозь зубы одноглазый.
- А вы кто такие будете, ребята? – спросил Ямаока сварливо. «Ишь, завалились как к себе домой!» - подумалось ему. Двое вошедших проигнорировали вопрос и прошли к Ногами, эдак неумолимо надвигаясь. Воздух как бы сгустился и завибрировал от сдерживаемых эмоций.
- Это вы - пилот «оки», выживший в сегодняшнем рейде? – почти пролаял Одноглазый. Кивнув, камикадзе спокойно ждал, что последует дальше.
Одноглазый:
- Просим у вас прощения, что не смогли обеспечить выполнение вашей боевой задачи! Клянёмся, что завтра прикрывать будем идеально, сделаем всё возможное и даже невозможное...
- Просим нас извинить, - хрипло добавил товарищ Одноглазого. - Это всё, что мы хотели вам сказать.
Ногами с благодарностью посмотрел на истребителей. Одноглазый, кажется больше для себя, чем для окружающих, пробормотал вполголоса:
- Даже если придётся таранить самолёт врага...
Судорожно оскалился. Потом оба встали по стойке «Смирно!» и, козырнув, вышли.
За столом воцарилось мертвая тишина. Ямаока со вздохом склонил голову:
- Это лётчики из сегодняшнего эскорта. Досталось ребятам, хлебнули лиха полной мерой.
- Мы все сходим с ума! - с отчаянием, глядя в стол, сказал член экипажа по правую руку от командира.
- Да уж, - протянул парень в шлемофоне, соглашаясь. – Мы обязаны доставить человека, который должен погибнуть, как можно ближе к цели.
- Это всё инженеры, сделавшие «оку», совсем сбрендили! – мрачно процедил круглолицый крепыш, единственный из всех за столом с непокрытой головой.
Ногами вскинулся:
- Мы все погибнем в этой войне, разница лишь во времени!!!
Ямаока ударил кулаками по столу:
- Поэтому-то, видимо, и придумали камикадзе! Однако полная опасностей жизнь и необходимость умереть – не одно и тоже. – Он привстал и, опёршись о кулаки подался вперёд к смертнику. - «Ока» сделала так, что жизнь человека стала частью самолёта...
Камикадзе что-то прошептал, затем склонил голову, закрыв глаза. Вдруг послышались звуки струнной музыки. Раздался слитный удивлённый выдох! Все в столовой завертели головами в поисках источника мелодии. Сообразив что к чему, гурьбой поспешили наружу. Сквозь бархатную тьму ночи доносилась издалека завораживающая мелодия. Печальная и вместе с тем невообразимо прекрасная. Лётчики замерли, боясь даже дышать. Казалось, что дыханье восьми человек может вспугнуть музыку, заставить замолчать
- Это же кото!!! – не выдержав, воскликнул кто-то справа от Ногами.
- Похоже играет знакомая нашего смертника... Вроде как прощается, - сказали слева.
- Как будто прощается, - выдохнул ещё кто-то в полумраке. – А и правда, уж не подруга ли это нашего младшОго?
Все сразу же посмотрели на Ногами.
- Печальная мелодия тоскующей, одинокой души, - проговорил Ямаока и обратился к камикадзе:
- Твоя знакомая?
- Нет, у меня никогда не было времени на девушек.
«Ну точно!!! Я так и знал!» - с ещё больше горечью подумал командир экипажа. Многие разочарованно вздохнули. Хотелось сделать для отважного парня что-то такое, хорошее, чтобы последняя ночь прошла для него не столь тягостно. Все примерили на себя его судьбу и ужаснулись: ожидание скорой, неминуемой смерти наверняка похуже её самой! Повисло неловкое молчание.
- А вот если бы не было войны, - произнёс, блеснув в лунном свете круглыми очками, низенький даже для японцев, второй пилот, - кем ты стал бы?
- Будете смеяться – я хотел стать инженером и строить ракеты, – невесело усмехнулся Ногами. Все остолбенело уставились на камикадзе. Да уж, Насмешница-Судьба здорово подшутила.
- То есть именно поэтому ты и стал пилотом «оки»? – нерешительно произнёс пилот-коротышка.
Камикадзе посмотрел вверх, на неправдоподобно огромное ночное светило.
- Если бы не война, то через лет тридцать я обязательно полетел бы на Луну на построенной мной ракете... Такая у меня была мечта.
Ногами как зачарованный смотрел на Луну.
- Сколько молодых парней могли бы всего разного сделать, если бы не.., - у Ямаоки невольно перехватило дыхание, - ..проклятая война...
Мелодия, достигнув невероятной высоты исполнения и бесподобной чистоты звучания, оборвалась. Будто серебряная струна лопнула.
- Всё, всем спать! – приказал Ямаока. – Утром рано вставать.
Все разошлись по своим домикам-коттеджам. Кроме камикадзе. Командир экипажа постоял, подумал и мысленно махнул рукой: пусть сам решает. Что-то подсказывало умудрённому жизнью офицеру, что у Ногами это последняя ночь...
В это время не спалось не только камикадзе и экипажу японского бомбардировщика. В кают-компании для лётного состава ударного авианосца США «Саратога», (название взято наобум), припозднились четверо американских лётчиков-истребителей. Двое уныло сидели, третий – подпирал переборку, а четвёртый, Гордон – самый результативный ас авиасоединения, базировавшегося на «Саратогу», смотрел на приклеенные скотчем к стенке рисунки, без сомнений выполненные талантливо. Внезапно протянул правую руку к ближайшему и с треском отодрал. Подержал на ладони будто на весу:
- Эх, жаль-то как Боба! Его любили буквально все и каждый.
- А ведь он всегда говорил, что станет самым знаменитым художником-мультипликатором..., - мрачно пробормотал один из сидящих, уцепившийся за кружку словно за спасательный круг ведомый Гордона Сэнди Весельчак, закадычный друг именитого аса «Саратоги» ещё с училища, никогда неунывающий парень из Техаса.
- И приговаривал при этом: «Лет эдак через тридцать», - добавил сидящий напротив. Гибель Боба потрясла всех. Кто угодно, только не «Маляр», как добродушно поддразнивали его соратники! Душа любой компании, всеобщий любимец.
- Эдвардса и Кирка тоже сбили сегодня, - хмуро произнёс прислонившийся спиной к переборке.
- Джентльмены, не время предаваться сантиментам! – неожиданно раздался властный голос. Сидящие мгновенно вскочили, все стали по стойке «Смирно!» - в столовую вошёл командир авианосца.
- Вот снимки фотопулемётов сегодняшнего воздушного боя, - в правой руке каперанга был конверт плотной бумаги. Фотографии веером легли на поверхность стола. Четверо американских пилотов издали слитный возглас ужаса и ярости!
- Эт... Это же «цветы сакуры» - пилотируемые, крылатые бомбы! – озвучил за всех очевидное Гордон. Оскалился по-волчьи, судорога свела лицо:
- Тут же совсем спятить можно!!!...
- Верно: реактивная крылатая бомба, полторы тонны взрывчатки, скорость полёта – до 1040 км в час, управляемая пилотом-самоубийцей, – повернувшись спиной к истребителям, проговорил «первый после бога».
- Но это же значит, мы не сможем сбить их на наших «корсарах»! – вскричал Гордон в отчаянии. Капитан первого ранга обернулся:
- Поэтому вы должны сбить «бетти» до того, как эти «цветочки» с них запустят!...
Ночь для камикадзе пролетела незаметно. Он и самому себе затруднился бы объяснить, почему не пошёл спать. Может хотел пойти и попытаться найти ту, которая играла как будто именно для и ради него? Но почему тогда этого не сделал?! Отчего просидел в траве на верхушке холма до самого рассвета?
Выпала обильная роса – верный признак, что погода будет прекрасной.
В призрачном свете расплавленного серебра, капли росы переливались как жемчуг. Где-то поблизости неутомимо пиликал сверчок. Всё вокруг казалось преисполненным какой-то неземной красоты. Камикадзе сидел и впитывал в себя безмолвную симфонию ночи всем естеством. И, подобно заключительному аккорду, стал для него восход солнца. Оно вышло из-за вершины Фудзиямы и первые, самые ласковые лучи вызолотили всё вокруг. Солнце улыбалось ему, в последний раз. И пилоту «оки» нестерпимо захотелось обнять весь мир, прижаться лбом, закрыв глаза. Внезапно Ногами понял – это жизнь так прощается с ним. И он – улыбнулся. Телу передалось животворное золото солнечного тепла и юноша ощутил, как его переполняет непередаваемое внятно словами ощущение полного, безграничного счастья! За спиной проклюнулся, разрастаясь рокотом, шум прогреваемых моторов бомбардировщиков. Они как бы звали его: «Пора!» Он снова улыбнулся: да, пора идти... навстречу избранной судьбе.
Вступало в свои права утро 6 августа 1945 года, которому суждено было стать поворотным днём для всего человечества...
Сквозь верхнее остекление кабины Ногами с удивлением смотрел вслед проплывающим выше торпедоносцам.
- Эй, а в сегодняшнем эскорте есть и N1K1!!! – вскочив, крикнул он сидящим впереди второму пилоту и командиру экипажа.
- Ну да, - не понял чему тут удивляться коротышка. Блеснув очками, обернулся к камикадзе:
- Сегодня в эскорте – 40 машин, и 16 из них – торпедоносцы.
Ямаока, так же обернувшись, подтвердил невысказанное смертником опасение:
- У торпедоносцев – ограниченный радиус действия, только 24 «зеро» будут сопровождать нас до самой цели.
- А они смогут прикрывать нас до момента запуска? – спросил Ногами да так и сел, где стоял, удачно, не мимо кресла. Наверняка вспомнил вчерашний злополучный рейд, когда бессильными обеспечить надёжное прикрытие оказались целых 32 «зеро». Может даже стал прикидывать, кто на этот раз врежет ему, чтобы вырубить и, пожертвовав личным парашютом, опять попытаться спасти... Ведь смертнику парашют не положен по определению. Тут справа раздался хлопок и бомбардировщик чувствительно качнуло! Камикадзе ошарашено повернулся в ту сторону и глянул через иллюминатор на мотор.
- Блин, опять! Не обращай внимания, - успокоил второй пилот камикадзе. – Это иногда генератор так барахлит.
Командир откинулся на спинку сидения и, закинув обе руки на затылок, потянулся:
- В последнее время такое про-о-о-сто неизбежно, ведь сборкой самолётов занимаются молодые девчонки да школьники-подростки.
- Ага, - поддакнул второй пилот. – А материал для сборки – из кастрюль да ночных горшков!
Командир и второй пилот расхохотались. Смертник смотрел на них с недоумением: чего тут такого смешного?!
Ямаока, перестав смеяться, вдруг посмурнел:
- Хотя эти кастрюли и горшки значительно прочнее наших жестяных бензобаков.
Второй пилот тоже помрачнел:
- Тем, кто придумал делать такие баки, надо бы извиниться перед военными!
Обернулся к камикадзе:
- Интересно, о чём думали инженеры, создавая «оку»?
Скрестив руки на груди, Ногами спокойно сказал:
- Я как раз знаю, о чём они думали, потому что учился ракетостроению. Инженерам, которым пришлось создавать «ока», было очень тоскливо и трудно это делать. – Он обернулся и посмотрел на нишу в днище бомбардировщика, откуда выглядывала кабина его «оки». – Они должны были сделать всё по высшему разряду, хотя и не хотели этого делать... Как же им было тяжко! Так неимоверно тяжело..., потому что управлять этой ракетой-бомбой придётся человеку... Ракетой, которая никогда не вернётся...
В кабине бомбардировщика повисло неловкое молчание.
- О, - встрепенулся коротышка-второй пилот, явно желая побыстрей нарушить невыносимую тишину, - смотрите: торпедоносцы сбрасывают дополнительные баки!
Камикадзе вскочил и спросил удручённо, хотя и сам знал ответ:
- Возвращаются на базу?
- Если не повернут назад сейчас, то у них не хватит горючего на обратный путь, - пожал плечами Ямаока в том смысле, что чего тут спрашивать-то – и так всё ясно.
Сброшенные топливные баки уже давно исчезли внизу, а торпедоносцы... продолжали лететь прежним курсом!!!
- Хе, похоже они собираются лететь с нами и дальше, - хмыкнул второй пилот.
- Спасибо вам, ребята, - уважительно произнёс командир экипажа.
Никто ничего не прибавил к сказанному им. О чём было в данном случае говорить? Уже само это молчание было многозначительным: торпедоносцы имели право уйти, но не сделали этого, хотя ясно осознавали, что тем самым обрекают себя на практически неминуемую гибель. Не захотели ослаблять эскорт, не повернули назад! Ни один экипаж!!!
Радарная служба «Саратоги» доложила на мостик:
«Засекли приближение крупного авиасоединения японцев. Курс – 20, высота 12 000 футов, удаление – 70 миль.»
- Немедленно поднять в воздух всё, что у нас есть! – приказал командир авианосца.
У присутствующих от дичайшего удивления повытягивались лица и отвисли челюсти.
- Это они, долбанные «цветочки сакуры»! – выругался каперанг.
У всех кровь выморозило в жилах. «Ока» - ужас и неизбывный кошмар американских ВМС на Тихоокеанском театре военных действий Второй Мировой войны! (Говорят, напуганные непрекращающимися атаками камикадзе, команды других американских кораблей рисовали большие белые стрелы, указывающие на авианосцы – самую вожделенную для японских лётчиков-смертников цель.
Правда это или нет, не знаю. Слышал об этом в одном американском документальном фильме по «Дискавери».)
Гордон, взлетая под марсианское уханье ревуна воздушной тревоги, проговорил с ненавистью:
- Значитца, идут сюда эти чокнутые парни? Посбиваю, на хрен, всех!!!
За десятки километров Ногами каким-то шестым чувством осознал: пора! Внутри всё болезненно сжалось – идут последние мгновения, по истечении которых от окружающих его отделит как бы незримая стена: им – продолжать жить, а у него с этой минуты начнётся обратный отсчёт. Собрав всю волю в кулак, с огромным трудом задавив в себе желание жить, ЖИТЬ любой ценой, камикадзе тихонько встал и двинулся к нише.
Ямаока тут же обернулся, попытался пошутить:
- Уже? Не рановато ли собрался?
Ногами криво усмехнулся в ответ:
- Хочу без спешки, обстоятельно осмотреться, это ведь мой персональный гроб.
Улыбка сползла с лица у Ямаоки и сменилась гримасой скорби. Старому офицеру стало нестерпимо жаль этого мужественного парня. Камикадзе опустил ноги внутрь «оки» и... замер, почувствовав, что весь экипаж провожает его взглядами. Повернулся, взглянул на командира бомбардировщика, на второго пилота, штурмана, на борт-стрелков – все откозыряли ему. Он ответил им тем же. Вот сейчас действительно невидимый метроном начал обратный отсчёт к абсолютному нулю. Всё, теперь они там, за стеной, которую не ощутить и не потрогать, он – здесь... пока ещё. Уселся, устраиваясь поудобней. Привычно-заученно застегнул привязные ремни.
- Ногами, как слышишь меня? - обратился по внутренней связи Ямаока. - Прости, что придётся тебя подержать в тесноте.
- Не переживайте за меня, - ответил смертник. – Мне удобно, потому что ухожу я один.
- Хорошо. Сделай всё, как надо, - едва подавив горестный вздох, буквально выдавил из себя командир экипажа.
- Спасибо вам, лейтенант Ямаока, - поблагодарил Ногами за проявленное участие и такт. У пожилого командира бомбардировщика внезапно защипало в глазах и он тотчас прикрыл их чтобы скрыть невольно навернувшиеся слёзы. А камикадзе, как бы отрешившись от всего земного, окидывал взглядом панель приборов управления. Небогато там было, можно даже сказать – сиротливо. Странно, вроде всё на месте, но такое ощущение, что чего-то определённо не хватает! И тут он вспомнил. Достал из внутреннего кармана портрет девушки, с кото на заднем плане, у неё за спиной. Вспомнилось, как ему очень понравилась эта миниатюра и он купил её у уличного художника, сам не зная почему. Ни к месту, ни ко времени мелькнула мысль: «Может это она вчера ночью играла так печально и божественно красиво? Будто искала именно его и звала: «Приди!» Наверно всё-таки зря он не стал её иска..
- Самолёты противника! – вырвал из задумчивости крик второго пилота. – Справа-выше! Много!!!
Камикадзе вздрогнул от внезапного накатившего страха: неужели всё в пустую, он так и не сможет выполнить свой долг до конца и погибнет без какой-либо пользы?
- Эскорту, всем – на перехват, - спокойно, даже буднично что ли раздался в шлемофонах японских лётчиков приказ командира авиагруппы.
Истребители резко выполнили разворот вправо и рванули навстречу «корсарам».
Все, до единого. Это было ошибкой.
- «Корсары» слева-выше!!! – ударил по ушам истошный выкрик второго пилота. – Заходят от солнца!
И противопоставить им бомбардировщики могли лишь жиденький огонь борт-стрелков. Экипажи «бомберов» похолодели - американцев было слишком много...
Гордон прорычал по рации:
- Сбить к дьяволу всех этих чокнутых! Ат-така!!!
В шлемофонах крутилась, хрипела, завывала на все лады обычная в таких случаях радиопостановка «Общая свалка» - групповой воздушный бой.
-...«Корсар» на хвосте! Пробую оторваться в пике, - лихорадочно выпалил один из истребителей эскорта и на скольжении вправо исчез внизу. Эскорт плотно связали боем атаковавшие справа и заходящие на бомбардировщики слева, от солнца, американские истребители получили идеальные, чуть ли не полигонные условия для атаки. Громоздкая туша японского бомбардировщика росла в прицеле ведущего атакующих «корсаров». Гордон нажал на гашетки. Шнуры трасс хлестнули по левой плоскости «бомбера». Есть! Левый мотор «бетти» полыхнул факелом. Американский лётчик пронёсся выше. Оглянувшись, с дикой радостью увидел, что обстрелянный им вражеский самолёт неуклюже валится вниз. Вспыхнул ещё один японский бомбардировщик...
- Машину командира полка подбили!!! – заорал правый борт-стрелок экипажа Ямаоки...
...Одноглазый зашёл «корсару» в хвост. Тот переворотом попытался уйти в пике. Так же перевернув «зеро», японец поймал тёмно-синий американский самолёт в перекрестие прицела и, как был вниз головой, нажал на гашетки. Трассы длинной очереди ударили по левой плоскости американца, она – переломилась и «корсар» провалился вниз вверх тормашками. Радость Одноглазого была недолгой. Выровняв самолёт, окинул взглядом небо и волосы зашевелись под шлемом: оставленные без прикрытия бомбардировщики атаковало зашедшее слева другое соединение американцев и атакуемые самолёты вспыхивали один за другим!
Одноглазого охватил жуткий стыд. «А ещё клялся вчера тому смертнику, что прикрывать буду идеально! Не успеть, перехватят или просто отвлекут и...»
И тут он увидел, как один из бомбардировщиков ухитрился уйти в весьма кстати подвернувшееся облако. А за ним следом ринулся «корсар»! В одиночку!!! Одноглазый безрассудно рванул в ту же сторону, туда! Вертелся сумасшедшим волчком, вкладывая в невообразимый каскад фигур высшего пилотажа всё мастерство пилотажника-виртуоза; уклонялся от трасс; игнорировал раз за разом буквально сами влезающие в перекрестие прицела самолёты врага; пару-тройку раз имел выгоднейшую возможность помочь товарищам, но это наверняка значило бы оставить последний целый бомбардировщик без защиты. «Простите, ребята, но мне нельзя сейчас отклоняться ни в коем случае!» Чудом избежав столкновения с каким-то явно ополоумевшим в пылу боя «корсаром», «зеро» наконец-то занырнул в белоснежную вату облаков. «Слепой» полёт длился всего несколько секунд и когда самолёт японца вырвался в сапфирную синь неба над облаками, Одноглазый чуть не взвыл от отчаяния: обе плоскости «бомбера» объяты пламенем, а американец не торопясь уходил в вираж, видимо собираясь никуда не спеша и со вкусом добить. Японского лётчика-истребителя резануло бешеной радостью: пылающий бомбардировщик продолжал упрямо лететь прежним курсом! И то, что «янки» решил не торопиться, то же было ему на руку. Ручку газа – до упора от себя! «Зеро», словно пришпоренный, рванул вперёд...
Выполняя второй заход и уже поймав очередную «бетти» в прицел, Гордон заметил, что другая «бетти», заложив невероятную для такой неуклюжей и тяжёлой машины фигуру пилотажа, резко ушла в сторону и нырнула в облако.
«Врешь, не уйдёшь!» - пронеслось в голове американского пилота и он бросился вдогонку. Тут же похвалил себя: никто из соратников, кроме него, не заметил пытающуюся улизнуть «бетти». А брошенную им добычу не упустят другие. Вырвавшись из белой пены кучевой облачности, оказался чуть выше и левее, позади японского бомбардировщика. Немного довернуть вправо и.. Руки-ноги сами, опережая слишком медленную реакцию мозга, внезапно для самого Гордона сорвали истребитель в скольжение на крыло и длинная очередь хвостового стрелка прошла на метр выше. «Ух ты, чуть не сбил! Ну щас я тебя!!!» - мелькнул и пропал огрызок мысли. Выровняв самолёт, Гордон вбил очередь точно в кабинку стрелка, только осколки остекления брызнули! Ствол 20-мм пушки нелепо задрался вверх и в сторону. «Есть! А теперь – по правой плоскости!» Попадания «попятнали» правое крыло «бетти» и из пробоин тотчас потянулись назад сероватые струи. Пробит правый бензобак! Почему-то нет пламени. Зайдя слева Гордон обстрелял левую плоскость бомбардировщика и кабину. Взвыл от восторга: левый мотор вспыхнул и огонь, как живое существо, начал вскарабкиваться-перебираться с плоскости на фюзеляж и – вспыхнула пробитая, истекающая горючим правая плоскость! Невероятно: «бетти» продолжала лететь, не выказывая ни малейшего желания падать или взрываться!!! «Ну ничего: сейчас сделаю ещё один заход и – добью!...»
...«Корсар» стремительно рос в прицеле. «Янки» оказался непростительно беспечным: совсем не смотрит за задней полусферой! Одноглазый глянул назад – никто не подкрадывается с хвоста, хорошо. Довернул чуть-чуть, взял упреждение и нажал на гашетки... Ничего не произошло!!! Мгновенно облившись потом, японский лётчик перезарядил вооружение и, снова поймав выскользнувший было из прицела самолёт противника, даванул на гашетки. Снова ничего! Кончились боеприпасы!!! «Корсар» заполнил уже весь прицел... Решение пришло само собой. Одноглазый с мстительной радостью заорал: «Банзай!!!» и...
Ощущение опасности, не единожды спасавшее Гордона, словно ледяным сквозняком дунуло сзади справа. Выругав себя, американский ас начал инстинктивно выполнять маневр уклонения, одновременно посмотрев вправо-назад. Оттуда стремительно вырастал в размерах «зеро»..., явно идущий на таран!!!
Тело американца, не желавшее умирать, помимо воли исторгло вопль ужаса и через миг японский истребитель врезался в американский – оба самолёта исчезли в облаке взрыва!
- «Зеро» протаранил этого гада! – вне себя от радости воскликнул второй пилот. Как будто самолёт не охватывали языки пламени.
- Ещё не вечер! – рявкнул Ямаока с диким весельем в голосе.
- Командир! Делайте сброс, - в который раз уже почти умолял камикадзе по внутренней связи.
- Спокойно, сынок, мы ещё не нашли для тебя вкусную цель.
В салоне плавали тяжёлые волны дыма, в горле першило от запаха гари. Впереди в облаках появился разрыв и объятый разгорающимся пламенем бомбардировщик вывалился из облачности. Не так что бы далеко, как на подносе, удача выложила крупный американский конвой!
- 20 миль!!! – завопил второй пилот от счастья, сверкнув на солнце треснувшими очками. – Слева впереди по курсу - АВИАНОСЕЦ!!!
- Ты слышал, мой мальчик?
-Да, командир! Спасибо!!! – камикадзе задвинул фонарь кабины «оки».
- Приготовиться... Сброс! – раздалось в шлемофонах Ногами.
- Есть сброс!
Белоснежная, смертоносная самолёт-ракета отделилась от охваченного пламенем носителя-бомбардировщика и перешла в свободное, плавное падение. Камикадзе выровнял планер, надавил большим пальцем правой руки на кнопку зажигания в навершии рукояти управления. «Шурх-х-х» - из сопла вырвалась тугая струя огня и пилота-смертника вдавило в сидение. Довернув I-13, он поймал силуэт цели в перекрестие прицела и уже не выпускал...
Сгорающие заживо Ямаока и второй пилот орали от безмерного счастья: «ока» стремительно выходила на финишную прямую, конечной точкой которой был американский авианосец...
Корабли охранения сосредоточили огонь на умопомрачительно быстро приближающемся белом самолётике. Все средства ПВО ударного авианосца «Саратога» не отставали от них, но «ока» была словно заговорена: продолжала нестись к цели, оставляя за собой дорожку на ровной, как зеркало поверхности океана, несмотря на вспененное вокруг неё в воздухе море разрывов зенитных снарядов, густо прошитое нитями пулемётных трасс.
«Вот и всё, касаюсь бор..» - лихорадочно мелькнуло у камикадзе. Очень трудно оказалось выполнить последнюю инструкцию-правило: держать глаза открытыми до последнего мгновения...
На мостике «Саратоги» беспомощно смотрели на архистремительное приближение проклятой «оки». Миг – и в правый борт авианосца словно ударил кулак великана! Всех швырнуло на пол, сверху дождём посыпались осколки остекления, обрушились какие-то трубы и только затем по ушам ударило звуковой волной. «Этот сукин сын преодолел звуковой барьер!!! - потрясённо подумал командир «Саратоги». – Рехнуться можно!» Опомнившись от пронзительного дребезжания аварийной тревоги, хрипло выкрикнул:
- Доложить о повреждениях! - и только затем стал с трудом приподыматься чтобы встать на ноги. Взгляд невольно зацепился за посторонний, выбивающийся из привычной обстановки, прямоугольный предмет. Американец машинально протянул левую руку, взял с усыпанной битым стеклом палубы, перевернул и... вздрогнул от крайнего изумления! Слишком много потрясений для одного раза!!! На ладони лежала поясная миниатюра японской девушки редкостной, небывалой красоты, с кото на заднем плане!!! «Портрет девушки того камикадзе?! – ошалело пронеслось у каперанга. – Точно рехнуться можно!!!» На мостик ворвался шифровальщик – очумелый, с квадратными глазами, расхристаный, бледный – и заорал не по уставу, нарушая все писаные инструкции и неписаные правила:
- Экстренное сообщение! Только что наши сбросили атомную бомбу на Хиросиму!!!
«Сумасшествие какое-то! - мелькнула у командира «Саратоги» совершенно дикая мысль. – Мы все сошли с ума!!!» Это была его последняя мысль: авианосец разломила надвое серия мощных взрывов запасов авиационного бензина, с последующей детонацией боеприпасов. Из команды не спасся никто. Уцелевших в бою «корсаров» приняли другие авианосцы соединения.
Эпилог
Смерть оказалась милосердной для всех.
Гордон так и не узнал, что не выполнил боевого задания по прикрытию авианосца и не доотомстил за сбитого друга.
Командир авианосца не узнал, что его красавица, его «Саратога» погибла вместе со всем экипажем.
Одноглазый и другие японские лётчики, павшие смертью храбрых в том рейде, не узнали, что на Хиросиму и Нагасаки сброшены атомные бомбы и что будет подписана капитуляция.
Даже над командиром бомбардировщика, его вторым пилотом смерть сжалилась: потерявший левый двигатель самолёт взорвался спустя несколько мгновений после того, как далеко впереди маленький кораблик-авианосец переломился надвое...
А Ногами... не узнал, что не дожил всего девяти дней до капитуляции Японии и приказа о немедленном прекращении боевых действий, всех, без исключения. И атак камикадзе в том числе. Не все японцы подчинились этому приказу и сложили оружие. Один из них Матомэ Угаки – вице-адмирал, командующий 5-м Воздушным Флотом Японии. Совершил боевой вылет в районе Окинавы 15 августа 1945 года в составе камикадзе из 7 самолетов 701-й авиагруппы. Пал смертью храбрых. А на островах Индокитая отдельные военнослужащие Японии, отказываясь верить, что их страна проиграла войну и подписала капитуляцию, продолжали вести боевые действия чуть ли не до начала третьего тысячелетия. Но это – уже другая история.
Ногами не намного ошибся в предположениях-расчётах. Первый человек полетел в космос 12 апреля 1961 года, а на поверхность Луны нога человека ступила не через 30 лет, немного раньше – 21 июля 1969 года.
История реактивного оружия была краткой, как сон. «Ока» стал единственным типом реактивных самолётов на Тихоокеанском ТВД. Теперь на нашей планете на вооружении – термоядерные ракеты. Они терпеливо, безмолвно и неумолимо ждут... последний день этого мира, им всё равно на что или кого нацелены, ведь у них нет человеческого сердца пилота-камикадзе...
Я по совести указу записался в камикадзе,
С полной бомбовой загрузкой лечу.
В баках топлива – до цели,
Ну а цель, она - в прицеле,
И я взять её сегодня хочу.
Рвутся нервы на пределе,
Погибать, так за идею,
И вхожу я в свой последний вираж.
Те, которые на цели,
Глядя ввысь, оцепенели,
Знают, ЗНАЮТ, чем грозит им мой пилотаж.
Парашют оставлен дома,
На траве аэродрома,
Даже если захочу - не свернуть!
Облака перевернулись,
И на лбу все жилы вздулись,
И сдавило перегрузками грудь.
От снарядов в небе тесно,
Я пикирую отвесно,
Исключительно красиво иду.
Три секунды жить осталось,
И неважно, что так мало.
Зацветут ещё мои деревья в саду.
Не добраться им до порта!
Вот и всё – касаюсь борта,
И в расширенных зрачках отражён.
Весь мой долгий путь до цели,
Той, которая в прицеле,
Мне взрываться за других есть резон!
Есть резон своим полётом,
Вынуть душу из кого-то,
И в кого-то свою душу вложить!
Есть резон дойти до цели,
Той, которая в прицеле,
Да потому что остальным надо жить!
Песня Александра Розенбаума «Камикадзе»