1. Если вы умные, то будете держаться от меня подальше. Как если бы я была бомбой с внутренним механизмом замедленного действия. Я и сама не знаю, когда именно взорвусь. Тик-так. Тик-так. Слишком опасно быть рядом. Слишком опасно любить меня. Когда я взлечу на воздух... Когда я пролечу все эти этажи вниз... Что будет с вами, с теми, кто любит меня? Я скажу вам. Как и от любого взрыва, будет много жертв. Даже если кто-то из вас сможет продолжать существовать в мире, где больше не будет меня... Выжившие все равно останутся калеками, как если бы лишились рук или ног. Как если бы конечности вам оторвало взрывом моей смерти. Держитесь от меня подальше. Я помогу вам не любить меня. Это все, что я могу для вас сделать...
2. Если мысли зарождаются в голове, а голод в желудке, то я почти ничего не смыслю в анатомии чувств… Где зарождается бесконечность, зовущаяся любовью? Как далеко она простирается? И прощает ли тотальное предательство? Я не собираюсь, черт возьми, делиться с вами своими воспоминаниями, показывать сотни уродливых шрамов на моем дурацком сердце, которое не умеет любить. У каждого должны быть свои собственные ошибки. И я не хочу, чтобы кто-то учился на моих. Мучайтесь от необратимости уже свершившегося, беснуйтесь от невозможности что-то исправить, обещайте себе больше не повторять подобного, тысячу раз зарекайтесь влюбляться, обманывать или курить.
3. Она ходит по темной комнате с завязанными глазами, вытянув руки и растопырив пальцы, неуклюже переставляя ноги. На ней — тонкое шерстяное платье, черное с коричневыми розами. Ее волосы собраны на затылке в неаккуратный пучок, из которого выбиваются легкие пряди. На ее ногах — черные чулки в крупную сеточку. Она ходит по деревянному полу. В дальнем от двери правом углу зубцами вверх лежат грабли. К металлу присохли комочки грязи. Она ходит по комнате, вытянув перед собой руки. Чулки иногда цепляются за неровные доски пола. Кто-то другой стоит посреди комнаты и взволнованно наблюдает за ней. Когда она подходит к дальнему от двери правому углу, туда, где лежат грязными зубцами вверх грабли, он предостерегающе кричит ей: «Осторожно, грабли!» Но она все равно всегда на них наступает и больно бьет себя по лбу подлетающей рукояткой. Много раз. Много дней.
4. Черт возьми, я всегда повторяю одни и те же ошибки. Одни и те же. Всегда.
5. Любить.Не.Надо. Не надо любить. Меня не надо любить. Я не заслуживаю любви. Как же я виновата перед всеми вами. Я очень виновата. Виновата в том, что не люблю вас достаточно сильно, чтобы не желать себе смерти. Если бы я любила по-настоящему хоть кого-то из вас, хотя бы одного, то не смогла бы, не сумела бы оставить любимого человечка тут... Но я не люблю...
6. Я не хотела никого предавать. Я не хотела никому причинять боль. Все, что мне было нужно, когда я шла по обочине дороги, это найти немного спокойствия. Я наконец-то поняла. Мне не нужно никого любить, и я не хочу, чтобы кто-то любил меня. Мне плевать, если моя смерть заставит кого-то страдать. Я не умерла до сих пор только потому, что постоянно забочусь о тех, кому после моей смерти будет о чем сожалеть… Хватит жалости. Истина в том, что я не должна жить, если мне этого не хочется. Жить ради кого-то или погибнуть ради себя? У меня всегда есть выбор. Спокойствие. Спокойствие — это все, чего я хочу. Я слишком грешна, чтобы обрести то, чего нет ни у кого. Но… Теперь-то я знаю, что мне нужно на самом деле. Я знаю, к чему мне стремиться. И рано или поздно я достигну своей цели. Я обрету покой. Неважно, что мне придется для этого сделать: спиться, стать наркоманкой или наложить на себя руки. Сойдет любой способ. И я собираюсь их все перепробовать.
Так я рассуждала, когда шла по обочине той дороги… Той дороги, где меня сбила грузовая машина. И тогда на меня снизошло еще одно озарение: мне не нужно спокойствие, все гораздо проще — я просто не хочу чувствовать боль…
7. Вы должны возненавидеть меня. Еще до того, как я умру. Хотя, уже то, что я никого из вас не люблю настолько, чтобы остаться здесь, с вами, достаточный повод, чтобы вы не чувствовали ко мне ничего, кроме презрения. Какие же вы упрямые! Все продолжаете испытывать ко мне эту глупую, ненужную привязанность, от которой ничего, кроме боли вас не ждет! Мама... Отец... Сестра... Подруга... Муж... и... Сын... Вы не должны любить меня. Вы не должны простить меня за то, что я собираюсь сделать. Превратить вашу жизнь рядом со мной в ад. Чтобы моя смерть показалась вам избавлением от мук. Снова и снова причиняя вам боль, я спасаю вас от еще более невыносимых страданий. Если сейчас мне удастся сделать так, чтобы вы перестали меня любить, я смогу уйти со спокойным сердцем.
8. Подруга... Это совсем легко. Говорить ей то, чего она не хочется слышать. Говорить ей, что она толстая и не красивая.
«Знаешь, я уже давно поняла, почему у тебя так до сих пор и не появился мужик – это все от твоих лишних килограммов, ты жирная, Дашка, ты жирная и некрасивая. Еще ты глупая. Да что уж, ты просто тупая! Ты похожа на корову. Только зоофил на тебя поведется. Да ты не дуйся! Кто же еще тебе правду скажет, если не лучшая подруга?! Кстати, заплати за мой кофе. Я тебе никогда не говорила, что дружу с тобой только потому что у тебя всегда есть деньги в кошельке?»
Два раза повторять не пришлось. Она ушла, зареванная. Еще много дней она будет с содроганием смотреться в зеркало, поворачиваясь то боком, то задом, чтобы увидеть признаки целлюлита. И, наверное, она больше никого не угостит чашечкой мате в кафе над книжным магазином. И каждый раз, когда очередной ухажер будет объяснять ей, что они – не пара, она будет ненавидеть меня и будет радоваться, что я сдохла, она будет считать, что я заслуживала смерти. Я не оставлю предсмертной записки, в которой написала бы, что она самая замечательная подруга в мире, что она очень добрая, невероятно мягкая и теплая, что она просто слишком хорошая, чтобы всяким уродам, в которых она влюбляется, было с ней уютно.
9. Сестра… Все еще не слишком сложно. Она боится физической боли. Значит, я буду бить ее. Систематично. Хладнокровно. Я буду избивать ее. Однажды я сломаю ей нос. Ее красивый, ровный, тонкий нос. Так я убью сразу двух зайцев. Она будет счастлива, когда я умру, потому что больше никто не поднимет на нее руку. Всякий раз, глядя на фотографии, где у нее еще ровный, красивый нос, она будет радоваться, что меня больше нет в ее жизни, что меня больше нет в жизни вообще. Она устанет объяснять своим парням, что никогда не занималась боксом, просто у нее была ****утая старшая сестрица, и никогда не сможет простить меня. Это была первая пара длинных серых ушей. Вторая – в том, что родители тоже будут злы на меня. Впрочем, для их сильной любви этого будет недостаточно.
10. Родители… Уже труднее. Она любят меня. Любили с самого детства. Все эти игрушки. Их счастливые улыбки. Лица, склонившиеся над моей кроваткой. Мамин старый халат и красный крупный горох. И огромные отцовские руки. Я – их первенец. Они смогут простить мне практически все. Их любовь почти безгранична. Почти… И тогда я приношу в жертву свое тело, которое все равно собираюсь убить. На это уйдут месяцы. Мои родители – состоятельные люди. Я смогу позволить себе самый дорогой героин. Я сделаю это. Бесконтрольность. Буду воровать у них деньги, буду скандалить, буду закатывать истерики, буду драться и обзывать их жмотами, буду сбегать из наркологических диспансеров, буду приводить в их дом самых конченных джанки, пока у родителей не останется ничего, за что можно было бы купить очередную дозу. А они все будут думать: как же так? Ведь не может же быть, чтобы их любимая девочка так опустилась?! Я замучаю их до такой степени, что когда я умру, они не будут чувствовать ничего, кроме безграничной усталости. Они даже оплакивать меня не смогут. И это тоже будет выстрел по двум пушистикам одновременно. Вторым будет мой муж… Кому нужна жена-наркоманка?
11. Муж… Ха! Все еще проще, чем с сестрой и подругой! Трахаться. Со всеми. Вот и все. Однажды, или даже несколько раз, в зависимости от того, насколько сильно он меня любит – сделать это дома, на нашей постели, чтобы он увидел… И каждый раз я буду молить его о прощении… Буду обещать, что такого больше не повторится. И так и не сдержу своих обещаний. Так же, как не сдержу обещания бросить ширку. И однажды он устанет прощать меня. Он подаст на развод, заберет с собой нашего сына и через несколько лет начнет новую жизнь. Он постарается не вспоминать обо мне. И когда меня будут хоронить, он только грустно скажет, что всегда знал, что этим кончится…
12. Я должна все это сделать… Как страшно… Необоснованное желание уйти из жизни… Вы все такие хорошие! Вы делаете мою жизнь почти идеальной! Вы так любите меня! А я… я не могу ответить вам взаимностью… Вы дали мне все для того, чтобы быть счастливой! Что со мной не так? Почему я не могу воспользоваться этим бесценным даром – вашей любовью? Откуда во мне эта безграничная пустота? Почему?... Почему я так не хочу жить?.. Наверное, это болезнь… Я больна… Да… Больна на голову… Я – бомба замедленного действия. И вы все должны быть дальше, как можно дальше от меня в тот момент, когда я взорвусь…
13. Сын… Это самое сложное. Это просто невозможно. Он будет любить меня всегда. Будет любить меня любой. Просто потому, что я – его мама. И я… я никогда не смогу причинить ему боль… Сейчас он спит. Ротик приоткрыт. Светлые реснички плотно сомкнуты. Ручонки лежат на одеялке. Когда он проснется, первое, что он сделает, это громко крикнет: «Ма-ма!» И когда я отвечу: «Я здесь, мое солнышко!» и склонюсь над его кроваткой, он протянет ко мне ручки и сонно улыбаясь промямлит: «Я уже проснулся…» Я смотрю на него и не могу, очень стараюсь, но не могу убить в себе это дикое желание умереть… Что же мне делать? Что мне делать?