Территория

Полина Шныдзель
Сколько себя помню, это всегда была моя территория. С тех пор как лет пять назад я переехал в этот город, я изучил каждую улочку, каждый дом. Всё это: каменистые дорожки, старинные фонтаны, столетние деревья – всё это была моя территория. Город потихоньку умирал, люди уезжали, дома пустели. Но мне тогда нужен был именно этот небольшой городок - старый дряхлый старик, отсчитывающий дни до своей смерти. Он родился лет так 300 назад и будто с тех пор люди договорившись не трогали его. Они не строили модные бутики и супермаркеты, новые офисы и пент-хаусы. И вот там-то я и жил.

По выходным вооружившись фотоаппаратом, исследовал умирающую часть города, пару раз добирался до ампутированной части, что находилась на маленьком острове, всего в полукилометре от людей. Вечерами после работы, прихватив пластиковый стаканчик наивкуснейшего кофе, приготовленного пожилой дамой в кафе на первом этаже моего офиса, я обходил свои владения. Держа в руке нагревшийся пластик шаг за шагом я ступал по давно известным дорожкам. Сначала вниз по аллеи старого парка, надо поздороваться с местными творениями, удостоить их вежливой улыбкой, иначе муза может обидеться. Затем дальше к набережной. Здесь всегда тихо, и без того сонный и спокойный город в вечернее время суток и вовсе замирает. Лишь редкие школьники по-детски радостно смеются, сидя на деревянных скамьях в зелённой, созданной каким-то неизвестным автором, нише. Кстати о саде. Всё, начиная с небольшого парка и включая одну сторону набережной, было создано несколькими гениальными людьми. Ещё когда этот город лишь начинал становится на ноги и неуверенными шагами шёл к техническому прогрессу, группа молодых энтузиастов усердно боролась с природой этих мест. И без того агрессивная порода, земля не хотела пускать в свои владения чужаков. Но после пары сотни ласковых признаний, она пала в нежные объятия молодых садоводов-художников. И вот с тех самых времён их пра-пра-правнуки вселяют жизнь в умирающий город. Всегда ухоженный, красиво подстриженный парк, является, пожалуй, одним из немногих достояний данного места.         

Это всегда была моя территория, но вот спустя пять лет моего одинокого бродяжничества, появилась Она. Я сразу понял, что теперь мне придётся делить это место, этот город, этот мир с Ней. Она недавно переехала, - как я узнал потом, - из-за своего племянника. Её сестра с мужем погибли в горах. И теперь десятилетний мальчик остался один. Неспешно, но уверенно, Она обходила мои владения, смотрела на мои любимые места, дотрагивалась до дорогих мне вещей. Во мне играла ревность, я как мужчина должен был прогнать чужака, но так же, как мужчина я не мог этого сделать. Ревность быстро угасла и теперь уже спокойно, даже, пожалуй, с интересом, я наблюдал за Ней. Тёмные волосы, длинные пальцы, вечно выстукивающие мелодию. Я встречал Её лишь по вечерам, в сумраке при свете последних фонарей было тяжело рассмотреть, стоящую в двух метрах каменную кошку, но Её за те несколько месяцев я рассмотрел полностью.

Она приходила всегда в десять, в это время родители забирали последних, слегка выпевших школьников, улицы пустели. Сначала Она рассматривала дома, - да, там действительно было на что посмотреть,- затем бродила по улочкам, преследуя дикую кошку. Она нашла мои излюбленные места. Крыша трёхэтажного заброшенного садика. Это здание, поросшее плющом, находилось около маленького искусственного озерца. Оттуда хорошо виден закат, но Она приходила слишком поздно, чтобы увидеть всю красоту. Пару раз я встречал Её у старой действующей церкви, Она любила посидеть там на лесенке, пока её mp3 плеер пережёвывал свежезакаченные мелодии. Но чаще всего и, пожалуй, лучше для меня, Она любила бывать на старой детской площадке, построенной ещё при коммунизме. Дети сюда больше не ходили, поблизости не было жилых зданий и поэтому тихо скрипящие качели никому не мешали. Усевшись, на покосившуюся детскую лесенку, я сидел в зарослях старого клёна. Она сидела прямо напротив, чуть ближе к земле. Устроившись на качелях, взяв очередную книгу, Она просиживала там часами. Я удивлялся, как в такой темени можно что-то разглядеть. Всё время моргающий фонарь выхватывал кадры из фильма. Вот Она сидит не двинувшись, а вот ёжится от холода и уставшими глазами озирается вокруг.

Я курю, я много курю. Облокотившись о перила мостовой, смотрю в чёрную даль, на улице порой так темно, что моё присутствие может выдать лишь резкий запах кофе и табака, и красный мигающий огонёк сигареты. Я журналист, я был журналистом. Раньше часто ездил в другие страны, писал о других людях, затем засел в той глуши. Маленькая газетёнка, выпускавшаяся раз в неделю, лишь поддерживала во мне силы к жизни, она давала мне деньги на хлеб, чтобы я не помер с голоду. В свободное время я писал пьесы, ещё в школьные годы я понял, что театр – это моя страсть. Несколько удачных пьесок, поставленных в маленьких студийках и никакого прогресса. Я всю жизнь искал такого героя, о котором было бы интересно писать, такого удивительного и редкого персонажа. А вместо этого из-под пера выходили избитые рыцари, да принцессы, уличные художники, да танцовщицы.

С тех пор, как Она зашла на мою территорию, как объявила о своём существовании, я уже не мог видеть все эти улицы, места, без Неё. Я думаю, Она меня видела, хоть я и старался не попадаться Ей на глаза. Но всё же Она меня видела. И я, и Она знали, что мы не одни. Иногда Она специально что-то делала с особой широтой движений, чтобы я со своего укромного местечка мог понять, что Она делает. Однажды Она показала мне маленький блокнотик, обложка которого была расшита неумелыми детскими ручками. Наверное он из Её детства. В нём Она записывала наблюдения. Ровный ветееватый почерк бежал от строчки к строчки. Смешные буквы, повёрнутые не в ту сторону, натыкались друг на друга и спешили вперёд. Иногда Она делала записи прямо на улице. Её лицо принимало сосредоточенный вид, брови то изгибались в хмуром недовольстве, то вместе с глазам растягивались в улыбке. В такие моменты Она была особенно красива.

Так продолжалось несколько месяцев. Ни разу не заговорив, мы из дня в день сталкивались с Ней на нашей территории. Я очень переживал, если не находил Её на привычном месте. В такие вечера я особенно много курил и в мыслях возвращался в детство. Оно было счастливым. Интересные, любящие родители, шумный брат. Я и не помнил, когда последний раз разговаривал с ними.

С Её появлением в моей жизни изменилось всё. Мне пришёл заказ на книгу об этом городе, теперь я копался в архивах и библиотеках, общался со стариками и так же лазил по прошлому. Книга писалась легко и быстро. Уже через три месяца она была готова и я получил солидный гонорар. Жизнь налаживалась.

 Она была моей музой, статьи, написанные в тот период, шли на ура. Даже глупые фотографии, проходящих мимо женщин, получались особо красивыми.

Однажды, закончив пораньше работу, я решил навестить старого друга. Пять часов вечера, солнце ещё светило, прохожие были на удивление оживлёнными. По пути я традиционно зашёл купить кофе, но кафе в здании офиса было закрыто и пришлось идти в соседнюю французскую кофейню. Ожидая своего заказа на летней веранде, я увидел улыбающуюся молодую женщину. Худенькая, она будто летала по каменистой улочке. Она так заливисто смеялась и кружилась в такт собственной мелодии, что я невольно улыбнулся. Маленькая зеленоглазая девчушка, по-видимому дочка, накручивая на пальчик русые волосики, вприпрыжку догоняла маму. Подобная картина – обычное явление этого тихого города. Там всё душевно и радостно. Но мне запомнилась именно эта женщина, именно её улыбка. Я смотрел на её танцующую фигуру и с горечью понимал, что Та, другая женщина, без которой я не могу прожить и дня никогда так не будет мне улыбаться. Никогда у нас не будет радостного ребёнка. Она никогда не будет такой со мной.

Да, я любил её. Любил странной, своей любовью. До ломоты в костях я сжимал руки, лишь бы удержать себя от прикосновения к Ней. Я желал быть с Ней, я хотел жить ради Неё.

Тем вечером было особенно темно, даже очертание собственных рук с трудом просматривалось во тьме. Не видя Её, я почувствовал запах, Она прошла так близко, что Её волосы скользнули по моему лицу, а пальцы чуть дотронулись торса. Моя рука застыла в воздухе, я хотел Её задержать, остановить, спросить Её имя, но Она ускользнула, оставив после себя лёгкий аромат мяты. От Неё всегда пахло мятой..

Вернувшись домой, далеко за полночь, не раздеваясь, я завалился спать. Всю ночь я видел сны о Ней, впервые за пол года, я видел Её во сне. Она смеялась, улыбалась, шла, нежно держа меня за руку. Она была рядом. Она была моей.

На несколько дней мне пришлось уехать по работе в соседний город. Мне, наконец, досталась интересная работа. Это была статья о новом литературном сообществе. Юные писатели уже как пару лет поднимали скандальные темы и обливали грязью государство. Меня вызвали написать о них, так как их популярность разрослась на весь край. Некоторых из них посадили, нашли какие-то поводы, я уже и не помню в чём дело было. Тогда я взял интервью у самого молодого члена общества. Пареньку было четырнадцать, до сих пор помню его искренние голубые глаза и покрытое веснушками лицо. Он смотрел на меня по-детски наивно и по- взрослому серьёзно. На один из моих вопросов он ответил, что в жизни можно изменить всё, так как нам этого хочется, а что мы не можем изменить, мы всё равно будем стараться. Это были слова школьника, возомнившего себя Робин Гудом. Но они мне запомнились. Тогда я ничего не стремился менять. И зря.

Когда я вернулся домой, Её уже не было. Я больше Её не видел. Она стремя ворвалась в мою жизнь, и так же как и появилась, не предупредив, исчезла. Забрав племянника, Она уехала к себе домой. После Неё остался лишь расшитый, детскими ручкам блокнот на заржавевших качелях.

Нет, мне не было больно, мне не было грустно. Мне было хорошо, ведь в моей голове была она. Она улыбалась и читала книгу, смеялась и хмурила брови. Она была со мной.

Через год я вернулся в родной город, увиделся с родителями, позвонил брату. Я устроился в местный театр, потихоньку писал пьесы, печатал стихи, начал зарабатывать на фотографиях. Я нашёл своего персонажа. Он был таким как все, он был обычным, но он был лучшим. У него была обычная жизнь, но у него была чистейшая душа. Я написал эту пьесу. Я нашёл его. Я его создал. Я дал ему жизнь.