Любви все возрасты...

Тина Шотт
Читаю мамино письмо и саркастическая улыбка застывает на лице – почти ни слова о себе... Алик! Алик...

Я так давно не видел маму! Закрываю глаза – и слова звучат по-новой.
«Были с Аликом в  парке.  Алик помог мне выбрать блузку.»
Ну-ну, думаю, а купила себе  эту блузку ты. И топчешься на своих восьмидесятилетних ногах, готовишь разносолы для Алика!

Алик на десяток лет моложе,  и это усугубляет положение. Может во мне говорит ревность и  обострённые разлукой чувства?

И вот я, выкарабкавшись из болота повседневности, прожив в чужой стране пять лет, еду домой!
Накупил маме подарков, вещи качественные. Особенно будет рада обуви – искал широкую и мягкую, для её старых больных ног.

Родной город, узнаю и не узнаю тебя!
Ты стал выше и просторнее, удивительно. Потом начинаю понимать в чём дело.
Город сбросил со своих улиц и улочек разномастность торговых точек. Открылись рынки с одинаковыми павильонами, всё упорядочено. Рекламные щиты претендуют на мало-мальский вкус. Вот только дороги.... Заплаты и заплатки, горбы и бугорочки, и сумасшедший поток абсолютно различных машин! Проржавевшие, видавшие виды «Жигулята» и шикарные, с тонированными стёклами «Джипы».
Последние не признают правил дорожного движения и светофор для них – не указ!
В этом мегаполисе живёт моя старушка. Сколько я её уговаривал поехать с нами – безрезультатно.

Мама тонет в моих обьятьях... Похудела, но не постарела, нет!
Серебристо-голубая шляпка волос малость набекрень, подчёркивает неизменную чернь густых бровей. Глаза! Вот сокровища, не подвластные  пелене времён. Они так же изумрудны и лучезарны!
-    Сынок!
Мама коротко всхлипнула, потом отстранилась и посмотрела снизу вверх так пронзительно, что у меня оборвалась душа, висевшая на ниточке долгой разлуки...
-    Неужели я тебя  дождалась, не верится.... – мама переходит на шёпот и уже не сдерживает слёз.
Я отпускаю свою мужскую волю и смачно плачу вместе с ней!

Вечером втроём сидим за обильно накрытым столом. Маме очень хочется показать, что они живут не хуже нас, "иностранцев".

 Алик производит на меня странноватое впечатление – этакий сбитый колобок, с абсолютно гладким лицом и теменем.
Небольшие карие глаза очень подвижны. Он говорлив и суетлив.
Как мужик мужика – я его понимаю. Волнуется, а ну как не понравится? Постепенно напряжённость исчезает, появляется даже  некоторое расположение к Алику.

Он – вдовец, любящий крепко поесть и вкусно выпить.
Должен ли я поверить, что Алик неравнодушен к маме?.. Но то, что происходит с ней – видно невооружённым глазом!
Мама суетится возле Александра Анатольевича, подкладывает на тарелку лучшие куски.
-    Алик, рыба, возьми ещё, а этот салат ты же не пробовал!
Спохватываясь, она начинает приговаривать, как в детстве, - ешь, сынок, ты ж с дороги, на сухомятке целый день.
Потом мы уже вдвоём с Аликом сидим на кухне и приканчиваем бутылку Смирновской, которую я купил в соседнем супермаркете.

Выходим в морозную ночь, проводить Алика. Долго ждём трамвая. Наконец мамин возлюбленный усаживается у  полузамёрзшего окна и машет короткой, в кожаной рукавице, рукой.
Подхватываю лёгонькое мамино тело в искусственной шубейке и разворачиваю по направлению к дому, в котором я прожил без малого – двадцать лет...
-    Ну, как тебе Алик? – мама счастливо улыбается, и фонарь, бросивший свой пыльный луч на семенящую старушку, подмигивает, всё понимая...