Эмиграция. Начало. Зиммерсфельд

Юрий Фельдман
                Юрий Фельдман

               ВНАЧАЛЕ БЫЛ  SIMMERSFELD


    Вы никогда не бывали в Шварцвальде? Нет ещё? Тогда вы не видели и  живописной деревни Simmersfeld, гордо именующей себя Luftkurort, то есть курорт с особо лечебным воздухом, что действительно недалеко от истины. Жителей в ней около девяти сотен и примерно три десятка маленьких и крошечных гостиниц, причём многие отели и пансионаты просто составляют часть дома хозяев. Две кирхи.  Колокол большей из них уже полтысячи лет ежечасным мелодичным звоном отмеряет время жителям деревни. Другая, маленькая, стоящая особняком, - новая, модерная новоапостольская, при упоминании о ней старые швабы поджимают губы и недоумённо поводят плечами. Ещё стадион с фантастическим по состоянию футбольным полем, и парочка небольших магазинов тоже под боком у владельцев. Есть неприменные хор и духовой оркестр. На окраине за забором, - боль деревни -  дом хроников для умственно отсталых, результат инцеста, родственных браков (полдеревни носит фамилию Wurst и они все родня). Вот, пожалуй, и все достопримечательности, не считая нас, евреев, выходцев из бывшего Союза. Кстати, до того как появился первый десант так называемых Kontingentfl;chtling‘ов, евангелическая община серьёзно обсуждала вопрос, где знакомый им по библии богоизбранный народ будет молиться, и решили для наших религиозных нужд выделить часть своего общинного дома. Как вы можете легко догадаться, тесниться им не пришлось.…

   Итак, летом 92 года в самой большой гостинице тишайшей швабской деревни поселилась сотня наших очень разных соплеменников. Каждой семье выделили по однокомнатному гостиничному номеру, но с двухэтажными железными кроватями и по железному шкафчику для скарба. Вечером после вселения несколько человек вышли на разведку и прогулку по главной и почти единственной улице. Прохожих нет. Чисто, много цветов и зелени, дома - усадьбы за низкими заборчиками. У каждого дома –  гаражи и машины.  Метрах в трёхстах от гостиницы валяется на тротуаре отличный подростковый велосипед. Кто-то забыл, но чужое есть чужое, утром хозяин найдётся. Первый маленький урок.  За час с небольшим обошли окружённую полями и густозелёным лесом деревню. В вечерней тишине на фоне тёмных силуэтов домов (лишь кое-где угадывался голубоватый свет телевизоров) наш Hotel L;wen с распахнутыми окнами, ярким светом, нетихими голосами и приёмниками с русской речью напоминал прогулочный корабль на фоне присмиревшей вечерней реки. На скамейке между гостиницей и кирхой устроили шумные посиделки наши старики. Они бурно обсуждали события прошедшнего дня. Темнолицый вислоусый южанин, присев на корточки, угощал соседей привезёнными с родины семечками. Намусорили порядком. А утром кто-то всё подмёл. Ещё один урок.

    Назавтра многие потянулись в маленький находившийся поблизости магазин. Цены показались очень «кусачими». На момент приезда лишь у одной семьи был, вызывавший зависть, «Жигулёнок», на нём они приехали из Молдавии. Автовладельцы быстренько смотались в ближайший городок Altensteig затовариться, где, по их словам, в супермаркетах съестное  вполовину дешевле.
   Нам ли советским бояться трудностей? Следующим утром человек двадцать дружно отправились в Altensteig пешком. (Автобус ходил летом только дважды в день, да и проезд недёшев). Девять километров до городка под горку прошли довольно бодро. И, действительно, продукты и туалетная бумага оказались заметно доступней. Нагруженные рюкзаками и  разбухшими мешками с надписью Lidl, по жаре потащились обратно. Не было машины, которая не притормозила бы. Немцы с вытаращенными от удивления глазами буквально вываливались из дверей при виде нашего навьюченного каравана. В конце концов, всех женщин галантно подвезли к гостинице. Зато отцы семейств смогли продемонстрировать силу и выносливость. Вечером добытчики дружно лечили пузыри на ногах.

   Много позже узнали мы, что наши продуктовые караваны стали предметом активного обсуждения местной общественности и даже в газетах. Через месяц объявили, что районные власти, в порядке исключения и, разумеется, по соображениям гуманности, разрешили нам приобрести личный транспорт, но только не моложе десяти лет и, притом, самый дешёвый. К началу занятий на языковых курсах на пустыре против гостиницы стояла пара десятков пожилых и стареньких легковушек. Вечерами, почти как в прежней нашей жизни, кто-либо непременно чинил свой драндулет в окружении покуривающих знатоков и советчиков.
  Появился и у нас пожилой коричневый Opel Kadett, ржавый, по ненадёжности не уступавший моему белому Запорожцу с домашней кличкой «блондинка». Я привычно купил зарядное устройство,  ночью подзаряжал аккумулятор, и тогда наш Кадет, он же «Росинант», пугая местных  жителей и собак треском пробитого глушителя, мог утром даже и завестись.

     Так вот. Еду я как-то утром на своём кауром Росинанте, то есть на Опеле за покупками. Со мной двое земляков из Питера. Узкая асфальтная дорога в лесу, корабельные сосны высоко над нами почти смыкают свои вершины. Небо кажется особенно пронзительно синим сквозь осеннюю листву. Впереди справа в метрах сорока, не больше, один за другим выбегают три грациозные косули с точёными головками, довольно крупные, чуть не с телёнка. Я притормозил, мы восхищённо ахнули. Троица с неторопливым достоинством перебежала шоссе и скрылась в лесу. Тронул машину, и вдруг  стремглав выскакивает четвёртая и бах, прямо мне на капот! Я - по тормозам! Она, проехав боком по капоту, упала, резво вскочила и ринулась догонять своих. Всё произошло мгновенно. Мы замерли от неожиданности. Дама, сидевшая сзади, зачем-то начала себя пристёгивать. Придя в себя, вышли, осмотрели машину. Пятен крови не видно, лишь шёрстка между капотом и крылом, говорили, что я столкнулся не с призраком. Прошли в лес, лихой косули и след простыл. А мой ветеран порядком пострадал: фара разбита, помяты крыло и капот. Похоже, косуля оказалась крепче железного Росинанта. Несколько машин пронеслось мимо. Мы повздыхали и решили вернуться. Жене уже сообщили: «Твой-то устроил в лесу сафари на косуль, бьёт тараном.» Было много шуток на тему: «Дикая страна, непуганое зверьё на машины кидается.» Или: «Ну и автомобилей развелось, козочкам в родном лесу гулять теперь опасно!» Купил я на шроте фонарь и похожий по цвету капот. Крыло, как могли, выправили соседи. Машина от этого страшней не стала. Но была и польза - я без труда выучил слово der Unfall.

 Жили мы в деревне, а на курсы немецкого ездили в соседний городок. Полдня отмучавшись с головоломной немецкой грамматикой, охотно общались меж собой на родном, всем понятном. Женским клубом служила коммунальная кухня, детским – всё видимое и невидимое родителями пространство. Вечерами мы гуляли по деревне и по асфальтовым лесным дорожкам. В выходные углубившись на сотню метров с асфальта в «дебри», собирали чернику, землянику и грибы. Варили, по привычке, как дома варенье на зиму. Грибов в первый год было тьма, одна семья  даже отправила российским родичам посылку сушёных белых. Зиммерсфельдцы к дарам леса относились с весьма большим недоверием, предпочитая безвкусные, но безопасные шампиньоны и джемы с прилавка супермаркета.
   Тогда же естественным образом сложились наши внутренние отношения. С одними завязалась удивительно крепкая, как в молодости, дружба, с другими знакомство, а некоторые лица почти стёрлись из памяти..

   Мы присматривались к сельской жизни, но не видели ни ударного труда на полях, ни битвы за урожай. Приехали однажды с курсов, а рожь на полях убрана. Через день - солома упакована в здоровенные круглые тюки, а вскоре и они исчезли. Кто и когда собрал урожай - непонятно. Тоже и с фруктами на деревьях. Чудеса! Но когда по воскресеньям колокол созывал прихожан на молитву, к нашей вместительной кирхе на  пузатых мерседесах приезжали ещё и семьи из соседних маленьких деревень то становилось заметно, что люди есть и немало. Стоят, нарядно одетые, здороваются за руку, чему-то смеются, разбившись на группки чинно беседуют. Неторопливо втягиваются в кирху. Затем дружно и красиво, хоть и непонятно, поют, молятся по книжечкам. Снова поулыбаются друг другу после службы, садятся в машины, разъезжаются. И опять пусто. Так и жили мы, заглядывая за заборы чужой, красивой, малопонятной жизни. Они сами по себе, мы – сами. Контакты получались у немногих. Оно и ясно – без языка, да и наша жизнь в России интересовала жителей деревни не более, чем жизнь ирокезов. Изредка устраивали совместные кофепития, показывали терпимость к нам. Иногда с вежливой улыбкой спрашивали: «Россия не нападёт на Германию?» – оказывается они боялись. Или: «Когда вы вернётесь на свою родину?» Отрицательный ответ на первый вопрос им нравился, на второй – не очень...

     А деревня и окрестности её были удивительно как хороши! Похожи на иллюстрации к старым немецким сказкам. Я никогда прежде не слышал и не читал, что Германия такая лесистая и зелёная. Нам ещё в школе внушали про Рур и закопчённых шахтёров, дымящие заводские трубы и зверскую эксплуатацию трудящихся. Но о том, что треть территории страны занимают бережно сохраняемые леса я, к примеру, не знал. Не имел понятия, что уголь в рурских залежах почти исчерпан, а дома шахтёров выглядят лучше партийных особняков советских времён, не мог представить, что в промышленной Германии не видать коптящих труб. Впрочем, капиталистическая эксплуатация есть. Но чаще она касается чужестранцев, и наших соотечественников, приехавших из казахских степей и уральских гор. Местных же, особенно, с детства знающих гуманные законы, не больно то поэксплуатируешь…

   Ещё одно любопытное наблюдение. Ноябрь выдался в тот год удивительно тёплым и солнечным. Трава изумрудная, деревья лишь наполовину оголились, люди в футболках, а на окружающих деревню склонах горушек появились разметки горнолыжных трасс и установили подъёмники. Мы недоумевали и посмеивались. А первый густой снег выпал только в начале февраля. Уже назавтра к полудню отовсюду прикатили семейные лимузины, высыпались одетые в яркие костюмы лыжники, из багажников вытаскивали сани, лыжи и цветные горнолыжные ботинки. Сразу же закрутились колёса подъёмников, к канатам крючками цеплялись взрослые и дети, поднимались на склоны, со смехом и визгом скатываясь вниз. Довольные владельцы трасс обхаживали лыжников, продавали пиво, сосиски и кофе, собирая немалую плату. И отели с  пансионатами тут же заполнились.
      С тех пор прошло десять лет. Мы разъехались. Нынешним летом, как и прошлым, захотелось всей семьёй навестить Simmersfeld. Та же чистота и опрятность. Те же дома построенные то ли двадцать, то ли двести лет назад, такое же обилие цветов. Редкие прохожие приветствуют нас Gr;ss Gott! Знакомый старый колокол неторопливо отбивает быстротекущее время..  Hotel L;wen, наш первый дом, притихший, полупустой. Без нас - обычная сельская гостиница. Всё почти как прежде, только машины у домов новые. И каждый раз с радостью встречаем кого-либо из бывших земляков-соседей. «Привет, зачем приехали? По грибы и чернику? Да нет же! Просто тянет.»
    …Вначале был Simmersfeld, здесь прожили мы первый очень непростой год, отсюда Германия приоткрылась нам, и началась жизнь столь непохожая на прежнюю. Навестите и вы те места, не пожалеете. А какой там воздух! Luftkurort одним словом...
         
                Сентябрь 2002го
                Штутгарт