Зеленая ольха считается в Подмосковье деревом сорным, ни на что не пригодным – разве что на дрова для копчения. Растет она по сырым местам, вдоль рек. Когда-то она густо росла по топким берегам верхней половины Серебрянского водохранилища в моем Пушкине.
Как-то в начале июня 1957 года, проходя по большому Серебрянскому мосту, я увидел, что вода у берегов «кипит». Поняв в чем дело, я переоделся и с авоськой в руке вернулся к мосту. По топкому плавуну я пробрался к мелкому ольховнику, росшему по самому краю плавуна. Случайно моя нога по колено провалилась между корнями, и она как будто попала в струйную массажную ванну: вокруг ноги кишмя кишела плотва, забравшаяся в корни для икрометания. Минут за десять я набрал руками ведро рыбы. (А недавно по телевизору показывали высшую степень загрязнения Серебрянского водохранилища. В такой воде раздолье разве что личинкам комаров…)
...В 1972 году, во вторую поездку на Камчатку со стройотрядом, во время пары выходных дней мы вчетвером отправились по другую сторону реки Камчатки, в сопки за золотым корнем (родиолой розовой). Шли по дну лощины. Когда стало темнеть, мы уже поднялись выше леса каменной березы. И только на самом дне лощины росли кусты зеленой ольхи.
Лил беспрерывный дождь. Температура была около восьми градусов. Перед тем как забраться в водонепроницаемую альпинистскую палатку хотелось просушиться и погреться. Но вокруг была только пересыщенная водой молодая ольха. И все-таки мне удалось развести костер. Не помню, правда, с первой или со второй спички. (До того мои путники – между прочим, бывалые туристы – коробок спичек уже потратили.)
Я не поленился спуститься до каменных берез и надрал немного бересты. Вернувшись к палатке, я начал готовить будущую цепную реакцию. Между двумя палочками положил несколько трубочек бересты; затем на них довольно плотно уложил горку мокрых тонких веточек ольхи, очищенных от листьев. Запалив бересту, я начал быстро наращивать горку хвороста, постепенно беря все более толстые ветки. Когда гора хвороста достигла высоты в метр, мы стали ждать. Минут через десять над центром костра появился пар. Постепенно пара становилось все больше, и еще минут через десять он сменился дымком. Прошло еще минут десять, и вдруг вся сердцевина костра вспыхнула мощным пламенем. Еще через час от горячих углей можно было и согреться, и просушиться. В палатку мы забрались сухими. Под вой полчищ комаров мы с удовольствием отошли ко сну.
(О количестве комаров на Камчатке красноречиво говорит такой факт. В зале ожидания Ключевского аэродрома зимние рамы на лето не выставлялись. Небольшой уголок стекла во внутренней раме был отколот, и между рамами лежал… 15-сантиметровый слой сухих комаров.)
Когда мы с Соней бросили якорь жизни в Мезосе, то подарком судьбы стали для нас семьдесят высоченных (метров по 15-18) стволов черной ольхи, росших в приречной полосе на купленном нами участке для строительства дома. И я как бы встретил своих старых знакомых: черной ольхой покрыты берега Дубны, по которой мы сорок лет назад совершили чарующее своей суровостью путешествие. Помню я и еще одну черную ольху – под Ногинском. В три обхвата! Это все равно, что увидеть яблоко весом в три килограмма!..
==============
На фото: Соседские ольхи в лучах заката. (Мезос)