Информационное оружие Гитлера. Часть II

               

В то время, когда Гитлер стремительно модернизировал  криптографические службы и системы радиоперехвата Германии, так как  считал, что они могут сыграть решающую роль в войне с противником, если немецкая армия не будет иметь превосходства над ним ни по численности вооруженных сил, ни по вооружению. В это же время Сталин предпринимал шаги, препятствовавшие развитию  советской криптографии и служб радиоперехвата, а заодно -  правительственной и военной  связи (Приложение N1). Чтобы разобраться в мотивах этих поступков Сталина попробуем выяснить возможные причины, которые привели его к таким, на первый взгляд, абсурдным решениям.

Вначале рассмотрим  некоторые исторические события, которые привели к необходимости  создания криптографической службы и службы радиоперехвата в России.
16 мая 1921 года Яков Юровский, заведующий золотым отделом Гохрана республики (он руководил расстрелом царской семьи), написал донос на имя В. Ленина о том, что неизвестные машины тоннами вывозят золото по документам, подписанным управделами СНК и завизированным самим В. Лениным. Ленин начал тщательно расследовать это дело.

Еще в апреле 1921 году он послал Зам. Председателя ВЧК И. Уншлихту и Г. Бокию перевод статьи из американской газеты «Нью-Йорк Таймс», где сообщалось о том, что: «Целью «рабочих» лидеров большевистской России является маниакальное желание стать вторыми Гарун-аль-Рашидами с той только разницей, что легендарный калиф держал свои сокровища в подвалах своего дворца в Багдаде, в то время как большевики, напротив, предпочитают хранить свои богатства в банках Европы и Америки.

Только за минувший год, как стало нам известно, на счет большевистских лидеров поступило:
от Троцкого – 11 миллионов долларов в один только банк США и 90.000.000 швейцарских франков в Швейцарский банк;
от Зиновьева – 80.000.000 швейцарских франков в Швейцарский банк;
от Урицкого  - 85.000.000 швейцарских франков в Швейцарский банк;
от Дзержинского – 80.000.000 швейцарских франков;
от Ленина – 60.000.000 швейцарских франков в Швейцарский банк.

Статья заканчивалась словами: «Кажется, «мировую революцию» правильнее было бы назвать «мировой финансовой революцией», вся идея которой заключается в том, чтобы собрать на лицевых счетах двух десятков человек все деньги мира».

После доноса Я. Юровского по указанию В.Ленина началось расследование этого хищения под руководством Г. Бокия, который от ВЧК курировал Гохран. Не дожидаясь окончания этого расследования, В. Ленин 29 мая 1921 года написал секретное указание заместителю наркома финансов Аркадию Альскому (он же Мальский), в котором говорилось:
 «Обращаю Ваше самое серьезное внимание на это. Вы – в первую голову, затем весь состав членов коллегии Наркомфина и тов. Баша специально должны уделить Госхрану вдесятеро больше работы. Если в кратчайший срок дело Госхране не будет реорганизовано так, чтобы вполне исключить возможность хищений, а вместе с тем ускорить всю работу и увеличить ее размеры, то замнарком и все члены коллегии Наркомфина будут привлечены не только к партийной, но и уголовной ответственности. От промедления с работой Гохрана (зимой работать трудно, до зимы надо много сделать), от хищений в нем Республика несет гигантские потери, ибо именно теперь, в трудные дни, нам нужно быстро получить максимум ценностей для товарообмена с заграницей.
 
Необходимо:
Организовать правильные и частые совещания с Г. Бокием для быстрейшей реорганизации Гохрана;
Охрану и надзор довести до совершенства (особые загородки, шкафы или загородки для переодевания; внезапные обыски; системы двойных и тройных внезапных проверок по всем каналам уголовно-розыскного искусства; прослушивание телефонных разговоров каждого сотрудника Гохрана и т.п.)»
Далее 29 пунктов подробнейших указаний.
В конце подпись: Пред. СНК В. Ульянов (Ленин).
(P.S. Если Чучкаев еще не уехал, пусть и он прочтет: на нем вины не мало!).

Так как все расследование дела и мероприятия по усилению охраны В. Ленин возложил на Г. Бокия. Тот немедленно подготовил записку В. Ленину о том, что требуются валютные средства, необходимые для закупки импортного немецкого  оборудования, чтобы усилить техническую защиту  Гохрана. Кроме того, Бокия подготовил еще один документ с просьбой возложить на его отдел контроль за прослушиванием телефонов и телеграфных сообщений в стране для выявления расхитителей.

 Оба документа были немедленно одобрены В. Лениным и оформлены отдельным решением Совнаркома и специальным приказом Ф. Э. Дзержинского по ВЧК. Отделу, который возглавлял Г. Бокия, было поручено прослушивание телефонных, телеграфных и радио переговоров  и радио переговоров внутри страны с целью выявления расхитителей государственного имущества, контрреволюционных элементов и шпионов.

Г. Бокий решил быстро закрыть порученное ему дело, так как понял, что золото уже не вернуть, и арестовал оценщика Гохрана Якова Шелехеса, которого расстреляли в октябре 1921 года. Судила «бедного ювелира» Военная коллегия Верховного трибунала при ВЦИК, которая рассматривала дела особой важности. Не помогло даже активное вмешательство В. Ленина с целью освобождения Я. Шелехеса. В партии уже сформировалось группа коммунистов, которая могла противостоять  указаниям вождя.  Тогда  В. Ленин окончательно понял, что партия и ВЧК раскололись на два лагеря,  группируясь около двух вождей, Троцкого и Сталина. А украденное золото России могло решить исход борьбы за власть!

Постановления и грозные указания по всеобщему контролю были подписаны, и их надо было выполнять. Но никто не знал, где взять необходимое техническое оборудование. В стране была разруха, даже паровозы было сложно ремонтировать. В этих условиях пришлось создавать, практически с нуля высокотехнологичную спецслужбу России.

На помощь пришел  Артузов, впоследствии один из руководителей ИНО НКВД и Разведупра РККА. Он родился 16 февраля 1891 года в семье швейцарского сыровара  итальянского происхождения Христиана Фраучи, который эмигрировал в Россию. Его назвали тройным именем Артур Евгений Леонард. Артузов в совершенстве владел тремя языками – английским, французским и немецким. В 1918 году по указанию Ф. Дзержинского и М. Кедрова он принимает фамилию Артузов. В начале 1920 года Артузов становится начальником особого отдела ВЧК для наблюдения за действиями Западного фронта, который вел сражения с польской армией. Ленин считал, что  война с Польшей, имела особое значение для России. Она была первым этапом всемирной Революции, которое должна разрушить хрупкое европейское равновесие, на котором  зиждется  Версальский Договор.

В. Ленин говорил своим товарищам по партии: «Еще несколько дней победоносного наступления Красной Армии и не только Варшава будет взята, но и разрушен Версальский мир». По указанию В. Ленина был сформирован Временный революционный комитет Польши, которым фактически руководил Ф. Дзержинский. Всё было готово, чтобы праздновать победу российского пролетариата и начала мировой революции. В. Ленин торопил всех командиров РККА, чтобы ускорить эту победу, так как еще в июле 1920 года он дал указание о «бешеном усилении наступления на белополяков».

Каков же был гнев В. Ленина, когда он узнал о бесславном разгроме войск РККА под Варшавой!  Он требовал немедленного расследования причин поражения и сурового наказания виновных. С согласия Ф. Дзержинского  Ленин назначил Артузова главой комиссии по выяснению причин разгрома РККА. Он должен был выяснить, почему Егоров и Сталин не выполнили приказ Главкома Каменева  Во время польской военной компании и последующего расследования Артузов тесно работал с Тухачевским, Сталиным, Ворошиловым, Буденным, Дзержинским.   

Артузов тщательно выяснял причины поражения Красной Армии под Варшавой и выявил, что это произошло в результате отсутствия надежной криптографической связи между военными подразделениями Красной Армии и навязывания ложных шифрограмм с приказами и директивами её командирам. Это и привело к бесславному поражению РККА.

В этом  разбирательстве важнейшую роль сыграл  Г. Бокия,  которого Артузов привлек в качестве технического эксперта и тот смог доказать, что поляки смогли посылать ложные шифр телеграммы командованию Красной Армии, тем самым нарушив управление войсками Западного фронта. Это стало возможным благодаря тому, что польские криптографы могли свободно расшифровывать коды и шифры армии под командованием М. Тухачевского.
Если бы не своевременная помощь  Бокия, Сталина судил бы военный трибунал.

 В военное время ему бы грозил неминуемый расстрел. Сталин, конечно, оценил помощь  Бокия и Артузова, но  навсегда запомнил, что его жизнь зависела от их решения. А Сталин очень это не любил, так как чувствовал себя обязанным перед этими  людьми. 
На основании  расследования Артузова и его заключения о том, что отсутствие  надежной  криптографической связи в РККА  было основной причиной поражения в войне с Польшей,  В. Ленин принял решение о создании в России своей криптографической службы (Приложение N 2).

Это было совершенно новая специальная служба для революционной России. Для работы требовалась особая техника и технические специалисты, а после гражданской войны это был самый большой дефицит. Многие криптографы царской России были или убиты во время гражданской войны, или эмигрировали.   Для помощи в организации этой службы Г. Бокию пришлось привлекать технических специалистов бывшего жандармского управления.
Одним из них был В.Ф. Джунковский. При царе Николае II он был товарищем (заместителем) министра внутренних дел и командиром Отдельного корпуса жандармов. Он прекрасно разбирался в тонкостях организации прослушивания телефонов и перехвата телеграфных сообщений.

 Дело в том, что Николай II уделял этим проблемам пристальное внимание и внимательно контролировал всю корреспонденцию и разговоры своих  ближайших царственных  родственников, и, видимо, не без основания. Джунковский предложил Г. Бокию следовать по пути царской охранки, которая  закупала системы прослушивания телефонов у немецких фирм.  Дело было очень щекотливое. Одно дело закупать специальную технику у немецких компаний, которые тесно работали на территории России, а другое -  фактически у врага, с которым воевали несколько лет. Посоветовавшись с В. И. Лениным, Бокия получил «добро» на приобретение специальной техники. В. Ленин прекрасно понимал, что в новом государстве будет чрезвычайно трудно удержать власть, не контролируя телефонные и телеграфные разговоры своих друзей и врагов. Для закупки спецтехники   Бокия не мог обойтись без содействия Артузова, у которого имелись обширные связи за границей.

Будучи начальником особого отдела фронта, Артузов познакомился с  начальником польского отдела 46 стрелковой дивизии Паукером Карлом Викторовичем. Парикмахер по профессии, он служил в австрийской армии, в 1915 году попал в плен и затем перешел на сторону большевиков. Паукер прекрасно владел польским и немецким языком и  помогал Артузову разбираться в сложных ситуациях, связанных  с саботажем польских граждан, которые не очень то поддерживали освободительную миссию Красной Армии.

За усердную работу после разгрома РККА в Польше Артузов рекомендовал Паукера на роботу в ИНО Управления ОО ВЧК.  В 1921 году он помог ему устроиться в  отдел, который занимался охранной первых лиц российского государства.
Там он получил должность помощника начальника 15 спец. отделения  ОО ВЧК.  Благо, что руководители большевистского государства больше доверяли охрану своей жизни  гражданам иностранного происхождения, а не коренным жителям России.  Когда Артузов и  Дзержинский по просьбе  Бокия  решили использовать Паукера для нужд закупки в Германии специальной техники и утвердили это решение у В. Ленина, Паукера сразу повысили до начальника 15 спецотделения. Оказалось, что у Паукера сохранились личные контакты с главой компании «Германская заокеанская служба» Хуго Стиннесом. Эта компания оплачивала так называемый «черный рейхсвер» и имела прекрасные связи не только производителями в Германии, но и с немецкими промышленниками, эмигрировавшими в США и имевшими там своё производство.

Хуго Стиннес пользовался особым доверием в немецких разведывательных и военных кругах из-за значительной финансовой помощи, которую он оказывал Германии. Он и помог Паукеру заключить первые контракты на поставку в Россию специальной техники прослушивания и технологического оборудования для усиления защиты Гохрана. За успешную работу по закупке важнейшей для правительства спецтехники его назначили на должность заместителя начальника Оперативного Отдела ВЧК- ГПУ, а в 1923 году - он становится начальником Оперативного Отдела  ГПУ. Неплохой взлет для парикмахера!  И всё  это - за его прекрасные контакты в Германии. Оттуда он привозил, конечно, не только спецтехнику, но и много подарков своим шефам, которые  невозможно было приобрести в разоренной войной и революцией России.
 
Паукер был склонен к гомосексуализму. Еще во время службы в австро-венгерской армии, его внешность произвела неизгладимое впечатление на начальника австрийской контрразведки Альфреда Редлема, который также  имел гомосексуальные связи с ефрейтором Гитлером.
Паукер и Гитлер были неуловимо похожи друг на друга, и иногда начальник личной охраны Сталина  забавлял вождя, имитируя выступления Гитлера. О связях Паукера с австрийской разведкой узнала и немецкая разведка, но она не пыталась его вербовать, так как Паукер привозил в Германию огромные деньги для закупки спецтехники и систем прослушивания, расплачиваясь  при этом наличными и в твердой валюте, чтобы не оставлять следов.  Конечно, Паукер  имел кое-что и для себя от этих продаж и делился с Генрихом Ягодой, который в 1922 году был Управляющим Делами и членом коллегии Наркомата внешней торговли РСФСР, а по совместительству и Управляющим делами ВЧК.
 
Сразу после первой же успешной сделки по закупке спецтехники в Германии по цене по меньшей мере в три раза большей её стоимости Г. Ягоду перевели на работу заместителем начальника ОО ВЧК. Спецслужбам всегда не хватает наличных неучтенных денег для проведения своих таинственных операций, и закупка спецтехники и систем прослушивания за рубежом  стала той дойной коровой, которая давала ВЧК неучтенные валютные средства. 
18 сентября 1923 года Совет Народных Комисаров утвердил коллегию Объединенного государственного политического управления при  (ОГПУ) СНК СССР.

 После Дзержинского и Менжинского третью ступень в табеле о рангах грозной организации занимал второй зампред Г. Ягода с образованием 8 классов гимназии (экстерном). Вот какую силу имела неучтенная валюта на заре советской власти! Что уж говорить о последующем развитии СССР…

Так бы дело и продолжалось по отмывке государственной валюты. Тем более участников этой отмывочной операции значительно повышали, и в 1934 году Г. Ягода стал Наркомом Внутренних дел СССР – одним из самых влиятельных людей в государстве. Карла Паукера тоже не забывали: он стал начальником личной охраны Сталина – начальником отдела охраны ГУГБ НКВД, самого влиятельного подразделения  НКВД.

Потом к спецзакупкам по требованию Г. Бокия были подключены сотрудники ИНО и Региструпрома А. Сташевский (Гиршфельд), Б. Бортновский, и А. Логинов. Закупки были настолько громадны, что в 1925 году ОГПУ выделило научно-техническую разведку и закупку спецтехники за рубежом в самостоятельное направление. Деньги пошли немалые. Конечно, такие объемы закупок не могли остаться без пристального внимания ЦК и внимания Сталина, для усиления власти которого и проводилось такое грандиозное внедрение спецтехники.   
Первоначальной  задачей прослушки телефонных разговоров было выявление, кто конкретно из руководства партии большевиков размещал золото в зарубежные банки  и как потом этими незаконными доходами управлял. Криптографический отдел   Бокия легко раскалывал доморощенные коды, которые придумывали руководители партии при общении со швейцарскими банками, когда переводили туда деньги. И он скоро выявил в руководстве партии всех кто незаконно  вывозил или переводил из России валютные средства.

В отделе  Бокия работали  сотрудники, которые, служа в жандармском управлении, расшифровывали шифры и коды революционеров. Теперь они стали успешно раскалывать коды этих же революционеров, но уже занимающих самые высокие посты в государственных организациях России. В первую очередь в 1922 году была вскрыта практически вся  шифр переписка, которая шла по линии Москва – Берлин. По этой линии обычно передавали свои распоряжения не только дипломаты, которые находились в Москве. Её также использовали некоторые высокопоставленные коммунисты  для управления своими счетами в западных банках.

Более сложным оказался шифр посольства Польши, но и его вскрыли уже в 1924 году. Польское правительство тоже было не прочь погреть руки, оказывая содействие в размещении в своей стране валютных средств некоторых большевиков. Позже Сталин на основе полученных Бокием сведений заставит некоторых большевиков вернуть украденные деньги.
Конечно, такая важнейшая деятельность ВЧК-ОГПУ, а потом НКВД не могла остаться без пристального внимания руководителя СССР  Сталина. Сразу после смерти В. Ленина в 1924 году он объединил Учраспред с Оргинструкторским отделом ЦК ВКП (б) и создал Орграспредотдел во главе с Л. Кагановичем. Этот отдел стал ведущим и особо секретным отделом ЦК ВКП (б) и формировал каждое высокое назначение в партийные и государственные органы СССР, которое  обязательно согласовывалось с самим  Сталиным! Естественно, любые назначения в руководство НКВДВ  также  согласовывалось в этом отделе.

В стране нарастала мощная оппозиция И. Сталину со стороны Троцкого и старых большевиков, которые были недовольны выбранным развитием СССР.  Сталину необходимо было усилить контроль за всеми, и в первую очередь за членами ЦК, правительства, ОГПУ и РККА. Выполнение этой задачи он возложил на своего верного друга Л. Кагановича. Одной из главнейших задач был контроль за подразделением  Бокия, который, по мнению Кагановича  проявлял иногда слишком много самостоятельности.
 
В феврале  1927 года Н. Ежова  назначают  инструктором этого отдела, чем он был обязан Паукеру, с которым подружился в январе 1922 года во время лечения в Кремлевской больнице. А тот в свою очередь познакомил его с Л. Кагановичем и И. Сталиным.
Эта довольно тесная дружба  Ежова и Паукера была основана на их пристрастии к гомосексуализму.  Об этих увлечениях, вероятно, знал и  Сталин, так как в соответствии  с приказом ВЦИК, ЦК, ЦКК РП, Исполкома Коминтерна, члены коллегий наркоматов, ЦК Союза молодежи, Президиума ВЦСПС, а также лица по списку, утвержденному ЦК РКП должны были проходить ежегодную обязательную Лечебную комиссию в Кремлевской больнице. А результаты медицинского обследования докладывались в секретариат Сталина, который лично контролировал здоровье наиболее важных, по его мнению,  пациентов.

Карьера Н. Ежова развивалась также бурно, как карьера Паукера, но вдали от Москвы, что его сильно удручало. Так как Л. Каганович был чрезвычайно далек от техники, то он очень нервничал на своем посту, контролируя отдел Г. Бокия, и постоянно искал себе надежного помощника. В этом ему помог Паукер, который страстно хотел вытащить своего друга поближе к себе, в Москву. По решению Л. Кагановича в феврале 1927 года Н. Ежова назначили инструктором Орграспредотдела ЦК ВКП (б), а уже в ноябре 1927 года - заместителем заведующего Орграспредотдела ЦК ВКП(б)!

Такую быструю карьеру редко кто делал в истории ЦК! Видимо, Н. Ежов чем-то очень угодил Сталину, ведь без его указания на такую высокую должность не назначали. Таким образом, И. Сталин стремился создать в ЦК целую систему постоянного  контроля за деятельностью  важнейших отделов ОГПУ.

Все материалы о прослушке лиц, которыми интересовался И. Сталин, Г. Бокия непосредственно передавал Н. Ежову, который готовил  справки Л. Кагановичу, а иногда и непосредственно И. Сталину. Интересная деталь. Было принято, что посетителей И. Сталина обычно регистрировали и отмечали время их прихода и ухода. Но это не всегда касалось Н. Ежова. Зачастую его поздние визиты к И. Сталину не фиксировали в журнале учета посетителей…

Коллективизация и индустриализация в СССР сопровождалась ростом противоречий между руководителями партии и правительства. Не все поддерживали курс И. Сталина, а непокорные ему были не нужны. И теперь, помимо указаний о поставке спецтехники, поступали указания раздобыть сведения по изготовлению ядов скрытого воздействия,  медикаменты, при помощи которых можно контролировать сознание человека – сыворотка правды, которая была крайне необходима при проведении «дружеских» бесед или допросов.

Фармацевтическая  германская промышленность в то время занимала лидирующее место в мире.  Когда начали поступать подобные запросы, любители повеселиться Паукер, Ягода и Ежов быстро сообразили, что таким способом можно достать и медикаменты, повышающие сексуальную активность мужчин и женщин. ( Приложение N4).  Успех от применения их превзошел все ожидания уставших от революционной борьбы большевиков. ОГПУ стало получать всё больше и больше заказов на такие интимные средства, не успевая выполнять резко возросшие потребности своих партийных руководителей. Естественно, это держалось в строжайшей тайне. Объемами закупок такой необычной продукции заинтересовалась немецкая полиция, так как она резонно полагала, что такие препараты могут быть расценены как своеобразный наркотик и использоваться для развращения молодежи. Но какие-то всемогущие помощники в правительстве Германии помогли Паукеру замять этот скандал.

Возможно, часть лекарств из Германии направляли лично И. Сталину, чтобы он раскрепощался после напряженной работы. К закупкам потом подключили  С.Жуковского. Впоследствии он станет начальником таинственного 12 отдела ГУГБ НКВД, где производились сильнейшие яды и медицинские препараты и  «сыворотки правды». Успешная техническая разведка в этой области также принесла свои плоды: СССР наладил производство сильнейших ядов для специального применения.

Так бы и дальше все нормально, но  сотрудники разведки под управлением Артузова в начале тридцатых годов достигли значительных успехов в своей разведывательной деятельности и организовали вербовку важных государственных чиновников Германии: сотрудника гестапо Вили Леймана, имперского советника в министерстве экономике Ардвига Харнака, сотрудника разведывательного отдела ВВС Адама Кукхова. Последний был наиболее ценным агентом для Артузова. Через него Артузов получил доступ к самой секретной службе Германии – Научно Исследовательскому Институту Геринга, который занимался вопросами шифрования и радиоперехвата. Адам Кукхов предоставил данные сотрудникам Артузова, что этот институт был создан при непосредственном участии криптографов, которые раньше были в подчинении  Вильгельма Феннера, знаменитого руководителя крипто бюро рейхсвера.
 
Это была колоссальная удача для А. Артузова. А. Артузов познакомился с Вильгельмом Феннером в 1909 году, когда поступал  на  металлургическое отделение Петербургского политехнического института имени Петра Великого. Оба родились в 1891 году, но А. Артузов был на два месяца старше Вильгельма Феннера.

Вместе они проучились недолго: Вильгельм уехал с родителями в Берлин и в 1910 году поступил на факультет металлургии в королевский технологический институт. Как выяснил А. Артузов, В. Феннер был недоволен приходом к власти нацистов. К 1933 году он имел ранг имперского советника и занимал высокое положение в обществе. Но некоторые его давние еврейские корни могли вызвать недовольство у нацистов и Феннер это понимал. Тем более, что   его подчиненные Готфрид Шапер и Ганс Шимпф стремясь завоевать высокое положение у нацистов поспешили к Герингу с предложением организовать под его непосредственным руководством самостоятельное подразделение по шифрованию, дешифрованию и радиоперехвату. Фактически они создавали конкурирующую организацию крипто бюро. И это сильно раздражало В. Феннера.

 Геринг поддержал их и организовал Научно-Исследовательское Управление Министерства Авиации (ФА). Вскоре Ганс Шимпф получил должность имперского советника в благодарность за то, что был ответственным за прослушивания телефонов начальника штурмовых отрядов Рема, которого расстреляли по приказу Гитлера. Всем были известны гомосексуальные оргии Рема. А Гансу Шимпфу удалось получить особо пикантные подробности, прослушивая его телефонные разговоры, что привело в ярость Гитлера. До  В. Феннера доходили некоторые сведения о том, с какими целями было создано новое криптографическое подразделение и это тоже вызывало в нем  негативные  отношение  к нацистам.»

В. Феннера особенно возмущало, что с помощью прослушанных телефонных переговоров нацисты сводят счеты с ближайшими друзьями, нередко подделывая смысл и содержание разговоров, чтобы скомпрометировать неугодного человека. Более того, он узнал о том, что Геринг собирается выявлять национальность людей, прослушивая все их телефонные разговоры и  составить таким образом   картотеку всех граждан Германии по их национальной принадлежности.

Немцы достигли огромных технических достижений в этой области перехвата, и В. Феннер прекрасно знал об этом.  Ему было известно, что его бывшие подчиненные из Крипто Бюро, а теперь занимавшие видные посты в ФА,  прослушивали его телефон и, подделав его телефонные разговоры, формировали слухи о том, что он еврей. Особенно старался Ганс Шимпф, стараясь быстрее скомпрометировать своего бывшего шефа, а в конечном итоге ликвидировать конкурирующую организацию - крипто бюро рейхсвера.

Один из сотрудников А. Артузова встретился с В. Феннером от имени А. Артузова и убедил его оказывать помощь СССР в борьбе против нацистов. В. Феннер , предположительно, дал согласие оказывать содействие, поэтому в  Москву пошли донесения о том, что немецкие  криптографы смогли расшифровать  американо-английскую переписку и некоторые  морские английские шифры, а также о слабости некоторых документов ручного кодирования,  использовавшихся в подразделения Красной Армии низшего звена. Нельзя исключить, что В. Феннер был заинтересован в том, что Ганс Шимпф оставил его в покое.  Поэтому, возможно,  Артузову удалось провести свою успешную операцию в начале 1935 г., когда были похищены документы и магнитофонные записи телефонных разговоров некоторых  руководителей Германии и СССР, а также  секретные технические устройства для прослушивания телефонных линий связи, которые Ганс Шимпф и его сотрудник везли из Кенигсберга. Во время похищения документов сотрудник Шимпфа погиб в результате несчастного случая, и это позволило Шимпфу снять с себя ответственность за пропажу ценнейшей информации, объяснив её беспечностью своего погибшего сотрудника. 
 
Магнитофонные записи содержали разговоры руководства СССР по ВЧ связи, прослушанные немцами. Успеху операции способствовало то, что обычные международные телефонные линии, связывавшие Германию и СССР, могли иметь электромагнитную связь с правительственной ВЧ линией связи. А при разговорах по ВЧ шифрование не использовалось. Сотрудники 4 отделения Оперативного Отдела ГУГБ НКВД проверили полученные сведения. Оказалось, что и с территории Польши можно  прослушать разговоры по ВЧ связи, так как не было специальной защиты.

Разразился большой скандал, но его сумели замять, так как за ВЧ связь отвечал сам К. Паукер. В НКВД поняли, что правительственные  секретные линии можно прослушивать, если не предпринять серьезные меры по их защите.
Исчезновение документов у Ганса Шимпфа вызвало в Германии не меньший скандал. Всем была известна тесная «дружба» между Герингом и руководителем СД  Р. Гейдрихом. Р. Гердриху  страшно не нравилось быть под постоянным колпаком длинных «ушей» Геринга, и он всеми силами стремился его скомпрометировать, чтобы захватить власть над всей прослушкой Германии. И вот выдался прекрасный случай. Р. Гейдрих пошел к Гиммлеру и объяснил ему, что, по его сведениям, в пропавших документах были записи не только  русских разговоров, но и  телефонные разговоры Гиммлера,  так как Геринг дал указание Шимпфу контролировать телефонные разговоры Гиммлера. Это  привело в ярость Гиммлера:  он не желал, чтобы Геринг постоянно следил за ним.
 
Скандал разгорался нешуточный и мог иметь далеко идущие последствия. Главный вопрос, кто мог осуществить такое дерзкое похищение  оставался открытым. Были высказаны предположения, что, вероятно, больше всего в этом была  заинтересована русская разведка, так как среди украденных материалов имелись записи телефонных разговоров руководства СССР. Пропавшей  спецтехнике русские  уделяли особое внимание, так как  Германия отказала СССР в их продаже.   Во всяком случае, на этой версии  настаивал Р. Гейдрих, так как знал, что любые разрешения на  продажу спецтехники русским, в том числе и системы прослушивания телефонов, давал лично Г. Геринг. 

Поэтому Р. Гейдрих и настаивал на своей версии пропажи, которая заключалась в следующем:
- Русская разведка по данным своей агентуры, которая имеется у неё в немецких структурах, связанных с перехватом информации, получила сведения, что Германия  способна прослушивать  секретные переговоры, которые ведет руководство СССР по правительственным линиям связи. Поэтому ей было крайне необходимо получить  фактическое подтверждение этого,  и она это осуществила, похитив документы у Г. Шимпфа, что нанесло огромный вред Германии, потому что русские начнут срочно  разрабатывать системы защиты своей правительственной связи, а в результате немецкая разведка потеряет источник ценнейшей информации;
- Русские проявляли огромную заинтересованность в той спецтехнике, которая была похищена. Но им было отказано  в её продаже. И это могло быть второй важной причиной, по которой русская разведка пошла на похищение.
   
Для Р. Гейдриха этот провал в работе сотрудников Геринга мог стать  прекрасным шансом в осуществлении его давней мечты -  прибрать к своим рукам «прослушку» Германии. Тогда он  смог бы работать более эффективно и быть независимым от Геринга при проведении расследований.  Гиммлер полностью поддержал в этом вопросе его. Ознакомившись с выводами Р. Гейдриха о похищении документов,  Гитлер был крайне возмущен бесцеремонностью работы русской разведки на территории Германии. И потребовал подробнейшие отчеты по этому скандальному делу, в том числе и информацию о тех гражданах  СССР, которые непосредственно осуществляли закупку спецтехники  в Германии.

Когда Гитлеру предоставили установочные данные на К. Паукера, начальника охраны И. Сталина, он ими сразу заинтересовался, изучил и запросил более подробную информацию о нем у всех своих спецслужб. 
Потом вызвал к себе Геринга и долго с ним беседовал на очень повышенных тонах. Гитлера возмущало то, что Россия просила Германию о помощи в закупке спецтехники, так как сама не имела возможности производить её из-за отсталости производства. И на этой спецтехнике держалось всё могущество НКВД, а значит и Сталина, а русская разведка крадет у них на территории Германии материалы прослушки!

- Сами производить технику не могут, а украсть результаты сразу же! - почти кричал Гитлер. А  гестапо не может их выявить! Кругом одни коммунисты и евреи. И этот К. Паукер  по документам Р. Гейдриха еврей, да еще гомосексуалист, которого в своё время завербовал начальник разведки Редлер.

С этими словами Гитлер взглянул на Геринга. Геринг прекрасно помнил свой бурный разговор с Гитлером в 1928г. и решил промолчать.
 - А может быть, Сталин нашел материалы русской контрразведки и теперь посылает мне начальника личной охраны с намеком на то, что он может в случае чего выложить на меня компромат? И это тогда, когда у нас идут переговоры о сотрудничестве! Возможно,  Сталин сам гомосексуалист?  Р. Гейдрих даже принес целый список гомосексуалистов из ближнего окружения Сталина. В нем числились начальник личной охраны К. Паукер, заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП (б) Н. Ежов и другие, которые занимали ответственные государственные и партийные лидеры большевиков. А Н. Ежов после Л. Кагановича - главный специалист по подбору кадров. Какие же кадры он подбирает Сталину – гомосексуалистов что ли? Или он задумал, что если мы когда-либо  подпишем совместное Соглашение, то объявить себя официально  гомосексуалистом, а потом оклеветать и меня! Вот мир ахнет – два педика объединились, чтобы завоевать мир!  - на губах Гитлера появилась пена. Он ясно представил, как весь мир  будет смеяться и издеваться над ним, а Германия презрительно отвернется от него.

Эти русские явно что-то задумали. Не просто так Сталин назначил начальником личной охраны фельдфебеля австрийской армии, к тому же завербованного австрийской разведкой! Не такой уж Сталин глупый.
Гитлер прервал свою речь и нервно заходил по своему большому кабинету. Увидев,  что Гитлер немного успокоился, Геринг протянул ему папку с документами. Гитлер взял её и стал быстро перелистывать находящиеся в ней страницы. Потом остановился на одной и вторично прочитал. Это было донесение о прослушанном телефонном разговоре Сталина с Аллилуевой, после которого она покончила жизнь самоубийством. Этот разговор  Сталина немецкая разведка записала, когда он разговаривал по специальному телефону, который подключался  к кремлевской АТС, обслуживавшей только членов Политбюро СССР. 
АТС была приобретена у немецкой компанией,  потому что советская промышленность не выпускала телефонные станции высокого качества, которые могли обслуживать большое  количество абонентов.

По приказу Наркома НКВД К. Ягоды специально для этой АТС К. Паукер закупил систему прослушивания всех телефонных разговоров, ведущихся через неё. В своё время на это было получено разрешение  руководства рейхсвера.
Эту систему контроля телефонных переговоров немецкие специалисты изменили так, что можно было, подключаясь к сетям обычной телефонной станции, контролировать все телефонные разговоры членов  Политбюро, ведущиеся через эту АТС.  В справке, которую Геринг принес Гитлеру, была подробная расшифровка  последнего разговора И. Сталина с его женой. Он состоялся 8 ноября 1932 года после торжественных мероприятий  у Ворошилова. В тот день сильно выпивший И. Сталин остался развлекаться  вместе с мужскими песенными и танцевальными ансамблями и со своим любимцем К. Паукером, а Алилуева вернулась к себе на квартиру в Кремле.

Поздно вечером И. Сталин позвонил ей по специальному телефону, подключенному к  кремлевской АТС,  и сказал, чтобы она не ждала его, и что он придет утром. Услышав это, Алилуева, которая до этого сильно поругалась со  Сталиным во время торжественного мероприятия, стала  кричать на него. Она назвала его педерастом за то, что ему приятнее общаться с мужчинами, чем с женщинами. Ей все равно, когда он придет, так как она знает, что ему давно милее всех женщин  его любимец Паукер.

В ответ  раздался звериный рев Сталина и еле различимые слова «Молчать!» и «Убью!». В этот вечер Алилуева скончалась. Первоначальная версия её смерти был аппендицит. Но Главный врач Кремлевской больницы Канель, ее заместитель Левин и профессор Плетнев отказались подписывать заключение о том, что Аллилуева скончалась от аппендицита, несмотря на многочисленные угрозы И. Сталина в его разговорах с  Канелем. Вероятнее всего это было убийство Аллилуевой.  Так как  Сталин сильно опасался, что жена может высказать подобное заявление  кому-нибудь еще и слухи поползут по стране. Что нанесет непоправимый  удар по его престижу. А этого лидер коммунистического государства допустить не мог. Но, видимо, слухи об истинных причинах смерти жены  Сталина стали быстро распространятся среди руководства партии и страны. И даже сестра ближайшего соратника  Когановича Роза, которая тесно общалась с женой  Сталина, тоже так считала.

Поэтому   Сталину пришлось  принимать 16 декабря 1933г. строго секретное постановление Политбюро ЦК ВКП (Б) Об уголовной наказуемости за педерастию. Оно было явно направлено против ближайшего окружения И. Сталина с целью запугать его, если они будут распускать слухи о том, что  Сталин - гомосексуалист.

«И секретное постановление сразу сделали, чтобы  заткнуть глотки своему ближнему окружению» - размышлял Гитлер.
- Правильно руководит страной Сталин. Что-то не то сказал - сразу посадят в соответствии с секретным постановлением, о котором и никто не знает. Он такими методами такой  страх на своих подчиненных нагоняет, что они всего бояться, даже своей тени.  Вот в этом и заключается слабость Сталина, и этим надо воспользоваться. Надо нам направить этот записанный разговор Сталину. Пусть поймет, что его окружают одни только враги. И он сам своими руками уничтожит всех своих друзей, как в своё время сделал Иван Грозный, самый жестокий царь России. Он для Сталина - самый большой пример, так мне докладывал Шуленбург, когда по моей просьбе составлял психологический портрет И. Сталина  – завершил свой анализ Гитлер.

- Но Сталин сразу поймет, что мы  прослушиваем все их телефонные разговоры! И мы потеряем интересную информацию! - возразил Геринг.
- Никуда они от нас не денутся! Своего производства  автоматических телефонных станций такого качества и на столько абонентов у них нет. А если есть, то  такого низкого качества, что разговаривать по ним невозможно, только кричать нужно. Сталина и его помощников это не устраивает: сложно определить, кто в каком  настроении находится. Русские, как и все азиаты, воспринимают не смысл слов, а интонацию, с которой их произносят. Мол, догадывайся сам, сделаешь не так - накажут.  Поэтому одни приказы выполняют, а другие посылают куда подальше. Но ты прав. Информацию о разговорах  Сталина для нас важна.

 Но если правильно  организовать передачу этих материалов под видом того, что они сами у нас их достали,  достоверность её будет очень высока.
И  Сталин поверит этой информации. Особенно, если он услышит голоса людей, которые он прекрасно знает. Сталин опытнейший революционер, который успешно боролся с русской контрразведкой и жандармами. Его на простую фальшивку не поймаешь. Ему обязательно нужны  точные подтверждения фактов.  Надо  сделать так, чтобы  Сталин поверил, что у нас есть множество агентов среди его ближайшего окружения, который следят за ним и прослушивают  его  все телефонные разговоры, а информацию передают  нам и за это получают большие деньги.

А еще лучше уверить Сталина, что в СССР существует  заговор во главе военачальника, которого он больше всего не любит за его популярность в народе, и который может быть претендентом на его пост. Понимаешь? – обратился Гитлер к Герингу.
Геринг вспомнил телефонные разговоры  Рэма,  которые по его указанию прослушивались, а потом некоторые фразы его разговора специально модифицировались таким образом, что смысл речи Рэма изменялся в нужном для Геринга контексте  и приобретали выраженное значение намерения Рэма захватить власть в Германии и убить Гитлера. Гитлер был так возмущен этими услышанным разговорами Рэма, что дал указание расстрелять своего лучшего друга и ближайшего соратника по партии, который много сделал, чтобы Гитлер пришел к власти в Германии.

«Может быть, Гитлер догадывается о подделке, или этот Ганс Кумпф стал работать на Гейдриха?» – напряженно думал Геринг, пытаясь быстро найти ответ. 
 - Несомненно, Вы правы, мой фюрер! – жестко отчеканил Геринг. -  Сталин с его параноидальным недоверием ко всем окружающим быстрее поверит в заговор, чем в туманные пояснения его технических специалистов, которые будут ему объяснять, что существуют электромагнитные волны, с помощью которых телефонный разговор можно прослушать. Сталин больше разбирается в людях, ему это  понятнее, чем техника. И потом он всегда скажет своим специалистам, что если они такие умные, то почему не предусмотрели защиту и не предупредили.  Они же эту технику выбирали и монтировали. Их и расстреляют сразу же, как только они об этом заикнуться. Сталин всё сделает, чтобы найти тех, кто собирает на него компромат с целью свержения его с власти. А за власть он им головы снимет. Это бесспорно. Надо только хорошенько обдумать, как всё это организовать.» 
Гитлер мгновенно воспрянул.
 
- Ты, как всегда прав, Герман! Он всех этих гомосексуалистов  и евреев в НКВД и разведке сам расстреляет! А Паукера - в первую очередь. Он  никому не будет больше доверять и будет доверять только мне, Гитлеру!  Я  заставлю его поверить, что его ближайшие друзья  -  страшнейшие для него  враги! -  со злобой  сказал Гитлер.

 « Пусть   Сталин сам уничтожит этого  Паукера и всю свою военную разведку, чтобы не осталось никаких следов моих контактов с австрийской разведкой. Тогда Сталин навсегда забудет, что были вообще какие-то упоминания о гомосексуализме!»  - нервно думал Гитлер.
Эти сексуальные контакты с начальником австрийской разведки были дамокловым мечом для Гитлера, и он всеми силами стремился уничтожить все свидетельства и всех свидетелей его позорного прошлого.

 - Тогда пусть и руководителей армии  заодно уничтожит! - добавил Геринг.
- Это прекрасная идея сделать из Сталина параноика! Пусть он боится каждого телефонного звонка, полагая, что его голос записывает кто-то из его окружения на магнитофон. Тогда он будет уничтожать всех вокруг, а мы ослабим  русского медведя до такой степени, что он сам упадет к нашим ногам!  - уже визжал от восторга Гитлер.

- Они сами уничтожат свою связь и её защиту!  Им придется посылать сигналы своим армиям с помощью сигнальных костров или конными вестовыми! Только в этом случае они будут уверены, что их не прослушивают, окружающие их шпионы - развеселился Геринг.
- Точно! Тогда мы сами сможем управлять их войсками, уничтожим их и легко захватим их огромную территорию и ископаемые, - мечтательно произнес Гитлер, потом резко остановился и приказал Герингу:
- Подготовь запись телефонного разговора Сталина с его женой и передай  Гейдриху. Пусть разработают детальный план, как лучше передать наш «подарок» Сталину, и доложат мне.
Геринг знал, что Гейдрих, руководитель СД, пользовался особым доверием фюрера после того, как он разоблачил заговор ближайшего друга Гитлера Рэма.

Гитлер полагал, что благодаря  своей исключительной проницательности и дьявольской хитрости  Гейдрих сможет разработать необходимый план для компрометации соратников  Сталина.
Через две недели Гейдрих принес Гитлеру подробнейших доклад о компрометации высшего руководства РККА,  НКВД и Главного разведывательного Управления ( Разведупр) РККА.  На совещании у Гитлера в его резиденции Бергофф, посвященном разработке плана компрометации советских военных, присутствовал Геринг, Гиммлер и Гейдрих. План Гейдриха основывался на знании психологии  Сталина. Он был очень подозрительным, почти как параноик, ко всем приближенным, и опасался, что они могут лишить его власти.

Гейдрих доложил, что Сталин делил людей на две категории:  верные друзья, или – злейшие враги. Однако, даже верные друзья не чувствовали себя спокойно, зная характер Сталина.
- Если Сталин узнавал, что его друг говорил о нем что-то плохое и получал доказательства этого, этот человек превращался в его злейшего врага. А так как Сталин считал себя главным защитником коммунизма в мире, он зачислял бывшего друга в ранг контрреволюционера, антисоветчика или врага народа. Тогда он вел с ним официальную борьбу. Поэтому чем больше врагов было у Сталина, тем выше был его престиж среди простого советского народа. Причем обратного хода пути не было: он никогда не менял свое мнение о человеке.

- Отличная идея! – прервал Гейдриха Гитлер. - Если ему нужно много врагов народа для укрепления своей власти в стране, то мы их ему сформируем. Продолжайте свой доклад, Гейдрих.
 - Предлагаю такой план. Представим Михаила Тухачевского, одного из самых известных военачальников СССР, руководителем заговора против Сталина.   
Распространим информацию  о том,  будто Тухачевский  собирает компромат на И. Сталина, чтобы публично обнародовать его и добиться официального смещения Сталина с поста руководителя государства и партии на одном из съездов ЦК ВКП (б). 

Для выполнения своих планов он создал целую группу заговорщиков из ближайшего окружения  И. Сталина,  через которых получает информацию о всех его планах, а также о  тех членов партии и правительства, которые не захотели примкнуть к группе Тухачевского. С этой целью он привлек многих высших  руководителей  РККА, НКВД, Разведупра  и ЦК ВКП (б). Главными  помощниками Тухачевского по захвату власти являются  Нарком  НКВД   Ягода и начальник личной охраны  Сталина  Паукер. Для получения компрометирующих сведений о Сталине они организовали прослушивание каждого его телефонного звонка, а также  наблюдение за  его передвижениям и встречами. В группе Тухачевского есть человек, которому он доверяет, но это –  наш немецкий агент. Но об этом  Тухачевский не знает. Наш агент регулярно передает собранный Тухачевским компромат на Сталина в немецкую разведку.

Естественно, такие сведения будут очень интересовать русскую разведку, и они приложат все силы, чтобы выявить всех немецких агентов и каналы, по которым  немецкая разведка получает информацию.  Вероятнее всего, Сталин сочтет письменные доказательства участия Тухачевского в антиправительственном заговоре фальшивыми. Однако, когда он услышит свой голос или голоса из своего ближайшего окружения, записанные на магнитофонную ленту, у него не будет никаких сомнений в подлинности информации.
Сталин никогда не усомнится в подлинности голоса человека, которого он знает. Тогда он поверит в остальные сфабрикованные нами материалы против Тухачевского и его сподвижников.

Русская разведка уже вышла на руководителя службы прослушивания телефонных разговоров Научно Исследовательского Института Геринга Ганса Кумпфа, поэтому мы сами станем играть с русской разведкой, подсовывая ей информацию, которую мы специально будем для них подготавливать. 
Когда они поверят в её достоверность, мы будем постепенно шаг за шагом очень осторожно формировать для него такой компромат на его ближайших соратников, что  Сталин, наконец,  поверит, что ему грозит смертельная опасность от его ближайшего окружения. А затем, чтобы окончательно сломать его все психологические барьеры сомнения в том, что вокруг него одни только враги,  перешлем ему его последний телефонный  разговор с женой. Это настолько шокирует и испугает его, что он начнет уничтожать всех, кто может нанести ущерб его престижу и власти.

Иван Грозный, этот деспотичный правитель, импонировал Сталину. У нас есть запись его телефонного разговора с Кагановичем, в котором он сказал, что Иван Грозный допустил роковую ошибку, не уничтожив полностью пять главных боярских родов. Сталин сказал, что не допустит  эту ошибку.  Он уничтожит всех без исключения врагов советского народа!
 - У русских есть аппаратура для определения подлинности речи людей, говорящих по телефону? Может быть, они купили или украли её у нас, – спросил Гитлер.

- Эта технология не очень интересует русскую разведку, - ответил Геринг. - Они считают, что она больше нужна для кинематографа и радио, а они такими пустяками не занимаются. У русских нет ни устройств для изменения речи людей, говорящих по телефону, ни систем анализа голосов людей. Мы получили  сведения, что в 1925 году военно-техническое управление РККА, которое возглавлял бывший руководитель военной связи Халепский, проявил интерес к этой теме. Он даже направил письмо с обоснованием руководству наркомата обороны о том, Красная Армия рискует оказаться в случае новой войны перед неожиданными техническими сюрпризами. Но русская разведка  ответила ему, что они занимаются только теми вооружениями, которые могут быть решающими в боевых сражениях:  танками, самолетами, пулеметами и кораблями.

Системы связи и всё, что связано с ней, – это только дополнительные, а не решающие средства во время войны. Правда, у нас имеются сведения, что Артузов, первый заместитель начальника русской военной разведки, направил в США изобретателя Л. Термена с целью изготовления там синтезатора речи. И он достиг в этом направлении выдающихся достижений, которые по некоторым параметрам  даже превосходят немецкую, но успеют ли русские применить эту технологию у себя до того, как мы начнем эту операцию. Поэтому нашей важнейшей  задачей является компрометация Артузова и всей его агентуры, в том числе Л. Термена, чтобы русские не овладели этой технологией и не смогли разобраться в наших манипуляциях с голосами людей. Но в настоящее время по сведениям из наших источников, основанным на анализе научно-технических достижений СССР, позволяют сделать вывод, что такой технологии в СССР нет  – с гордостью добавил Геринг.
 
-  Тем более, что фальсификация должна быть выполнена на высочайшем уровне, и изменению подлежат лишь несколько слов в речи говорящего. – продолжал Геринг.
- Именно они и должны создать тот смысл речи говорящего, который нам нужен. Когда Сталин услышит свой голос или голос своего противника, который обсуждает план его убийства, это будет для него самым весомым аргументом достоверности сообщения и поводом для начала расправы с этим человеком, как с врагом народа. Пусть Ганс Кумпф ведёт под нашим контролем двойную игру с русской разведкой и снабжает их материалами по их требованию. Мы же будем их специально дорабатывать в нужном нам направлении.  Ведь они так настойчиво добивались контакта с руководителем службы, контролирующей телефонную связь Германии.

- Я против использования имперского советника Ганса Кумпфа в играх СД! –  внезапно перебил Гейдриха Геринг. Он чувствовал, что Гейдрих подготовил какую-то ловушку для него, пользуясь провалом Кумпфа.
- Имперский советник Кумпф занимает пост (?) в руководстве службой прослушивания.! Можно подыскать и другого исполнителя.
- Но тогда русские не поверят нашей информации.  Они же сами вышли на него и организовали похищение материалов! – возразил Гейдрих.
- В таком случае организуйте внезапную смерть Кумпфа и введите новых людей, чтобы все выглядело правдоподобно, – вмешался в спор Гитлер.
- Нам неизвестно точно, работал ли Кумпф  на русскую разведку до  пропажи документов. В таком деле рисковать нельзя. Тем более мы пока  не выяснили, как русская разведка вышла на Кумпфа. Вы же, Гейдрих,  не выявили все его связи! – упрекнул его Гитлер .

- Так точно, мой фюрер! Но мы ищем! – ответил Гейдрих.
- Искать можно долго и найти не тех, а нам важен этот проект,  – строго сказал Гитлер.
- Пусть это выглядит как самоубийство от несчастной любви.
С этими словами Гитлер повернулся к Герингу и прочитал в его глазах одобрение. 
«Славный малый этот толстяк», - подумал Гитлер. «Но он всегда понимает меня с полуслова. Чем меньше свидетелей ликвидации Рэма, тем лучше, тем более из службы прослушивания  телефонов.»

- Нам надо сделать так, чтобы Сталин сам ликвидировал своих партийных вождей, которые резко высказываются против национал-социализма, называя нас террористической организацией. В первую очередь Бухарина и Рыкова. К тому же Рыков обладает огромным политическим авторитетом и может даже стать лидером СССР! – выступил Гиммлер.
- Сталин очень любит публичные судебные процессы, где обвиняемые сами признаются в своих преступлениях. Этим он поднимает свой политический престиж среди народа. Надо ему помочь в этом деле и сформировать военно-политический заговорщический блок, состоящий из  ярых противников нашего германского национал-социалистического движении. Гейдрих должен тщательно всё доработать и через две недели окончательно утвердить план, – подвел итог Гитлер.
 
Через час совещание по обсуждению вопроса о легендировании работы для направления  компромата русской разведкой закончился. Гиммлер понял: Гитлер решил, что информационные войны могут стать решающими в победе Германии над её противниками, в том числе  и в войне против СССР.  Одна из главнейших ролей в ней отведена службе технической разведки  Геринга – второго человека в Германии.

Продолжением следует...

                Приложение N 1

Письмо А. Т. Григорьева начальнику Управления связи РККА Н. И. Гапичу от 21 августа 1940 года о состоянии связи в РККА
Начиная с 1937 г. по совершенно непонятным причинам служба связи пошла по кривой на снижение своей роли и значимости в армии. Началось ничем не объяснимое сокращение штатов. Дошло до такого состояния, что у начальника связи фронта и армии не оказалось ни в мирное, ни в военное время ни одного помощника или заместителя… Мы потеряли понятие о руководстве нижестоящими начальниками связи, т. к. ни инспекторов, ни вообще командиров связи у меня нет. Это привело к тому, что вместо плана связи и планирования операций начальник связи «висит» буквально на аппарате и отдает распоряжения, т. к. первое отделение выбрасывается по узлам для их подготовки к новому переходу штаба.

Такая «метода» работы приводит к совершенно нетерпимому положению, при котором стерлось понятие о службе связи в округе и армии, а остался только начальник связи, который находится в тысячу раз в худших условиях работы, чем это было в период Гражданской войны, где я был именно начальником связи. Мы, связисты, тогда и обеспечивали управление войсками. Руководить могли нижестоящими начальниками связи и строили, хоть и не весьма успешно, систему связи. Сейчас у нас этого ничего нет.
В то же время работа стала во много раз сложнее. Думаю, что дальше так продолжаться не может. Нельзя под видом борьбы с едоками уничтожать систему управления в Красной армии и всю службу связи…

Настоящим я высказал Вам те, с моей точки зрения, недочёты, которые требуют настоятельного изменения.
Так дальше ни работать, ни руководить нельзя, ибо это будет только ухудшать дело связи.
Сейчас иные оперативные решения, и служба связи должна быть на соответствующем месте. В противном случае мы окажемся не способными обеспечить эти решения на поле боя. Время не ждёт.

На совещании высшего начсостава, созванного по инициативе ЦК ВКП(б) после окончания финской войны (в апреле 1940 г.). Выступивший на этом совещании М.П. Кирпонос, командир 70-й дивизии, одной из наиболее удачно действовавших на финском фронте, рассказал о недостатках скрытого управления:
- Все управление шло открытым текстом по телефону. Мне комдив Курочкин звонит: «Скажите, где у вас командный пункт?» Пришлось просить разрешения сообщить об этом письменно, а не по телефону...
Присутствовавший на совещании Сталин поинтересовался:
- Почему с рацией не вышло дело?
- Если  часть ушла  из пределов радиуса действия рации,   то  связь  обрывается, - объяснил Кирпонос.
- Не верю я в рацию, - подал реплику кто-то из присутствовавших.
- Я должен доложить в отношении связи, - продолжал Кирпонос. - Товарищ народный комиссар, кабельная связь у меня в дивизии работала хорошо, хуже - радиосвязь. Здесь говорят,   что,  во-первых,  ее не любят,  во-вторых,  недостаточно занимаемся мы этим делом. Это правильно, ее не любят потому, что рацией плохо овладели, и этому делу надо учиться».

К началу войны радиосвязь Генштаба была обеспечена радиостанциями лишь на 30%, приграничный Западный Особый военный округ - на 27%, Киевский Особый военный округ - на 30%.
А.Т. Григорьев, начальник связи Западного фронта, генерал майор, арестован 4 июля 1941 года. 22 июля 1941 года решением Военной коллегии Верховного Суда СССР приговорён к расстрелу. Расстрелян в тот же день. Посмертно реабилитирован в 1957 году.
Гапич Николай Иванович, начальник Управления связи РККА,  отстранен от должности 22.07.1941 г., арестован 08.08.1941 г., приговор ВКВС 26.08.1952 г. 10 лет ИТЛ, реабилитирован 28.07.1953 г.


                Приложение N 2

5 мая 1921 года постановлением Малого Совнаркома РСФСР при ВЧК была создана криптографическая служба - Специальный криптографи¬ческий отдел (СПЕКО) ВЧК по руководству шифровальным делом в стране и контролю за деятельностью шифровальных органов РСФСР. Её возгла¬вил член Коллегии ВЧК Глеб Бокий. В постановлении, в частности, говорилось:
«Имея в виду: 1) отсутствие в Республике центра, объединяю¬щего и направляющего деятельность шифровальных органов раз¬личных ведомств, и связанные с этим бессистемность и случайность в постановке шифровального дела; 2) возможность, благодаря это¬му, при существующем положении широкого осведомления врагов Рабоче-Крестьянского государства о тайнах Республики, Совет Народных Комиссаров постановил:
I. Образовать при Всероссийской чрезвычайной комиссии Специ¬альный отдел, штаты в коем утверждаются Председателем ВЧК. Начальник Специального отдела назначается Совнаркомом.
В круг ведения Специального отдела при ВЧК включить поста¬новку шифровального дела в РСФСР:
А. Научная разработка вопросов шифровального дела:
а) анализ   всех   существующих   и   существовавших   русских и иностранных шифров;
б) создание новых систем шифров;
в) составление описаний шифров и инструкций по шифроваль¬ному делу и пользованию шифрами;


г) собирание архивов и литературы по шифровальному делу для сконцентрирования такового при Спецотделе;
д) составление и издание руководств по вопросам шифрования.      
Б. Обследование и выработка систем шифров...
II. Постановка расшифрованного дела в РСФСР:
Изыскание способов повсеместного улавливания всех радио, телеграмм и писем неприятельских и контрреволюционных.
Открытие ключей неприятельских, иностранных и контрре¬волюционных шифров.
Расшифровка всех радио, телеграмм и писем неприятельских, иностранных и контрреволюционных.
Все распоряжения и циркуляры Специального отдела при ВЧК по всем вопросам шифровального и расшифровального дела явля¬ются обязательными к исполнению всеми ведомствами РСФСР». ( источник: «Расстрелянная разведка» В. Антонов и В. Карпов. Стр. 157-158).

                Приложение N3
Протокол допроса № 5

 Ягоды Генриха Григорьевича от 13 мая 1937 года
Вопрос. На допросе 26 апреля вы показали, что Волович на¬ряду с другими заданиями, которые он выполнял в плане заго¬вора, организовал для вас возможность прослушивания прави¬тельственных разговоров по телефонам «ВЧ». Когда, как и в ка¬ких целях вы прослушивали правительственные разговоры?

Ответ. Раньше чем ответить на этот конкретный вопрос, раз¬решите мне остановиться на общем состоянии, в котором я лич¬но находился в продолжение многих лет моей заговорщической и предательской деятельности. Я всегда чувствовал к себе подо¬зрительное отношение, недоверие, в особенности со стороны Ста¬лина. Я знал, что Ворошилов прямо ненавидит меня. Такое же от¬ношение было со стороны Молотова и Кагановича. Особенно меня тревожил интерес к работе Наркомата внутренних дел со стороны Николая Ивановича Ежова, который начал проявляться еще во время чистки партии в 1933 году, переросший в конце 1934 года в контроль, настойчивое влезание им в дела НКВД, вопреки препятствиям, которые мы (участники заговора) чини¬ли ему; все это не предвещало ничего хорошего. Это я ясно по¬нимал, отдавая себе во всем отчет, и все это еще больше усили¬вало тревогу за себя, за свою судьбу. Отсюда целый ряд мероприятий страховочного порядка, в том числе и мысль о необходимости под¬слушивания правительственных переговоров.

Вопрос. О каком «целом ряде страховочных мероприятий» вы говорите?
Ответ. Это была система окружения, обволакивание людей, близких к правительственным кругам, простая слежка за члена¬ми правительства и ПБ и прослушивание их разговоров. Начну хотя бы с того, что Паукеру я дал задание ежедневно мне докла¬дывать не только передвижения членов правительства, но и до¬носить мне абсолютно все, что станет ему известно из личной жизни членов ПБ: кто к кому ходит, долго ли засиживаются, о чем говорят и т. п. Паукер все это мог выполнить через работ¬ников охраны членов правительства.

Вопрос. Значит, вы Паукеру и Воловичу давали прямые зада¬ния вести «особое наблюдение и слежку» за членами правитель¬ства?
Ответ. Да, это именно так.
Вопрос. Зачем вам это нужно было?
Ответ. Конечно, не из простого любопытства. Мне это нужно было в моих заговорщических целях. Во-первых, человеку (я имею в виду себя), реально готовившему государственный пе¬реворот, надо всегда быть в курсе дела личных взаимоотношений членов правительства, которое он намерен свергать, надо знать о них все. Во-вторых, пока дело до свержения правительства еще не дошло, путем повседневной слежки, подслушивания телефон¬ных разговоров, подборов всяческих слухов из личной жизни членов правительства, на основе этого можно неплохо лавировать и вовремя реагировать там, где требуется.

 Так поступал я, исполь¬зуя в этих целях аппарат НКВД. Не удовлетворившись этим, я ок¬ружил людей, близких членам ПБ и правительства, сетью своих информаторов. В первую очередь это относится к дому Горько¬го. Общеизвестна роль М. Горького, его близость к Сталину и другим членам Политбюро, авторитет, которым он пользовался. В доме Горького часто бывали руководители правительства. По¬этому на окружение Горького своими людьми я обратил особое внимание.

Началось с моего сближения с П. Крючковым, секретарем Горького, прямым его подкупом деньгами. Крючков выполнял у меня роль агента при Горьком. От него я узнавал, кто бывает у Горького, что говорят именно обо мне с ним члены правитель¬ства, о чем вообще они беседуют с Горьким. Через Крючкова же я добивался отстранения от Горького лиц, которые могут влиять отрицательно на его отношение ко мне. Затем я подвел к Горь¬кому группу писателей: Авербаха, Киршона и Афиногенова. С ни¬ми же бывали Фирин и Погребинский.

Это были мои люди, купленные денежными подачками, свя¬занные антипартийными настроениями (Фирин и Погребин¬ский — участники заговора), игравшие роль моих трубадуров не только у Горького, но и вообще в среде интеллигенции. Они куль¬тивировали обо мне мнение, как о крупном государственном муже, большом человеке и гуманисте. Их близость и влияние на Горького было организовано мною и служило моим личным це¬лям.
Вопрос. Вы показываете, что подслушивание правительствен¬ных разговоров являлось составной частью всей вашей системы мероприятий «страховочного порядка». Как оно было организо¬вано?

Ответ. Аппарат для прослушивания был по моему распоряже¬нию куплен в Германии в 1933 году и тогда же был установлен у меня в кабинете инженером Винецким, работником Оперода. Распоряжение о покупке этого аппарата я дал Паукеру и Воло-вичу. Мысль о необходимости подслушивания правительственных разговоров возникла у меня в связи с разворотом моей заговор¬щической деятельности внутри НКВД. Меня, естественно, трево¬жила мысль, не прорвется ли где-нибудь нить заговора, не ста¬нет ли это известно в кругах правительства и ЦК. Особенно мне понадобилось подслушивание в дни после убийства С. М. Киро¬ва, когда Ежов находился в Ленинграде. Но так как дежурить у подслушивающего аппарата в ожидании разговоров между Ежо¬вым и Сталиным у меня не было никакой физической возмож¬ности, я предложил Воловичу организовать подслушивание пере¬говоров Ленинград — Москва на станции «ВЧ» в помещении Оперода.

Вопрос. Волович подслушивал разговоры между тов. Ежовым и тов. Сталиным?
Ответ. Да, прослушивал и регулярно мне докладывал.
Вопрос. А после событий, связанных с убийством тов. Киро¬ва, продолжалось подслушивание?
Ответ. Только тогда, когда Сталин выезжал в отпуск. Я помню, в частности, что в сентябре 1936 года Волович подслушивал раз¬говор между Сталиным, находившимся в Сочи, и Ежовым. Во¬лович мне доложил об этом разговоре, сообщил, что Сталин вы¬зывает Ежова к себе в Сочи.

Вопрос. Вы поручили Воловичу, немецкому шпиону, подслуши¬вание правительственных разговоров не только потому, что эти разговоры интересовали вас, но и потому, что это требовала не¬мецкая разведка. Вы признаете это?
Ответ. Я давал задание Воловичу подслушивания правитель¬ственных разговоров только по мотивам, о которых я говорил выше. Но несомненно, что Волович передал содержание этих переговоров и в германскую разведку.

Вопрос. По вашему поручению?
Ответ. Нет, по собственной инициативе.
Вопрос. Какие еще задания вы давали Воловичу?
Ответ. В конце 1935 или в начале 1936 года. Волович сообщил мне, что познакомился с Примаковым. Насколько я помню, это произошло через Лилю Брик, которая вместе с Примаковым при¬шла к Воловичу домой. Знакомство Воловича с Примаковым за¬интересовало меня в плане возможности установления с ним организационной связи и привлечения его к заговору (я уже по¬казывал, что искал связи среди военных). Поэтому я поручил Воловичу попробовать сблизиться с Примаковым, прощупать воз¬можности его вербовки.
Вопрос. Вы знали, что Примаков является участником троц¬кистской организации и одним из руководителей военной груп¬пы этой организации?

Ответ. Давая задание Воловичу, я знал только, что Примаков — участник троцкистской организации. О его принадлежности к военной группировке я тогда еще не знал. Но об этом мне док¬ладывал вскоре Волович.
Вопрос. Что именно он вам говорил?
Ответ. Волович сообщил мне, что, выполняя мое поручение, он несколько раз встретился с Примаковым. Говорил с ним бо¬лее или менее откровенно по общеполитическим вопросам, и в результате всего этого Примаков сообщил о своей связи с груп¬пой военных-троцкистов.
Вопрос. Примаков назвал Воловичу участников этой группы?

Ответ. Нет, не называл, вернее, мне об этом Волович ничего не говорил. Но к этому времени, или немного позже, в протоколах следствия по делу троцкистской организации уже появились пер¬вые данные о наличии троцкистов в составе Шмидта, Зюка, При¬макова и других. Вскоре я вынужден был пойти на аресты, снача¬ла, кажется, Шмидта и Зюка, и в дальнейшем и самого Примако¬ва. Таким образом, линия связи Примаков — Волович механически была оборвана. Примаков после его ареста долгое время не давал показания, даже после признания Шмидта и Зюка. Так было, во всяком случае, до момента моего ухода из НКВД. Когда мне об этом докладывали, причины запирательства Примакова были для меня совершенно ясны. Примаков знал, что в НКВД «свои люди», и он предполагал, что его как-нибудь выручат.

Вопрос. Примаков не предполагал, а знал, что его выручат. У вас на этот счет была с ним договоренность?
Ответ. Нет, договоренности со мной не было. Я не допускаю, что она была и с Воловичем. Это было слишком рискованно, потому что это было уже летом 1936 года, следствие контроли¬ровалось Ежовым, и мы не могли на это пойти.
Вопрос. А Примаков знал о существе заговора в НКВД, о ва¬шей роли?
Ответ. Кое-что он, несомненно, знал от Воловича, но в какой мере и что именно, я сказать не могу.

Вопрос. Как видно из ваших показаний, Волович выполнял наиболее существенные ваши предательские задания.
Ответ. Это будет не совсем верно.
Вопрос. Как не совсем верно? О том, что Волович германский шпион, вы знали?
Ответ: Знал.
Вопрос. Участником вашего заговора против Советской влас¬ти Волович являлся?
Ответ. Да.

Вопрос. Связь с ранее завербованным Гаем германская развед¬ка установила через Воловича?
Ответ. Да, через Воловича.
Вопрос. Волович вам об этом докладывал?
Ответ. Докладывал.
Вопрос. Организацию системы прослушивания правительствен¬ных разговоров вы поручили Воловичу?
Ответ. Воловичу и Паукеру.

Вопрос. Но подслушивать переговоры между тов. Сталиным и тов. Ежовым вы поручили Воловичу?
Ответ. Да, Воловичу.
Вопрос. Подготовку покушения на Лаваля вы организовали совместно с Воловичем?
Ответ. Да, с Паукером и Воловичем.
Вопрос. Установление связи с военно-троцкистской организа¬цией, с Примаковым, вы поручили тоже Воловичу?
Ответ. Да, тоже Воловичу.
Вопрос. И наконец, организацию террористического акта над секретарем Центрального Комитета ВКП(б) и народным комис¬саром внутренних дел Союза товарищем Ежовым вы поручили тому же Воловичу?
Ответ. Да, Воловичу.
Вопрос. Чем же объяснить, что именно Воловичу вы поруча¬ли такие серьезные задания?
Ответ. Потому, что Волович имел группу связанных с ним ра¬ботников НКВД, и некоторые мои задания мог выполнять через них.

Вопрос. Какую группу работников НКВД имел Волович? Ка¬кого характера связи у него были с ними?
Ответ. Волович являлся не просто германским разведчиком, он был резидентом германской разведки.
Вопрос. Откуда вы это знаете?
Ответ. Об этом мне сказал сам Волович.
Вопрос. Когда? Где?
Ответ. В 1934 году, когда Волович сообщил мне, что он дол¬жен по поручению германской разведки установить связь с Гаем, я спросил его, почему именно ему поручено это дело. Волович ответил мне, что он выполняет функции резидента германской разведки по НКВД.
Вопрос. А вы знаете, кто входит в резидентуру Воловича?
Ответ. По линии германской разведки с Воловичем были свя¬заны Гай, Лурье и Винецкий.
Вопрос. Еще кто?

Ответ. Больше не знаю. Может, были и другие, но о них мне ничего неизвестно.
Вопрос. А откуда вы знаете об этих, которых вы назвали?
Ответ. О том, что Гай германский разведчик и связан по ли¬нии разведки с Воловичем, я уже говорил. О том, что Лурье гер¬манский разведчик, я узнал следующим путем. В продолжение ряда лет Лурье по моим заданиям выезжал в Германию продавать бриллианты. Сама по себе операция продажи бриллиантов явля¬лась законной и легальной, но использовал я эту операцию в преступных целях, присваивая часть вырученных сумм в свой нелегальный фонд. Так вот, в целях наибольшей маскировки этих преступных махинаций с продажей бриллиантов Лурье установил связь с группой дельцов, среди которых были и немецкие шпио¬ны (Френкель, Ульрих и др.). О том, что они шпионы, мне было известно из материалов ОГПУ—НКВД. Связь с этими шпиона¬ми Лурье шла значительно дальше продажи им бриллиантов, и я лично подозревал, что он завербован немецкой разведкой.

Это мнение укрепилось у меня после следующего обстоятельства. В одну из своих поездок в Берлин Лурье был арестован полици¬ей и очень скоро был освобожден, как он говорил, за взятку. Мне это казалось маловероятным, и я укрепился в своем мнении, что Лурье работает на немцев. Но я его не трогал. Он был мне ну¬жен для продажи бриллиантов и для выполнения других преступ¬ных моих поручений.

Вопрос. Но откуда вы знаете, что Лурье связался по разведке с Воловичем?
Ответ. Дело было так. В 1932 или 1933 году Лурье попал в разработку Особого отдела, как подозрительный по своим шпи¬онским связям. Мне об этом докладывал, кажется, Прокофьев (а может быть, Гай). Я вызвал к себе Лурье и прямо поставил ему вопрос, в чем дело, каков действительный характер его связей с этими шпионами. Лурье рассказал мне, что во время его ареста в Берлине он был завербован германской разведкой и сейчас ра¬ботает на них. Я его выругал за то, что до сих пор он мне об этом не говорил. Лурье, он был уверен в моей осведомленности по материалам И НО или Особого отдела. Примерно в 1934 или в 1935 году Лурье сообщил мне, что он, по указаниям германской разведки, связался с Воловичем и работает по его указаниям.

Вопрос. Вы показываете, что Лурье выполнял ваши преступ¬ные задания. Какие именно?
Ответ. Основное, что он для меня делал и о чем я уже гово¬рил, это операции с продажей бриллиантов. Кроме того, через Лурье я посылал за границу валюту жене П. П. Крючкова, кото¬рую в общежитии зовут Цеце.

Вопрос. Какую валюту? Для чего?
Ответ. В 1932 году жена Крючкова проживала в Берлине. Од¬нажды ко мне обратился Крючков с просьбой послать ей туда валюту, для ее личных надобностей. Воспользовавшись очередной поездкой в Берлин Лурье, я направил через него жене Крючкова 2—3 тысячи долларов. Деньги эти я взял из нелегального фонда, который хранился у Буланова.
Вопрос. Почему вы посылали валюту жене Крючкова?

Ответ. Я уже говорил, что я имел фонд валюты, который я использовал для «покупки» нужных мне людей. Одним из таких людей был Крючков. Он был близок к Горькому и являлся моим личным информатором. Поэтому Крючкову я никогда не отказы¬вал в деньгах. Жене его я посылал деньги еще раз, вскоре после первого случая. Опять по просьбе Крючкова. На этот раз я спе¬циально для этого командировал в Берлин того же Лурье с паке¬том валюты.
Вопрос. Сколько вы посылали ей во второй раз?

Ответ Сейчас не могу точно сказать, возможно, дополнитель¬но покажу.
Вопрос. А откуда вы знаете, что Винецкий являлся немецким разведчиком?
Ответ. Об этом мне докладывал Паукер и, кажется, Волович.
Вопрос. Когда это было и где это было?
Ответ. Это было в 1932 году, я обратился к Воловичу с пред¬ложением подыскать мне человека, который мог бы сопроводить мою жену в Германию, куда она ехала лечиться. Волович мне порекомендовал Винецкого, и на мой вопрос, почему именно Винецкого, он ответил, что Винецкий может гарантировать бла¬гополучный проезд и пребывание там моей жены не только по¬тому, что он имеет широкие связи в Германии, но и потому, что он связан с германской разведкой, которая ему многим обязана, и поэтому это наиболее подходящая кандидатура.

Вопрос. Винецкий сопровождал вашу жену в Германию? Ответ. Да, я с кандидатурой Винецкого согласился, и он со¬провождал мою жену в Германию.
Вопрос. А какие поручения в плане вашей преступной деятель¬ности выполнял Винецкий?
Ответ. Раньше, чем ответить на этот вопрос, разрешите мне вернуться к истории моих взаимоотношений с Рыковым. Вопрос. Какое это имеет отношение к Винецкому? Ответ. Это будет видно из дальнейшего моего изложения. В 1927 или 1928 году Рыков выезжал лечиться за границу, был он долгое время в Берлине. По приезде из Берлина, в один из раз¬говоров со мною уже в 1928 году Рыков рассказал мне следую-щее. В Берлине он часто встречался с давнишним его другом (ка¬жется, родственником) членом Заграничной делегации меньше¬виков-эмигрантов Николаевским. С этим Николаевским, как Рыков мне говорил, он всегда беседовал по общеполитическим вопросам и по вопросам положения в Советском Союзе.

Рыков мне говорил, что меньшевики за границей понимают положение Советского Союза и расценивают дальнейшие перспективы зна¬чительно правильнее и объективнее, чем это делает Сталин. Меньшевики целиком поддерживают точку зрения правых, и идея рыковской двухлетки, которую он защищал на одном из плену¬мов ЦК, продиктована ему меньшевиками, в частности Николаев-ским, за границей.

Вопрос. Через кого осуществлялись связи Рыкова с ЦК мень¬шевиков за границей?
Ответ. Пока Рыков являлся председателем Совнаркома, я не знаю, как он осуществлял связь, но с переходом его в Наркомсвязь, связь эта осуществлялась через Винецкого.
Вопрос. Откуда вам это известно?
Ответ. Мне об этом говорил Винецкий.
Вопрос. Что он вам говорил?

Ответ. В одну из своих командировок за границу, по-моему, в 1931 году, Винецкий вошел ко мне в кабинет и сказал, что он по поручению Рыкова должен взять с собою для передачи за грани¬цей по адресу, указанному Рыковым, пакет с материалами. Я спро¬сил Винецкого, почему он об этом говорит мне. Винецкий объяс¬нил, что он высказал Рыкову сомнение в возможности нелегаль¬ного перевоза этого пакета за границу. Рыков ему ответил, что опасаться не следует, так как Ягода в курсе и препятствий к про¬возу чинить никто не будет. Так как я знал, что Рыков связан с Центральным Комитетом меньшевиков за границей, то я разре¬шил Винецкому взять с собою этот пакет и впредь выполнять все указания Рыкова, касающиеся его связи с заграницей.

Вопрос. Совершенно непонятно, какое имеет отношение Ви-нецкий, сотрудник Оперода, к Рыкову.
Ответ. Винецкий работал в Опероде по совместительству, ос¬новным же местом его работы был Наркомсвязь, где он занимал должность инспектора связи при наркоме, т. е. при Рыкове. Ры¬ков же, в свою очередь, знал, что Винецкий работает в НКВД и часто ездит за границу.
Вопрос. Что вам известно о связи Рыкова с ЦК меньшевиков в Берлине в дальнейшем?
Ответ. Об этом мне известно по материалам НКВД. В 1933 и 1934 годах по агентурным материалам в СПО, сначала в Ленин¬граде, затем в Москве появились данные о связи Николаевского с Рыковым. Сведения эти были довольно конкретны, указыва¬лось, в частности, что связь осуществляется через какого-то ин¬женера Наркомсвязи. Материалы эти докладывал мне Молчанов, и я тогда опасался возможности провала этой линии. Молчанову я говорил, что об этом знаю, что материалы эти соответствуют действительности, что Рыков действительно поддерживает связь с ЦК меньшевиков и что нужно принять меры к тому, чтобы ходу этим материалам не давать.

Молчанов, как он мне потом сказал, передал эти материалы Григорьеву, и ходу они не получили. В 1936 году, после первого процесса, ко мне зашел Прокофьев и показал мне заявление какого-то агента СПО, в котором тот со¬общает, что в продолжение нескольких лет он давал материалы о связи Рыкова с меньшевиками, но что по его материалам ника¬ких мер не приняли, и поэтому он счел необходимым написать об этом тогда зам. наркома Прокофьеву в появившихся в газетах сообщениях о причастности Рыкова к деятельности зиновьевско-троцкистского центра. Прокофьеву, как и Молчанову, я говорил, что этому делу ходу давать не надо.

Вопрос. Вы скрываете от следствия не только характер связи центра правых с ЦК меньшевиков, но и личное свое участие в этой связи?
Ответ. Я лично никакого участия в связи центра правых с ЦК меньшевиков не принимал. Был случай, когда Винецкий обратил¬ся ко мне от имени Рыкова с просьбой наладить ему дополни¬тельную линию связи с Берлином, так как он, Винецкий, не мо¬жет обеспечить постоянной регулярной связи Рыкова с Никола¬евским. Воспользовавшись поездкой в Берлин моего тестя, Леонида Николаевича Авербаха, работавшего тогда в «Интурис¬те», я рекомендовал Винецкому связать его там с кем-либо из представителей ЦК меньшевиков с тем, чтобы через него осуще¬ствлять связь Рыкова с Николаевским.
Вопрос. И это было осуществлено?

Ответ. Да. Авербах, которого я об этом предупредил, сообщил мне, что Винецкий в Германии связал его с каким-то немцем, с которым он условился, что он будет приезжать в Союз под ви¬дом туриста и будет получать от него пакеты.
Вопрос. Какого рода пакеты?

Ответ. Содержание этих пакетов не знаю, мне их приносил Винецкий от Рыкова, а я их передавал Авербаху тогда, когда он меня предупреждал о приезде связиста меньшевиков из Берлина. Вопрос. Много пакетов вы передали Авербаху?
Ответ. Это было не более двух-трех раз в 1933 году и, кажет¬ся, один раз в 1934 году.
Вопрос. Вашими показаниями устанавливается, что центр орга¬низации правых (в лице Рыкова) в продолжение ряда лет поддер¬живал нелегально связь с заграничным ЦК меньшевиков (в лице Николаевского). Связь эта осуществлялась через НКВД.
Ответ. Да, это правильно.

Вопрос. Значит, между меньшевиками и правыми существовал контакт о совместной борьбе против Советской власти. На какой основе было достигнуто это соглашение?
Ответ. Об этом я ничего не могу показать. Верно, что мень¬шевики за границей и правые в Союзе установили контакт для борьбы против Советской власти. По материалам НКВД я знал также, что правые в Советском Союзе блокируются с меньшеви¬ками. Именно поэтому я в своей работе в НКВД не принимал никаких мер к разгрому меньшевистских организаций, вопреки тому, что материалы об их активизации поступали из ряда краев и областей.
Вопрос. Вам предъявляется документ из материалов НКВД, в котором сообщается о меньшевистском центре за границей и об активной его работе в СССР. На этом документе в ноябре 1935 года наложена следующая резолюция: «Это давно не партия, и возиться с ними не стоит». Это вы писали?

Ответ. Да, эту резолюцию писал я. Это только одно из прояв¬лений того, как я оберегал от провала и отводил удар от мень¬шевиков потому, что они находились в контакте с правыми. В повседневной работе по моим указаниям это делал Молчанов. Помню, например, что в 1935 году Молчанов смазал дело груп¬пы чекистов-меньшевиков, потому что через них могла быть вскрыта вся меньшевистская организация и вместе с ними и пра¬вые. Это было сразу же после убийства Кирова, когда возмож¬ность нашего провала являлась очень реальной, потому что с это¬го времени начинается систематическое и настойчивое вползание в дела НКВД Ежова. А Ежова, я, кажется, об этом уже говорил, мы боялись больше всего.
Вопрос. Почему «больше всего»?

Ответ. Потому что с другими руководителями партии и пра¬вительства по делам НКВД говорил лично я сам, никого другого из аппарата НКВД я не подпускал. Поэтому опасность прогово¬риться, показать не то, что надо, более или менее исключалась. Правда, это не спасало меня от подозрений и недоверия, но тут вина не моя. В этом больше всего сказывалась прозорливость и чутье тех, с кем мне приходилось говорить. Но Ежов пришел в аппарат, обходя меня, он спускался непосредственно в оператив¬ные отделы, влезал сам во все дела. Это было в начале 1936 года, когда начались только дела по троцкистской организации. Но постепенно тревога усиливалась: Ежов, должно быть, раскусил нашу тактику. Он не удовлетворялся разговорами и докладами, которые ему делал Молчанов. Он стал ходить сам к следователям на допросы, стал сам вызывать и допрашивать арестованных, бе¬седовать с рядовыми сотрудниками аппарата и т. п. Тут мы были бессильны: ни договориться с сотрудниками, ни инструктировать их, что говорить Ежову, нельзя было. Словом, Ежов подбирался к нам. Это мы все чувствовали. Меры, которые я применял к изоляции Ежова от аппарата НКВД, ничего не давали.

Вопрос. Какие меры к изоляции тов. Ежова от НКВД вы при¬нимали?
Ответ. Вкратце я об этом сказал выше. Я запрещал давать Ежову какую-либо информацию, помимо меня. Я пытался все¬ми силами преградить путь Ежову к аппарату НКВД. В этом ак¬тивно содействовал мне Молчанов. Даже тогда, когда через наши головы Ежов все же ходил в кабинет к следователям, Молчанов принимал все меры к тому, чтобы не все ему показать. Молча¬нов давал указания следователям при Ежове ничего не говорить, допрос прекращать.

Когда я и Молчанов узнавали, что Ежов приедет из ЦК в НКВД, мы предварительно составляли список арестованных, ко¬торых можно показывать Ежову, с тем, чтобы не вызывались на допросы те из арестованных, которые могут что-либо лишнее показать. Но это не помогло. Ежов, должно быть, и тут нас рас¬кусил: он предварительно звонил из ЦК и требовал вызвать на допрос арестованных, которых он называл по фамилиям. И мы вынуждены были это делать. Таким образом, все мои попытки изолировать Ежова от аппарата НКВД рушились.
Под нажимом ЦК, который осуществлялся через Ежова, дело по вскрытию центра троцкистско-зиновьевской организации раз¬ворачивалось, и опасность нашего провала все возрастала. И тогда впервые у меня появилась мысль о необходимости локализовать Ежова, убрать его.
Вопрос. Когда это было?

Ответ. Это было в 1936 году, примерно в июне месяце (после пленума ЦК), когда я окончательно убедился в том, что попыт¬ка свернуть следствие по троцкистам на группу Шемелева, Оль-берга не удалась и что придется идти на дальнейший разворот следствия.
Вопрос. Что вы предприняли, как вы организовали покушение на тов. Ежова?
Ответ. Тут надо сказать следующее: прямого покушения на убийство Ежова я тогда не организовывал. В мои планы это не входило, и я просто опасался это делать. Во всех случаях, как бы тщательно это покушение не было организовано, отвечал бы я. Хотя бы потому, что плохо охранял. Я понимал, что в той ситуа¬ции, которая тогда создалась, мне это грозило во всяком случае отстранением от работы в НКВД. А это означало полное круше¬ние моих заговорщических планов. Кроме того, убийство одного Ежова ничего реального в широком плане заговора не дало бы мне.

Что мне требовалось? Нужно было во что бы то ни стало от¬странить Ежова от участия в следствии по троцкистско-зиновь-евскому центру, хотя бы только на время следствия, и тем самым дать нам возможность свернуть дело. Это было главное. Проду¬мывая пути, как лучше всего это осуществить, я пришел к выво¬ду, что наиболее безопасный путь — это отравление Ежова каким-нибудь медленнодействующим ядом.

Вопрос. Почему вы остановились именно на этом средстве?
Ответ. Очень просто: во-первых, это наиболее незаметный способ. Во-вторых, я учитывал при этом, что незначительное вмешательство яда при слабом, как мне казалось, здоровье Ежо¬ва может вызвать достаточную реакцию, которая если не приве¬дет к смерти, то во всяком случае, прикует его к постели и тем самым освободит нас от его вмешательства в следствие.

Вопрос. Что вы практически предприняли?
Ответ. По этому вопросу я говорил с Паукером и Воловичем и с Булановым. Объяснив сложившуюся ситуацию, я сказал им о своем плане отравления Ежова. Паукер заявил мне тогда, что он осуществит этот план путем отравления квартиры Ежова че¬рез своих людей, обслуживающих квартиру (Ежов жил в доме НКВД и обслуживался также по линии НКВД).
Вопрос. И Паукер отравлял квартиру Ежова?

Ответ. Это мне не известно, Паукер мне об этом не докла¬дывал.
Вопрос. Как так «неизвестно»? Вы даете задание Паукеру от¬равить квартиру тов. Ежова, вы лично заинтересованы в осуще-
ствлении этого акта и не интересуетесь у Паукера, что и как он делает?
Ответ. Это было на протяжении последних двух-трех месяцев моей работы в НКВД. Я был в паническом состоянии и, дав за¬дание Паукеру, не проследил исполнения этого задания.
Вопрос. Но для отравления требовался яд. Вы показываете, что решили произвести отравление медленнодействующими ядами. Какой это был яд, и где вы его взяли?
Ответ. У Паукера, Воловича и Буланова ядов было доста¬точно. Наконец, можно было достать яд из лаборатории Серебрянского. Но где они доставали, и какой яд был при¬менен в данном случае, и применялся ли он вообще, я не знаю.

Вопрос. А откуда у Паукера, Воловича, Буланова и Серебрян¬ского имелись яды? Для каких целей они хранились?
Ответ. Ядами для служебных целей занимался Серебрянский. Их производили у него в лаборатории и привозили для него из заграницы через Оперод. Поэтому яды всегда имелись в достаточ¬ном количестве и в различных рецептурах. Я прошу записать, что никакого отношения Серебрянский к моей преступной деятель¬ности не имеет. Если у него и брали яды, то он, конечно, не знал, для чего они предназначены.

Вопрос. Значит, вы утверждаете, что вам неизвестно, произве¬дено ли было отравление тов. Ежова?
Ответ. Да, я это утверждаю.
Вопрос. Но задание Паукеру вы давали?
Ответ. Да, давал задание Паукеру и Воловичу.
Вопрос. И они должны были произвести отравление через сво¬их людей, обслуживающих квартиру тов. Ежова?
Ответ. Да.
Вопрос. Через кого именно?
Ответ. Этого я тоже не знаю.
Вопрос. Но что значит «через своих людей»?
Ответ. Я думаю, что через сотрудников Оперода.

Вопрос. Завербованных Паукером?
Ответ. Для этого вовсе не требовалось их вербовать, Паукер мог использовать кого-либо из прислуги в квартире Ежова, не вербуя, а просто втемную.
Вопрос. Но как же это было сделано?
Ответ. Я не знаю, сделано ли это вообще. Я предполагаю, что ничего не сделали.
Вопрос. Почему вы так предполагаете?
Ответ. По очень простым признакам. Ежов летом 1936 года все время работал, в отпуск не уезжал и, кажется, даже не болел, а
после моего ухода из НКВД сразу же приступил к работе, и от¬равление было произведено уже в служебном кабинете Ежова в здании НКВД.

Вопрос. Как было произведено отравление служебного каби¬нета тов. Ежова в здании НКВД?
Ответ. Мое отстранение от работы в НКВД, приход на мое место Ежова означали полный провал нашего заговора, потому что удержать начавшийся и далеко зашедший разгром троцкист-ско-зиновьевской организации нельзя было. Это ясно чувствова¬лось еще за некоторое время до моего снятия, а приход Ежова в НКВД означал, что разгром пойдет значительно глубже (как это было на самом деле) и что через правых доберутся и до меня, в частности. Тут думать уже не над чем было, нужно было действо¬вать решительно и быстро. Правда, все мои люди оставались в НКВД, но это никак не гарантировало от провала. Ежов раско¬пает все — надо избавиться от Ежова. Это было единственное решение, к которому я пришел и которое я начал решительно готовить.

Вопрос. Вы все же не ответили на вопрос, как вы отравляли кабинет тов. Ежова?
Ответ. 28 или 29 сентября 1936 года, точно не помню, я вы¬звал к себе в кабинет Буланова, велел приготовить смесь рту¬ти с какой-нибудь кислотой и опрыскать ею кабинет и приле¬гающие к нему комнаты. Смесь эту приготовил Буланов вмес¬те с Саволайненом в моем присутствии, перед моим уходом кабинет был опрыскан этим составом. 1 октября 1936 года я уехал в отпуск. Перед самым отъездом я поручил Иванову Лав¬рентию созвониться с Булановым и предложить ему от моего имени опрыскивание кабинета продолжать. И они, наверное, это делали.

Вопрос. Значит, опрыскивание производилось раствором рту¬ти с какой-то кислотой?
Ответ. Да.
Вопрос. А вы лично давали Буланову какие-либо яды?
Ответ. Нет, не давал.
Вопрос. Это неверно. Буланов показывает, что 28 сентября 1936 года у себя в кабинете вы дали ему две ампулы с каким-то ядом, которым предложили дополнительно опрыскивать кабинет тов. Ежова.
Ответ. Никогда яда я Буланову не давал. Может быть, он и опрыскивал каким-либо другим ядом, но это уже без меня, и я об этом ничего не знаю.
Вопрос. Буланов приводит детали и обстановку, при которой вы вручили ему эти ампулы с ядом. Он говорит, что вы вынули
их из шкатулки, хранившейся в несгораемом шкафу у вас в ка¬бинете, и что они были «явно заграничного происхождения».

Ответ. Я не помню таких деталей, и я не помню, чтобы я да¬вал Буланову какие-то яды.
Вопрос. Значит, первое отравление кабинета тов. Ежова про¬изводили Буланов и Саволайнен в вашем присутствии?
Ответ. Да, в моем присутствии. Должно быть, это было 29 сен¬тября, а первого октября я уехал в отпуск.
Вопрос. И во время вашего пребывания в отпуске опрыскива¬ние продолжалось?
Ответ. Должно быть.
Вопрос. А после вашего приезда?
Ответ. Уже работая в Наркомсвязи, я как-то спросил Иванова Лаврентия, как идут дела у Буланова с отравлением кабинета Ежова. Он ответил мне, что все в порядке, что Буланов совмест¬но с Саволайненом работу продолжают. Лично я Буланова в этот период не видел и его самого не спрашивал. Вообще, после мое¬го приезда из отпуска, я почти никого из моих людей, оставшихся на работе в аппарате НКВД, по соображениям конспирации не встречал и с ними не беседовал.

Вопрос. Вы говорите, что почти никого не видели. Что это значит? Кого же вы видели, с кем и о чем говорили?
Ответ. Видел и имел короткую беседу с Молчановым, после того, как узнал, что он снят с работы в СПО и уезжает в Бело¬руссию. Это было в последние дни работы Чрезвычайного съез¬да Советов в начале декабря 1936 года. Я встретил Молчанова в кулуарах съезда и там говорил с ним.

Вопрос. О чем вы беседовали с Молчановым?
Ответ. Снятие Молчанова меня сильно встревожило. Как раз по линии СПО легче всего можно было добраться до нитей мое¬го заговора, и мне было совершенно ясно, что первой жертвой будет Молчанов, что он будет арестован. Поэтому я счел необ¬ходимым предупредить его, чтобы он на следствии не сдавался. Я так прямо и сказал ему: «Не говори ничего. Не все еще поте¬ряно, я вас выручу».
Вопрос. На каком основании вы обещали Молчанову выручить его? Как вы предполагали это сделать?

Ответ. Я знал, что идет подготовка покушения на Ежова, как путем отравления его кабинета, так и по линии Воловича (об этом я показывал на предыдущих допросах), и я надеялся, что, покончив с Ежовым, легче будет спрятать концы нашего заговора.
Вопрос. А вы не говорили Молчанову, что собираетесь вернуть¬ся в НКВД?
Ответ. Может быть, и говорил, но лично у меня на этот счет иллюзий не было. Если я и говорил об этом Молчанову, или кому-нибудь другому, то больше всего для придачи бодрости.

Записано с моих слов верно, мною прочитано. Г. Ягода
Допросили:
Нач. отд. 4 отдела ГУГБ капитан государств, без. Коган
Опер, уполн. 4 отдела ГУГБ лейтенант государств, без. Лернер
ЦА ФСБ. Ф. Н-13614. Т. 2. Л. 117-145.


      
                Приложение N4

Обыск на квартирах Ягоды, а их у бывшего наркома внутренних дел было две, в центре Москвы и роскошная дача за городом, показал, какой разврат царил среди верхушки НКВД. 8 апреля 1937г. комбриг Ульмер, капитан государственной безопасности Бриль, ст. лейтенант госуд. безопасности Петров, на основании ордеров НКВД СССР NN 2, 3 и 4 от 28 марта и 29 марта 1937г. производили обыск у Г. Г. Ягоды в его квартире, кладовых по Милютинскому переулку, дом. 9, в Кремле, на его даче в Озерках, в кладовой и кабинете Наркомсвязи СССР. Частичный список предметов из приведенной описи:
Эротическая коллекция Ягоды состояла из 3904 фотографий и одиннадцати ранних порнофильмов. В коллекции было 9 импортных женских пальто, 5 беличьих шубы, котиковое манто, 3 плаща из тюленьей кожи, шуба из каракуля, 31 пара женских туфелек, 91 женский берет, 22 шляпки, 130 пар импортных шелковых чулок и 70 пар шелковых колготок, 10 пар женских поясков, 13 сумочек, 11 женских костюмов, 57 блузок, 69 ночных рубашек, 31 женский жакет, 4 шелковые шали. Помимо этого Ягода собрал коллекцию из 165 трубок и мундштуков с порнографическими украшениями и один резиновый фаллоимитатор. ( «Вожди. Нарком Ягода». Автор М. Ильинский, М:Эксмо, Яуза, 2005, стр. 18-22).