Галя Рыбакова всегда знала, что хочет стать учительницей. Знала еще с семилетнего возраста. С тех самых пор, как впервые переступила порог школы и увидела учительницу, стоявшую у доски.
Бывают такие ненормальные люди, которые проносят свою мечту через всю жизнь и, что самое интересное, добиваются ее исполнения.
Галя без труда поступила в педагогический институт и училась на втором курсе, когда в ее жизни появился Ленька. Парень как парень. Ничего особенного. Не красавец. Но и Галя не считала себя красавицей.
Главное, Ленька был веселым и добрым. Они часто встречались, гуляли по городу, ходили в кино, целовались в парке под вековыми дубами.
Галина готова была петь от счастья.
А вот Галиной маме Ленька не понравился.
«Взгляд у него колючий», - сказала она дочери на следующий день после знакомства с ее другом.
Но кто слушает мать в неполных восемнадцать? Разве мама может понимать, какая у него тонкая душа? А то, что Ленька нигде не работает и не учится, так это он себя ищет. И, вообще, он самый лучший.
И вдруг Леня пропал. Исчез, испарился.
Галина не знала, что и делать. Оказалось, что она о нем ничего не знает. За четыре месяца знакомства не узнала даже, где он живет. Всегда, изо дня в день, Леня встречал ее после занятий. Сидел на лавочке в сквере напротив института, и Галина, лишь закончатся лекции, бежала к нему на встречу.
Только с исчезновением Лени она задумалась о том, что он даже не познакомил ее со своими друзьями. И, вообще, гуляя по городу, Ленька никогда ни с кем не здоровался, словно в большом городе у него не было ни одного знакомого.
Галина не находила себе места, забросила учебу, похудела на шесть килограммов. Мама не знала, как успокоить дочь.
Это были три страшных месяца неизвестности.
А через три месяца пришло письмо. Из никогда неслыханного города Алейска. С непонятной аббревиатурой на конверте - «ОЦ».
Галя нашла на карте автомобильных дорог город Алейск. Он находился в Алтайском крае. Вот там, за тридевять земель, и оказался ее Ленечка.
Письма приходили регулярно. Через день по письму. Галя с трепетом вскрывала и читала, читала их, как увлекательный роман. Леня писал о детстве, о непутевой своей матери, бросившей его с братом совсем маленькими, об их скитаниях по чужим людям. От этих рассказов Галя рыдала и в ответных письмах старалась найти слова утешения для Лени.
А Леня успокаивал ее, восхищался добротой и писал о любви. О своей любви к ней. Господи, как это было красиво!
Галина знала, верила, что Леня любит ее, что его осуждение - ошибка, что все у них будет хорошо. Через три года он вернется, и больше никогда –никогда они не расстанутся.
Мама не знала, что и делать. Сколько вечеров она потратила на вразумление дочери – не счесть.
Однажды, было уже лето, Леня написал, что за хорошее поведение и ударный труд его наградили свиданием. Сокрушался о том, что никто к нему приехать не может. О матери он ничего не знал, брат затерялся на дорогах жизни.
И Галина решила поехать к нему в далекий, незнакомый Алейск. Судьба иногда закручивает такие узлы, которые невозможно развязать и за всю оставшуюся жизнь.
Мама, рыдая, одолжила денег по знакомым и отправила дочь самолетом. Допустить, чтобы ее Галочка тряслась несколько суток в переполненном поезде, не могла. Пусть уж лучше так, раз не удалось ни уговорить дочь, ни запретить ей.
До Барнаула Галя добралась быстро. Всего несколько часов лету. Еще утром была дома, а после обеда уже садилась на рейсовый автобус «Барнаул – Алейск».
Галя радовалась, что все так удачно складывается. Вечером увидит Леньку. Мечта о встрече придавала сил и смелости.
Но везение – хитрая барышня. Тут она есть, тут ее нет.
Оказалось, что Оц с четырехзначным номером находится совсем даже не в Алейске, а в поселке Маралиха, аж за сто двадцать километров от города. И автобусы туда ходят раз в сутки.
- Девочка, зачем это тебе нужно? – выговаривал пожилой капитан милиции. – Там же зона. Понимаешь ты?
Галя понимала. Она сидела в кабинете отделения милиции и шмыгала носом. Именно туда зашла по приезду в Алейск. Где ж еще интересоваться дорогой?
- Да не реви ты! Поздно уже реветь. В такую даль приехала. И как родители-то отпустили?
У капитана самого дочь такого же возраста. Знает, что ничем не убедить их, пустоголовых. Взрослыми слишком себя считают.
Капитан оставил Галю на ночь здесь же, в отделении, а утром посадил на автобус.
- Счастливо, девочка. И пусть удача улыбнется тебе. А любовь, знаешь, – сильная штука. Чудеса творит. Может, и тебе с твоим парнем поможет, - сказал на прощание.
Пассажиров в автобусе оказалось немного. Да и те все рассосались за долгую дорогу.
К Маралихе подъехали вдвоем: Галя и бабка, которая всю дорогу спала, смешно уронив голову на грудь.
- К кому ты, милая? Не знаю я тебя, - спросила бабка, когда они вышли из автобуса
- Да я… Это… Ни к кому, - запинаясь ответила Галя.
Бабка посмотрела на девушку.
- В зону что ли?
А потом буркнула:
- Тогда пошли.
- Куда? – не поняла Галя.
- Куда-куда… На Кудыкину гору. Ко мне в хату пошли.
- Да мне в … ну, в зону нужно.
- Какая зона? Среда сегодня. А у них свиданки по четвергам. Пошли.
Галина поплелась за неприветливой бабкой. Свидание с Леней опять откладывалось. От сожаления реветь хотелось.
Да и бабка злая. Вон как зыркает на нее глазами.
Но все оказалось не так страшно. Бабка, представившаяся Анной Владимировной, на деле оказалась доброй.
Проговорили они весь вечер. Галя рассказала о себе, Анна Владимировна о себе.
А на утро показала дорогу и научила попросить сотрудников лагеря, чтобы подбросили на своем транспорте до города.
- В лагере ведь все городские работают. Каждый вечер смену на автобусе увозят.
- А у вас в поселке работников нет? – спросила Галя.
По дороге к бабкиному дому она успела заметить, что поселок довольно-таки большой.
- Не работают там наши, - ответила Анна Владимировна. – Грех это живых людей, как скот стеречь. Хоть и преступники в лагере, а все ж люди.
Дальнейшее Галина воспринимала, как сон. То ли было, то ли не было. Память не хотела хранить страшных подробностей.
Лагерь встретил бетонной стеной. Галя еле нашла дверь в ней. Наткнулась случайно, обходя по периметру забор.
В узком коридоре на деревянных лавках сидело несколько человек. Безликие и серые.
Галя топталась в дверях, не зная, что делать.
- Садись, девонька, - сказал кто-то. – Скоро регистрация начнется.
Это «скоро» растянулось больше, чем на час. Галина почти задыхалась в спертом, пропитанном какой-то безнадежностью, воздухе. Хотелось на улицу. Но она не смела выйти, боясь пропустить начало регистрации.
Наконец открылась дверь в конце коридора, вышел охранник и проорал:
- Заходите! Да не все сразу, по очереди.
Ожидающие по одному стали исчезать за железной дверью.
Подошла очередь Гали.
Почти не соображая от страха, так угнетающе на нее подействовало ожидание, Галина вошла в комнату.
За столом у окна сидела женщина, не старая совсем, и что-то писала.
- Документы.
Галя протянула ей паспорт.
- К кому?
- Савелову. Леониду.
Женщина полистала разложенные на столе бумаги и удовлетворенно кивнула.
- Кем ему приходитесь? Жена?
- Нет, - пролепетала Галя.
Женщина оторвала взгляд от бумаг.
- Сестра? Родственница?
- Нет. Подруга.
- Подруга… Подруга дней моих суровых, - пропела.
А потом строго добавила:
- Значить, сожительница.
Непривычное слово больно резануло Галю по ушам.
«Сожительница»… Какая она сожительница? Не жила она с Леней. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Но не объяснять же здесь это.
- Короткое свидание, - изрекли из-за стола, как приговор.
Появился охранник. Наверное, тот самый. Галя со страху не поняла.
- Пошли, - процедил сквозь зубы.
Он повел Галю по другому, но по-прежнему длинному коридору. Галя чувствовала, что ее начала бить нервная дрожь. С каждым шагом усиливалась, уже и зубы застучали. Казалось, что в тишине коридора охранник слышит этот перестук, но специально не оглядывается, а ведет все дальше и дальше. Вдруг нестерпимо захотелось в туалет. Галя старалась об этом не думать, и чтобы сбить волнение начала считать лампочки на потолке.
Наконец охранник остановился пред дверью, отворил ее и отошел в сторону, пропуская девушку.
Галя вошла в комнату, большую и ярко освещенную, разделенную на две части стеклом от потолка до пола.
По обе стороны от стеклянной стены стояли столы, отгороженные друг от друга перегородками. На каждом столе – телефон.
Четыре стола были заняты. Три женщины и мужчина.
Галя догадалась, что тоже должна сесть. Она заняла крайний, у самых дверей. Чувствовала, что дальше пройти просто не хватит сил.
В комнате стояла тишина. А зубы продолжали стучать.
«Нужно успокоиться, нужно успокоиться», - как молитву про себя шептала Галя.
Дверь за спиной скрипнула. Галя резко повернулась, испугавшись громкого звука. Вошел охранник и, заложив руки за спину, встал у дверей.
Галина хотела спросить у него про туалет. Но не успела.
В отгороженную стеклом часть комнаты ввели заключенных. Пятерых. Совершенно одинаковых. В серых одеждах.
Галя вглядывалась в их серые одинаковые лица и не могла узнать Леньку.
Он сам подошел и сел напротив. Грязное стекло смазывало его лицо, и Гале казалось, что напротив нее сидит чужой человек. Незнакомый и страшный.
Леня взял телефонную трубку, и Галина поняла, что должна сделать тоже.
«Сейчас я услышу его голос и все будет хорошо», -пронеслось в голове.
- Ну, здравствуй! – услышала она.
Телефон исказил голос, но все равно, он был родной, Ленькин. Хоть и чуть позабытый.
- Леня, - только и смогла прошептать Галя.
Слезы полились из глаз, и она торопливо стала размазывать их по щекам.
- Слушай сюда. Деньги у тебя есть?
Галя даже не сразу поняла его вопроса. Какие деньги? Причем тут деньги? Почему он спрашивает про деньги? Она же приехала. Черт знает из каких далей. А он про деньги.
- Есть, - всхлипывая, ответила девушка. – Тридцать рублей.
И зачем-то полезла в сумочку.
- Тише ты, дура. Под столом достань. И отдай тому, что у тебя за спиной стоит.
Галина непроизвольно оглянулась. За спиной стоял охранник и безучастно смотрел в пространство.
- Со стула не вставай, - давал инструкции Леня. – Незаметно достань деньги и протяни назад. Он в курсе.
- А зачем, Леня?
Деньги были последние, а ей до дома добираться. Билет на самолет, конечно, был. Но ведь и покушать что-то купить нужно. Как в дороге без денег?
- Личку нам сделает. Червонец себе оставь. Хватит с него и двадцатки.
Трясущимися руками, плохо соображая что делает, Галя достала из кошелька две десятки и протянула, не оглядываясь, их себе за спину. Словно по волшебству они исчезли из руки.
Галина услышала у себя над ухом тихое:
- Пошли!
Галя положила телефонную трубку на рычаг и вслед за охранником вышла из душной комнаты.
Он опять вел ее по длинному коридору, ярко освещенному лампочками без абажуров. Остановился у двери, долго скрежетал ключами, открывая замок.
- Заходи! Счастливо повеселиться!
И грубо втолкнул ее в комнату.
Галина услышала скрежет закрывающегося замка у себя за спиной.
Неизвестно сколько времени она простояла у дверей, не зная, что ей делать. Было безумно страшно. От страха Галя даже перестала думать о туалете.
Комната, в которой неизвестно зачем оказалась девушка, была небольшой. Посреди нее стол, совершенно пустой. А около стола два табурета. На потолке висела лампочка, ярко освещая комнату. Окон не было. Но была еще одна дверь, как раз напротив той, в которую вошла Галина.
Через какое-то время (через несколько минут или часов, Галина не могла определить) дверь отворилась и в комнату, так же как и ее, втолкнули Леньку.
Только дверь за его спиной закрылась, он повернулся и зло плюнул в нее.
А потом подошел к Галине и крепко обнял за плечи. Незнакомый, совсем не Ленин запах, ударил в ноздри. От этого запаха грязного, немытого тела помутнело в голове. Перед глазами поплыли разноцветные шарики, словно мультяшные.
- Быстро, раздевайся. Эти суки совсем мало времени дали.
Галина услышала, но не поняла слов Лени. А он уже пытался стянуть с нее платье.
- Ленечка, ты что? Не надо.
Стала вырываться. Но он был сильнее, намного сильнее. Хотела кричать. Заткнул рот рукой. Хотела укусить. Получила сильный удар в челюсть. И только в голове слова:
- Ах, ты прошмандовка. Ломаться вздумала?
Треск разрываемых трусиков. Розовеньких и тоненьких. И боль. Пронзительная боль.
Галине хотелось умереть. И, наверное, она умерла. На некоторое время.
Пришла в себя на улице, сидящей на лавочке. Рядом сумочка.
Галина поднялась и побрела по дороге в деревню. Дорога была одна, прямая, без развилок. Не заблудишься.