Когда-то я знал одну цветочницу. Возможно, вы усмехнетесь при слове «цветочница», вспомнив Бернарда Шоу… Но это была совсем другая цветочница. Теперь мне кажется, что она с рождения была леди и всю жизнь училась быть… цветочницей.
Ее звали Сандра. Это одно из тех немногих имен, которые я запомнил в кругопаде событий… Извините меня за это необычное слово – «кругопад», - но это именно то слово, которым я лучше всего могу описать… все это. События летят по кругу, как сорвавшиеся листья с деревьев, ведут свой хоровод, обрывки жизни, и не помнят даже, откуда они, и что было за чем, и я не помню… И в этом медленном, неотвратимом танце незаметно оседают куда-то в прошлое, в глубины памяти, туда, куда мне больше не добраться ни в одном из своих путешествий…
Полное имя моей цветочницы было Сандра, но об этом редко кто вспоминал. Скорее, ее все и всегда называли Санни: «Эй, Санни, отлично выглядишь! Почем сегодня букетик?» «Слышь, ты не помнишь, куда я заныкал свой зонт, а, Санни?..» «Эх, Санни, Санни… Какой сегодня день! Чем порадуешь?»… А в ответ она неизменно улыбалась, как весеннее солнце после непогоды, и в эти минуты так соответствовала своему имени, что оно казалось прозвищем…
Каждый день за час до рассвета она появлялась на бульваре над морем, садилась на углу дома напротив ратуши и торговала цветами. А уходила через час после заката, так же незаметно, как садится солнце: было – и нет, оставляя после себя только аромат цветов и воспоминания…
И вот однажды, в прохладное солнечное утро (солнце только-только поднялось из-за моря, и город понемногу просыпался ото сна) Сандра сидела на своем привычном месте, окружив себя горшками и бидонами, из которых сияли крупицы солнца и лета. По бульвару уже ходили моряки, и редкие городские жители, завидев цветочницу, приветливо махали руками и улыбались. И вот, один из ее знакомых, престарелый, списанный на берег моряк, проходя мимо женщины, как бы невзначай бросил:
- Здорово, Санни! Какой хороший сегодня денек… Видала судно, которое подошло к причалу?
С того места, где сидела Сандра, открывался чудесный вид на море. Совсем рядом, слева, виднелся порт… и почти сразу бросался в глаза прекрасный парусник с золотистым, как гречаный мед, корпусом и белоснежными, как лепестки лотоса, парусами.
Даже тогда, не зная, какую роль доведется отыграть этому паруснику в ее жизни, цветочница залюбовалась им. Я стал случайным свидетелем этой сцены и до сих пор восторженно вспоминаю величавый корпус шхуны и восхищенные блики солнца в глазах у цветочницы.
Тем же вечером я снова был на бульваре. Не знаю, что я нашел тогда в том паруснике, который видел утром, но все мои мысли и взгляды то и дело возвращались к нему. Ноги сами принесли меня к морю, и я стоял и смотрел, как играют лучи на воде и задевают борта шхуны, а солнце потихоньку скрывается где-то там за спиной, за домами…
Уже совсем почти стемнело, и я собирался уходить, когда заметил цветочницу. Она по обыкновению оставила свои ведра и бидоны с цветами у знакомого лавочника (так она делала каждый день, а с утра появлялась с новыми букетами), и направлялась по бульвару куда-то в мою сторону. Людей практически не было, что меня одновременно радовало и удивляло: вечер выдался такой чудный…
Я проводил Санни взглядом, как уходящее солнце, и, наверное, на этом бы моя история и закончилась, если б я вдруг не услышал чей-то окрик:
- Эй, леди! Постойте, леди!
Из любопытства я оглянулся. Со стороны порта к бульвару спешил какой-то мужчина. Он был высок, в белой куртке и темных брюках, с коротко постриженными волосами. Он не был похож на моряка, но не оставалось сомнений в том, что он не местный.
Сандра тоже оглянулась и с интересом смотрела на незнакомца. Она была удивительно хороша в тот вечер: уставшая, но от любимой работы, а не от жизни (впрочем, я не очень хорошо разглядел в темноте), уже не молодая, но далеко не старая, в том самом возрасте, когда знаком с жизнью и не рвешься делать великие глупости, но еще полон сил и желания эти силы использовать. К тому же, сумерки немного скрасили ее: смягчили резкие черты, скрыли некоторую неопрятность одежды…
- Добрый вечер, - незнакомец наконец-то поравнялся с Санни. – Я не здешний… Вы не подскажете мне, как пройти к ближайшему… кафе или ресторану?
Сандра улыбнулась и вкратце рассказала дорогу. Пока они говорили, уже совсем стемнело, и хмурый фонарщик пришел зажечь фонари.
- Благодарю, - ответил мужчина. – О, я совсем забыл… - он немного обернулся, и теперь только я заметил небольшой букетик у него в руке. – Это вам.
В свете фонарей я смог рассмотреть лицо цветочницы. Сначала она посмотрела удивленно, потом как-то тепло-тепло, опять улыбнулась и приняла букет.
Они бы, кажется, еще говорили, и смотрели друг на друга, но тут внезапно где-то рядом раздалось ворчание фонарщика:
- Что за бред! Дарить цветы – цветочнице! Вот хохма-то, а!
И он противно захихикал в бороду.
Незнакомец пробормотал что-то вроде «Извините» и поспешно скрылся. Сандра бросила мрачный взгляд в сторону фонарщика и пошла по своим делам.
На следующее утро я, как обычно, вышел прогуляться по бульвару. Море обняла густая дымка, и не было понятно, как высоко уже солнце над горизонтом. Цветочница еще не появлялась, бульвар был пуст. Птицы только-только начинали петь свои утренние песни, и я вволю наслаждался этим покоем и тишиной, прерываемой разве что протяжными и глухими гудками маяка.
Время незаметно шло. Туман над морем потихоньку таял, бульвар наполнялся людьми. Стоило мне взглянуть на них, и ко мне возвращались мысли о суете и беспокойство. Мой покой тоже таял, растворялся, как туман в солнечном свете.
И тут я увидел ее. Она появилась из тумана, как частица его, как частица того покоя, которым я только что наслаждался. Меня поразило, как она сегодня сияла: словно в ней поселилось солнце, которое потому сегодня и не вышло из тумана, или словно внутри нее какой-то фонарщик зажег фонарь… Я скривился от такого сравнения.
Время шло, а я все так же гулял по бульвару. Похоже, уже весь город знал о случившемся вчера вечером и размышлял, насколько резонно дарить цветы цветочницам. Иногда прохожие пытались заговорить об этом с Сандрой, но она только улыбалась или пожимала плечами в ответ.
Сам не зная зачем, я присел на скамейку рядом с цветочницей. Она скользнула взглядом по мне и отвернулась, словно меня и не было.
- Сегодня хороший день, правда? – начал я.
- Замечательный, - кивнула цветочница.
- О чем говорят в городе?
- О цветах, - поджала губы Санни. – Бросьте прикидываться, вы и так все слышали.
Я вздохнул.
- Как говорил бессмертный Бернард Шоу, больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается, не так ли?
Цветочница обернулась ко мне.
- А вы, выходит, не интересуетесь?
- А должен?
- А что ж вы, не человек?
Я пожал плечами.
- Не все люди на одно лицо.
- Так это вы такой уникальный или это Бернард Шоу ошибался?
- Никто не ошибался, просто из любого правила есть исключения.
Цветочница усмехнулась.
- Каждый считает себя исключением… из всех правил…
- Значит, и вы тоже? – в свою очередь перешел я в наступление.
- И я тоже, - сказала она. – Когда-то… Со временем перестаешь верить в три вещи: справедливость, мечты и собственную уникальность...
- На мой взгляд, в мечты нужно верить всегда. А насчет уникальности – каждый человек уникален по-своему.
- Но не настолько, насколько ему кажется.
Я помолчал.
- Возможно. Но это смотря какой человек. – И как-то не совсем впопад добавил: - Древние спартанцы, например, хотели быть во всем похожи друг на друга.
- И этим отличались от всех остальных, - она снова усмехнулась. – Хотеть быть не таким, как все – что может быть банальнее?
- Хотеть казаться лучше, чем есть, - ответил я первое, что пришло в голову.
- Это неотделимо от человеческой сущности.
- Почему же нельзя просто быть собой?
- Собой? – она обернулась ко мне. - А что вы понимаете под этим словом? Чтобы узнать человека, которого мы называем самим собой, нужно прожить с ним жизнь. Обычно под «собой» подразумевают некий идеал, которому пытаются, или, скорее, хотят соответствовать.
- Но ведь есть люди, которые не строят из себя «идеал». Они такие, какие они есть… простые, что ли…
- Человек, который не стремится к идеалу? Мне жаль его… Видите? -замкнутый круг: казаться или быть, быть или казаться?..
- Лучше быть, чем казаться! – однозначно заявил я.
- Молодой человек, если бы все были, как вы выражаетесь, «такими, какие они есть», у нас вместо общества была бы свора.
- Почему? – удивился я.
- Вот вы, к примеру, не знаете, что я думаю о нашем фонарщике. И, я думаю, если бы вы узнали, то сильно бы разочаровались во мне. Но сказать мне не дают правила приличия. Таким образом, я кажусь вам лучше, чем я, возможно, есть на самом деле.
- Нет. Это же совсем другое…
- Ошибаетесь. Мы привыкли считать, что это совсем другое. Мы привыкли разделять, что плохое, а что хорошее. Но на самом деле это разные стороны одного и того же.
- Но давайте посмотрим на это так, - не сдавался я. - Человек – словно алмаз. Его благовоспитанность – это огранка алмаза. Без огранки алмаз ничем не краше любого другого куска камня. Если огранить алмаз – получится бриллиант. Но если этот бриллиант начнет пускать в глаза другим солнечные зайчики и таким образом слепить их…
- Солнечные зайчики – это необходимое следствие огранки, - перебила она. – Без этого уж никуда, разве что убрать источник света. Но тогда это уже вопрос не «быть-казаться», а скорее «быть или не быть». Можете в таком случае считать «светилом» общество.
- Но алмаз…
- Забудьте свои алмазы! У человека столько граней, что ни один алмаз бы столько не выдержал.
Я молчал, пытаясь обдумать слова цветочницы. Ничего интересного на ум не приходило, мне казалось, что на любой мой аргумент у нее найдется тысяча своих, не менее весомых.
Кажется, я молчал слишком долго. В любом случае, когда я снова поднял взгляд на Санни, она улыбалась.
- Кажется, вам надоел наш разговор. Человека утомляет, когда он долго неправ. Не давитесь информацией, пойдите и переварите ее хорошенько. Авось, заодно придумаете что-нибудь новое…
Я несколько секунд смотрел на нее, не отрываясь, а затем кивнул и пошел куда-то в сторону моря…
Еще долго я обдумывал слова цветочницы. Несколько дней меня не видели ни на бульваре, ни вообще в городе; я не встречал Санни. Только мои знакомые иногда заходили ко мне (я снимал квартиру недалеко от моря) и рассказывали свежие новости. С их слов я узнал, что незнакомец, увиденный мной тем памятным вечером, действительно был с парусного корабля, но не капитан, а скорее хозяин. Он много плавал, наведывался в новые страны, очень любил свою шхуну, море и вообще парусники. Сам он, как я понял, был кем-то вроде конструктора, говорили даже, что прекрасная шхуна – «его рук дело», а также что он несказанно богат, о чем можно было догадаться по его кораблю и роду деятельности.
Потом мне надоело мое добровольное заключение. На улице стояла весна, я был молод и не привык подолгу задумываться над одной и той же проблемой. Я тогда жил по принципу: если чего-то не удается долго решить, на это стоит плюнуть. И я плюнул.
Я несколько раз появлялся на бульваре, но больше ни разу не говорил с цветочницей. Она, казалось, словно не замечала меня. Это было мне непонятно, и в душе я переживал страшную обиду, ведь привык делать поспешные и очень часто неверные выводы. Теперь я смею надеяться, что догадался о причинах такого поведения, но речь сейчас совсем не об этом.
Итак, я был обижен, горд и держался на расстоянии от Сандры. Так было до одного памятного случая…
В то утро по небу плыли легкие облака, а горизонт терялся в молочной дымке. Я стоял и смотрел, как от причала отходит, расправив крылья и величаво покачиваясь, изумительной красоты шхуна. Солнце словно нарочно то и дело выглядывало из тумана, чтобы поиграть на ее лакированных бортах и затеряться в белоснежных парусах. Я не мог отвести глаз от такого зрелища.
Вдруг я услышал легкий шорох. Обернувшись, я увидел рядом с собой цветочницу. Она так же не отрываясь провожала глазами парусник. Я отвернулся. Мои мальчишеские предрассудки помешали мне заметить, какой необычайно грустной она сегодня была.
- Красиво, не правда ли? – она говорила тихо, словно обращалась сама к себе.
Я кивнул.
Мы провожали парусник взглядом до тех пор, пока его было видно. Казалось, весь мир застыл, чтобы полюбоваться этим неповторимым зрелищем… Наконец, когда шхуна скрылась в тумане, с меня словно спало оцепенение.
- Кто вы? – спросил я.
Она пожала плечами.
- Сандра, цветочница. Я думала, вы знаете.
- Я не об этом, - отмахнулся я. – Кто вы на самом деле? Зачем пытаетесь казаться хуже, чем вы есть?
- Я такая, как есть. Может, просто, не всем дано заметить, какая я…
Я резко обернулся к ней:
- Но вы слишком умны для цветочницы!
Она снова пожала плечами, не отрывая взгляда от моря.
- Из каждого правила есть исключения…
Я решил, что больше ничего от нее не добьюсь, и продолжил смотреть на волны. Я не знаю, сколько времени прошло – несколько минут или около получаса – прежде чем я услышал ее тихий голос:
- А вы знаете, я всегда мечтала, чтобы кто-нибудь подарил мне цветы…
Я изумленно повернулся к ней. Но она уже не смотрела на меня. Я увидел только немолодую цветочницу, как-то по-новому ссутулившуюся, со знакомым мне букетом в руках, медленно бредущую к своему обычному месту.
«…Я всегда мечтала, чтобы кто-нибудь подарил мне цветы…» Эта фраза врезалась в мою память настолько четко, что я до сих пор могу вспомнить каждую интонацию в произносившем ее голосе. Равно как и дрожащие руки, сжимавшие полуувядший букет, и слишком рано опустившиеся плечи…
Позже я узнал о ней подробнее. Сандра была внучкой известного профессора, происходила из не очень богатой, но и не самой бедной семьи. Закончила школу, продолжала обучение на дому. С детских лет она полюбила книги, особенно любила размышлять над философскими вопросами. А еще ей очень нравились цветы. Настолько, что она не мыслила свою жизнь без них, что отказалась от возможно перспективного будущего на научном поприще и стала простой цветочницей…
Тогда мне все стало ясно. И ее неожиданно холодное отношение ко мне, которое так оскорбило меня в свое время… Она слишком откровенно говорила со мной, и потом боялась моей реакции. Леди, добровольно ставшая «цветочницей Санни», привыкшая ограничивать разговор репликами вроде: «Сегодня хорошая погода» и «Взгляните на эти чудесные цветы», не хотела нарушать обыкновенный ход событий и так по-женски пыталась вычеркнуть меня и наш разговор из памяти и из жизни…
Я больше никогда не встречал таких людей, и до сих пор боюсь, что совсем бы не встретил, если б от нечего делать не присел тогда на скамейку рядом с ней. Что характерно, никто из тех, кто ежедневно общался с Сандрой, не знал о том, кем она была на самом деле. К ней нередко относились насмешливо-пренебрежительно, как к обычной цветочнице… А все потому, что они не хотели этого знать. «Просто не всем дано заметить, какая я» - кажется, так она сказала когда-то?..
С тех пор я стал внимательнее приглядываться к людям. Как знать, сколько еще интересных и по-настоящему уникальных личностей есть вокруг нас, среди тех, мимо кого мы каждый день проходим, бросив случайное «Привет!» или даже не взглянув в их сторону?..
Есть еще один момент, о котором мне хотелось бы упомянуть. Дело в том, что любая история должна иметь свое завершение, пусть даже выдуманное, пусть даже та, которая никогда не заканчивается. Потому что и в человеческом воображении не поместится понятие «бесконечность», чего уж говорить о небольшом рассказе…
Много лет спустя, когда я сам уже был примерно в том возрасте, в котором я помню Санни при первой нашей встрече, я снова ступил на знакомый мне причал. Гравий все так же весело хрустел под ногами, над головой шумели каштаны, а с бульвара было видно море, ничуть не изменившееся с тех памятных времен. Но город, хоть почти без изменений сохранил свой облик, для меня преобразился до неузнаваемости.
Сандры я не застал. Она умерла за шесть лет до этого. Одна из немногих моих знакомых рассказала мне, что в последние свои годы цветочница почти не отрывала взгляда от моря, все смотрела на приходящие корабли и с особым трепетом встречала парусники. Говорили, что она так и оставила этот мир – с открытыми глазами и глядя на море.
Я сам не жалую подобные «концовки», я не люблю их и не верю им. Они мне кажутся слишком уж приторными, наигранными, как порождение не то человеческого ума, не то вселенской глупости, разбавленное и приукрашенное скупой фантазией сплетников. Это мое мнение. Но другие могут считать иначе, и поэтому я все равно привожу их. Возможно, кому-то именно такая концовка покажется наиболее уместной…
2009