Вопросы, на которые нет ответа

Ну, что ты молчишь?... Ну, почему… Ты можешь со мной хоть раз поговорить… Ну, что тебе надо?.. Ведь я тебя только ободном прошу, будь ко мне снисходительна… Или это для тебя слишком много?... Ну, почему… я тебя спрашиваю, почему,… А ты молчишь. Ну, что ты уставилась на меня? Ну, скажи, или лучше сделай ведь это для тебя просто, подумаешь какой-то пустяк, мелочь не большая, ну ты же можешь… я знаю, ты всегда могла, а теперь? Что стало с тобой теперь? Ты можешь мне хоть это сказать?... Опять молчишь. Ты всегда это делала, а сейчас не делаешь, не подчиняешься, почему?  В чём мое прегрешение перед тобой? Что я совершил такого отвратного, что ты меня бросила, бросила не в буквальном смысле слова – этого я бы тебе еще простил, понял – но ты бросила меня, оставшись со мной, и я чувствую твое призрение ко мне. Из-за чего, спрашивается. Хотя нет, не презрение, хуже – хладность. В твоем молчании ко мне ощущается неизгладимая хладность, которая в свою очередь накатывает на меня отвращение к самому себе, да, знай, своим молчанием ты убиваешь меня, и орудием в твоих руках молчания, являюсь я. Ты понимаешь это? Я сам себя убиваю. Из-за тебя…. Ну почему ты молчишь? Опять смотришь. Смотришь и молчишь. Ну, дорогая ведь так нельзя. Нет, конечно, смотреть на меня можно, но ведь, ни таким взглядом? Я боюсь его – этого взгляда. Ведь он же отрешенный, безжизненный. Ну, почему… Почему ты смотришь на меня, молчишь и не делаешь то, что я тебе говорю. Ты всегда с большой охотой это делала. Ведь раньше нам обоим это нравилось, а сейчас? Не у что  тебе разонравилось?... Нет! Этого не может быть, если бы это было так, то ты бы просто ушла и не смотрела на меня таким устрашающим взглядом мертвеца. Перестань, прошу тебя! У меня уже зубы болят от этого твоего взгляда. Ну, скажи, что ты от меня хочешь? Я все сделаю, лишь бы ты снова принялась за дело…. Всё молчишь и молчишь, тебе не надоело? Ну, прошу тебя, умоляю, сделай то, что ты всегда делала? Ведь это так просто – берешь ручку или карандаш, что тебе больше нравится, а я знаю тебе, нравится ручка, ну так вот бери её и начинай говорить, водя ею по бумаге. Ну, давай дорогая, я люблю тебя – ты ведь этого хотела услышать? Вот я это произнес и теперь ты берешь ручку и пишешь, ведь это так просто…. Перестань на меня так смотреть! Бери ручку!.... Ну на конец-то дело сдвинулось с места, а теперь подноси её к бумаги и пиши… Да не на меня смотри, а пиши!  Я тебя люблю, пиши…. Так… Ну ты можешь мне нормальным человеческим языком, сказать, что с тобой происходит и почему ты не пишешь, а?... И сколько будет продолжаться твое молчание, это хоть ты можешь мне сказать? Хотя я догадываюсь, что нет. Ведь ты та же и звука сегодня не обронила. Тебя надо бы отдать в разведку, что не спроси ни на, что не ответишь…. Так, мне надоело с тобой тут сидеть и дудеть в одну трубу. Ты будешь писать!... Твоё молчание расценивать как ответ - нет. О, ты отвернулась, это что-то новенькое. Перестань доводить меня, утыкайся в листок бумаги и пиши, а иначе пожалеешь, моему терпению приходит конец. Так, слушай. Я сейчас беру нож. Вот я его взял, и если ты не начнешь писать, я тебя порежу и тем самым, быть может, отрежу тебя от меня, разве ты этого хочешь? Нет, не хочешь, поэтому – пиши! Опять смотришь на меня своим мертвенным взглядом? Он меня раздражает, как, в общем-то, и ты. Считаю до трех, мне надоело, если ты к этому времени не уткнешься и не начнешь писать, я клянусь, порежу тебя. Раз… Два… Три… Ну почему?... Почему ты это не делаешь, скажи мне….» - говорил мужчина, сидя за столом с чистым, белым листом на нем и стоящей на этом листе рукой опирающаяся локтем на стол, и держащая в своих пальцах ручку. Нож упал на пол. Больше в комнате никого не было. - «Ну, почему, ответь мне, почему?....