Невезуха

               
            Засыпая после трудового дня, который сегодня выдался достаточно хлопотным, Володька никак не мог предполагать, что пробуждение  будет неожиданно скорым и довольно приятным.
     – А что, в этой каюте расчёска есть?
 Услышав женский голос, Володька вначале никак не мог сообразить: снится ему это или наяву. Кто-то включил в каюте свет, и теперь уже Володька не сомневался: это не сон. Он отдёрнул штору, занавешивавшую кровать, и увидел Надежду, продавщицу промтоварного отдела плавмагазина. Часа три назад они познакомились. Тогда Володька немного пофлиртовал, не надеясь совершенно ни на что, и вдруг…
      – Боже! Какая неожиданность! Откуда ты?!
      – Откуда-откуда? От верблюда. К вашему борту пришвартовались, до утра будем стоять, так что хватит спать.
В халатике, с мокрыми после душа волосами, она выглядела так по-домашнему, так естественно, что у Володьки невольно вырвалось:
      – Так может, лучше ты сразу ко мне, под одеялко?
      – Ишь ты быстрый какой. Вообще-то я по делу. Сам говорил, что могу прийти в любое время. 
      – Ну вот, опять по делу. А вот так, просто, по зову души, я бы сказал по любви, – никто не придёт. А начиналось-то как хорошо. Представляешь? Сплю, и вдруг виденье: вспыхнул свет, и в тот же миг вижу, будто предо мною обнажённая стоит дева дивной красоты, просыпаюсь, – это ты.
      – Вот видишь, сон-то в руку, – засмеялась Надежда.
      – Да, кабы так. 
      – Ладно тебе плакаться, так я и поверила. Наверно, в каждом порту по зазнобе.
      – Все так думают, а на самом деле арбайтен, арбайтен унд арбайтен, как говорят немцы. Ну да ладно, раз по делу, надо вставать.
      Дело, с которым пришла Надежда, больше походило на повод, чтобы встретиться. Володька не стал обижаться, что его разбудили средь ночи ради пустяка, и вскоре они уже сидели друг против друга за столом, немного смущённые. Ей почему-то не хотелось быстро расставаться с Володькой. 
      – Чай, кофе, коньяк? – предложил он, когда сообразил, что пауза слишком затянулась.
     – Пожалуй, кофе с коньяком, – согласилась Надежда.
Вода вскипела быстро, но ещё быстрее на столе появились коньяк, лимон, конфеты, кофе.
     – Иначе как проведением это не назовёшь, – наполняя рюмки, восхищался Володька. – Давай выпьем за наше знакомство, за эти удивительные обстоятельства, которые позволили нам встретиться. Ты веришь в судьбу? 
После выпитого коньяка напряжение немного спало, и они ощутили себя более комфортно.
      – Может, и верю, а к чему это ты? – кокетливо улыбнулась Надежда. 
      Почувствовав надежду после подаренной улыбки, Володька осмелел и, слегка обняв Надежду за талию, но всё ещё неуверенно спросил:
      – Может, останешься до утра?   
      – А ты действительно этого хочешь?
      – Мечтаю! – восторженно воскликнул Володька, почувствовав взаимность.
      – Ладно, я только схожу предупредить девчонок, что буду здесь.
Она встала, с неохотой освободившись от его объятий, и поспешила на своё судно.   
       Таких подарков судьба Володьке ещё не делала. Окрылённый, он кинулся убирать со стола и готовить постель, как вдруг по судовой трансляции объявили: «Судно готовится к отходу, просьба посторонним лицам покинуть борт судна».               
     – Твою мать, что за хренотень, какой отход, какие проводы?! Какого хрена этому долбанутому «магеллану» не спится?!
    В полном недоумении  Володька выскочил в коридор и столкнулся с вахтенным механиком. 
     – Какой отход, куда отход? – оба  застыли перед динамиком трансляции в надежде, что кто-нибудь отменит это странное, крайне неуместное в эту минуту распоряжение. Однако в машинном отделении уже сработало вызывное устройство, и механик побежал отвечать, а ещё через пару минут оттуда донёсся шум запущенных двигателей. Судно отходило в рейс. Прошло немного времени (двигатели даже прогреться как следует не успели), а судно уже полным ходом спускалось вниз по течению реки. Время позднее, и капитану совсем не хотелось всю ночь сидеть в ходовой рубке. Он торопился пройти сложный участок реки Саралеевские перекаты, а после этого идти отдыхать. Ниже перекатов река текла спокойно, и сложных участков больше не было. 
      
                *   *    *
     Больше всего на свете Колька Лихацкий, или просто Колька Лихач, как звали его все в посёлке, любил две вещи: рыбалку (как основной источник его доходов) и девок (на которых эти доходы с успехом тратил). А что больше – пожалуй, он и сам не смог бы сказать. Однако он был бесконечно счастлив, если ему удавалось соединить первое и второе. Для этого на реке у него было излюбленное место. На мыске, у Саралеевских перекатов, где река, разделяясь на два рукава, омывает остров (буквально в трёх метрах от  края обрывистого берега), Колька ставил палатку, разводил костерок и наслаждался безумно красивым видом реки. Один или, если повезёт, с очередной подругой. Место здесь было воистину прекрасно. Основная река широким, но мелководным потоком чуть поворачивала направо. Влево же отходил неширокий, но глубоководный рукав, а ниже по течению, километрах в пяти, они соединялись вновь. Река здесь далеко просматривалась как вверх, так и вниз по течению. Весь остров, основательно заросший кустарником и деревьями, будто специально для Кольки, оставил этот мысок свободным от растительности, и даже незначительный ветерок всегда сдувал отсюда назойливое комариное племя.
    Сегодня ему особенно подфартило. Людка Захарова, красавица из соседнего посёлка, много раз отвергавшая его ухаживания, накануне неожиданно согласилась съездить с ним на рыбалку. И теперь, в предвкушении полного счастья, Колька готовил лодку и снасти. Как он ни старался, однако время летело неумолимо. Вроде бы всё складывалось как надо, однако вовремя ему выехать не удалось. Людмилу встретил, как договорились, в условленном месте, – правда, и она немного опоздала. Добрались они на место только к вечеру. Пока поставили палатку, заготовили дров, развели костёр, начало темнеть. Снасти Колька ставил уже практически в темноте. Людмила помогала, как могла, но скорее всё равно не получалось. К полуночи, управившись с делами, поужинали и сели у догорающего костра. Утолить нахлынувшее на обоих желание они не спешили. Как-никак вся ночь была впереди, а пока они наслаждались прелестью природы.
   – Пойдём, я покажу тебе реку, какой ты её никогда не видела.
Колька обнял Людмилу за талию, и они сели на самом краю обрыва. В костёр добавили ещё дров, и он согревал их спины, а перед ними простилалась серебристая гладь реки. Людмила была наслышана о Колькиных достоинствах, что послужило поводом к их настоящему свиданию, но теперь, на берегу реки, она узнала и главный Колькин недостаток. Реку он любил всё же сильнее, нежели женщин, и, как сейчас, мог часами говорить о реке, рыбалке, совершенно забывая обо всём на свете. Костёр постепенно угасал, но дров в него больше не подбрасывали.
   – Коленька, я, кажется, уже замёрзла, – прошептала Людмила, плотнее прижимаясь к нему.
   Колька словно спохватился.
   – Пойдём скорее в палатку, – заторопился он.
Они поднялись, и, сделав пару шагов, нырнули в палатку.
Людмила заранее приготовила здесь постель, и теперь им не понадобилось много времени, чтобы раздеться и забраться под одеяло.   
   – Ну что, ещё не нагрелась? – прошептал Колька и прижался к Людмиле, – Сейчас я тебя согрею.
      Они оба долго ждали этого момента, и сейчас, когда он наступил, слились воедино с такой яростной страстью, что им показалось, будто под ними задрожала земля.

                *  *  *
       В рубке было темно. Только экраны радаров зеленовато светились, отображая берега, буи и другие объекты, встающие на пути невидимых лучей антенн-излучателей. Второй помощник капитана стоял на руле, изредка включая затемнённую лампочку-подсветку, чтобы сверить окружающую обстановку с речным атласом, пристроенным тут же на небольшой подставке. Капитан ходил из конца в конец ходовой рубки, поглядывая на экраны радаров. Ночь была практически ясная, но временами, когда полная луна скрывалась за набежавшее облачко, всё вокруг затемнялось, и только река слегка выделялась тёмно-серебряным полотном, на котором светились огоньки буёв.
   – Виктор Михайлович, – обратился штурман к капитану. – Что-то не пойму, вроде дополнительный буй мигает. А на карте он не отмечен, и в оповещении о нём ничего не сказано.
   – Где? – переспросил капитан.
   – Да вон, впереди, – там, где должен быть поворот в протоку.
 Капитан взял бинокль и стал всматриваться в непонятный сигнальный огонь –  буй, оставлять который следовало слева.
   – Возьми чуть правее, наша протока должна быть дальше, – распорядился капитан и подошёл к радару.
На экране отбивалась узенькая полоска протоки, отходящей круто влево, но опознать её как судоходную мог только опытный судоводитель, ходивший здесь в светлое время суток. Чем ближе подходили к сомнительному бую, тем чаще капитан заглядывал в экран радара, карту и смотрел в  бинокль. Он уже сбавил ход до среднего и вновь подошёл к машинному телеграфу. Луна неожиданно скрылась за набежавшим облаком, а лёгкий туман, кое-где уже поднимающийся над водой, окончательно скрыл очертания берегов. Ясно проглядывалась только середина реки широким потоком, слегка поворачивающим вправо, и далее, в конце практически прямого участка, виднелись буи и створные знаки судоходной обстановки. Однако где-то здесь, судя по карте, должен быть отворот протоки влево, который визуально пока не проглядывался. Сбавив обороты до «самого малого», капитан вновь взял бинокль.
   – Штурман, это не буй, костёр на берегу. Крути тридцать влево. Вон она, протока, открылась.
  На малом ходу судно управляется не слишком хорошо, и, не успев завершить маневра, оно врезалось в берег, в самый кончик мыса, выступающий в реку. 
Капитан остановил машины и включил наружное освещение. Голубоватый свет ксеноновой лампы поискового прожектора распорол ночную тьму, высветив обрывистый берег, а левее, в тени больших деревьев, Саралеевскую протоку.

                *   *   *
     Внезапно вся палатка озарилась ярким светом. Людмиле показалось, что это она сама вспыхнула изнутри. Но, открыв глаза, она сразу зажмурилась, прикрывая лицо руками.
   – Коленька, что это?
Колька, даже не открывая глаз, ощутил это сияние и, хоть был не из робкого десятка, на время растерялся. Ничего особенного они не слышали. Только голубоватый свет, будто сотни сварочных аппаратов работали вокруг, озарял их палатку. Колька наспех оделся и выглянул наружу. Яркий луч света, бивший прямо в глаза, ослепил и сместился в сторону.
   – Блин, ни хрена не видно, – нервно выругался Колька.
С детства он на реке, всякого повидал, но сейчас опешил. Опасался Колька только рыболовного инспектора, да и то когда был с рыбой, или снастями в лодке, а сейчас... И тут он вспомнил, что не все снасти были установлены вечером. Кое-что из запрещённых орудий лова осталось в лодке. А если, не дай Бог, инспектор поднял и установленные снасти, – беды не миновать. Надо либо избавиться от улик, либо валить отсюда. Мощные моторы не раз спасали Кольку, унося его «казанку» от погони рыбинспектора. Лодка стояла внизу под обрывом.
   – Я сейчас, я мигом, – крикнул Колька Людмиле, расстегнул молнию палатки и с низкого старта рванул вперёд, намереваясь проскочить несколько метров до края обрыва одним махом. Он не успел сделать и двух шагов, как страшный удар обрушился на его голову, будто он влетел головой в какую-то преграду. Колька рухнул как подкошенный. В глазах засияли искры, а вокруг засуетились маленькие зелёные существа, отдалённо напоминающие человеческие фигурки…
     Людмила ничего не понимала. Дрожа от подступившего страха, она оделась, забилась в угол палатки и стала прислушиваться ко всякому звуку. Яркое свечение вновь озарило палатку, а некоторое время спустя она услышала надрывный звук, похожий на звук турбин двигателей проходящего судна. Свет погас так же неожиданно, как и появился до этого. Осторожно выглянув из палатки, Людмила тихонько позвала Кольку, но ей никто не ответил. Глаза ничего не видели в наступившем мраке. Она поспешно искала фонарик, ещё с вечера оставленный ею у входа, – как назло, он закатился куда-то. Наконец нашла его и, подсвечивая себе, стала выбираться из палатки.
    – Коля, где ты? – громче и настойчивее позвала она.
Глаза уже освоились в темноте, и в свете фонарика в двух шагах от палатки, у самого обрыва, она обнаружила распластанного на земле Кольку.
    – Коленька, что с тобой? Тебе плохо?
Колька не отвечал. Людмила принялась тормошить его в надежде, что он очнётся, и вдруг неожиданно, словно осознав  ужас происшедшего, завопила во весь голос: «Уби-ли-и-и!»
Её крик долгим протяжным «и-и-и» полетел над рекой.
От этого крика Колька очнулся. Ещё не соображая, где он и что с ним случилось, тихо спросил: «А где инспектор и эти – маленькие, зелёненькие?»
   – Живой! Живой, – обрадовалась Людмила. – Какой инспектор, какие  зелёненькие?
   – Не было никого, никого не было, – затараторила она, счастливая, что Колька живой. 

                *   *   *
     – Боцмана на бак, выяснить обстановку, – распорядился капитан.
    Этот досадный момент с неправильной оценкой ситуации нервировал его. Лоцмана в Волгограде обещали дать только утром, а он отказался ждать и пошёл в рейс на свой страх и риск. Вот и получилось, что переоценил свои возможности.
     – Всё в порядке, – сообщил вскоре боцман. – Слегка подсели носом, но первый трюм на плаву, повреждений нет. Да вот на берегу на палатку туристов чуть не наехали.
     – Боцман, сейчас отработаем назад, ещё раз всё проверь и готовь якорь к отдаче, – передал капитан по рации.
Турбины взвыли, раскручивая двигатели до полной мощности. Судно, качнувшись, медленно поползло назад, потом, развернувшись, пошло обратно, на якорную стоянку.
       Ожидая дальнейших распоряжений, боцман скучал на баке, когда ему то ли почудилось, то ли он вправду услышал протяжный женский крик: «У-би-ли-и-и».
 Боцман прислушался, но больше никаких криков или призывов о помощи не услыхал. 
       Володька заступил на вахту, когда судно уже встало на якорь.
   – Чего стоим? – поинтересовался он у вахтенного.
   – Да, вот шли-шли, пока в берег не воткнулись, я чуть шишку на лбу не набил, как саданулся об переборку.
   – А я думал, это мне во сне приснилось, будто сели на меляку. Пробились или нет?
   – Вроде обошлось, но вот дальше идти капитан не рискнул.
   – Ну и стоял бы в Волгограде, «магеллан» хренов, – Володька уже поделился с механиком своими несбывшимися надеждами и с чувством злобного удовлетворения добавил, – за то его Бог и наказал.    


           © Олег  Опрышко  т/х «Ладога-8» 1981 год.