Поперек
Представьте себе темно-синий бархат, одно прикосновение к которому дарит тепло, но слишком изношенный, с бледно-голубыми просветами, потертостями и рассыпанными золотыми блестками по всему полотну. Он дорог, его память дороже всего на этом свете, а красота не приукрашена человеком. Подул северный ветер, забрав вместе с собой блестки, увеличив белые пятна, разорвав бархат на маленькие кусочки. Стало просто темно. Иногда темнота предвещает перемены, например, когда замирает кинопленка, и свет – это уже новый эпизод. Иногда темнота взращивает и вскармливает в себе чудовищ. Которые рождаются в ней же, наполняя пространство криком и болью, и заполняют спальни. Но в эту первую пятницу ноября в десять часов темнота была частью пейзажа, фоном театральной постановки. Темнота стояла с краю, курила ночь и ждала, когда же пачка наконец опустеет.
Подул северный ветер и все вокруг замолчало. Зажглась зеленая лампочка. Зажглась красная лампочка. Опять зеленая, опять красная. Тик-так, тик-так, тик-так… до бесконечности считали наручные часы. Смысла в их счете не было, точка отсчета была выбрана не правильно, они опаздывали. Колесо повернулось назад уже в пятый раз. Опять ровно десять. В пятый раз десять.
Спички ломались, не целуя сигарет. Дрожали руки. Опять зеленый, опять красный.
Хватит ждать. Нужно перейти эту чертову дорогу и уйти.
Шаг, другой. Опять красный.
Еще одна сигарета, еще одна пачка, еще один шаг, еще одна минута, один вздох и…
Перевели часы и вновь впервые десять. Шаг, гул, сигналы, шум в ушах. Шаги назад. Красный.
На следующий.
Зеленый. Бег. Трясутся руки и одно желание в голове – вернуться, перебежать. Но красный.
Еще пять минут. Надо вернуться. А что если…
Зеленый. Спокойная затяжка. Пустота, опустошенность. Еще раз колесо прокрутилось. Можно начинать сначала. Пять минут, десять, двадцать.
Все хватит, пора. Пора уходить…
Зеленый. Шаг к метро. Обратно. Болит живот.
Подул южный ветер, открыв голубое сияющее солнце. Шум и свет неона. Потоки машин. Девушка в абсолютной тишине, в пальто, в слезах. Сломанные часы.
Подул южный ветер. Время вернулось. Синий бархат, который дороже всего, который все видел, который не обращает на нашу суету никакого внимания. И наша жизнь – пыль, развеянная в потоке ветра, меняющем саму вечность.
Вдоль
Серая змея извивалась как только могла, ее блестящее от дождя тело завязывалось в узел, расправлялось в прямую линию и трепетало как волна. Не возможно было увидеть голову и хвост: раздвоенный язык со стеклянными глазами ждали своих жертв где-то за горизонтом, там где падало в бездну солнце. А хвост дрожал где-то далеко позади, своей вибрацией все время подгоняя, подначивая прибавлять скорость. В глазах, сквозь линзы холода плавился яркий огонь света. Горизонт то приближался, то вновь отдалялся, маяча неисполнимостью желания. Белый чешуйчатые полосы разграничивали блестящее полотно. На сером маячили красные пятна, казалось кто-то, чтобы обязательно вернуться назад разливал по банке краски через каждые десять километров.
Красный. Болела голова. Спидометр зашкаливал, каждое необходимое торможение раздражало еще больше. Гонка за жизнью, гонка наперегонки с жизнью. Рев машин, сигналы скорой помощи, плач детей, музыка из радиоприемника – все соединялось в гул, плач, мольбу, завывание. Смысла в их счете не было, точка отсчета была выбрана не правильно, они спешили. Девять часов вечера, нет часах уже девять десять, а для надежности девять пятнадцать.
Через пять минут срочно на другой конец города. На другой берег.
Лево, право, опять влево, опять вправо. Сто, сто десять, сто двадцать… Рев…Разбитый светофор. Нервное подергивание. Трясущиеся руки, зажигалка, сигарета, поцелуй.
Быстрее, быстрее… Только бы не опоздать…не потерять ее…
Большой лохматый бездомный зверь, которого когда-то звали собакой, промелькнул серым пятном. Визг… гул… Только хвост и морда вперемешку с красным. Даже не притормозив, лихач оставил еще одну метку.
Девять двадцать, нет без пятнадцати десять.
Сто, сто десять, сто двадцать.
Надо купить цветы. Сделать все. Но не потерять ее.
Лево, право. Красный. Двойная сплошная. Рев… гул… плач…
Полет, переворот. Змея ударила хвостом и заискрились зеленые глаза. Еще одна метка. Обочина. Сломанные часы. Мужчина в тишине, в искореженной груде метала, в крови. Вокруг кипучая жизнь, гул, чешуйчатая магистраль. Две минуты до счастья.
Красный. Нервные машины. Поток на секунду остановился и вновь на опережение жизни. Змея укусила свой хвост и заснула до утра. Ей все равно с какой скоростью ты едешь, если все равно закончишь движение там же, откуда начал.