Те, кого я люблю...

Соня Белкина
-Привет, как мама?
-Таня умерла. В июля будет год

Господи, как же неловко получилось! Конечно, я сама виновата, столько лет не звонила, все откладывала – то некогда, то забуду. А вчера решилась, нашла номер телефона и, вот …

На удивление Олег был бодрый и адекватный. Сказал, что в завязке и работает тренером. Олег - мои двоюродный брат. Родных-то у меня нет.

Наша бабушка всегда называла его очень ласково - Олежик. Меня - только Юлька, а его всегда Олежик, ну, или Олежка. Я ревновала. Мне казалось, что она его любит больше. И дядю Юру она всегда любила больше, чем мою маму! Но бабушка только отмахивалась, мол жалею. И было за что…

Юра развелся и ушел от Татьяны с маленьким картонным чемоданом, где поместились все его носки и ситцевые трусы. А мебель, квартиру и сына он оставил своей неласковой, угрюмой супруге.

Потом дядя Юра подался на Севера, где и умер от гипертонического криза в возрасте пятидесяти шести лет.

Пока маленький Олег жил у бабушки с дедом, его мама устраивала свою личную жизнь в солнечном, пахнущем говном и лавром, городе у моря….Бабушка считала, что именно этот город и испортил ее Олежика.

Город у моря, с морем соблазнов: пляжи, женщины, рестораны, праздник и деньги, деньги, деньги…

Сначала брат хотел быть таксистом, потому, что они зарабатывают много денег, потом официантом, потому, что они зарабатывают еще больше. Мечта его частично сбылась: официантом он стал, но много денег так и не заработал…

Каждый год родители возили меня на море. Иногда, мы жили в гостинице или в каком-нибудь санатории и пансионате. Устраивал нас туда отчим Олега – высокий и статный полу-китаец Леонид Иванович.

Очень смуглый и совершенно безволосый красавец Лёник возглавлял тамошний строительный трест и был не последний человек в город. Он потрясающе готовил манты, смешно считал по-китайски и обожал водить меня на пляж.

Нужно было подняться вверх по бетонному водосточному желобку, а потом спуститься вниз по склону к санаторию «Белоруссия».

Наверное, ему хотелось дочку, но Татьяна не то, что дочку, оладушек не могла для него приготовить. Он так и говорил моему папе: «Вот приходят другие мужики с работы, а жены им оладушек на стол. А моя…а!». Леник махал рукой и вытирал свои моментально увлажнявшиеся шоколадные очи.

Лёник и Татьяна часто и громко ссорились. Даже при нас, практически чужих людях. Олег уходил к себе на застекленную лоджию и плотно закрывал дверь, а я забиралась к нему под кровать. Мне было страшно. Через несколько лет Леонид Иванович ушел из семьи, а мы перестали отдыхать культурно.

А еще через несколько лет мы с братом сидели на их маленькой кухне и курили. Окна были тщательно закрыты, потому что каждый дурак в этом южном городе знал, как пахнет трава. Так сказал брат.

Олег курил давно и плотно. Я - первый раз. Он держал курево в большой жестяной банке в нише над дверью. Брат набивал травой капсулы из-под «Беломора» и затягивался. И не было в этом никакого позерства и рисовки, просто физиологическая необходимость. Как пить.

Я попросила попробовать. Брат протянул мне сигарету, посмотрел как я боязливо причмокиваю и отнял обратно: «Давай не будем добро переводить. Покури лучше свое «Мальборо»

Курил брат всегда, а пил периодически. Во хмелю он был необуздан и неадекватен. Бывшая жена рассказывала, как Олег ударом ноги сломал ей ребро и выбросил из окна шифоньер с одеждой.

Выходить из запоя брат начинал только тогда, когда получал по башке от случайных прохожих. Он смывал кровь, ложился на диван и начинал стонать, блевать, пить пиво, заботливо принесенное Татьяной и снова блевать. Все это длилось дней пять или шесть мучительных дней.

…Брат уже давно не работает официантом. Денег не скопил. На жизнь зарабатывает игрой в теннис с отдыхающими. У него какой-то козырный разряд.

- Сам-то как? Один живешь?

-Один. Приезжай, если хочешь, живи сколько хочешь.

-Я пока не могу. Мама болеет.

-А моя последнее 5 лет совсем дурочка была. Никого не узнавала. В туалет ходила не туда, куда надо. Ну, ты понимаешь. Потом она сломала руку, наложили гипс, а она его все время снимала. Как уйду на работу, так она гипс разрывает. Рука загноилась, положили в больницу. В гнойную хирургию. Мы с тещей ночевали у нее по очереди.

-Буянила?

-Да нет. Ходила с ведром на голове. Смешно.

-Не смешно!

-Ну, со стороны это все смешные вещи…там и умерла.

- Я тебя не разбудила?

- Не-е. Лежу на диване. Отдыхаю. Читаю «Угрюм-река». Так, чтобы уснуть.

И я представила себе все до мельчайших подробностей.

Как он лежит на диване в большой комнате, вытянув все свои 192 сантиметра, совсем один, и читает толстую потрепанную книгу.

Брат проводит ладонью по бритой голове два раза: от лба к затылку и обратно. Он оттопыривает нижнюю губу и дует себе в лицо. Губа плохо слушается, потому что-то когда-то была сильно порезана «розочкой».

За диваном окно. Сквозь виноградные листья видны горы, дома и домики. Сладко доносит кровью от близости мясокомбината, пахнет прелым лавром, немножко говном, и во всем угадывается море.

Оно совсем рядом. Нужно подняться в гору по водосточному желобку, а потом спуститься по крутому склону вниз, к санаторию «Беоаруссия».

И если бы не дикая жара, то можно подумать, что брат мой живет в раю.

Через несколько лет, когда Олег будет в очередном запое, на него упадет тяжелая стальная входная дверь. Он купил ее, чтобы сменить раздолбанную деревянную.

Утром должны были прийти рабочие. Дверь стояла прислоненная к стене и брат, видимо, пытаясь удержать равновесии, неловко за нее схватился. Ручка пробила живот и глубоко засела внутри. Он пролежал так всю ночь и умер утром…

Бабушка рассказывала, что когда я была маленькая, то очень любила брата. Даже хотела выйти за него замуж. За него или за папу.

Бабушка рассказывала, что брат меня тоже очень любил. Однажды, когда меня не взяли на дачу, он заплакал, потому что «Юлька тоже хочется с нами». Но этого я уже совсем не помню.

Хорошо, что хоть фотографии остались. Мы оба смеемся и обнимаемся Я ем бабушкины пельмени, щурясь от удовольствия, а Олежик крепко целует меня в умазанную сметаной щеку.