немного растрёпанной причёской.
- Надюшка? – изумлённо выдохнул Максим.
- Ну да, что так сильно изменилась? – устало улыбнулась она, в который раз пытаясь утихомирить девочку.
- Ты где сейчас. Я слышал, вроде в МГУ поступила. – оживился Максим. Он был рад этой ничем не обязывающей мимолётной встрече.
- Да, но пришлось бросить, не потянула всё сразу. Вот моё «МГУ» - отмахнулась Надежда, кивая на играющую малышку.
- А как же муж? Неужели разрешил? – растерялся Максим.
- Рад радёшенек. Ему ведь лишь бы обед на стол, а жена интеллектуалка это упаси Бог. – с горечью процитировала Лешку Надежда и забыв про всё, бросилась к собравшейся поиграть с огромным догом дочке. Собака сидела у чемоданов и ждала хозяина. – Настёна, не лезь к собаке, укусит.
- А кто твой муж Надежда? – спросил Максим, удивляясь странным совпадениям и переплетениям жизни.
- Он у меня ведущий архитектор, целой мастерской в проектном НИИ заправляет. – с гордостью сообщила Надежда
- Наверное, в университете познакомились на первом курсе. – тихо спросил Максим.
- Ну да. Вот только у него мозгов хватило на диплом, а у меня нет…Слушай, ты посиди с моим «произведением» пока я в камеру хранения сбегаю – попросила Надежда.
- Иди, конечно. – ответил Максим.
- Спасибо, выручил. Скоро поезд, а у меня ещё чемодан там болтается. С ребёнком то не сильно-то побегаешь. – обрадовалась она и тут же строго обратилась к дочке. – Посиди с дядей и не смей баловаться. Я скоро приду.
Надежда быстро пошла к выходу, а Максим подумал, что девочка сейчас начнёт плакать, побежит за матерью. Ему придётся её успокаивать, а он, к сожалению, совершенно не умеет это делать. Всё произошло с точностью до наоборот. На отсутствие матери девочка особенного внимания не обратила, а уставилась на Максима немигающим взглядом больших синих глаз. Этот взгляд прямо-таки вынудил Максима улыбнуться в ответ. Максим даже сам не понял, как это у него получилось при таком катастрофическом отсутствии поводов для улыбок. Он не знал, что сказать девочке, но она, как истинная современная, женщина взяла инициативу в свои руки.
- Возьми меня на ручки. – потребовала девочка и он усадил её к себе на колени. Девочка тут принялась болтать ногами в крохотных потрёпанных ботиночках и тут же спросила.
- Дядя, а как тебя зовут? –
- Дядя Максим. – сказал Максим и с удивлением отметил, что все боли и невзгоды прошедшего дня скорчились и затаились, как по волшебству.
- А меня Настя. – представилась его маленькая подопечная.
- Очень красивое имя. – неловко «ляпнул» Максим и с раздражением подумал, что абсолютно не умеет общаться с детьми.
- Дядя Максим давай мороженое купим, пока мамочки нет. – потребовала девочка, по всему оказавшаяся совсем не робкого десятка.
- А почему пока мамочки нет? – невольно опять улыбнулся Максим.
- Она мне не разрешает мороженое, у меня от него ангина. – со вздохом созналась маленькая плутовка.
- А если ты прямо сейчас ангиной заболеешь, мама нас обоих будет ругать. Нет уж, я лучше тебе конфет куплю. - дальше они уже без всяких церемоний ели купленные в ближайшем киоске конфеты, Максим, качал девочку на коленях, повторял за ней какие-то милые ребячьи глупости. И чем дольше тянулось время, тем больше удивляло Максима то, что общение с ребёнком больше не причиняет ему такой душевной боли, как это бывало раньше. Вернувшаяся мать, увидев девочку на коленях у Максима, самозабвенно поглощающую конфеты, только руками всплеснула
- Настя, попрошайка этакая, тебе не стыдно? – Надежда, оставив в сторону принесённый чемодан, выхватила у Максима дочку и принялась торопливо одевать её, усадив на скамейку. Надеть на непоседу шапочку и пальтишко было занятием не из лёгких.
- Большое тебе спасибо, Максик. Там такая очередь, с ум сойти! Ни за что бы одна в такую даль с ребёнком не поехала, да вот бабушка у нас заболела, помочь надо, а мужу как назло отпуск не дают. – торопливо оправдывалась одноклассница.
От того должно быть, что Надежда так была не похожа на его Олю, так по-детски, совсем как в школе называла его, Максиму вдруг захотелось ей всё рассказать. Может она поможет взглянуть на эту историю под другим углом зрения, понять жену. В этот момент объявили о прибытии поезда, и весь зал ожидания загудел, как потревоженный улей.
- Ой, наш…Так и не поговорили…Ты-то как? Где сейчас? Кого из наших, встречал? Как семья? – засуетилась Надежда, подхватив чемодан. Максим очень сожалел, что они не попутчики. Ведь только в долгой дороге он мог бы ей всё рассказать, поделиться, посоветоваться, а в такой спешке и суете это просто бесполезно.
- У меня всё в порядке. Работаю, женат. – Максим отнял у неё чемодан. – Пойдем, провожу до вагона. Мне тут ещё до утра толкаться.-
Они простились на перроне. Надежда поспешно вручила ему клочок бумаги с наспех нацарапанным номером телефона, воспользовавшись тем, что захваченная новыми впечатлениями дочка, тихонько сидела на чемодане и широко распахнутыми глазёнками разглядывала царящую вокруг суету, крепко уцепившись за руку матери. Когда поезд отошёл от перрона, Максим неожиданно представил, что это Оля, с их, не родившимся ребёнком, уезжает куда-то и вот так же машет ему рукой из окна вагона, и решил что никогда не простит жене того вечера, так страшно разграничившего их жизнь. Не простит, не смотря на любовь. Но вместе с этим Максим с особой ясностью осознал, что никогда не сможет забыть тот солнечный день в парке. И как бы Максим не стремился сосредоточиться на одном чувстве, в душе он всегда знал, что существует другое. Именно эта раздвоенность так мучила его. Иначе всё было бы проще. Максим вернулся в зал ожидания на своё чудом оставшееся свободным место и долго сидел, пытаясь преодолеть чёрные, тягучие, как дёготь мысли. Наконец усталость духота и нервы сделали своё дело, и он просто уснул. Проснулся Максим от вежливого, но требовательного окрика
- Гражданин. – перед ним стоял молоденький строгий сержант.
- Что случилось? – удивлённо спросил Максим, с трудом отходя от сна.
- Ваши билеты. Куда следуете? – с непроницаемым видом поинтересовался рьяный служитель порядка.
- Нет билетов. Сказали за три часа до отхода. Я во Владивосток еду, поезд только утром. – сухо пояснил Максим, чувствуя как злость, горячей лавой заливает лицо. Сержант внимательно посмотрел на Максима и понимающе усмехнулся.
- Ваши документы. –
- Сейчас. – хрипло ответил Максим, с трудом подавляя в себе злость и стыд и нелепо ощупывая карманы в поисках паспорта. Сержант, долго рассматривал и дотошно сверял фотографию и, наконец, вернул документ.
- Извините, служба. Здесь всякие люди бывают. – извинился сержант всё с той же понимающей усмешкой и вразвалочку отправился дальше по залу.
- Да конечно. – уже вслед ему отозвался Максим, невольно стискивая кулаки и провожая удаляющего сержанта ненавидящим взглядом. Он понимал, что всё это глупость, но никак не укладывалось в голове чем он собственно так заинтересовал нашу доблестную милицию и за что с ним так поступила жена. В глазах снова потемнело от вспомнившегося Ольгиного «счастливо». В чём он виноват? В то, что хотел иметь нормальную семью и детей? Кровь мягкими толчками билась в висках. Максим взял чемодан и быстро пошёл к выходу. Он больше не мог выносить этой духоты гула и скопища людей.
Он вышел на высокое массивное крыльцо вокзала и с наслаждением подставил лицо дождевым каплям и ветру. Впервые в жизни захотелось курить, но возвращаться назад к табачному киоску не хотелось. Тишина и прохлада подействовали отрезвляюще и Максим, сам ещё того не сознавая, успокоился. В эту минуту он не хотел ничего знать, кроме дождя и свежести.
- Извиняй сынок. Ты куревом часом не богат? – произнёс кто-то у него за спиной. Максим обернулся и увидел того самого старичка в медалях, который дремал рядом с ним в зале ожидания. Старичок был такой маленький и хлипкий на вид, а медалей было так много, что в другое время Максим непременно улыбнулся бы этому несоответствию. Уж очень не вязались в его представлении боевые награды и столь не героическая внешность.
- Нет к сожалению. Я не курю, так, разве что от стресса. – как можно приветливей отозвался Максим. Ему очень не хотелось обидеть старика.
- И правильно. Я ведь тоже не курю. На фронте-то привык, а сейчас доктора запрещают. Если случается так больше для разговору. –
Старичок заговорщески подмигнул Максиму и рассмеялся. У того хватило сил только улыбнуться в ответ. Старичок не обиделся, а напротив разговорился ещё больше.
- А я смотрю, сидит, скучает, дай, думаю, поговорим. Если не секрет, как звать-величать? –
- Максим. – невольно поддаваясь излучавшейся от старичка жизнерадостности ответил Максим.
- А меня Василием Ивановичем. С детства Чапаем дразнили. –
- Медалей у Вас…Видно пришлось пороху понюхать. – разглядывая медали сказал Максим.
- Это уж как водится. Где порох, там и медали. – Василий Иванович был очень доволен тем, что удалось разговорить собеседника. Со своей стороны, Максим тоже был доволен. Одиночество сегодня ему было явно противопоказано. Неожиданно для себя он торопливо, стараясь ничего не упустить, стал рассказывать о своих неприятностях. Василий Иванович оказался на редкость благодарным слушателем.
- Вот представьте: Вы и жена, вместе недолго, но любите друг друга. Вы если можно так сказать, идеальный семьянин, а жена…Нет, она замечательный человек, но у неё иные ценности. Она художница, не от мира сего. Вы хотите иметь дом, детей, нормальную семью, а жена вся в своих картинах. В конце концов, она избавляется от ребёнка, ни с кем не посоветовавшись. Что делать и как с ней жить после этого, как забыть. –
- А что сынок, жена твоя сильно красиво рисует? – неожиданно спросил Василий Иванович. Этот вопрос произвёл на Максима впечатление грома среди ясного неба, но не оттого, что малознакомый собеседник угадал всё недосказанное, а скорее оттого, что не мог ответить на вопрос. Из всех Ольгиных работ он отчётливо помнил только «парковый вяз», да и то не мог судить о его художественных достоинствах. Максим с ужасом подумал о том, что он то оказывается ничем не лучше своей матери. Та хоть открыто презирала в Ольге художника, а он молчал и вроде бы поддерживал жену, а на самом деле носил в себе то же самое гаденько-подленькое пренебрежение. Хорош, нечего сказать.
- А на счёт как дальше быть послушай, что я тебе расскажу. Аккурат в сорок четвёртом году служил у нас в части лейтенантик один, разведчик. Всё фотокарточку с собой носил. Жена красавица, сыновья близнецы-крепыши, любовался, стало быть. Семья была ладная, да война помешала. Раз окопались на высотке. Фрицы прут, не пересчитать. Они к концу войны и без того были в большом раздражении, а тут совсем остервенели. Вообщем страшный бой получился, и лейтенантика того пулемётом скосило. Не то что до смерти, но рана получилась знатная. Очнулся он же в машине, а в головах фриц с автоматом на изготовку. Плен значит. Про то, сколько тот лейтенантик на чужбине горя хлебнул, рассказывать не буду, не про то речь. Скажу только, что уцелел чудом. – Василий Иванович помолчал, не спеша, вдохнул свежий от дождя воздух. Максим слушал его, как оракула боясь пропустить хотя бы одно слово. Он недоумевал, чем его так привлёк к себе этот простой старичок.
Ведь не знал же он эту печальную историю, когда подсознательно выделил Василия Ивановича среди вокзальной толпы. И, наверное, не случайно именно к нему подошёл Василий Иванович «для разговора», как он сам выразился.
- А дальше? – глухо спросил Максим, спохватившись, что рассказ еще окончен.
- А дальше вернулся домой, а жена его с годовалой дочкой на руках встречает. Как увидела, так тут же, на месте в обморок упала. Еле успел ребёнка подхватить. Свои то пацаны уже после прибежали, на речке рыбу удили. Вот такие дела. Стоял тогда тот лейтенантик и с места двинуться не мог, будто его на морозе ледяной водой окатили, как того генерала Карбышева. После уж узнал, что напрочь его погибшим считали и даже наградили посмертно. А сейчас вот внука женить еду. – неожиданно весело закончил рассказ Василий Иванович и хитро подмигнул Максиму.
- Значит простили? Но это же предательство. – воскликнул Максим, озадаченный такой развязкой.
- Э-э сынок это как поглядеть. Похоронка у неё была и могилку указали. Детей одной и сейчас нелегко поднимать, тогда тем более. Куда ни кинь везде клин. На второго мужа она тоже похоронку получила незадолго до моего «воскрешения», а ты предательство. Вот тебе и как дальше жить. Жалеть надо, сынок, жалеть. –
- И любить. – сумрачно добавил Максим.
- Это у вас нынче любовь да любовь, а мы в своё время такого слова не знали. Вот и жалели друг дружку, а на поверку получается, что любили.-
- Значит, я, наверное, не люблю. – задумчиво отозвался Максим, не сознавая смысла только что произнесённых слов.
- Ну это уж не мне судить. А ты куда едешь, не попутчики часом? –
- Да теперь кажется уже никуда. – словно очнувшись огляделся вокруг Максим.
- И то правильно сынок. Уехать оно никогда не поздно. Ну, мне уж скоро. Спасибо за беседу, за знакомство. Бывай здоров.
- Это Вам спасибо Василий Иванович. Чкаловская сорок, квартира пять. Заходите обязательно. – Максим крепко пожал маленькую сухую руку старика.
- Зайду, если с женой познакомишь. А то хорошо бы портрет, перед однополчанами похвастаюсь. – озорно засмеялся Василий Иванович и скрылся за массивной входной дверью вокзала, а Максим остался один. Он стал медленно прохаживаться между колоннами обдумывая всё и собираясь с мыслями. Отчётливо представил себе, вернувшегося из плена постаревшего и поседевшего в свои двадцать с небольшим Василия Ивановича. Представил с чужой дочкой на руках, упавшую без памяти женщину у его ног и собственная обида показалась ему несравнимо мелочной и ничтожной, а главное что посторонний человек, никогда не видевший Ольгу в глаза понял её лучше, чем он, её муж. О каком понимании и любви может идти речь, если он, единственный близкий для Оли человек даже не удосужился побывать в мастерской, расспросить о работах. Голова шла кругом от всех этих мыслей. До сих пор Максиму казалось незыблемым чувство собственной правоты, но разговор с Василием Ивановичем заставил на всё взглянуть иначе. Хотя Ольга тоже виновата. Зачем она так тайком решила всё за них двоих, будто его мнение совсем ничего не значит и с ним можно не считаться, да и сегодня со своим «счастливо». Максим даже поёжился, вспомнив, как небрежно и спокойно произнесла это слово жена. Вспомнил и тут же замер на месте от осенившей мысли.
- А что она ещё могла сказать? Как защититься? Конечно, любимому мужу нужно было кинуться в ножки и усердно просить остаться. Хорош любимый, нечего сказать. –
И снова Максим понял, что не только он в их семье являлся жертвой равнодушия и пренебрежения. И снова всё предстало в ином свете. Так ли уж виновата жена, как он считал до сих пор. Могла ли она рассчитывать на помощь и защиту. Если быть до конца откровенным, то нет. Он даже от нападок свекрови не мог её оградить, что уж говорить о чём-то большем. Жена всегда была один на один с проблемами и не только своими. Поэтому и от ребёнка избавилась – не надеялась на помощь и понимание. Максим представил Ольгу сидящей у мольберта в тот злополучный вечер и весь его кажущийся достойным уход, показался ему особенно безобразным. Максиму стало нестерпимо стыдно. Как он мог так поступить? Ведь это же не кто-то, а его Оля. Что он вообще делает здесь, на вокзале? –
Идиот! – громко произнёс он, вторя собственным мыслям и спохватившись, огляделся вокруг. Но площадь была пуста, и рядом никого не было. Всё очень просто. Необходимо вернуться, всё объяснить, Ольга обязательно простит. Она лучше, тоньше, она терпимее к чужим ошибкам. Максим словно сбросил с плеч тяжёлый груз. Он едва успел вскочить в салон последнего троллейбуса. Разглядывая проплывающие мимо пустынные ночные улицы, Максим думал о том, что он скажет Оле. Он знал, что теперь они по другому будут относиться друг к другу. Они обязательно сохранят ту любовь, которая у них была. По крайней мере, он сделает для этого всё. Для начала он завтра же пойдёт с Олей в мастерскую и посмотрит все её работы. Захваченный мыслями он не заметил, как приехал, и машинально выйдя на своей остановке, направился к дому. Необыкновенная душевная лёгкость и принятое решение делали лёгкими и быстрыми шаги. Максим был так далёк от окружающего мира, что не сразу услышал, как его окликнули.
- Зёма, закурить есть? –
- Что? – переспросил Максим, испытывая чувство, напоминающее падение в глубокую пропасть.
При свете одинокого фонаря он увидел неопрятно одетого парня с небрежно упрятанными в карманы потрёпанной куртки руками. Парень, с нагловато-слащавой усмешкой на небритом лице, ждал ответа. Над его головой, в доме напротив, Максим видел почему-то непроницаемо темные окна своей квартиры.
- Я не курю. – сухо ответил он с упавшим сердцем, глядя на эти тёмные окна. Что случилось? Ведь обычно Ольга очень поздно ложилась спать.
- Что же Вы грубите, товарищ? – вернул его на землю другой голос.
- Я же сказал, не курю. – повторил Максим, напрягаясь.
- Да-а-а. А откуда Вы спешите? А что в чемоданчике? – серьёзно поинтересовался этот другой голос. Только сейчас Максим заметил стоявшего в тени еще одного парня. Тот другой, в отличии от первого был модно подстрижен и одет с иголочки.
- Не ваше дело. – грубовато отрезал Максим, не сводя глаз со своих освещённых окон, но не смотря на это всё же успел заметить как второй сделал знак и ещё две тени отделились от гаражей и встали за спиной. Максим понимал, что эти четверо чувствуют себя хозяевами жизни и хотя бы, поэтому им нужно дать отпор, вот только силы, к сожалению не равные. Скольким прохожим эта четвёрка успела испортить жизнь?
- Так мы не расслышали, что в чемоданчике? – притворно вежливо повторил вопрос второй, а первый противно осклабился. Максим ничего не ответил, только удобней перехватил ручку чемодана в ожидании первого удара, хотя знал, что лучше всего бить первым самому. Первым ударил кто-то из тех, кто стоял за спиной. Удар был не сильным, скорее толчок, а не удар. Максим даже успел обернуться, чтобы как следует рассмотреть тех двоих позади, но второй удар чуть не сшиб его с ног. Помощи ждать было не откуда, тем более в кольце, главное сейчас удержаться на ногах, иначе убьют. Максим успел достать одного и тот час же последовал ответный удар, не особенно сильный, но Максим почувствовал, как что-то резко обожгло тело, и липкая теплота разлилась под рубахой. Только после этого он заметил, что в волосатой ручище первого узкое лезвие ножа. Максим не почувствовал боли и страха. Наоборот ему казалось, что он, как никогда за сегодняшний вечер испытывает необыкновенный прилив сил. Пока они не истощились, он отбивался, как умел и кажется, успел основательно достать одного или даже двух из налётчиков. Однако совсем скоро тело стало наливаться свинцовой тяжестью, а глаза стал застилать туман. Темные пустые окна мешали позвать людей. Постепенно ночь вокруг стала терять и без того смутные очертания, земля поплыла под ногами, и Максим всё-таки упал. Дальше пока что-то помнил, старался прикрыть голову руками. Били дружно с таким расчетом, чтобы убить. Наверняка так и решили, когда он потерял сознание.
Когда очнулся, рядом никого не было за исключением оставшегося нетронутым чемодана. Он валялся в нескольких шагах. Максим попытался подняться с асфальта, цепляясь за чахлые кусты акации, но чудовищная слабость сковала тело, а рука беспомощно соскользнула в липкой жиже.
- Подонки. – тихо простонал Максим, чувствуя на губах тошнотворный вкус крови. Собравшись, Максим снова попробовал подняться, но снова упал.
Поняв безнадёжность этих попыток, он медленно пополз к дому, временами в изнеможении замирая на асфальте, чтобы передохнуть. Дорожка от гаражей до подъезда была короткой, и в другое время Максим не заметил бы этого расстояния, но сейчас оно давалось ему с большим трудом. Возле двери в подъезд ему всё-таки удалось подняться на ноги, уцепившись за ручку. Его моментально повело в сторону и Максим, споткнувшись о порог, упал, но успел сделать шаг вперёд и зацепиться за перила. Держась за них, он опять поднялся ноги и стал карабкаться вверх по лестнице, считая ступеньки. Раньше Максим и не подозревал, что их так много. Идти нужно было на третий этаж. После каждых двух ступенек, Максим отдыхал, повиснув на перилах. Экономил силы. Ему начинало казаться, что он никогда не дойдёт до собственной двери. Как назло была уже ночь, и все спали, а рана в боку горела огнём. Хорошо ещё, что кровь перестала сочиться сквозь пальцы. Наконец, собрав последние силы Максим, преодолел последние ступеньки и остановился перед дверью в свою квартиру. Оставалось только позвонить, но рука весила больше штанги и упала плетью, когда Максим попытался дотянуться до звонка. В кармане что-то звякнуло.
- Ключ. Ключ от их с Олей дома. – вспомнил Максим и тут же подумал, что замок ему сейчас не открыть. Единственное на что у него хватило сил, это просто нажать на дверную ручку. Дверь открылась. Максим удивился, что жена до сих пор не заперла её. Он шагнул через порог, и уже хотел, было позвать Олю, но силы кончились, и он медленно сполз по стене, теряя сознание. Прямо перед ним ярко освещённый светом уличных фонарей, и от этого неимоверно значительный и таинственный, висел его портрет, написанный Ольгой сразу после свадьбы. Странно, что Максим раньше никогда не замечал какое у него тонкое одухотворённое лицо на этом портрете. Да он и сам портрет уже давно не замечал как обыденную часть интерьера. Так вот оказывается, каким видит его Оля. Он улыбнулся, теряя сознание и не слыша торопливых шагов и крика жены. Он точно знал, что теперь всё у них будет хорошо.
* * *