Вино. Коньяк. Виски… Пожалуй, виски – лучше всего. Маттиас наливает полный стакан и медлит несколько мгновений, прежде чем согласиться на обжигающий поцелуй спиртного. Так хочется напиться… Так хочется забыть. Так хочется не видеть больше перед собой лица своих бывших соратников. Первый глоток обжигает, но уже через пару секунд он делает второй, третий... залпом. До конца. Задерживает дыхание, вытирает рукавом с глаз непрошенные слезинки. Не вспоминать. Не сметь. И – как ответ – новая вереница воспоминаний.
Каждый первый, из тех, кто там был,
Не забудет о том никогда.
И если ему не хватало сил,
Возвращался в мыслях туда…
Марокко. Из последняя миссия. Как раз та, после которой его прозвали «Дьяволом». Инквизитор прижимает руки к вискам, со стоном мотает головой. Дьявол. Марокканский Дьявол. Каждый день - как личная епитимья. Каждый день – как очередное напоминание. Как неотданный долг – и потому он оставил себе эту кличку. Война для тебя была только работой, наивный юнец… Иностранный легион. Им было все равно – за кого воевать. Лишь бы платили. И ты был одним из них.
И каждый второй оборвет разговор,
Пресекая его на корню, –
Если кто вдруг затеет спор,
Кто в ответе за эту войну…
Способ заработать немаленькую сумму, ставший твоим личным проклятием. Твоей вечной, но заведомо проигранной войной.
Маттиас допивает тягучую жидкость из бутылки и тянется за следующей. Ах, как бы сейчас округлились глаза командира… Ты ведь обещал не пить, инквизитор… Что ж, еще несколько строк к твоей покаянной исповеди…
…Confiteor Deo omnipotent,
beatae Mariae semper Vrgini…
Кайся, ибо виновен перед лицом всего мира, перед лицом природы, перед Лицом Господа… Тебя прозвали Дьяволом за умение убивать…
«Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих…» Книга Премудрости Соломона, глава 1 стих 13. Но чему же радовался ты – убивая? И сколь это хуже того безразличия, которое сейчас спит в твоем сердце?
… quia peccavi nimis cogrtatione, verbo et opere…
Дьявол – как приговор. За умение бесконечно продлевать пытку, если смерть была для врага слишком легким исходом… Не потому ли ты иногда с таким суеверным ужасом смотришь в глаза государственного дознавателя Ватикана? Не потому ли, что он так похож на тебя?
Маттиас с тоской смотрит на пол перед собой. На разбитый импульсивным движением бокал. А, все равно… Он пьет из горлышка, давясь и кашляя – но даже легкий милосердный туман опьянения никак не желает посетить его. Он устал. На сегодняшний вечер – он сдался.
У каждого третьего нет больше сил,
Чтобы что-то еще доказать,
А каждый четвертый еще не остыл
И готов продолжать воевать…
Война – в твоем сознании. Сестра Симона называет это «флешбэк», и все предлагает помочь. Не надо!!! Маттиас почти кричит, но, осознав, что в келье он один, смолкает. Зачем кричать, если твои призраки услышат тебя и так?...
Твои призраки. Все, что у тебя осталось от прошлого. А у него – нет даже этого. Не потому ли ты так отчаянно жаждешь заполучить его?
У каждого пятого нет ничего –
Ни семьи, ни двора, ни кола…
А каждый шестой отошел от всего –
Выбрал Библию или Коран…
Оба, нашедшие пристанище у Господа… Но не отрешившиеся от мира. Ты – чтобы познать его оборотную сторону. Он – чтобы мстить ему. Всего то и различие…
Каждый седьмой был когда-то женат,
Но теперь он уже разведен…
И в этом не только вина ребят –
Просто мало хороших жен…
А ты и не знаешь, дождалась ли тебя твоя девушка… Ты забыл о ней, упиваясь грошовым геройством убийства, ты смеялся в ночи, деля случайных женщин с теми, кто враз заменил тебе семью… А Лиана – наверное, ждала. Ты так и не отправил ей письмо…
… mea culpa, mea maxima culpa…
Твоя единственная вина, которую ты не отрицаешь. Не правда ли, брат Маттиас, стратег и тактик Конгрегации Доктрины Веры?
Каждый восьмой пришел в орденах,
И ему говорил – герой…
Теперь все развенчано в пух и прах,
Кто считается с этой войной?...
Война – прибой человеческого моря… Накатила и прошла. И жизнь продолжается. И люди забывают то, что помнить им слишком тяжко…
Каждый двадцатый не видит вокруг
Ничего кроме водки и слез,
И жизнь для него словно замкнутый круг –
Так недолго до траурных роз.
Каждый тридцатый сидит на игле
И не верит, что он наркоман…
И отогреть его в этой золе
Может только лишь новый дурман…
Маттиас вытягивается на полу. Кажется, ему пока хватит… Туман окутывает, скрадывает боль… Притупляет. Восхитительно. Забытье… Он сворачивается на полу в клубок, подтянув колени к груди – совсем как когда-то на дне волчьей ямы в плену. Когда мир сузился до случайного лучика на комках земли у лица, зажатом в кулаке погнутом крестике и собственном шепоте – слова молитвы, которую он так и не запомнил в далеком детстве. Господь услышал его бессвязную мольбу… И подарил еще один шанс. Или – это его личное искупление?...
Каждый десятый в холодном бреду
Просыпаясь, кричит по ночам…
Нет, мало… Он роняет ладонь на пол и понимает, что боль еще чувствуется…. Пока мало. Мало, чтобы забыть лица тех, кто умер рядом. Кто лежал и смотрел мертвыми глазами на безумного, читающего молитву в могильнике. Ты не умел служить панихиду… Но видно отчаянно желал жить. Настолько отчаянно, что мертвые привели к тебе отряд Инквизиции, не поленившийся проверить все подвалы в поисках живых…
Каждый двухсотый без ног или рук –
И протезы не в радость ему…
Кто в этой жизни хоть чем-то помог –
Эти льготы уже ни к чему…
Ангелы-хранители, твои погибшие друзья… Такие же наемники, как и ты… Только – мертвые ныне. Они свой долг отдали сполна, а ты живешь и никак не расплатишься по своим счетам – и по тысячам чужих. И грешишь вновь и вновь… Замнутый круг. Нет… лента Мёбиуса… Разорвать? Маттиас смотрит на кинжал у запястья. Так легко – по вене единым точным движением… Но что ты ответишь у престола Господня, когда он спросит тебя – зачем? Затем, что ты был слаб? Оправдание… достойное прощения, быть может, но совсем недостойное долга. И наемник убирает оружие обратно в ножны, так и не напоив холодную сталь каплями своей жизни.
И в этой ловушке мы все как один –
Только номер у каждого свой…
И тех, кого этот синдром не добил,
Добивают любою ценой…
Но у тебя еще есть, зачем сопротивляться. Зачем жить.
Маттиас вытягивается, положив под голову руку. Завтра – новое утро, новый рабочий день… а если он опоздает, Орсини не применет высказаться по этому поводу. Маттиас улыбается. На сегодня – призраки смолкли. Отступили, позволив уснуть…