- Налей еще по капочке, Миша, да расскажу я тебе последнюю на сегодня историю. А ты уж сам суди, что тебе да как со своей...
...Жила в соседнем подъезде пара, лет им немного за тридцатник. Он – статный, черноволосый и голубоглазый – гусар, красавец. Она – подстать ему, высокая, стройная красавица, счастье для любого мужика! Мы все глаза на нее проглядели! Хороша была, слов нет! Но никого вокруг не замечала, только глаза горели, когда она на мужа смотрела! Муж чуть постарше был и шлялся он по-черному. Знала она, или нет – не знаю. Да знала, наверное, не знал только ленивый. Что уж соседки ни говорили ей – она одно, мол, люблю его, а ваши рассказы – наговоры. Ну, значит, вокруг гусара нашего девки да бабы – как осы на мясо! Вились роем, и, понятное дело, что-то каждая да и откусывала себе от их пирога. Ну, одна и откусила больше, чем смогла.
Привела его к себе, а ее мужик возьми и вернись в неподходящий момент. Зацепились они в рукопашную, муж и перекинул нашего гусара через перила балкона. Вызвали скорую, гусара, всего переломанного - в реанимацию. Инвалид, калека. Жена замкнулась, говорить перестала. Только ходит и плачет, да кормит его с ложечки, да ухаживает за ним, немощным. Так продолжалось с год, наверное. Почернела она вся, не стало красотки, дом наш как осиротел. Даже женщины наши, и те перестали ее ненавидеть за нескромные взгляды своих мужиков. Потихоньку все наладилось, выписали нашего гусара, сдала она его на руки родственникам - он уж и ходить на костылях начал. А сама приехала домой и удавилась. Не выдержала, значит, измены. Эх-ма, а могла еще жить да детей рожать...
- Это я тебе к тому, Мишаня, что все женщины разные, но далеко не все Генки Барканова клиентки. Не выиграл он у меня спора по жизни. Прав был я! У одних ****ство в крови, других под пистолетом не заставишь. Есть женщины нормальные и верные. Много таких... А вообще - не поймешь их! И жалеешь, и любишь, и ненавидишь – все одно, предсказать их нельзя. Черт их поймет, женщин-то... Такой вот выверт жизни!