16. Грозы

Юлия Тихомирова
                16. ГРОЗЫ

     «Выходные на даче, беру лопату в руки и х*ячу, х*ячу».
     Мэйка изнывала от скуки на заднем сидении авто, стоя в пробке. В горле першило от несметного количества выкуренных сигарет. Духота стояла жуткая, a Мэйка нахально валялась на сидении, высунув пяточки в открытое окно. Она тянула темное бархатное пиво и миленько улыбалась тяжеловесным водилам. Где-то когда-то слышала: «Девчонка, улыбнись дальнобою. От тебя не убудет, a мужика в дороге порадуешь». Дальнобои отвечали ей даже взрывающими сигналами фур, от чего легковушки вокруг подпрыгивали на месте. Своими улыбками Мэйка пыталась заглушить грусть, обмануть саму себя и доказать, что ей не плохо. A сердечко все равно щемило. И вот уже поехал ряд, где плелись Мэйка с друзьями, и серебристая девятка обгоняла очередного мачо дорог… Мэйя краем глаза уловила руки дальнобоя – кожаные перчатки с обрезанными пальцами. В голову – прострел! «Мальчик мой… и у тебя такие же…» - беззвучно произнесла она, уже ничего не видя вокруг, только глаза в глаза, видела, помнила. – «Как ты сейчас далеко! Боги, дайте мне силы. Священный Амон, где твои дети, согревающие страдальные души?» - лицо Мэйки исказила гримаса, словно тысяча скарабеев вцепилась в нежную кожу.
     Над Москвой собиралась дьявольская чернота. Булгаковские тучи непроглядной тьмой заволакивали небо, a впереди виднелась полоска нежного солнечного света. Мэйка всегда смотрела вперед, всегда видела там только свет. И сейчас. Но мысли не покинут. Они – корунды. Мир сошел с ума! Природа крезанулась, шарашила молниями, четкими изгибами в землю. Дождя не было. Грозовая немая истерика лупила в громоотводы. Где бы взять такие же и вставить в сердце, чтобы разряды проходили сквозно, a не бились о стенки сознания, причиняя адские мучения?!
     Спасая от одиночества, друзья вывозили Мэйку в места, не тронутые цивилизацией. A ей сейчас хотелось сидеть за стареньким, еле дышащим компом, строчить сообщульки в единственное желанное окошко… Мимо проплывала легенда всей Москвы и МО – Рублевка: фирменные салоны Gucci, Prada, Ferrari. «Бедные же эти богатые! Кругом золотые огни, чистота такая, что плеваться охота. Фу!» - подумала Мэйка, разглядывая мелькающую за окном пафосную гадь.
     Молнии, меж тем, преследовали. Уже более пятидесяти километров, меняя направления, словно специально пытаясь запутать след. A небесные хищницы, как акулы чувствуют каплю крови за километры, улавливают флюиды непролазной грусти, рвущиеся от Мэйки кипучими потоками. Следуют по наезженной колее, норовят укусить-ударить, сделать невменяемой, еще более безумной. A болезненная грусть не дается, скачет неровными буквами по косым строчкам, плачет кусками неба, воет разбитым асфальтом из-под колес. И пьет радиоактивную отраву, выступающую на кромке изломленной души.
«Горько!» - за Счастье…
«Горько!» - за Любовь…
«Горько!» - за слияние этих двоих…
-Согласно? – Согласно!
-Согласна? – Согласна!
-Скрепите… - Скреплено – хором – веками!
     Обжигающая тоска выворачивала Мэйку наизнанку, мыла ободранную душу кислотным кипятком. И смеялась! Без умолку, без толку, смеялась и скалилась с адского черного неба взрывами вселенной, обнажая где-то вдали жуткие облака, в виде ядерных грибов.
     Многими часами позже Мэйя сидела у костра, смотрела в него, не отрываясь, как когда-то… Слайды в памяти складывались в резную мозаику. Глухая ночь отдавалась комариным звоном в ушах и пышными звездами, сочными гроздьями свисающими с ожившего небосклона.

     Чтоб не сойти с ума, Мэйка искала себе занятия на природе. Можно пойти в березняк, насобирать прутиков и свить гнездо. Можно пойти в поле, которое начиналось прямо за плетнем, и надрать цветов. A еще нажраться там щавля до пердячки, промочиться росой по самые уши, потому что трава в человеческий рост, и после пойти на пляж. В конце концов Мэйка решила пойти колоть дрова.
     Вечер обычный, и снова комары, шашлык и вино. Она сидела у горящего мангала под разлапистым кустом желтой акации, и ей на голову то и дело спускались мелкие паучки на тончайших паутинках. Мэйка ловила паутинки и переносила маленьких проказников в заросли огуречной травы по правую руку, которые в вечернем солнце выглядели неправдоподобно бирюзовыми.
     Мечты и воспоминания плелись в тугую косу и заворачивали Мэйку с пяток вверх. Сквозь эту кольчугу не пробьется беда, она это знала. Все преграды будут разрушены, она и Звездочка все преодолеют, все смогут, ведь обладают величайшей силой, когда-либо придуманной Природой.
     Зажав в руке дачный граненый стакан с «Медвежьей кровью», Мэйка поймала себя на том, что сигарета между пальцами давно стлела, a она разговаривает сама с собой… на английском… «Эти друзья not forever. Like you now. But you’ll forget me in the nearest future. Because I will disappear. It doesn’t matter. Just now I’m in Love. I love my Star!» - Мэйка заулыбалась, с чего бы вдруг да и по-английски… Крышу рвет, вот с чего. Тут и на иврите заговоришь. Вы ж таки ж понимаете!
     Соловей прорвал вечерне затихающий воздух оглушительной трелью. Дрогнуло так, словно рухнул сервант с хрусталем, и миллионы прозрачных осколков слились в симфонию дрожащих звуков, тут же удвоившись голосом второй птицы на соседнем дереве. Ветер разметал пышные прически могучих берез и донес звуки любовной песни еще одного певца. «Соловьи – как с тобой. Соловьи тиранят нежностью! Они – как тогда… Мы слышали! Оба! Люблю! Помню секунды! Потому что твоя…» - кровавую бойню мыслей прервало резкое жжение в ноге – чертовы муравьи, марш отсюда! Солнце скроется, муравейник закроется, сволочи! Мэйка снова улыбнулась, вспомнив мультик. Противно кольнуло в шею, она с размаху врезала себе, но комариный волдырь уже вздулся и зудел. Ну и черт бы с вами, не самое страшное, что может случиться с человеком.
     «Скоро будем вместе, Звездочка! Скоро не расстанемся. Никогда! Твоя Я…»


                18.06.2009