I Деревянная сабля Глава 11 Доброе Сердце Эи

Ирина Фургал
ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

Часть 1.
      ДЕРЕВЯННАЯ САБЛЯ.

Глава 11.
      ДОБРОЕ СЕРДЦЕ ЭИ.


   Замечательной была эта ночёвка. Тёплый ветер, плеск моря, шелест веток в заросшем дворике, уханье сов… Так хорошо! Ната любит походы, поездки, посиделки у костра, песни и дурачества. С ней было бы веселее. У неё есть чирта, и она так красиво поёт! Я глядел на море, играющее светом планет – сестёр, Ви и Навины, и светом маяка. Я вспоминал Натины руки, тонкие пальцы на тонких струнах, чуть застенчивую улыбку и слова стихов, сочинённых мной для её песен. Если бы она была с нами, я сорвал бы для неё цветущую веточку, свисающую сверху, из другого дворика, вплёл бы ей в косы. Но Наты не было, и я поглаживал эти листья, что легли мне на плечо, словно мягкие девичьи волосы, перебирал лепестки цветов. Когда мои спутники уже спали, я всё думал о Нате и говорил ей какие-то странные слова о красоте моря… И о её красоте. Я скучал по ней также, как тогда, когда она надолго уезжала из Някки на практику или по делам своего отца. Но вот голубоватая Навина показалась из-за горного уступа и глянула на меня радостно, как вернувшаяся Ната. Я чуть зажмурился – и заснул.
   Мне казалось, какой–то зверёк спал на мне всю ночь. Я ощущал чьё–то мягкое тельце то на спине у себя, то на боку. Но никак не мог до конца проснуться, чтобы посмотреть. Со зверьком уютней, если он не кусается. Скорей всего просто кошка, полно их, диких, в этих местах. Но, если она тоскует по людям, я заберу её с собой, пусть живёт у меня. Однако, утром никаких животных не было поблизости.
   Я спросил Малька:
   - Кончились твои выходные? Смотри, уволят.
   - Вот и славно, - буркнул он. – Твои тоже заканчиваются.
   После завтрака мы вернулись на площадку с рельефами, взяли чуть левей и увидели лесенку, на этот раз ведущую вниз. По ней мы и начали спускаться, помня инструкции Лалы Паг. Мы спускались и спускались, а в разные стороны то и дело разбегались крысы и коридоры, много разнокалиберных подземных дорог, на которых так легко заблудиться. Но хитрая и настырная Лала Паг всюду понаставила мелом путеводных крестиков. Ох нет, точно есть у девчонки какие – то указания от лазивших всюду родителей.
   Вот когда мы поняли, что значит «недра гор». Гадко, грязно, просто мерзко. Душно и холодно одновременно. Коридор местами сужался так, что мы протискивались боком.
   Наконец стены совсем сошлись под острым углом, и Малёк вопросительно глянул на меня из–под потолка. Его лицо, освещённое фонарём, казалось копией планеты Ви. Но я–то знал, что делать.
   Там, где сходились стены, я нащупал железячку и резко повернул её. Стены бесшумно раздвинулись, и мы прямо сразу оказались в большущей пещере, полной сталактитов, сталагмитов, каменных, хаотично накиданных природой глыб, неведомых закоулков, неожиданных провалов, промозглого холода и грохота быстро несущейся воды. Где–то там, в темноте, пещеру пересекал стремительный поток. Она была бесконечно огромна.
   И, между прочим, Лала Паг проговорилась, что знает, что в пещеру можно попасть разными путями, а не только так, как мы вошли.
   - Сто лет уже чапаем, - проворчал мой очень младший брат и плюхнулся на камень на пороге пещеры.
   Мы все присели отдохнуть, и Малёк сказал:
   - У тебя на спине шерсть, Анчутка. Загрыз ночью летучую мышь?
   Он снял с меня несколько сизых клочков.
   - О! Я думал, мне приснилось, - воскликнул я. – Представьте, ночью  на  мне  спал  какой–то  зверёк.  Да–да, прямо на мне. А утром пропал.
   Малёк проявил беспокойство и выдал:
   - Хорошо хоть не искусал.
   - Я ему искусаю! – вскричал Рики. – Ты что, Миче? Нечего кусать зверушек!
   - Балбес! Побеспокоился бы о брате, - отругал его Лёка, и мы двинулись в пещеру.
   Мы сразу же чуть ноги не переломали и едва не убились насмерть. Идти оказалось совершенно невозможным.
   - Оставь пацана здесь, - призвал к моему разуму Малёк. Но мой разум глух, когда речь заходит о Рики.
   - Оставить? Как это? Я не могу оставить, - залопотал я. – Это опасно!
   О том, что пробираться по поверхности, сплошь состоящей из углов, ям и грязи, гораздо опасней, я как – то не думал. Я нёс фонарь и придерживал Рики. Понятия не имею, как мы добрались до подземной реки.
   Со слов Лалы я знал, что она хотела перебраться на другой берег и для этого пыталась спуститься к потоку. Чуть в стороне, левее от места своего спуска девчоночка и обнаружила пустую комнату с нишами в стенах. В одной из них якобы находилась коробочка с амулетом Сароссе. Кто-нибудь знает ребёнка, который при виде интересного и таинственного помещения не заглянет туда? Любопытство Лалы спасло ей жизнь, хотя обычно бывает наоборот. Пока она рассматривала Доброе Сердце Эи, подоспели взрослые, что разыскивали дурочку, и Петрик успел ухватить девчонку, когда та, покинув непонятную комнатку, продолжила спуск и едва не сорвалась с крутого берега вниз.
   Брр! При взгляде в ужасную пропасть меня затошнило от страха.
   - Миче, освети дно, - попросил Рики. – Ничего не видно.
   - Не хочу, - холодными непослушными губами произнёс я. – Не желаю видеть ничего там, внизу. То, что нам нужно, где–то здесь. Чуть пониже.
   У меня застучали зубы, да так громко, что их клацанье заглушило рёв потока. У меня вспотели даже очки. У меня волосы встали дыбом. Где–то там, внизу, на том берегу, пряталось нечто кошмарное, таящее угрозу. Оно там было всегда. Оно только и ждало, когда глупая Лала приползёт ему в пасть. Оно бы сожрало её, как до того сожрало её родителей.
   Почувствовав ЭТО, Рики – вот неслыханное дело – отступил на шаг. Малёк, который не был волшебником, не ощутил ничего, и по своей привычке приготовился хихикать и насмешничать. Сказать что–то вроде того, что я только с Корками пререкаться молодец. Да пусть его болтает.
   Мне было так страшно, и я так боялся, что невидимый кошмар нападёт на этих двоих, что всё – таки поднял руку и призвал свет, и осветил весь чёрный провал, всё русло реки от края до края пещеры.
   Мои спутники заслонили лица руками, но как только глаза привыкли к свету, мы стали с любопытством и страхом вглядываться вниз.
   Обычная горная река, чьи берега завалены острыми и угловатыми обломками сверх всякой меры, а бег стремителен. Берега её были крутыми и отвесными абсолютно везде, но там, где мы стояли, сохранилось подобие ступенек. Собственно, нормальной лестницей это не было никогда. Прямо под нами, поперёк русла, из воды торчали плоские камни, по которым можно было перейти реку. Мы с Рики схватились друг за друга и ахнули:
   - Мамочка!
   - Вы чего дрожите? - удивился Малёк.
   - Давайте скорей уйдём, - пропищал мой очень младший брат.
   - Да, давайте, - одобрил я.
   - Э, э! А кулон? А пираты? – напомнил нам наш таможенник.
   Ах да. С перепугу я забыл, зачем мы здесь.
   - Что с вами случилось? – допытывался Малёк.
   - Вон там, на том берегу, прямо за камнями что–то ужасное, - пролепетал Рики.
   - Да. Прямо в обрыве, - подтвердил я.
   - Да ладно вам. Оно же пока не нападает, а спрятаться там негде. Если оно задумает перейти реку, мы его увидим. Надо забрать Доброе Сердце Эи и уйти. Не ровен час, за ним явятся Корки. Раз они опекуны, то, может, давным-давно завладели записями Паг.
   Мы с Рики снова вскричали:
   - Ой, мама! – и я сказал:
   - Ладно. Я полезу. Но вы следите, чтобы на меня ничего не напало. Давай верёвку, Малёк. Учти, если что – я буду орать, так что держи крепче.
   - Ори тише, - посоветовал Лёка. – От воплей в пещерах рушатся потолки.
   От этих слов чуть не обрушился я.
   - Давайте скорей, - простонал Рики и спрятался за нашего большого друга. Он тоже взялся за верёвку и не сводил с меня испуганных глазёнок.
   - Я буду держать, Миче, и следить буду, - захныкал он.
   Да в общем – то, ничего сложного. Это маленькая Лала едва не погибла, сорвавшись с неудобных, корявых, слишком высоких ступенек. Я бы легко добрался до середины склона, но мешал ужас перед чем–то на том берегу. Лала, вроде, не волшебница, но, в отличие от от взрослого Лёки, почувствовала это, хоть и не так остро и сильно, как я. Дети чувствительней. Меня же страх вжимал в стену, руки тряслись, я излишне торопился и суетился. Я уже понял, что нечто на том берегу не нападёт. Это не живое существо. Если близко не подходить к этому в обычные дни – вреда не будет. Но есть периоды, когда действие таких штук усиливается, например, когда на небе одновременно Ви и сестра её, Навина, или дни или часы, оговоренные создателями этой пакости. Я боялся, что злая сила оторвёт меня от склона, перетащит на тот берег, и я пропаду на глазах у Рики, затеряюсь там, откуда не вернулись родители Лалы.
   Чудила был прав – на том берегу находился портал, дверь в иные миры, а они бывают устроены по-разному. Некоторые ищешь – и не найдёшь, до того они замаскированы, некоторые, как вот этот, отыщешь запросто, но не обрадуешься, если не знаешь, как укротить злую защитную силу. Но, помня разговор с Чудилкой, я не собирался сообщать о Проходе своим спутникам. Пусть думают, что в камнях притаилось подземное хищное существо.
    А эта девчонка! Эта Лала Паг! Вдруг она не сдержит обещание и придёт сюда снова? Пусть не сейчас, пусть, когда вырастет? Придёт и пропадёт, как пропали те две экспедиции. Что делать?
    Теперь  вы  понимаете, отчего  я плохо соображал, и отчего у меня темнело в глазах, когда я спускался по обрыву, по отвратительной лестнице. При взгляде наверх мне даже показалось, что правее, довольно далеко от Рики и Малька, за большой глыбой стоит человек. Несколько мгновений я даже был уверен, что тёмная фигура шевелится и вытягивает шею, силясь разглядеть, как я лезу. Я поморгал глазами. Да быть такого не может.
    Моего внимания требовал спуск, я обратил взгляд на склон, и очень быстро нашёл то, что мы искали.
   Невидимая сверху комнатка пряталась чуть левее от лестницы. Я сделал всего лишь шаг и оказался внутри пустого помещения. Какое оно имело назначение, я не понял. Может, храм? В стенах – ниши. Дверцы, когда-то прикрывавшие их, болтались как попало, лишь одна была закрыта нормально. В этой-то нише и стояла коробочка, к которой я даже не смог сразу притронуться от волнения.
    Но вот я мысленно попросил прощения у нашей светлой богини и протянул руки к амулету. Бормоча, что я чем-то похож на неё, на Эю, потому что люблю Рики и боюсь за него, и не хочу, чтобы пираты с ним сделали что-нибудь нехорошее, я открыл коробочку. Знали бы вы, с каким трепетом, с каким благоговением, взирал я на невероятную святыню, на кусочек Доброго Сердца Матери, любящей свою дочь, всех своих детей и внуков. Я опустился на колени и говорил Эе, что у меня тоже есть мама, и даже папа, и я их люблю, как прекрасная Някка любит свою мать, и что я не хочу, чтобы пираты сделали с ними что-нибудь нехорошее. Только поэтому я взял на себя смелость положить святыню к себе в карман. Но пусть я буду трижды проклят самОй светлой Эей, если не смогу передать амулет представителю семьи, хранящей сокровище, не имеющее цены. Если причиню ему вред. Если не спасу свой город, с которым пираты и Корки вознамерились сделать что-то очень нехорошее.
       А разум и чутьё анчу говорили мне, что это просто древнее, побитое временем, сильно потускневшее, но ещё очаровательное ювелирное украшение. Просто кулон, о котором просто мама просто дочке сложила однажды сказку. ЧтО это была за семья, где малышка, забавляясь с красивой висюлькой, болтающейся у мамы на шее, спросила, что это и откуда, а женщина, смеясь, повеселила дочку интересной историей? Кто-то был рядом – и лёгкая красивая сказка пошла гулять по Винэе. А выросшая девочка, получившая в подарок украшение, рассказала  её своей дочери. Это, без сомнения, была семья древнего вождя или правителя, оттого и такое серьёзное отношение к словам весёлой женщины, любительницы придумывать истории. Наши цари и короли все сплошь ведут свой род от детей Някки.
      Как маг я видел и понимал, что в амулете нет волшебного ни на капинку.
      Отчего же моё отношение к святыне Винэи не изменилось от этого знания? Отчего слёзы умиления катились по моим щекам и падали на слегка покалеченный временем кулон? Просто украшение? Плевать. Просто работа искусного мастера? Ну и что? Вы когда-нибудь держали в руках нечто светлое, ясное, чистое, нечто восхитительно доброе, как любяще сердце Эи? Я забыл, что клялся не прикасаться к нему. Я не сводил с него глаз, бережно держа в ладонях, и стирал с него пальцами свои слёзы. И ужасался тому, что для похитивших его пиратов это ведь просто большой рубин, просто золото и дорогие камни, и они ведь могли разобрать и распилить всю эту красоту, невероятную на взгляд неискушённых предков.
        Пребывая в абсолютном потрясении души, я уложил реликвию в коробочку, закрыл и положил её в карман. Я помнил: надо спешить. Не тратя больше ни секунды, я снова оказался на корявой лестнице, но ступенькой ниже.
   И понял, почему Лала Паг сорвалась с этих камней.
   
   *   *   *
   Темнота и неудобные ступеньки ни при чём. Действительно, виновата сила, исходящая от портала. Она толкнула меня и сдула прочь. Некто позаботился о том, чтобы защитить проход в другие миры, если настырный искатель приключений не внял предупреждению страхом. Я больно ударился о камни, приложился лицом о ступеньку и заорал так, что должны были бы обвалиться не только своды пещеры, но и вообще все горы. Верёвка натянулась. Какой я молодец, что послушался Лалу и обвязался на всякий случай! Малёк дёрнул меня вверх. Кое–как я выбрался на крутой берег, отбежал подальше и сел на камень, обняв свои синяки.
   Рики и Малёк суетились вокруг и пытались выяснить, жив ли я вообще, не сошёл ли я с ума, и нет ли у меня кровотечения. И добыл ли я то, за чем лазил по крутой лестнице? Меня трясло, и я ничего не говорил. Тогда Малёк повёл меня из пещеры, а Рики прицепился сбоку. Раз пять мы упали все вместе на расстоянии в три шага, потом я отбрыкался от чрезмерно заботливых спутников, и дело пошло быстрей. Дорогу нам освещало сияние, исходящее из провала.
   - Погаси свет, - сказал Малёк у самого выхода. Я не понял. – Миче, приди в себя. Вон свет. Ты зажёг, ты и гаси.
   Я погасил. Остались гореть два фонаря у ног Рики. И тут из темноты с диким верещанием на меня кинулось что–то мягкое, многолапое и мокроносое. Причём нос, казалось, был всюду. Что–то живое тыкалось в меня, визжало и бегало по мне. Я заорал, споткнулся, свалился на Рики и фонари, обжёг руку, снова очень сильно ударился головой и, кажется, потерял сознание.
   Когда я пришёл в чувство, то первое, что ощутил – большая тёплая капля, упавшая мне прямо в ухо. Потом раздалось звяканье, зажёгся свет, и голос Рики жалобно прошелестел:
   - Ты, Малёчек, не плачь, может, он живой. Тогда мы сдадим его в Лечебницу.
   Ясненько. Падая, я задавил сумасшедшего зверька, моим спутникам, естественно, его жалко. Я приоткрыл глаза и посмотрел на Рики. Его рожица, освещённая снизу фонарём, была такой, будто у него и вправду кто–то умер. А Малёк, стоя надо мной на коленях и закрыв лицо руками, ронял прямо на меня крупные слёзы. Надо же, какие добрые, так убиваются по несчастному животному.
   Это что, я лежу на раздавленном звере?!! Мама!
   Я перевернулся на живот, встал на четвереньки и со скоростью оленя ускакал из пещеры в коридор.
   - Он уполз, - с удивлением отметил Рики этот факт. – Он живой.
   Малёк отнял руки от лица и посмотрел на меня как–то дико.
   - Я его убью, - сказал он Рики. – Я прямо сейчас его убью.
   - Не надо. Потом опять плакать будешь.
   Я тем временем ощупал себя и не обнаружил признаков того, что раздавил кошку, крысу или кого угодно. Тем не менее покаялся, обхватив руками немилосердно болевшую голову:
   - Я его убил.
   - Кого? – спросили меня.
   - Зверя, который набросился.
   - Зверь убежал, - сказал Рики.
   - Я его щекотал, - почему–то тонко и плаксиво пожаловался Малёк моему братцу.
   - Ну да. Если ты кого пощекочешь, он, естественно, убежит, - объяснил я Лёке причинно – следственную связь.
   - Болван! Я тебя щекотал, а не зверя. А ты не шевелился.
   И оба они бросились ко мне. Они чуть не придушили меня, обнимая. Я брыкался и ругался. Потому что у меня всё болело и кружилась голова. Тогда они оставили меня в покое, подобрали фонари, очки и прочие вещи, проверили наличие у меня в кармане священной реликвии и заставили закрыть вход в пещеру. Я поднялся и проделал это, а потом, опираясь на Малька и стены, двинулся за Рики, освещающим путь, наверх, к солнечному свету, по которому мы страшно соскучились.
   Но там была ночь, и я едва успел заползти в спальный мешок, как уже заснул в той же комнатке, где ночевал вчера. Я спал так крепко, что не слышал моря и ночных голосов и даже ни разу не вспомнил про Нату.
   Как же это я так, первым делом подумал я, проснувшись. Потом взглянул на небо и понял, что уже хорошо за полдень.

Продолжение: http://www.proza.ru/2009/06/19/830