Церковь о коммун. идее Из Контр. духа. Ч. 1, гл. 3

Из книги Контрреволюция духа: Святая Русь и возрождение России (церковно-политические очерки)

/Многочисленные примечания и ссылки, имеющиеся в книге, на данном сайте не воспроизводятся/  ( Полный текст см. на сайте:  vozrozhdenie-rossii.narod.ru )




                Ч. 1.
                III. ЦЕРКОВЬ О КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ИДЕЕ
                КАК СОБЛАЗНЕ БЕЗБОЖНОГО ПСЕВДОГУМАНИЗМА
       

                По плодам их узнаете их...
                Мф. 7. 16

               
                Массовые расстрелы и принудительный труд —
                вот инструменты нашей политики.
               
                Н. Бухарин




                Революция и мы:
                примирение невозможно!


Сегодня каждый здравомыслящий русский человек должен понимать одну чрезвычайно важную, исторически подтвержденную истину — причем истину одновременно и духовную, и общественно-политическую: революция в России, как и всякая вообще революция, есть, с церковной точки зрения, дело безусловно сатанинское.
Да, нашей России в начале XX века были совершенно необходимы кардинальные перемены — но эволюционного, а отнюдь не революционного характера.
Социальная насущность, безотлагательная потребность таких перемен, наряду с полной разрегулировкой тогда государственного аппарата и глубоким духовным, нравственным кризисом и даже расколом во всём обществе, — являлись в тот период печальной действительностью российской жизни. И было бы абсолютно неразумным спорить с тем, что в стране к тому времени действительно накопилось множество социально-экономических противоречий, как и с тем, что они особенно обострились именно в период крутой ломки всего бытия страны — на начавшемся тогда сверхскоростном переходе ее чуть ли не от позднего феодализма к развитому капитализму.
Несчастье России и главная вина самодержавия состоит в том, что на всем протяжении предшествовавшего столетия — от Александра I до Александра III —ни народ, ни образованный класс не были своевременно привлечены к более-менее совместному участию в государственной жизни.
Усиливая долгие десятилетия греховный по своей сути крепостной режим и абсолютно неразумно подавляя в стране ростки необходимого минимума политической и духовной свободы (в частности, института земского самоуправления), в течение долгого времени откладывая также решение промышленно-капиталистического развития страны и — параллельно — ряда социальных проблем, самодержавная власть сама же и лишала общество возможности нерадикального переустройства государства.
  /Примеч.: При этом, заметим, следует четко отделять самый принцип монархии как таковой и ее потенциальных возможностей доброго мироустроения — от той искаженной ее формы (чреватой общественными кризисами), в которой она именно и существовала в России, начиная с XVIII века, — подмятая, по сути, верхами служилого дворянства.
Об этом, в частности, в свое время верно заметил И. Солоневич: «Те курсы истории, которые мы учили в наших гимназиях образца 1910 года, были почти сплошным обманом [классического либерального толка. — Г. М.].  Нам не сказали самой важной вещи: крепостного права в России не было, пока была жива монархия, и оно было введено только после того, как монархию удалось заменить порнократией — ибо ни Екатерины, ни Елизаветы никакой властью не были: были только вывеской, под прикрытием которой дворянство попыталось перестроить Россию по польскому образцу: белая и черная кость, шляхта и быдло. И первый же законный монарх [после серии предшествовавших дворцовых переворотов XVIII-го же столетия. — Г. М.] — Павел I был убит за первую попытку ликвидации этого всероссийского позора. И за ликвидацию его был убит его внук» (Солоневич И. Указ. соч. С. 50—51). /
Грянувшая же, совершенно несвоевременная первая мировая война ухудшила экономическое положение народа, обострила взаимную межклассовую отчужденность и породила огромное количество новых проблем, которых ни консервативные, ни либеральные силы равно не смогли решить, в итоге так и не сумев в своей разобщенности противостать разрушительным тенденциям большевизма.
Если у либералов не было сколько-нибудь приемлемого для традиционалистской России трезвого духовно-положительного социального миросозерцания (большинство из них смотрело на Россию сквозь бинокль «западничества», знало ее плохо и порой было преисполнено либертарианского неделового романтизма, совершенно чуждого национальному русскому чувству), то ведь и «охранительные» силы оставались верными пусть и традиционным ценностям, но в столь уже устаревшей «упаковке», что оказывались почти полностью оторванными от окружавших эти силы новых жизненных реалий.
Утратила тогда в значительной мере своё духовное влияние и Церковь, будучи, с одной стороны, издавна излишне подчиненной самодержавной власти, с другой же — сама исподволь начавшая (в лице отдельных ее представителей — и «синодских» архиереев, и простых священников) либеральничать в духе и стиле будущих «живоцерковников-обновленцев» (причем — уже с самого начала XX века).
Как, в общем, вполне справедливо отмечал вскоре после большевицкого переворота Н. Бердяев: «русская революция есть тяжелая расплата за грехи и болезни прошлого, за накопившуюся ложь, за неисполнение своего долга русской властью и господствующими классами, за столетний путь русской интеллигенции, вдохновлявшейся отрицательными идеалами и обманчивыми ложными призраками»
В то же время был в этом страшном и фальшивом периоде русской истории и некий положительный смысл, которым и сегодня мы можем и должны воспользоваться.
Об этом, в частности, высказался сравнительно недавно историк М. Назаров, так отметивший провиденциально-положительную сторону нашего скорбного исторического опыта революции и последующих десятилетий: «Уникальное призвание России в человеческой истории, то есть замысел Божий о ней, заключается в создании наиболее совершенной христианской государственности. В силу этого России было суждено стать тем Удерживающим мир от разгула сил зла, о котором сказал апостол Павел. Только с этой точки зрения становятся понятны и русофобия глобальных антихристианских сил, и подлинный смысл коммунизма как их инструмента. Поскольку Россия была уникальным духовным образованием, против нее, в отличие от Запада, понадобился и специальный, почти что апокалипсический инструмент тотального уничтожения православной цивилизации. По замыслу наших врагов, это должно было совершенно уничтожить ее, но по Промыслу Божию дало и некую спасительную “прививку” для части народа, опыт познания апокалипсической раскладки сил в мире.
Так, в нашей двухэтапной революции, от Февраля к Октябрю, с одной стороны, проявился общемировой процесс духовной деградации и апостасии, отречения от Бога.
Но, с другой стороны, этим России был дан Богом и последний шанс преодолеть свое падение через осознание происшедшего, вынеся уроки из своих страданий и явив всему миру Истину для последнего его выбора.
Для этого осознания и был “нужен” нашему народу кровавый коммунизм, предохранивший Россию от присоединения к западному пути свободной деградации… За это осознание сейчас, по большому счёту, и идет борьба в России — иначе наступит конец истории. И лишь поскольку должных уроков на государственном уровне из этого нами не вынесено — страдания продолжаются, чтобы изжить от обратного уже и соблазн демократии» .
Замечательно, что при историософских оценках духовной ситуации, сложившейся у нас в результате обоих переворотов 1917 года и существовавшей затем долгие десятилетия, даже христиане зачастую занимали совершенно противоположные позиции — в зависимости от их приверженности или российским традиционалистским государственническим ценностям или же либертарианским, эгоистично-индивидуалистским.
Если первая позиция достаточно хорошо иллюстрируется только что приведенным высказыванием современного историка, за которым стоит духовно-выверенный, трезво-православный взгляд на мир и на его бессмысленно-революционные соблазны (причем — взгляд, отнюдь не теряющий христианского оптимизма), а также и ясный разум, продолжающий верить в жизнеутверждающие силы нации, то вторая позиция абсолютно пессимистична и внутренне исполнена самого страшного для христиан греха — греха уныния (и главное — уныния в отношении степени сохранения православного смысла самой России).
Особенно ярким свидетельством этого второго взгляда на российскую судьбу могут служить высказывания того же Н. Бердяева, и до революционных событий катастрофически не понимавшего ни глубинного смысла христианской свободы, ни православного общественного содержания Церкви в ее конкретной церковно-практической жизни.
Этот философствовавший «пленник свободы», в духовном своем ослеплении воспринимавший ее как фундамент почти болезненного эгоцентризма, постоянно обличавший в молодые годы — либертариански, порой даже как-то неумно, по-ребячески и взахлёб — «гнёт царизма» (который ему это «обличение» прекрасно позволял!), оценил неожиданное явление большевицкого «царства свободы» (когда и само небо, как говорится, показалось этому эгоцентрику «с овчинку») лишь как полное крушение и России, и ее Церкви, и всей православной общенародной сути российской жизни.
И не будет преувеличением сказать, что глубинной подосновой такой трактовки революции во многом был просто дикий, так сказать, «метафизический» испуг этого публициста-либертарианца, которому, как ему представлялось, сама Россия «показала кузькину мать», навеки обманув и его, и его «свободу», и прекраснодушные мотивы его «демократического» философствования — когда для него уже не стало (да и была ли она вообще?) ни Святой Руси, ни правды народа, ни правды Достоевского и русских патриотов, когда сама Россия оказалась вдруг для него иллюзией!
Об этом он так прямо и пишет: «…Гоголь видел в России звериные морды и потом каялся в этом. Ныне гоголевские морды торжествуют. Славянофильство же убито во всех своих видах и формах. Вера в “святую Русь” ныне звучит нестерпимой фальшью и ложью. …Многие идеи великих русских писателей потерпели страшное крушение. Достоевский пророчески предвидел бесовство русской революции в “Бесах”, приоткрыл демоническую метафизику революции в “Братьях Карамазовых”… Но все положительные идеи Достоевского о русском народе оказались иллюзией, ныне они звучат ложью… Наступил конец всем основным линиям интеллигентской мысли и настроенности, как линии, идущей от Киреевского, так и линии, идущей от Герцена. Славянофильство, народничество, толстовство, русское религиозное самомнение — кончены, трагически изжиты. Дальше нет движения на этих путях, дальше разверзается бездна небытия» .
Подобные грозные инвективы в отношении революционной России не помешали ему, впрочем, со временем даже заигрывать с большевизмом — на, так сказать, «патриотической» основе, на гребне нашей победы во второй мировой войне. И уж, тем более, тогда «Святая Русь» его нисколько не интересовала.
  /Примеч.: Бердяев вообще — типичнейший представитель бесхребетной, безалаберной российской «интеллигенции», и предуготовлявшей на всём протяжении второй половины XIX — начала XX века путь большевизму, затем и скрутившему ее же в бараний рог.
Как отмечал еще И. Солоневич — на псевдоинтеллигентском, романтически-философствующем политическом фундаменте «ничего построить нельзя. Хотя бы по той простой причине, что традиция едина и долговечна, а философий есть сотни и меняются они каждое десятилетие.
Чт; можно построить на Бердяях Булгаковичах [под «Булгаковичем» подразумевается бывший марксист С. Булгаков, ставший потом священником и, к сожалению, в известной мере ересиархом-«софианцем». — Г. М.] и Булгаках Бердяевичах — когда каждый из них то “сжигает, чему поклонялся”, то “поклоняется тому, что сжигал” — этакая комбинация из энтузиазма и мусоросжигательной печи!.. Был Бердяев марксистом — и это была “самая современная философия человечества”. Потом он стал либералом — это была тоже самая научная философия человечества. Потом он начал проповедовать “новое средневековье”. Потом — он от марксизма перешел к чему-то вроде Православия» (Солоневич И. Указ. соч. С. 98—99), завершив почти евразийскими выступлениями на тему: «советский империализм есть-де русский империализм» (Там же. С. 99).
Не подобными же концептуальными вихляниями отличается и современная космополитичная часть нашей интеллигенции? /
Как оправдались «духовные» прогнозы этого вечно мятущегося, буквально захлёбывавшегося пафосом «самостной», типично либертариански-интеллигентской «свободы», мы видим сегодня, когда вновь речь идет о религиозно-национальном смысле нашей страны, когда вновь русский народ постепенно возвращается к вере своих предков, к прежней вере «Святой Руси», когда в 132 епархиях Русской Церкви вновь действуют «688 монастырей, в том числе: в России — 207 мужских и 226 женских обителей; на Украине — 85 мужских и 80 женских; в других странах СНГ — 35 мужских и 50 женских; в странах дальнего зарубежья — 2 мужских и 3 женских» ; в общей же сложности в епархиях на всей территории СНГ, юрисдикционно подчиненных РПЦ, имеется более 26 тысяч храмов!
А ведь, например, в 1986 году существовало всего 6794 прихода, да и в начале 1990-х их было лишь около 7,5 тысяч… В самой же России  на сегодня числится 12665 храмов, из которых только в одной Москве православных церквей и часовен к Патриархии приписано 724 (в 585 из которых постоянно совершаются богослужения)!
Ныне — вот уже в течение 15 лет — в Русской Православной Церкви в среднем каждый день освящаются три новых храма!
Правда, еще прекраснее было бы — если бы в подобных же духовных масштабах у нас каждый день освящались еще и сами русские души…

Несмотря на сложившиеся к началу XX века и вскоре же предельно обострившиеся социально-политические и экономические проблемы развития капиталистической России, все они, конечно же, могли быть полностью решены и все тогдашние общественные перекосы могли быть исправлены — постепенно и относительно мирным путем, если бы не нарочитое подталкивание страны — сначала политически полуслепыми либералами, а затем очень даже зрячими большевиками — в пропасть анархии и деструкции российской государственности, мифических прав и свобод и вдвойне мифической экономической справедливости и вселенского «прогресса».
И, как показала сама жизнь, ни один из этих лозунгов не осуществился! Россию же мы в 1917 году потеряли, взамен получив лагерного, с полунищим и запуганным населением, СССР-овского монстра «на глиняных ногах», каковое его качество и проявилось полтора десятилетия назад в полном обвале советского государства, сохраняющемся и поныне .
Вынужденное и, в конце концов, залитое собственной кровью согласие значительной части граждан России пойти за лукавцами-большевиками стало духовным падением нашей страны, закономерно и приведшим нас к сегодняшнему нашему положению. Но именно поэтому и восстановление Русского государства должно начаться, прежде всего, с восстановления  традиционного православного русского духа нации.
Отсюда важнейшей, первостепеннейшей задачей на путях возрождения России, — задачей, без решения которой оно в принципе не может состояться, является скорейшее взаимное реальное восстановление единства Церкви и всего русского народа, который в значительной мере именно Церкви и обязан своим рождением и дальнейшим развитием.
Однако для успешного завершения такого процесса единения должна параллельно выполниться — как можно целенаправленней, быстрей и решительней — еще одна задача, а именно: полное искоренение в нашей жизни, по сути, глубоко антинародного идеологического наследия большевизма, самого духа октябрьского переворота 1917 года и вызванного им последующего смертоубийственного раскола российского общества, который сохраняется в нем, на нашу беду, во многом, увы, и по сей день!
Чем дольше будет проявляться нерешительность государства окончательно расстаться с обломками коммунистической идеологии, остающимися еще в душах немалого числа граждан современной России, как и со всеми богомерзкими символами большевицкого ига, тем возрождение страны будет откладываться на всё более неопределенный срок, а период духовной смуты и бессмысленного топтания на месте при попытке уяснить державообразующую здравую русскую идею — будет продолжаться и продолжаться.
К несчастью, пока никаких сознательных, целеустремленных действий со стороны государственных структур в этом направлении не наблюдается.
Но лишь только разрушив — полностью и навсегда! — медленно дотлевающее ныне здание коммуно-советизма, мы сможем двинуться дальше.
Только когда коммунизм — как ложное социально-политическое учение и как преступная большевицкая «практика» (признанная всеми нами постыдной страницей в истории России) — будет вызывать у духовно прозревшего русского человека чувство глубоко осознанного отвращения, когда каждый гражданин, исповедующий подобную антирусскую идеологию, будет восприниматься как нравственный урод и когда в новой, Православной России приверженность кого либо лживой и фактически подрывной коммунистической идеологии будет рассматриваться как уголовное и антигосударственное преступление, — лишь тогда мы сможем наконец подняться с колен и начать строить подлинно русскую, мощную и духовно единую Российскую Державу.
И пусть не обижаются на сказанное здесь некоторые «постсоветские патриоты», еще ностальгически вспоминающие порой прежние годы коммунистического безвременья — как якобы сплошной рог изобилия с колбасой за три рубля и как эпоху великих побед под знаменем «красного» советизма.
Ибо только из-за полного незнания — вследствие «железного занавеса» — высокого экономического уровня жизни и системы социального обеспечения в нормально развитых капиталистических странах (какой без большевиков была бы и Россия) «советскому человеку» дешевые колбаса и легко доступные пол-литра могли казаться вполне достойным эквивалентом его, как правило, плохо организованного, малопроизводительного и дурно оплачиваемого труда, — но ведь все эти его наивные представления о своем убогом «благополучии» неизменно являлись величайшей ложью, а иногда и самообманом.
И точно такая же ложь под видом совпатриотической правды с детства вбивалась ему в голову — когда дело касалось «побед и свершений».
Ибо те действительные подвиги, порождаемые сам;й жизнью, предельно тогда непредсказуемой, нередко тяжелой, а то и попросту страшной, — подвиги, на которые нередко шли граждане нашей страны и в труде и на войне, совершались не во имя «светлых идей коммунизма», не ради «единственно верных идей» Маркса-Ленина-Сталина, не благодаря красному знамени и лживым большевицким лозунгам, а, как правило, вопреки всему этому, — только лишь из одной, самой простой и самой естественной, любви к своей Русской земле, к своей родной семье, дому; и совершались эти подвиги вовсе не казенным гражданином — для многих и тогда им ненавистного — СССР, а обыкновенным нормальным совестливым человеком, частично всё ещё остававшимся принадлежать нравственной Русской Традиции.
Доводя эту мысль до ее логического завершения, вообще можно утверждать, что и сама революция творилась, по сути, не основной частью подлинно русского народа — в полноте его религиозно-национального сознания, а лишь при его слепом попустительстве (и в этом его самый прямой и страшный грех!).
Совершалась же эта революция либо обманутой и соблазненной фальшивыми большевицкими лозунгами, нравственно «поисшатавшейся» его частью, купившейся на лживые коммунистические посулы (особенно — обещанием крестьянам земли), либо откровенным (изначально!) его отребьем — люмпенами-маргиналами и откровенными «отморозками», теми, кто ради призрачных земных благ отказался от своего христианского русского имени и, став слепым орудием безродного большевизма, принял условия его дьявольской игры: то расстреливая, зверски распиная на крестах или сажая на кол российское священство, то помогая травить газами тамбовское крестьянство, то взрывая храмы, то пытаясь обезбожить и растлить саму душу России.
Истинно же русский человек или пытался — с его верностью вере, национальной культуре, собственно русскому мировидению и русской совести — бороться с наступающим большевицким игом, участвуя в «Белом движении», или смиренно нёс все жестокие тяготы этого ига, вскоре же и наступившего, платя за прежнее свое потворство врагам России миллионами собственных жизней и влача при этом довольно убогое существование в условиях насквозь обманного и политически лицемерного «общества строителей коммунизма».
И лишь только заявив во всеуслышание обо всём этом, подведя черту под всеми прежними «бедами и победами» России, лишь прокляв все искушения большевизма, мы сможем двинуться вперед.
Вместо же этого мы до сих пор всё вяло топчемся на месте, стыдливо стараясь не глядеть вовсе в сторону 1917 или 1937 года…
Однако именно поэтому нам и пришлось пережить позорные 1990-ые годы, и сколько еще придется пережить подобных! — особенно если и впредь у нас всё будут продолжать звучать голоса, призывающие «не ворошить старое», «забыть», «пересмотреть» якобы излишне критичные обвинения коммунистической практики в беспредельном порой геноциде — и русского народа, и значительной части человечества (сколько, мол, можно говорить о преступлениях большевизма, и вообще они несколько, пожалуй преувеличены и т. д. и т. п.)…
Но разве донесена страшная правда о коммунофашизме до всех русских людей, до любого гражданина России — как это, сделано, например, в отношении нацистского фашизма в Германии?
Особенно прискорбно, что и воли к широкому просвещении нации относительно истинной сути нашего советского периода, к кардинальному мировоззренческому перевороту в сознании народа у нынешней власти явно нет — и по нескольким причинам.
Во-первых, это — продолжающееся полное непонимание властью антихристианской, бесовской сути самих истоков коммуно-советизма и во многом их сохранение ею, в силу чего развитие всякого серьезного, последовательного и долговременного творческого начала в нашей, постоянно лишавшейся большевиками Духа Божия, жизни и по сей день изначально исключено.
Во-вторых — то, что у кормила власти остаются, по существу, преимущественно всё те же воспитанники советской системы, вполне привычные к свому, языческому «мавзолею» (не слишком даже их и раздражающему) и к своему, помпезно-фальшиво и абсолютно бездуховно звучащему «госгимну», — а потому и не стремящиеся к обновлению и активному пересмотру как своих личных жизненных позиций, так и общественной «русской идеи».
В-третьих — то, что сохранение нынешних, весьма мутных идеологических вод и отсутствие пока столь необходимого, творчески-мощного религиозно-национального самосознания у русского народа — наиболее удобны для проведения полного его ограбления: ведь духовно расколотой нацией гораздо удобнее манипулировать, и остающаяся поныне проолигархической по всей своей глубинной внутренней сути власть это прекрасно понимает.
И, наконец, в-четвертых — власть эта, не имея реальной воли к подлинному возрождению России (несмотря на все свои «патриотические» лозунги, за которыми никакого решительно реального дела нет), сохраняет сегодняшнее двусмысленное идеологическое состояние общества еще и из-за элементарной трусости. Ведь для проведения принципиальной до конца антипосткоммунистической линии во внутренней российской политике нужно иметь немало личной смелости. Смелость эта нужна и на, так сказать, «идеологическом фронте» — чтобы пойти наконец на массированное, всеохватное духовно-политическое просвещение народа, а затем, в итоге, на пресечение антигосударственной деятельности коммунистических провокаторов и на принятие юридических актов общественной изоляции партий и движений левацкого типа.
Но еще более нужно смелости на то, чтобы решиться на противостояние всем формам олигархизма и внутренней коррупции, губящим Россию на корню.
И на всё это нужно, к тому же, много энергии, времени и денег — зачем же нынешним приказчикам «новорусской» олигархии столько хлопот, когда им самим их сегодняшней доли от временного нефте-газового «навара» и так вполне (и даже с верхом!) хватает?
И, скорее всего, лишь понимание будущего неизбежного углубления распада и гниения России (если нынешнее положение ее анабиоза сохранится и далее), заставит всё-таки, будем надеяться, и их наконец хоть как-то взяться за ум.
Однако надежда на это слишком слаба...
Сегодняшняя же государственная идеология «Эрэфии» абсолютно невнятна, и вообще власть — как огня! — боится подведения каких-либо итогов нашего исторического бытия, тем более, если выявление этих прискорбных итогов необходимо будет проводить именно в русле четко заявленных подлинно русских верований и соответствующей русской общественной идеологии.
Именно нежеланием однозначно, честно (пусть для некоторых политических ретроградов и болезненно), самым определенным образом решить проблему объективной оценки как всего нашего «октябрьского», так и «послеоктябрьского» коммунистического прошлого — как преимущественно трагического и во многом постыдного, изначально зиждившегося на государственных изменах, кровавых преступлениях и лжи, — именно этим и объясняются порой подбрасываемые нам до сих пор кремлевскими пиарщиками лозунги «всепрощения» и якобы возможного «примирения» палачей и жертв, грабителей и ограбленных, обманщиков и обманутых, «красных» и «белых», наконец, олигархии и остальной, фактически «бомжующей» сегодня, по многим жизненным параметрам, России.
О каком примирении может идти речь, когда, как говорил один из участников «Круглого стола» на эту тему, проведенного «Литературной газетой», А. Зубов: «…По тому, как относятся одни люди к коммунистическим символам, а другие — к тем иногда появляющимся символам противоположного рода — от статуи государя-императора Николая II до реабилитации Колчака, — совершенно ясно, что накал непримиримости, унаследованный от Гражданской войны, в обществе есть [выделено мной. — Г. М.]. Да и как может его не быть, если XX век оставил нам такую гекатомбу жертв, по сравнению с которой еврейский холокост, наверное, одна десятая ее часть? Разумеется, общество не может об этом забыть. Для этого необходимо наконец-то оправдать погибших, оправдать не перед советским или постсоветским законом, который, с их точки зрения, беззаконие, а оправдать перед обществом и назвать вещи своими именами: борцов за Россию в стане белых назвать борцами за Россию, а их противников назвать разрушителями Отечества, веры и национального государства. Это магма, где-то прорывающаяся на поверхность, но повсюду кипящая скрыто под корой твердой породы…
Сами белые и эмигранты не называли свое движение «белым», но называли его «русское национальное движение», «добровольческое национальное движение». Они считали его просто продолжением национального пути России.
Противоположная сила, которая уничтожила национальную Россию, поставив своей целью строительство чего-то нового на месте национальной России, исходила из целого ряда принципов, каждый из которых однозначно негативен, однозначно должен быть оценен и с точки зрения религиозной, и с точки зрения нравственной как зло, как рафинированный сатанизм. Это была война с Богом и святынями, это не была война с Русской православной церковью, тем паче не с ее эксцессами и реальными недостатками, это была война с самим божественным принципом жизни» .
Внутреннюю фальшь подбрасываемого нам ныне пиарщиками властных проолигархических структур тезиса о якобы возможном «примирении» духовно антагонистических сторон политического процесса, идущего в России с 1917 года («красных» и «белых»), подчеркнул и участвовавший в том же «Круглом столе» С. Кара-Мурза.
Соглашаясь в целом с мнением А. Зубова, он обратил внимание собеседников на то, что «русское “держимордство” по принципу “держать и не пущать”, — о, сладкая мечта олигархов! — «это ведь и есть банализация тезиса о национальном примирении. Держимордовская идеология “примирения с бюрократией” — один из источников бессмысленного и беспощадного русского бунта. И так и качается русский маятник — от бессмысленного примирения к беспощадному бунту. А потом в другую сторону: от бессмысленного бунта к беспощадному примирению» .
Именно поэтому сегодня, когда уже достаточно полно вскрыты и уяснены вполне объективные причины внутреннего, духовного и социального развала дореволюционной России, мы, ее православные граждане, должны с такой же ясностью осознать и все внутренние, также вполне объективно усматриваемые, злобесные устремления разрушительного большевизма — и как богоборческой коммунистической идеологии, и как зверской реальной коммунистической политики (иначе говоря, как лживой теории большевизма, так и его повсеместной кровавой практики).
При таком христианском, церковном понимании смысла и сущности революционных событий 1917 года — как и всего последующего периода коммуно-советизма — ни один православный русский человек не имеет ни морального, ни религиозно-национального права оправдывать самый феномен коммунистического октябрьского переворота, не может оправдывать и замешанного — особенно на русской крови! — «советского» строя, не смеет — попросту из церковного послушания и верности Христу — поддерживать современных посткоммунистов (во многом теперь фальшивых вдвойне) и, тем более, идти на какое-либо «примирение» с антихристианской сущностью коммунизма, со всей его богоборческой и человеконенавистнической (в том числе и антинациональной, антирусской) исторической практикой.
Примирения никогда не было, нет и не будет!
Ничего, кроме церковной анафемы (как известно давно уже состоявшейся) и всенародного проклятия (при последующем всеобщем духовном просвещении нации), коммунистическая (даже и теперь — всё еще полукоммунистическая!) эпоха, длящаяся вот уже почти целый век в России, не заслуживает и не заслужит. С ними она навсегда и останется в будущей скорбной народной памяти …



                О тлетворном духе большевизма
            и раздвоении сознания современного российского общества

Приступая к возрождению нашей страны, мы должны прежде всего уяснить одну простую истину — ее и можно назвать самой современной, самой практичной и самой ценной на сегодня «русской идеей»: лишь полностью извергнув из себя яд коммуно-советской безбожной идеологии, осознанно вернувшись ко Христу, Россия вновь сможет обрести столь присущий ей прежде подлинно человечный, христианский лик; только так, с Божьей помощью, ей удастся действительно, а не мнимо, утвердить свою государственность и органично воссоздаться во всей своей полноте — духовно и материально. Ибо не будет преувеличением утверждать, что любой из нас, отрицающий своими действиями и духовными устремлениями присутствие в себе «очеловечивающего» Божественного начала, «образа Божия» (как животворящей сердцевины нашей личности), является тем самым личностью, по сути, духовно «недовочеловечившейся»!
  / Примеч.: Церковную православную позицию относительно подлинной «полной» человечности, приобретаемой нами лишь при крещении, известный греческий богослов Панайотис Неллас (1936—1986) в одном из своих исследований, посвященных выдающемуся византийскому богослову XIV века св. Николаю Кавасиле, определяет, например, так (комментриуя высказывания Кавасилы — из его «Семи слов о жизни во Христе»): «…человеческое существо вне Христа, или биологический человек, — лишь “бесформенная материя” без “вида и имени”. Золото и медь, — объясняет Кавасила, сперва очищают в печи от примесей, а затем наливают в формы, чтобы они приняли вид статуи, или монеты, или перстня и стали тем, чем им назначено быть. Только тогда они получают особое именование, тогда как прежде назывались по общему имени составляющего их вещества. Подобно и человек “веществом безвидным и не имеющим образа” сходит в воды крещения, и “силою купели… пересозидает и преобразовывает его Сам Возлюбленный (Бог. — Г.М.)” и отпечатлевает на сердце “Сам Себя Самого”, даруя “вдруг сей прекрасный вид”. Поэтому “креститься значит родиться во Христе и получить самое бытие и существование тем, кои еще не существуют”» (Неллас П. Христианская антропология по св. Николаю Кавасиле)./
Однако, как мы хорошо это знаем, и до сих пор тлетворный дух большевизма, почти столетие разрушавшего Россию, изжит в ней (в нас!) еще далеко не полностью. Мысль о необходимости очищающего покаяния — за страшный грех установления на Православной Русской земле коммунистического рабства — пока остается чужда и нынешним государственным мужам «Эрэфии», и основной части (все еще в недостаточной мере религиозно-просвещенной) нашего народа.
Как пишет известный публицист и историк Нового времени М.В. Назаров, «...ведущий слой России этого еще не осознал и, даже признав коммунизм катастрофой, — не лишил действенности те грехи, которые лежат в ее начале. Поэтому нам, видимо, суждено еще немало страданий — как дальнейшая расплата и за старый грех, и за продолжающееся его непонимание.
Пока сатанинские пентаграммы облучают Россию своим светом с кремлевских башен и остаются символом нашей армии, пока в центре страны круглосуточно отдаются языческие почести мумии человека, упражнявшегося в кощунственных ругательствах по отношению к Богу, пока на страницах газет и телеэкранах живет щедро посеянная всеми участниками революции ложь о “темном” российском прошлом — катастрофа продолжается [выделено мной. — Г. М.]…»
  / Назаров М.В. Тайна России. Историософия XX века… С. 291.
Пентаграммы — пятиконечные звезды на башнях Московского Кремля и на большевицких воинских знаменах, вообще до сих пор еще, по давней советской традиции, присутствующие в армейской символике, — служат, как известно, обязательным атрибутом сатанинского культа: сатанисты называют такую звезду печатью Люцифера, печатью дьявола./
Сохранению коммунистических штампов и отзвуков прокоммунистической ментальности в народном сознании всячески способствуют и многие другие пропагандистские элементы большевицкого прошлого: неубранные до сих пор памятники ранее героизировавшимся преступникам-революционерам, названия в их «честь» улиц, театров, школ, связанные с ними музеи и т. п.
Например, печально и забавно одновременно, что в московском метрополитене до сих пор сохраняется наименование станции: «Библиотека им. Ленина», хотя самой библиотеки с таким названием вовсе и не существует — она давно переименована в Российскую Государственную Библиотеку (РГБ)! Здесь же в метро еще повсеместно попадаются и нелепые надписи: «Метрополитен им. В.И. Ленина». А сколько в России населенных пунктов, площадей, улиц, носящих имена ее предателей и разрушителей, а то прямых палачей русского народа?
Зачем, например, москвичам (уже, казалось бы, живущим вне системы прежних революционно-большевицких «ценностей»!) сохранение наименования улицы в память Бакунина, так прямо и учившего: «Все нежные чувства родства, любви, дружбы, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в революционере. Он не революционер, если ему чего-либо жалко в этом мире. Он знает только одну науку — науку разрушения… В этой революции нам придется разбудить диавола, чтобы возбудить самые низкие страсти», — зачем это нам?
Зачем нам улица памяти человека, о котором еще Ф. Достоевский сказал: «Бакунин — старый, гнилой мешок бредней. Ему легко детей хоть в нужнике топить» . Недаром и сам Бакунин говорил: «Нам [революционерам. — Г. М.] надо войти в союз со всеми ворами и разбойниками русской земли».
И вот в честь такого, попросту говоря, мерзавца у нас была названа столичная улица! И название это сохраняется и сегодня.
Другой пример: зачем тем же москвичам улица имени «26 бакинских комиссаров» — этой «социально близкой» большевизму бакинско-совнаркомовской банды из 12 русских, 6 армян, 2 грузин, 2 греков, 3 евреев и 1 татарина, устроивших 18 марта 1918 г. в Баку массовую резню мусульман, когда было убито около 10 тысяч азербайджанцев — преимущественно по чисто этнически-религиозному признаку — причем с помощью посланных тогда Лениным этим «комиссарам» 7 броневиков, 13 самолетов, 80 орудий, 160 пулеметов и 10 тысяч винтовок с боеприпасами?! Недаром на расстрел эти «комиссары» были выданы эсерам командой того же корабля, на котором они пытались бежать в «красную» Астрахань. Зачем нам улица памяти 26 бандитов? Уж если так, то почему бы нам не назвать соседний проспект Вернадского проспектом 26 героев-эсэсовцев? Ведь разницы-то — никакой!..
Или еще: зачем сегодня нормальному русскому человеку и такое явно нелепое наименование, как «Ленинградская область», когда административный центр ее — давно уже называется не Ленинградом, а Санкт-Петербургом?!
И примеры подобного рода можно умножать до бесконечности…
То же самое можно сказать и о возвышающихся по сей день повсюду бесчисленных монументах большевицкой эпохи — памятниках всенародному душегубу Ленину, демонически злобному Марксу, яростному русофобу Энгельсу, а также многим другим террористам и разбойникам «славного революционного прошлого».
Особенно замечательно — как наивной глупостью, так и невежеством в области истории своего же марксизма, — стремление коммунистов обязательно сохранить в России памятники «Марксу-Энгельсу», которых они считают своими революционными пророками, якобы преисполненными пиетета по отношению к угнетенному и страстно любимому ими «пролетариату».
Однако реальность далека от  этого: Маркс зачастую называл (в своих письмах Энгельсу) пролетариев попросту «болванами», демократов — «демократическими собаками» и «демократической сволочью», упоминая при этом и о «той бешеной ненависти, которую питают ко мне рабочие». Не отставал от него и Энгельс, писавший Марксу относительно тогдашних своих коллег-коммунистов: «Любить нас никогда не будет демократическая, красная или коммунистическая чернь» или «Какое значение имеет партия, то есть банда ослов, слепо верящих в нас? Воистину, мы ничего не потеряем оттого, что нас перестанут считать адекватным выражением тех ограниченных собак, с которыми нас свели вместе последние годы».
Как вам, товарищи-господа Зюгановы, такие эпитеты? Ведь это именно вас награждают ими ваши же революционные пророки…
Не лучше эти «пророки» относились и к России, и к славянам как таковым: и бездумно проходящий ныне мимо памятника Марксу (например, где-нибудь на Театральной площади в Москве) русский человек, как правило, вовсе и не знает о том, что реальный прототип этого каменного болвана считал его предков и славян вообще — всего лишь «славянской сволочью»!
  / См. в связи со сказанным весьма любопытную книгу: Ульянов Н. Замолчанный Маркс. Франкфурт-на Майне: Изд-во «Посев», 1969. /
Псевдогуманная и псевдопатриотическая демагогия коммунизма все еще продолжает соблазнять немалое число наиболее наивных и наименее образованных наших соотечественников.
И поныне (судя по статистическим опросам и результатам выборных компаний) около четверти граждан России (не слишком задумывающихся над разделяемой ими при этом нравственной ответственностью за преступления большевизма против человечности и против Российского государства) продолжают столь же бездумно поддерживать коммунистических политиканов в нашем общественном политическом процессе.
Что ж, их продолжает поддерживать тот самый «советский человек», который и воспитывался большевиками в России, начиная с 1917 года… Вырабатывался же такой тип человека и гражданина в полном соответствии с тем методом воспитания, сущность которого ясно определил еще ленинский соратник Н. Бухарин, вполне откровенно заявляя: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов… является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи»  и «Массовые расстрелы и принудительный труд — вот инструменты нашей политики» . «…Ленин,.читая бухаринскую книгу, восторженно написал на полях: “Архиверно!”» .
О подобных же проявлениях нравственной слепоты со стороны сочувствующих коммунистам еще давным-давно весьма ярко высказался замечательный русский писатель-патриот Иван Бунин: «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурой… Планетарный же злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству, равенству, высоко сидел на шее русского “дикаря” и призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие… Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил миллионы людей, а среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет?»
И прискорбно, что подобные споры (и о значении Ленина, и о сути революции, и о государственном смысле СССР, и о Сталине) всё ещё продолжаются.

…Конечно, русских людей, ясно и трезво представляющих себе подлинный страшный совокупный смысл всего этого, всю отвратительную богоненавистническую природу коммунистической идеологии, — становится постепенно всё больше, но процесс общенародного духовного прозрения в отношении подлинной сути коммуно-советизма идет еще слишком, слишком медленно.
Людям, которые с детства лишались своей подлинной исторической памяти, своей тысячелетней веры, воспитывались на фальшивых коммунистических лозунгах, примитивных, поддельно-оптимистичных книгах и кинофильмах, вовсе и не ведавшим о том, как на самом деле жилось их предкам при «проклятом царизме», людям, которые незаметно, но постоянно привыкали лгать (почти во всём — за исключением только сугубо внутренних, личных сторон бытия) не только другим, но, самое страшное, самим себе, — им теперь порой трудно вместить всю жестокую правду об окружавшей их, в целом не слишком благополучной, довольно бедной и совершенно несвободной — но уже ставшей для них давно так привычною — жизни.
За эти долгие десятилетия их столько мучили, столько пугали, их души столько «опускали» и травили коммунистическими ядами, что в результате многие из них утратили и чувство личного достоинства «великоросса», и твердую шкалу подлинных духовных ценностей, и (что самое тяжкое и опасное для страны) чувство подлинной национальной принадлежности, идентичности, национального единства и национальной чести.
В результате многие наши соотечественники действительно превратились из собственно русских людей в людей «советских», почти полностью утративших истинно-русскую религиозную, духовно-нравственную, историко-государственную и культурную традицию, почти не знающих многовековой жизни прежней великой России, ее святынь, ее вековечных идей, ее былых подвигов и свершений.
  /Примеч.: Как совершенно справедливо заметил по этому поводу В. Солоухин (пусть и несколько нарочито заостряя проблему национальной «неидентичности» своих «советских» сограждан 70—80-х гг. прошлого века): «Итальянцы и французы давно уже привыкли к мысли, что они не римляне. А мы, по недавности прошедших событий, всё не можем осознать, что мы не русские»./
В итоге чуть ли не для большинства граждан даже и сегодняшней России история их страны есть только история рухнувшего СССР и имеет историческую давность — не более века! И потому в сознании многих Ленин все ещё пребывает не как преступник и жестокий, циничный убийца, а как «выдающийся политический деятель» эпохи революции, и точно так же кровавый Сталин — воспринимается ими (их, еще во многом остающимся рабским, мировидением) не как наказание, назначенное России за ее богоотступничество, не как промыслительно карающий «бич Божий», а как «гениальный вождь и учитель»…
В связи со сказанным представляется полезным привести здесь, так сказать, метафизическую оценку феномена Сталина, принадлежащую современному публицисту и культурологу А.В. Воронцову, — как вполне закономерного, не только исторического, но и метаисторического явления в жизни России, ею притом вполне заслуженного, а именно: «Приход Сталина к власти совпал с концом самоубийственного, разрушительного периода в нашей истории, который прежде называли “революционно-освободительным” (1825—1922)... Сталин не сам по себе пришел ниоткуда и ушел в никуда. Он пришел из страны, которую сам же и разрушал, и, быстрым умом простолюдина смекнув, что без империи нет России, повел народ по разрушенной, гибельной дороге обратно. Закон существования для России — империя. Православная империя. Россия или будет разрушена окончательно, или разрушителей ее ждет неотвратимое возмездие. Сталин не был главой Православной империи. Он был — Возмездием. О нем невозможно сказать: добрый, злой. Это все равно, что назвать добрым или злым государственный герб… Он был человек-государство.
Религиозные мыслители говорят, что Господь попускает лишь то зло, что содержит в себе пусть страшный, но необходимый нравственный урок. Может быть, это и есть та истина, без знания которой мы никак не можем понять сталинскую эпоху?.. неужели без попущенья Божьего большевики смогли бы превратить хоть один монастырь в концлагерь? Русский народ, поддавшийся кровавому разврату революции, забыл свои монастыри и церкви, и Высшим промыслом был выбран из легиона богоборцев человек, наложивший на Россию тяжкую эпитимью. Кровавой дорогой, под конвоем, он снова привел народ в разрушенные и оскверненные стены и заставил жить по уставу, напоминавшему монастырский, но лишенному благодати. Обрести благодать предстояло страданиями. Или — погибнуть без благодати.
В сущности, тот же выбор стоит перед нами и сегодня» ...

…Если измены исконным ценностям русской государственности, русской духовно-культурной традиции со стороны граждан коммунистического государства, временно возникшего на территории России, проходили и совершались в первые два-три десятилетия после 1917 года в «страхе и трепете», в условиях повальных расстрелов и ленинско-сталинских концлагерей, то приблизительно с середины 1950-х годов столь жестокие меры уже и не требовались.
За предыдущие смертельные годы дьявольской коммунистической селекции большевикам и многочисленным коллаборационистам вполне удалось вывести немалое число представителей новой породы «советского человека», вполне уже привыкшего и к скудости жизни, и к скудости свободы, и к скудости правды. В результате в течение, скажем, послереволюционного полувека (пусть этот временной отрезок и достаточно условен), то есть за два поколения, у нас сложилось чрезвычайно атомизированное общество индивидов-«сограждан», часто недоверяющих или даже враждебных друг другу и почти напрочь лишенных серьезной общественной, в том числе и национальной, творческой инициативы, — поскольку, как правило, о подлинных исторических и религиозно-духовных устоях сам;й своей национальности они до сих пор так почти ничего и не знают!
Именно такие несчастные, духовно окраденные, бывшие «советские люди» и ходят сегодня с красными знаменами и портретами Ленина-Сталина на нынешние свое ностальгические «маевки» и митинги, наивно отзываясь (иногда, впрочем, весьма зло) на призывы своих вожаков-трибунов, которые уже давно ловко «отревизовали» и свою идеологию, и свою жизнь, и нередко являются одновременно якобы идейными коммунистами и вполне капитальными капиталистами. И потому сегодня использование коммунистической идеологии фактически стало одним из видов политической проституции…
Конечно же, «красным» демонстрантам и митингующим вовсе не интересны проблемы мировой революции, и, естественно, большинству из них совершенно безразличны «светлые идеалы» коммунизма… Просто они привыкли к этим флагам, к этим нелепым и диким лозунгам, к которым их приучали всю жизнь как раз те, кто и разграбил ныне опять нашу (в том числе — и их!) страну и лишил многих из ее жителей хоть как-то гарантированного прежде куска хлеба (и даже с колбасой!).
Но беда их в том, что они и теперь искренне не понимают того, что стали лишь жертвой неумолимых законов экономики и политики мирового масштаба, которые рано или поздно и должны были сокрушить страну, агонию которой они поддерживали в течение столь долгих десятилетий. Они не понимают и того, что те, кто их ограбил, просто хорошо знал об этой надвигающейся неизбежной гибели сов.-государства и, прекрасно подготовившись к ней, успел во время использовать ее в своих интересах.
Но кто же в конце концов виноват в этом — разве не сами те же старики с красными флагами, которые, начиная еще с 1917 года (или их деды и отцы), всячески или даже пусть худо-бедно, но поддерживали эту власть, считали этих проходимцев вполне законной и вполне своей властью, смиренно получали от нее небольшие подачки — да так и думали, тихо-мирно скоротав свой век, отойти в мир иной?
И Ленин для них — не злобный и бессовестный политикан, которым он был на самом деле (вспомним его жажду «вселенского расстрела»), а: «когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке снеговой», потом, подросши, — «отец» первого в мире социалистического государства (и какое нам дело до миллионов вымерших крестьян и повешенных на храмовых Царских вратах священников?)
И Сталин для них не кровавый палач и уничтожитель российского крестьянства, а «генералиссимус», олицетворяющий выигранную (хотя вовсе не им, а ими самими, ценой их же собственных бесчисленных жертв) великую войну.
И все подобные «товарищи» самым искренним образом не понимают того, что и сейчас-то они стоят на митингах — с красными тряпицами и пустыми нищенскими кастрюлями, а не живут, как «нормальные люди», только потому, что десятилетиями ходили раньше (причем, многие со вполне искренней верой в «истину» социализма), с теми же флагами, на оболванивавшие их коммуно-советские демонстрации, где они своими попугайскими криками и поддерживали своих же будущих — открытых и окончательных! — грабителей, ранее приворовывавших у народа всё-таки потихоньку.
И в этом смысле таких (и бывших, и нынешних демонстрантов) можно понять и вполне даже им посочувствовать — с учетом воспитанной в них духовной слепоты и их неподдельной политической наивности.
Но в чем никак нельзя их оправдать, так это в продолжающейся приверженности к давней и застарелой болезни, от которой они никак не хотят и не пытаются излечиться; и болезнь их, во многом остающаяся и поныне болезнью всего общества, — есть отсутствие национально-осмысленных традиционных основ бытия.
И потому в их душах пока — не вековые идеи российской державности, а убогие идеи-поденки приказавшего долго жить советизма, не тысячелетняя русская вера в Бога, а советская же полузоологическая вера в партию, тов. Сталина, тов. Зюганова и т. п., не прежняя, подлинно великая национально-культурная традиция России, а порой весьма сомнительные «достижения социалистической культуры», в рамках которой вынуждены были развивать свой русский талант многие наши (настроенные внутренне вполне по-российски, а отнюдь не по-советски) писатели, поэты, художники, композиторы, артисты или научные деятели, которыми так богаты мы были и в XX столетии.
И, к сожалению и к несчастью, многие из граждан нынешней «Эрэфии» — и ходящие с красными флагами, и не ходящие — даже и до сего дня так и не знают, что же есть их настоящая Родина: не знают они ни Древней Руси, ни Великого Московского княжества, ни Царства Московского, ни славной Российской Империи, которую свято любили и Ломоносов, и Суворов, и Пушкин, и Глинка, и Тютчев, и Достоевский, и Менделеев, и многие-многие известные сыны России. И вот уже губернатор (!) Россель предлагает вообще отменить понятие «русский», всех превратив в каких-то «россиянцев»…
И именно по причине — явной до сих пор непрояснённости для многих наших соотечественников самой идеи русской национальной традиции как основы Российской государственности, именно вследствие того, что процесс осознания этой традиции (как единственно возможной будущей основы и первейшего двигателя всего хода возрождения России) еще только набирает силу, — так опасны для нас сегодня любые попытки проявления в общественных движениях потенциально антирусской, застарелой тяги к обломкам коммунистической идеологии.
Особую опасность для русской России все еще представляют и неумолкаемые отзвуки «красного патриотизма», нередко — в псевдодержавной обертке сталинизма.
Подобную «державность» страны — как расстрельного полигона с «великим» «ворошиловским стрелком» во главе, в лице душегуба и насильника над Церковью, «дорогого товарища Сталина», — могут, естественно, поддерживать лишь или очень недалекие, или же идеологически зомбированные, или же душевно огбманутые, а чаще — просто внутренне недобрые люди (зачастую глубоко и озлобившиеся-то именно в силу всей своей тяжелой и нередко бесчеловечной по отношению к ним жизни).
И проблема эта еще остается весьма серьезной, ибо «недобрых» в России за три четверти века «отэволюционировало» и наросло предостаточно — особенно если учесть, что важнейшей задачей антирусского государства, все время называвшего себя коммунистическим, советским, и было превратить русского человека в человека «советского», обязанного забыть о своих предках, своей вере, своей истории и своей национальной, христиански воцерковлённой духовности, — человека, уверенного, что его родина возникла только в 1917 году.
Без особого преувеличения можно сказать, что, например, в 1930-х годах равно и в национал-социалистической Германии, и в большевицко-социалистическом СССР значительную часть граждан стремились попросту запугать, насильственно пытаясь при этом лишить их антитоталитарной христианской опоры, а другую — полностью прозомбировав, превратить в верных цепных псов столь, в общем, схожих режимов: там — нацизма, здесь — большевизма…
Но, слава Богу, в конечном итоге, укрепить эти режимы навеки, как мечталось их «вдохновителям и организаторам», ни там, ни здесь так и не удалось!
Не последнюю роль в продлении уже теперь посткоммунистической (и потому вдвойне фальшивой) традиции «сталинизма» играет и ущемленное государственническое чувство более пожилой части общества, привыкшей основываться в сфере своих, так сказать, социально-политических чувств на примитивных стереотипах бездуховного и бездумного (по сути, мазохистского, а иногда и садо-мазохистского типа), «красно-советского» мирочувствия.
К тому же все эти полусознательные и подсознательные тенденции и комплексы, болезненно-возбуждающие ощущения и отрицательно-раздражающие рефлексы, почти всегда замешанные на неотменяемо кровожадном сталинизме, вполне сознательно подогревались и подогреваются некоторыми  ушлыми политиканами, желающими получить свой общественно-политический (и не только политический) процент с залежалого товара сталинизма.
Разумеется, они способны всучить его под видом доброкачественной — якобы суперпатриотической и супертрадиционной — продукции лишь наиболее невежественным в области истории, наиболее «матрично» мыслящим и наименее духовно просвещенным нашим согражданам. Но, к сожалению, таковых все еще остается не мало — если пока, увы, даже не большинство…
Самая же большая ложь такого «патриотизма» советского типа — это то, что в лице Сталина компартия якобы совершила эпохальный поворот к национальному, чуть ли не действительно уже «русскому» направлению.
На такого рода грядущую духовную фальсификацию подлинного русского патриотизма почти пророчески указывал еще в конце 1930-х годов — когда Сталин и Гитлер пытались вместе разбойнически делить Европу — уже упоминавшийся выше И. Солоневич.
  /Примеч.: Стоит, пожалуй, сказать хотя бы два слова об этом, часто цитируемом здесь деятеле народно-монархического движения, журналисте-политологе: бежал в 1934 г. из Беломоро-Балтийской лагерной зоны в Финляндию; после покушения на него в Болгарии, предпринятого агентами НКВД, жил с 1938 по 1948 г. в Германии (немцы притом посадили его за активные пророссийские выступления в тюрьму, а затем направили в ссылку в провинцию. Умер в Уругвае в 1953 г. Всю жизнь боролся (особенно — писательским пером) с большевизмом, лицемерно прикрывавшимся так называемым «советским строем», — как замечает он в одной из своих книг: «Я считал и считаю, что ненависть к строю, который отправляет в могилу миллионы людей моей Родины, — это не только мое право, но и мой долг» (Солоневич И. Россия в концлагере. Буэнос-Айрес, 1959. Вып. 4. С. 120)./
 Он предупреждал тогда: «На краю своей гибели большевики будут делать отчаянные усилия… Мы должны быть готовы и к тому, что перед окончательной гибелью большевизма многие, очень многие из нас струсят и под лозунгом защиты Родины станут на защиту Сталина… Мне страшно думать о том лжепатриотическом словоблудии, которое яркими лозунгами прикрывает самое страшное, что было в нашей истории, — попытки убить и тело и душу нашего народа. В рядах коммунистической партии всегда боролись, борются и сейчас две тенденции. Первая — это мировая революция, и вторая — это социализм в одной стране. Победа или поражение одной из этих тенденций не мотивируются и не вызываются никакими принципиальными соображениями. Здесь спор идет только о технической возможности. Возможно или невозможно нести в мир знамена мировой коммунистической революции. Сталин выбрал компромиссную линию — укреплять на базе крепостного труда и беспримерного обнищания массы военную мощь отечества трудящихся и в то же время делать все, что только было технически возможно, для мировой революции. С лозунгами мировой революции или без лозунгов мировой революции, большевицкая власть в совершенно одинаковой степени является врагом русского народа» .
Сталин всегда оставался ориентированным на мировую революцию, на возможный захват под нее как можно большей части мира, и многим казалось, что этот его марксистско-ленинский коммунистический экспансионизм, порой венчавшийся временным успехом (как это имело место, например, в итоге второй мировой войны) есть выражение его личного, нахрапистого и якобы вполне  «российского» патриотизма. Однако, на Россию ему, непосредственно на русских людей, как и Ленину, было наплевать. На что ему было не наплевать, так это на СССР — как на исходную базу и оплот возможной всемирной коммунистической системы, которую он и пытался строить в первую очередь именно на русских костях!
До самого конца жизни Сталин стремился к укреплению и развитию отнюдь не русского, а именно советского, коммунистического государства, оставаясь в этом верным продолжателем ленинской революционно-захватнической идеологии, так ярко выразившейся в подготовленной в свое время еще самим Лениным преамбуле «Конституции СССР» 1924 года, где им провозглашалось: «Новое советское государство явится… новым решительным шагом по пути объединения трудящихся масс в Мировую Советскую Социалистическую Республику»
  / Цит. по: Авторханов А. Империя Кремля. Советский тип колониализма. Франкфурт: «Посев», 1988. С. 12 /. 
Впрочем из чисто тактических соображений Сталин порой изображал, когда это было выгодно, свой пиетет перед русской исторической — государственной, военной и даже культурной — традицией. Вспомним хотя бы как он, незадолго до войны провозгласивший тезис об опасности «русского великодержавного шовинизма», с наступлением ее тут же уцепился за имена Минина, Пожарского или Св. князя Александра Невского, чьи мощи он когда-то вместе с Лениным вышвыривал из петербургской Лавры, требуя расстрелов всей русской «поповской братии».
Более того, как уже говорилось выше, когда ему на время — в период той же Отечественной войны — представилась полезной помощь Церкви, он тут же и воспользовался ею. Однако как только этот ресурс русского патриотизма был им использован, он вновь начал «завинчивание» церковных «гаек», в известной мере терпя церковную верхушку (для него — лишь «бюрократию» Церкви) за ее вынужденное тогда постоянное выражение сервилизма и за представительную («рекламную» для коммунистической системы) деятельность на Западе, которой Церковь, хоть и вздыхая, но занималась со сталинских времен  и практически до самого начала «перестройки».
А затем вновь началось постепенное закрытие храмов и преследование священства и верующих, некоторые их которых вновь отправлялись в сталинские концентрационные лагеря и тюрьмы.
И как крестьянство вымаривалось Сталиным в начале 1930-х годов, оно точно так же продолжало умирать от голода, при полном его равнодушии, и после войны: например, в южнорусских регионах в 1946 году — и это при том, что в то же самое время осуществлялся значительный экспорт зерна.
Так что ничего патриотически-русского в сознании и политике Сталина не было: русский народ был для него только строительным материалом при большевицкой бредовой попытке воздвигнуть — народными же слезами, кровью и потом — фантастическое здание всемирного коммунистического общества.
Однако, увы, и поныне немало представителей советской и постсоветской «образованщины» — с характерной для них во многом постбольшевицкой же рабской психологией и полной духовной слепотой — продолжают свои восхваления этому злобесному кумиру!
И хотя трезвомыслящих иереев, подобных о. Василию Тарасиеву, — у нас, слава Богу, подавляющее большинство, порой угаром дьявольского неосталинизма соблазняются даже и отдельные священники (как говорится, в семье не без урода!) — наименее знающие, наименее думающие, в духовном же смысле — с явной злобной внутренней гнильцой, от которых в результате можно услышать, что Сталин, оказывается, не новейший «Царь Ирод», а уже чуть ли не великий святой Земли Русской! Для таковых не существует и гласа Церкви, предавшей в свое время всех «исповедников» большевизма, всех активных коммунистов (естественно, и Ленина, и Сталина — «иже с ним») на веки вечные церковной анафеме; чужд им и голос Святейшего Патриарха, ясно осудившего кровавое сталинское прошлое нашего Отечества; равнодушны они своими окаменевшими сердцами и к мученическим судьбам сотен и сотен тысяч неповинно убиенных христиан, обреченных на это по-большевицки бесчеловечной волей «великого Сталина».
И потому не удивительно, что, например, в храме одного из подобных «служителей Божиих» (даже игумена!) — в церкви Святой Равноапостольной княгини Российской Ольги, что за Стрельной, под Петербургом, — можно было еще совсем недавно видеть вполне сатанинскую «икону»: изображение бодро шагающего Сталина, балгословляемого блаженной Матроной Московской!
Но чему удивляться?
Ведь и до сих пор неразъясненность в общегосударственном и общенациональном масштабе сути и смысла антинародной и античеловечной в целом «ленинско-сталинской» коммунистической идеологии, отсутствие ясных и честных, объективных оценок ее со стороны как новых государственных структур, так и со стороны наиболее духовно просвещенных представителей российской общественности, — вопиющий факт нашей и политической, и духовной жизни!
Отсюда — почти полное незнание народом и поныне всей страшной правды о коммуно-советском периоде нашей истории и даже возникающие попытки регенерации остаточных элементов большевизма, все еще чреватые непредсказуемыми общественными катаклизмами.
И при этом все спят, надеясь, как всегда, на российское «авось»: глядишь, как-нибудь само рассосётся — уж лучше не трогать... И в такой позиции политических страусов, спрятавших головы в песок (а там вон уже снова пытаются поднять свои недорубленные головы — покрепче будут! — и памятники «великим Сталиным», и «железным Феликсам»!), — в такой, причем явно уже излишне затянувшейся, птичьей позиции пребывают и все наши временные правительства, и президенты, и проституирующие СМИ, и «творческая интеллигенция», подзабывшая, как пускали ее в расход герои-большевички — эти, всё еще прячущиеся за углом нашей безалаберной жизни, «комиссары в пыльных шлемах»…
Следует заметить, что немалую дополнительно отрицательную роль в издавна сохраняющемся у нас своеобразном раздвоении и как бы духовном размывании патриотического сознания (если смотреть на вещи объективно и духовно последовательно) сыграли представители той особой группы советских интеллигентов (особенно четко выкристаллизовавшейся в период второй половины 1960—1970-х гг.), что пытались тогда отыскать в себе прежние «русские корни». Так сказать, «природно» и душевно-психологически являясь вполне органичной частью советского общества — со всеми его «бедами и победами», они стремились, однако, ко всё более активному усвоению и собственно русской духовной, исторической и историко-культурной  традиции, стараясь совместить абсолютно порой несовместимое: а именно ценности, стоящие по эту и ту стороны Евангелия, а значит, и кардинально отстоящие друг от друга и даже зачастую друг другу противостоящие!
Аппелируя к чувству якобы исторического реализма, они — без каких-либо внутренних рефлексий и сомнений — равноценно соединяли в своем образе России и путь христианского строительства Российской Империи, и антихристово дело построения последовательно атеистического СССР. Они равно положительно принимали и благородную политику князя Горчакова и разбойничью политику Молотова (лишь бы были «…и танки наши быстры»); для них духовно равноценными оказывались и творческие устремления христианина Гоголя и фактического сатаниста Горького, подлинно народное «Славься» Глинки и фальшивые музыкальные оратории Прокофьева — в честь того же Сталина. Неудивительно поэтому, что они равно приветствовали в своей «сверхпатриотической», якобы исторически объективной и реалистичной всеядности,  и православную Россию, вошедшую в итоге войны 1812 г. в Париж — как освободительницу Европы от Наполеона, и большевицкий СССР — сам отхвативший в итоге победы над гитлеровским фашизмом затем добрую ее половину!
Именно «реалисты» подобного рода (ряд историков, философов, публицистов, писателей, журналистов), пусть и глубоко неравнодушные к тысячелетнему пути России, но в собственно религиозно-духовном смысле или весьма индифферентные (смотревшие и продолжающие смотреть на Православие в России лишь как на элемент «русской идеологии»), или же практически недостаточно «воцерковленные», — именно они в свое время и укрепляли и до сего дня продолжают укреплять идеологическую базу для дальнейшего малопродуктивного в духовном смысле топтания России на месте. Итог же такой их деятельности — всё еще сохраняющаяся полная внутренне-государственническая аморфность и неопределенность в выборе властью наших дальнейших целей и задач.
«Историзм» и «объективность» общей оценки нашего многовекового пути, вроде бы присущие патриотам такого рода, — в значительной мере кажущиеся: точно так же, как, например, существование Гоголя и Горького (как, так сказать, «образцового» совписателя) только кажется совмещенным в границах единой литературы России — на самом же деле это представители разных литератур, разных стран и даже разных, абсолютно несовместимых и непримиримых миров в духовном божественном космосе!
Подобные «историзм» и «объективность» лишены, как правило, на самом своем «дне» — даже если это кем-то искренне отрицалось и отрицается — живого, воцерковленного чувства Бога и божественного смысла нашего исторического бытия; причем лишены как раз в силу долгого воспитания и «вживленности» в «советское» носителей такого, подспудно вполне «по-советски» же и идеологизированного, историзма.
В итоге это и не дает им до конца действительно объективно оценить всю, в духовном смысле ядовитую, всеотравляющую двусмысленность нашей жизни на протяжении последнего столетия.
Именно это не давало им прежде, как не дает и сейчас, увидеть истинный — в итоге преимущественно черный — духовный смысл «красной» советской истории. И это — не только их личная духовная беда, но и беда целого поколения, а в итоге — и всей страны.
Ведь еще и при «Советах» именно такая их, казалось бы, во многом вполне достойная (особенно по тогдашним меркам) патриотическая позиция (например — ряда писателей и историков-«русистов») и позволяла тогда продолжать держаться коммуно-советскому строю и, что гораздо страшнее, и сегодня пытается убеждать Россию оставаться как бы находящейся меж двух стульев: им вроде бы дорога и Россия Пушкина, Тютчева, Достоевского, Чайковского и Столыпина, но — в то же самое время — и их полный духовный антипод, «Россия» Советская!
Но нельзя одновременно поклоняться двум богам и служить сразу двум «господам» — Богу и дьяволу, но ведь именно идеологией последнего всегда и оставалась последовательная «программа построения коммунизма», а отсюда — и вся идеология, и вся политика (и внутренняя, и внешняя) государственного образования под названием СССР.
Другое дело, что не менее реальная внутренняя, подспудно добрая и во многом всё еще остающаяся христианской воля русского народа столь же неизменно оказывалась той несокрушимой скалой, о которую и при советском режиме десятилетиями разбивались жесточайшие волны безбожного большевицкого атеизма.И тем не менее — меж двух стульев не усидишь!
Нужно выбирать более естественную жизненную «позицию», способную дать стране возможность подлинно реально-практически действовать, и выбор такого единственно живого пути есть выбор только духовно-религиозный, и это — прежде всего! Ибо еще Христос сказал: «…не заботьтесь и не говорите: “чт; нам есть?” или: “чт; пить?” или: “во что одеться?”. Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф. 6, 31—33).
И пока мы не решим этой тяжелейшей задачи выбора нашего истинного, евангельского, православного и именно поэтому подлинно русского, а не реликтово-советского пути, мы не решим ничего!
Всем должно быть ясно: строить новую Россию при существующем и поныне раздвоении общественного сознания и при двойной системе национально-государственных ценностей невозможно!
Ибо каждый из наших сограждан, остающийся настроенным все еще «по старинке» прокоммунистически, а отсюда — постоянно пребывающий в неверии и злочестии, «сам, — по словам Ив. Ильина, — опустошает свою душу от всех Божественных зовов, желаний и побуждений» , в нем «смолкает голос совести, и люди становятся бессовестными» ; и, как следствие, во многих «исчезает воля к качеству на всех путях жизни, и люди предаются всем порокам, скверно работают и создают одно плохое (плохое искусство, плохую жизнь, плохие дома, плохой хозяйственный продукт)» . При этом параллельно «отмирает чувство ранга, и все начинают посягать на все. Любовь уступает место ненависти, знание подменяется и снижается, воспитание становится развращением. В душах не остается чувства ответственности. И вся жизнь наполняется жестокостью, страхом, бесстыдством и нуждою... Классовая, расовая (национальная) и партийная ненависть должны быть преодолены. Сделать это мы должны, потому что мы христиане. Великую и сильную Россию невозможно построить на ненависти — ни на классовой (социал-демократы, коммунисты, анархисты), ни на расовой (расисты, антисемиты), ни на политически-партийной...» .
Однако — кто же пытается ныне помочь русскому человеку понять эти, казалось бы, самые простые истины, доказанные к тому же всей несчастной судьбой нашей страны на протяжении последнего века? Кто стремится рассеять остаточный коммунистический морок в душе русского народа?
Всё еще почти не слышно их голосов.
Молчит и интеллигенция, претендовавшая некогда на то, чтобы быть народной совестью и первейшей народолюбицей. И это весьма показательно: исчезновение чувства духовной ответственности характерно ныне не только для, так сказать, «рядовых» наших граждан — менее образованных и вовсе неискушенных в перипетиях политической истории.
О высшей степени духовного неблагополучия нашего общества весьма свидетельствует и тот факт, что даже в относительно, казалось бы, «свободомыслящей» среде деятелей культуры точно так же сохраняется удивительное нравственное равнодушие к присутствующему пока в нашей жизни «культурному наследию» коммунистического прошлого (настолько, видимо, крепко въелся в них дух постоянно сопутствовавшего им прежде — день изо дня, десятилетие за десятилетием — их подсоветского коллаборационизма, постоянной полуправды всего их творчества и бытия в целом)
 /Примеч.: Нашим «желтопрессным» записным свободолюбцам явно и в голову не приходит, что с их «демократической» позиции, если бы она вообще была искренней и последовательной, неприлично, например, иметь название газеты: «МК» («Московский комсомолец»), сохраняя тем самым имя печатного органа коммунистического союза молодежи — организации, травившей у нас любые ростки демократии в молодежной среде и насильственно насаждавшей в юных умах ядовитую марксистско-ленинскую идеологию. То же касается и так называемой «Комсомольской правды». Это — газеты… Но точно так же и известному московскому режиссеру, вроде бы претендующему на интеллигентность, вовсе, по-видимому, не претит — в нравственном отношении — сохранять столь же комсомолистское название своего театра: немыслимо было бы увидеть сегодня в Берлине театр с названием «Гитлерюгенд» — а чем, по сути, отличается от него в содержательно-смысловом, духовном отношении название «Ленком»? /.
От подпевания тоталитарному сталинизму — к сегодняшней давке у кормушек в меру «демократствующих» (на потребу дня) «властей предержащих»! Именно таков и поднесь всё еще остающийся естественным, без каких-либо совестливых рефлексий, жизненный путь для немалого числа представителей российской интеллигенции (в том числе и для «представителей культуры»).
Недаром, вспоминая в связи с этим о временах сталинизма, «о любви к Сталину» и ее тяжких последствиях для душ многих прежних граждан СССР, начинавший именно в ту пору свой нелегкий литературный путь Виктор Астафьев как-то заметил (еще в 1983 году): «…Богу вам всем надо молиться, что время и мы избавили вас от этой любви, которая страшнее проказы, но что-то наш унизительный и подлый пример мало на кого подействовал и мало кого отвратил от земных богов: так [и] “жадные толпы у трона” не поредели, так и не перевелась омерзительная привычка получать, точнее, подымать хлеб из придорожной пыли, брошенный туда земными творцами…»
Но разве и сегодня не наблюдаем мы порой той же «омерзительной привычки» — и даже в той же «культурной среде»?


                О рабстве большевицкой «свободы»

Как известно, духовная позиция Церкви при оценке ею лживой коммунистической идеологии всегда оставалась — неизменно и последовательно — отрицательной. Именно прекрасно зная об этом, большевики и пытались любыми способами уничтожить эту, обличавшую их самим своим существованием и столь ненавистную им Церковь — как единственно истинную наследницу Святой Руси в современной России.
Ныне же, пытаясь использовать «патриотические» лозунги (в том числе и собственно церковно-патриотические идеи), они порой готовы объявить себя чуть ли не друзьями Православия, если даже не «православными», не останавливаясь при этом перед тем, чтобы идти на измену своей же, непосредственно и изначально атеистической идеологии.
Полное отмежевание России от коммунистической антихристианской лжи — вопрос, остающийся, к сожалению, все еще до конца не решенным и поистине животрепещущим. Ведь и до сих пор, как с горечью пишет протоиерей Владислав Свешников, «несмотря на множество уроков, полученных нашим народом за столетие, по-видимому, время... полного осознания еще не наступило, уроки не пошли впрок, кроме некоторых, и то отчасти, и то не для всех...
Самое поразительное, что до сих пор ни миром, ни нами не усвоены уроки векового большевизма, и не только не усвоены, но даже не до конца названы. Еще не обозначены во всей полноте ни его идеологическая отвратительность... ни его государственно (противо-государственно)-демагогическая практика... ни его фальшивый патриотизм, на наживки которого ловились многие простые души, любящие родину» . Ибо, по сути, «русский коммунист — русский только по анкете. Не омывший слезами покаяния свой партбилет и не сжегший его потом в печке, он продолжает оставаться в рядах цареубийц, а тем самым — и нерусским» . Дальнейшее же «изжитие социализма и коммунизма означает, прежде всего, преодоление обществом идеологического типа сознания, которое по своей нравственной природе является рабски-холуйским, с нежеланием истинной свободы» .
В основе подобного типа холуйского сознания всегда лежит наглое отвержение единственно подлинного нашего Господина — нашего Бога и Творца, лишь по отношению к Которому и позволительном человеку быть «рабом»! Только такое «рабство» и признается дозволенным (и даже обязательным) в христианской системе ценностей, ибо истинное человеческое достоинство проявляется, прежде всего, в нашей способности становиться «рабами Божьими» — никогда при том, как учит Церковь, не становясь “рабами человеков” (1 Кор. 7, 23)!
Однако долгие десятилетия Россия жила духом совсем иного — исподволь разлагающего общественную нравственность богопротивного рабства коммунистической системы. Овладевший частью русского народа дух богоборчества — вот самая главная, если не единственная, причина всех долгих — и прошлых, и нынешних — разрух и нестроений в России. И потому цитировавшийся чуть выше пастырь с полным правом заключает о разрушительной для страны роли большевицкого антихристианства: «...все наши развалы (экономический, политический, социальный кризис самосознания и другие) имеют своим источником нравственный развал, который, в свою очередь, вызван страшным духовным кризисом — безбожием» .
За коммунистического типа безбожием неизменно — всегда и повсюду — стоит, как точно заметил Ив. Ильин: «соблазн большевицкой “свободы”, — “свободы” от Бога, от Духа, от совести, от чести, от национальной культуры, от Родины» , то есть совершенно ложного понимания свободы как таковой, основанного, в свою очередь, на рабском ощущении бытия, на рабском жизнечувствии.
По сути, известный большевицкий лозунг с призывом к революционному объединению «трудящихся масс» обращен отнюдь не к  человеку-гражданину, призванному самим процессом бытия не только к труду, но и ко вполне при том положительному духовному самоопределению, духовно ответственной и сознательной причастности к системе общественных нравственных ценностей… Нет! Лозунг этот на самом деле провокационно взывает только к асоциальному люмпену, примитивно мыслящему и столь же примитивно чувствующему, безудержно завистливому и безбожно озлобленному, а потому легко отзывающемуся на демагогические призывы большевизма к якобы «справедливому» грабежу и легко сбивающемуся в разбойничьи стаи — так называемые «революционные массы».
По сути, гораздо точнее лозунг этот звучал бы как «Рабы всех стран, объединяйтесь!»
Прекрасным образцом такого рабского сознания предстает перед нами сам главарь большевизма — Ленин, чье, например, последнее крупное сочинение 1917 года «О государстве» поражает своей бесплодностью, практически — полной беспредметностью и мертвенным «марксистским» (то есть абсолютно нереалистичным) начетничеством. И потому с полным правом все тот же Ив. Ильин говорил о ней, что «эта книга написана умственным рабом, о котором пророчески сказано у Аристотеля: “раб от природы тот, кто приобщен разуму лишь настолько, чтобы понимать чужие мысли, но не настолько, чтобы иметь свои”… И вот Ленин, раб от природы… готовя русскому народу и всему миру невиданное в истории нападение и государственное порабощение, является нам как одержимый волевым зарядом и жаждою власти политический разбойник…
Ленин много читал, но “многознание не научает иметь ум” (Гераклит)… Он был типичный полуинтеллигент, усвоивший себе уклад сектанта-начетчика… “Мир”, с которым он считался, был его бредовый мир, выкроенный по Марксу. В этом мире не было ни добра, ни чести, ни благородства.  И сам он жил звериным чутьем, волевым властолюбием и выдумками Карла Маркса. И нужна была вся духовная слепота наших дней, чтобы объявить его “планетарным гением”…»
  / Ильин И.А. Что за люди коммунисты? // Ильин И.А. Наши задачи… Т. 2. С. 170—171./ .
Рабство духа — непременное условие для принятия человеком любого разрушительного (и для общества, и для отдельной человеческой личности) революционного учения типа коммунистической утопии; причем такое учение тем более оказывается соблазнительным, что оно всегда предпочитает поначалу рядиться в одежды «ангела светла», прикрываясь идеями социальной справедливости и социального прогресса.
Истинно же — духовно — свободный человек, обладающей хоть малейшей долей самоуважения, никогда не примет ни заложенного в основе коммунистической идеологии начетнического догматизма, ни безбожного нигилизма, ни злобной зависти, ни всеподавляющего тоталитаризма; не примет он ни всеобщей мертвящей уравниловки — под видом справедливости, ни всеобщей стадности — под видом коллективизма.
И, однако, много десятилетий наша страна жила именно в таком рабском состоянии! Что же способствовало утверждению коммунистической власти в России?
Обратимся вновь к конкретным и емким определениям Ив. Ильина, отвечающего на этот вопрос так: «…для этого первым и основным условием было сложившееся и окаменевшее безбожие в душах людей, вера в Бога угасла, вера осталась пустою и ждала нового “откровения”, и это новое “откровение” пришло в виде дедуктивной человеческой выдумки, подброшенной ослепшим народам в образе “научного марксизма”, “диамата”, “истмата” (т. е. большевицких псевдонаучных понятий «диалектического» и «исторического» материализма), “ленинизма”, “сталинизма” и прочих противоестественных и гибельных изобретений, — сущее торжество глупости над мудростью…
Понятно, что веровать во все эти выдумки ни один человек с живым духом и образованием не мог. Это есть вера для полуинтеллигента или почти не интеллигента, для “раба от природы”» . Логическое же завершение этих размышлений над феноменом коммунистической идеологии звучит следующим образом: «Итак, вот общая и основная черта, свойственная коммунистам в России и на Западе: это люди, утратившие веру в Бога и неспособные к самостоятельному мышлению, исследованию и миросозерцанию. Их мышление авторитарно, полуобразованные или почти необразованные, эти люди раз и навсегда заполнили свою умственную пустоту чужими трафаретными формулами. …
Вторая, общая и основная черта всех коммунистов: это люди, чувствующие себя обойденными, неустроенными, подавленными и не прощающие этого никому; они предрасположены к зависти, ненависти и мести и ждут только, чтобы им указали, кого им ненавидеть, преследовать, истреблять и замучивать…
Третья общая черта всех коммунистов: это люди, жаждущие власти, господства, командования, социального и политического первенства. Эта потребность в них настолько сильна, что они освобождают себя от всяких законов и удержей… И государственное правление их, построенное на терроре, попирает все законы совести, чести и человечности».
  И вот окончательная итоговая оценка сущности коммунистического феномена, — сущности никогда не меняющейся и не могущей никогда и никак измениться (о чем порой наивно забывают сегодня некоторые наши, патриотически настроенные, граждане — даже, случается, и в церковной среде! — готовые порой, из тактических соображений, на объединение с коммунистами в противостоянии нынешнему распаду страны): «Все это можно было бы выразить так: это люди, инстинктивно разнузданные и дерзающие, душевно ожесточившиеся, а духовно омертвевшие. Или иначе: биологически это индивидуализированные люди, а духовно — полулюди, опустившиеся на низшую ступень первобытного всесмешения» ...
А из этого проистекает и сама форма организуемой коммунистами социально-политической жизни в каждой захваченной ими стране — в виде безбожного тоталитарного государства; оно всегда  и везде «становится для них основной формой политического бытия. Оно дает им сразу: плен мысли, порабощение воли; развязание зависти, ненависти и мести; упоение грабежом и произволом; санкцию безбожия и всяческое первенство. Оно дает им иллюзию всемогущества, за которою скрывается подлинное рабство — рабство вверх и рабовладение вниз».


                Церковь о большевизме: «предтечи антихриста»

Казалось бы, сегодня Россия во многом уже распрощалась со всеподавляющей идеологией коммунизма, постепенно переходя к «демократическим» формам политического бытия, якобы исключающим любые формы недавнего большевицкого «рабства» и обкомовско-райкомовского «рабовладения». Однако сама реальная российская жизнь — и духовная ее сторона, и равно материальная — не дают нам никаких оснований к подобному прекраснодушному оптимизму; и это в равной степени относится как к наблюдаемым в сознании части граждан реликтам коммунистического прошлого, так и к той сути и даже формам нынешнего общественного строя, который лишь с весьма большой натяжкой можно назвать «демократическим», а уж антирусским-то — с полным правом!
Ведь, наряду с состоянием государственной экономики, не менее сегодня прискорбно и духовно-идеологическое состояние российского общества… И состоянием этим «государство» (в лице соответствующих государственных структур) явно не интересуется — как обществу фактически пока чуждое, если вообще не враждебное.
При этом чрезвычайно показательно полное равнодушие власти и к былому, но все еще продолжающему оставаться чрезвычайно цепким и ядовитым, наследию коммунистической идеологии.
Явное нежелание ведущих представителей нынешних властных структур России расстаться с фантомами антироссийского большевизма (порой даже представленными в псевдодемократической упаковке) объясняется, конечно же, как генетической родовой связью нынешних «сильных мира сего» со столь удобной для них его бездуховностью, так и — главным образом — тем, что (как уже не раз здесь говорилось) рыночные реформы были нужны ей вовсе не для преодоления «красного» марксистского наследия и отнюдь не для строительства принципиально «антикоммунистической» экономики, а только для того, чтобы еще больше расширить власть правящей номенклатуры КПСС, «конвертировав» ее из политической в экономическую… И вот, как замечает современный российский историк, «когда это разграбление удалось, то остается лишь сохранять “статус кво”, примирить — и в государственной символике… “белых” с “красными” и ограбленных с грабителями. <…> Потому что символы… это не безобидная вещь: это точки приложения духовных сил, добрых и злых, которые через эти символы — как через окна, двери, форточку, — входят в нашу жизнь и, соответственно, влияют на нее. И, конечно же, это продолжение нашей национальной катастрофы во многом, если не в первую очередь, объясняется тем, что работа тех злых сил не была большей частью нашего народа осознана и преодолена. И поэтому эти силы действуют в нашей жизни и сегодня»
  /Ссылка и примеч.: Назаров М.Ю. Он мечтал иметь шапку-невидимку для уничтожения «всех москалей» // Православное обозрение «Радонеж». № 8 (126), 2002 г. С. 12. [В названии статьи нашла свое отражение мечта Ф. Дзержинского — как известно, еще времени его католической юности].
В этой же статье автор отмечает, в частности, например, что «мэрия Москвы до сих пор не считала позорным иметь в городе около 20 станций метро с коммунистическими названиями, включая [станцию] метро имени цареубийцы Войкова». Добавим: что же тогда говорить о том, что и в Москве, и других городах и весях России продолжают как ни в чем ни бывало стоять памятники в честь вполне реальных растлителей и убийц россиян — Маркса, Энгельса, Ленина и многочисленных приспешников последнего? Да ведь и сам московский метрополитен продолжает и поныне сохранять на своих стенах памятные доски с именем бесноватого «Ильича»! А непрекращающиеся и доселе попытки «красных патриотов» восстановить памятники таким душегубам, как Сталин? Ясно, что попытки эти (как и отсутствие жесткого противостояния им со стороны государства и общественности, в том числе и Церкви) ничего, кроме дальнейшего раскола общества, грядущего жесточайшего гражданского противостояния и взаимного террора в России, нам не сулят… /.
Отрава догнивающего большевицкого советизма все еще бродит в крови многих, обманутых им и духовно изнасилованных русских людей; и именно многим наследникам КПСС, остающимся и поныне во власти, нынешний, все еще продолжающийся посткоммунистический сон значительной части нации — на руку в первую очередь!
Именно поэтому первостепенной же задачей при начале возрождения подлинной России остается христианское просвещение российского народа и всемерная помощь ему в уяснении антинародной идеологии коммунизма.
При этом всемерно следует предостеречь граждан России и от соблазна «псевдосвободы» в виде идейных, не менее демагогичных и не менее лживых, побрякушек так называемой «демократии» — рядится ли она в нагло-шутовские одежды ельцинского типа или же в «классические» (более внешне-корректные) западные — в духе своего рода «просвещенного эгоизма»: и в том, и в другом случае она остается — чаще всего — в основе своей столь же безбожной (в масштабах общегосударственного бездуховного «плюрализма») и столь же опасной для любой православной страны!
И в этом смысле, как и раньше, именно живое слово православных пастырей остается естественным нашим руководством при оценке и прошлого, и сегодняшнего характера коммунистической идеологии и практики в целом.
Но что же говорят представители православного российского священства по этому поводу сейчас? Каков, окончательный, по сути, приговор большевицко-советской идее, который Церковь и может, и должна громогласно заявлять как «в миру», так и с амвона храма, — тем более, в условиях нынешнего постепенного освобождения России от коммунистической лжи?
Послушаем, например, петербургского, вполне «народного» протоиерея Василия Ермакова, обращавшегося к своим прихожанам в одной из проповедей, произнесенных им в 1994 г. — и именно на эту тему, так: «При власти большевиков церковь в течение семидесяти лет подвергалась гонениям; особенно это относится к первым десятилетиям преступной власти, когда священнослужителей и просто глубоковерующих топили в баржах, расстреливали, истязали. А в священном для каждого русского месте, в Кремлевской стене замуровывали прах умерших бандитов, повинных в смерти сотен тысяч православных людей, как бы в назидание народу: вот, мол, какая им честь…
А как сегодня мы относимся к тем «сильным мира сего»?.. Людской суд над ними, над их памятью свершился уже, но впереди еще — Страшный суд. В сущности, они уже получили воздаяние: даже земля их не приняла и только пепел их замурован… И придет время, вырвут оттуда прах и рассеют по ветру».
В другой своей проповеди этого же времени отец Василий подчеркивал сознательный антихристианский характер большевизма, то есть попросту его бесовскую сущность: «…на священников в разные времена направляются силы зла. По священникам наносят первый удар. Так было в революцию 17 года.  Главная революционная власть ежедневно требовала отчета, сколько уничтожено священнослужителей. До революции священников было 160 тысяч, осталось 40 тысяч. А где же 120 тысяч:? <…> И в двадцатые, и в тридцатые годы нашего XX века казалось, что нет уже Святой Руси. На глазах, казалось бы, равнодушной публики продолжали закрывать те немногие, еще оставшиеся храмы; популярные писатели высмеивали образ священнослужителя, а отмеченные славой поэты клеветали на Христа. <…>
Казалось, дьявол празднует тризну, и уже не осталось больше верующих, но вот грянул трагический 41-й год. Началась война. Ее тотчас нарекли Отечественной… Вслед за Отечеством заговорили о патриотизме, затем и о русских людях, — вспомнили и о таком понятии! Затем, когда уже совсем до беды дошло и немцы вышли к Волге, — “вспомнили” о Церкви, о Православии, позволили избрать Патриарха. Так все ожесточенные планы большевиков оказались перечеркнуты Крестом Господним — теми неимоверными страданиями русских людей, вынесших войну на своих плечах… Кто-то с верой принимал эти мучения, видя в них искупительный подвиг русского человека; кто-то с проклятиями, с ожесточением, с ненавистью в душе. Но поворот в духовной жизни народа начался…»
Отец Василий нередко особо подчеркивал, что преследование Церкви осуществляли в ту пору отнюдь не только иноверцы или атеисты-безбожники, но и бывшие русские, переставшие, однако, быть ими после отречения от веры отцов; известнейший ныне священник так и говорит: это были те, кто «отреклись от веры отцов и дедов, точнее, — предков своих и пошли за красным знаменем. И ныне идут и орут под тем же кровавым знаменем красным», с которым они раньше «громили Церковь, Православие и вековые устои. И чт; кричат, — слышим, это не ушло. Эти люди не осознали правды искупления, а именно — во имя чего все это совершалось» .
Завершает же свою проповедь петербургский протоиерей вполне закономерным и справедливым утверждением: «Спросим теперь, а кто виновен в нынешнем развале? Себя они виновными не признают. То, что они явились этой разрушительной силой, не хотят считать, ибо бесчестие, унижения и трагедия прошлого еще не коснулись их ожесточенных сердец. Они хотят не искупления, а демонизма…. Они снова хотят утопить русский народ в потоках крови. <…> И вновь нападки на священников и священство. Но помните, русские люди, что Православие и Россия — неотделимы! Нет России без Православия!»
В дополнение ко всем этим гневным, но совершенно справедливым обличениям дьявольской сущности коммунистической идеологии и политической практики большевизма, а также отвечая на вполне резонный вопрос протоиерея Василия: куда же пропали 120 тысяч российских священников? — стоит привести здесь несколько цифр, процитировав всего лишь одну фразу из вполне официального документа. Вот этот текст: «По данным Правительственной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, в 1937 году было арестовано 136. 900 православных священно- и церковнослужителей, из них расстреляно 85. 300; в 1938 году арестовано 28. 300, расстреляно 21. 500» . И это — краткая сводка итогов большевицких преступлений (то есть преступлений «великого и славного» «советского строя» во главе с «дорогим и любимым товарищем Сталиным») всего лишь за два страшных палаческих года! А сколько их было на протяжении  прошлого века…
Так что ответ здесь оказывается самый простой и обычный: все эти 120 тысяч священников, как и миллионы других граждан России, были убиты духовными отцами нынешних продолжателей их коммунистического «дела» — всяких Зюгановых, Купцовых, Анпиловых, Лимоновых (впрочем для последнего «красная», «большевицкая» идеология есть всего лишь одна из игровых, хотя и во многом вполне искренних, форм его, во многом декадентского, бытия) и всех, иже с ними…
Относительно же общего числа репрессированных коммунистами-сталинистами граждан СССР за период только, например, 1930-х — начала 1950-х годов можно привести следующие уточненные за последнее время данные (впрочем тут учтены лишь «официально» засвидетельствованные органами НКВД цифры жертв, а сколько русских людей умучено большевиками без всяких «документальных свидетельств» — известно одному только Богу) — как пишет современный историк: «Согласно архивам НКВД, за период самых жестоких репрессий 1937—1938 гг. было арестовано 1,6 миллиона человек, из них 87 процентов по политическим мотивам, а общее население тюрем, трудовых лагерей и трудовых колоний… выросло с одного миллиона в начале 1937 г. почти до двух миллионов в начале 1939 г. А если к ним добавить людей, отправленных в ссылку и проживавших в специальных поселениях, то общее количество репрессированных приблизится к 3, 5 миллиона человек… За этот же период времени более 680 тысяч человек были приговорены к смертной казни за так называемую “контрреволюционную и антигосударственную деятельность”. А за весь период 1930—1952 гг. число казненных составило 786 тысяч человек … Если учесть общее количество населения, приведенное в засекреченных в свое время данных переписи 1937 г., то окажется вполне вероятным, что только за период самого острого голода 1932—1933 гг. погибло около 5—6 миллионов человек, в основном крестьян. А вместе с жертвами репрессий 1930-х гг. общее количество жертв приближается к 10—11 миллионам человек… общее количество заключенных в советских лагерях и тюрьмах на январь 1941 г. составляло приблизительно 3, 3 миллиона человек, а к январю 1953 г. оно увеличилось до 5, 5 миллиона.
Эти цифры меньше оценок, сделанных западными историками во времена, когда архивные материалы были недоступны. Но они не становятся от этого менее ужасными… если представить себе все горе, все те беды и физические страдания, выпавшие на долю этих несчастных и скрытые за указанными цифрами, то можно без труда увидеть, что эти два с половиной десятилетия были для советских народов периодом невиданных мучений» .
Всю эту скорбную статистику человеческих мук и смертей можно пополнить также данными, имеющимися в уникальном большевицком документе сугубо «внутреннего пользования» — в секретной справке Берии о числе расстрелянных «врагов народа» из всех слоев населения, специально подготовленной им для Сталина: с 1919  по 1930 год коммунистами было расстреляно 2,5 миллиона, а с 1930 по 1940 год — 892 тысяч 985 человек!
И только, вероятно, житейской усталостью, прискорбным нравственным равнодушием, а также зачастую незнанием всех подобных преступных фактов прежней большевицкой истории, нарочито культивируемым госаппаратом и продажными СМИ (почти  все, все они так или иначе в прошлом были связаны с правящей посткоммунистической средой!), можно объяснить, что основоположники советского коммунизма до сих пор не преданы нами окончательному проклятию и что памятники им — убийцам миллионов русских, прибалтов, поляков, чехов (список этот можно продолжать и продолжать!) все еще оскверняют площади российских городов.
Только все еще длящимся духовным сном нации следует объяснять и тот факт, что современные исповедники насквозь лживой коммунистической идеологии (всегда, неизменно  приводившей всех только к мукам и крови), — идеологии, обрекшей страну за последнее столетие уже на двукратное полное разорению, продолжают, как ни в чем не бывало, свою лукавую политическую деятельность — вместо того, чтобы находиться на известных «нюрнбергских скамьях», но не Германии, а России, — как нынешние проповедники всё той же своей антироссийской (в стратегическом плане) и античеловечной, преступной — по своей практике, залитой кровью миллионов жертв, политической доктрины.
А ведь именно такова общая христианская православная оценка феномена коммунизма, данная, в частности, в сборнике преимущественно церковных текстов историко-политического характера, изданном в 2004 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия II.
На страницах этого, санкционированного высшей церковной властью России сборника приводятся, в частности, такие весьма жесткие слова осуждения мирового коммунистического соблазна: «Хотя одна из мировых сатанинских идеологий — фашизм — была осуждена мировым сообществом на Нюрнбергском процессе в 1946 году, и на сегодняшний день как партия и идеология ни в одной стране мира официально не регистрируется и голоса не имеет, коммунизм, будучи разновидностью фашизма, проявивший себя главной античеловеческой антихристианской силой, вставшей на путь уничтожения не только собственного народа (т. е. русского), но и всего человечества, унесший десятки миллионов жизней ни в чем неповинных людей, по сей день рядится в личину патриотизма и праведности.
И Россия должна выдвинуть главную оценку всей деятельности коммунизма как вселенского зла для международного осуждения» .
И поныне вопиюще недостаточная степень общественного осуждения у нас коммунистической идеологии констатируется также еще в одном историко-аналитическом издании, где указываются и некоторые причины такого положения: «…В Германии немцы, узнав всю правду о преступлениях гитлеризма, в ужасе отшатнулись от нацистской идеологии, покаялись… в соучастии, равнодушии и неведении (нежелании ведать!) И сразу же сделали редких неонацистов маргиналами…
В России этого не произошло. Последние десять лет мы имеем красный парламент… коммунистические лидеры… славословят Ленина, чтят память Сталина; труп большевицкого вождя до сих пор не предан земле, покоится в мавзолее, словно ждет своего часа; среди толп, шатающихся с портретами лысого и усатого учителей-основателей, всё чаще встречаются молодые лица. Многих людей страшат перемены, пугают реформы… необходимость проявлять инициативу, побеждать в конкуренции. Происходит бегство от свободы с ее неизбежной спутницей — ответственностью. Такая ситуация в сочетании с амнезией — утратой памяти у старшего поколения… и историческим невежеством, отсутствием знаний у молодого поколения создает благодатную почву для мифов о былом величии страны, порядке и справедливости при коммуно-советском режиме… Следовательно, социальная “рецептура” по необходимости должна включать в себя память об искалечившем судьбы и души нескольких поколений соотечественников большевицком тоталитаризме — страна не может позволить себе забыть об историческом тупике, в котором она оказалась на долгих семь десятилетий.
Не осудив со всей определенностью коммунистический режим от Ленина до Андропова-Черненко включительно как преступный, палаческий, не испытав очистительного воздействия собственного Нюрнберга, Россия упускает свой шанс — возможность покаяния...»
То, что коммунисты, с их изначально революционной практикой чисто фашистского толка, смеют порой еще обижаться на подобные определения, неудивительно — трудно найти в человеческой истории партию более бессовестного и лицемерного типа. Удивительно другое: как до сих пор русский народ не поставил ееее идеологию вне закона — как человеконенавистническую и предельно кровавую (и в теории, и ина практике), сразу же показывающую всем свой смертельный оскал, тут же неизменно и проявляющую себя таковой, когда для этого предоставляются подходящие исторические условия.
Даже порой напротив — как только кто-то начинает вновь обращать внимание общества на прежние преступления советского государства против его граждан, тут же начинают раздаваться голоса, призывающие забыть, умалить или даже поставить под сомнение всю правду о коммунистических зверствах, стремясь их к тому же порой списать на необратимость и «издержки» исторического процесса — вне приложения к нему каких-либо нравственных категорий. «Сколько можно вспоминать… зачем бередить… да и вообще в других странах убивали не меньше… это не способствует единению народа…» — и т. д. и т. п. …
Как пишет по этому же поводу один из современных историков преступлений коммунистической власти, «современная пропаганда набирает силу, действуя гораздо изощреннее, более тонко, пытаясь оправдать и обелить коммунистов и большевицкую систему в целом. Она уже не может отрицать многих преступных, кровавых страниц нашего советского прошлого. Сегодняшние политические пропагандисты, показывая на первый взгляд вроде бы правдивую историю, умело жонглируют фактами, смещают акценты, преуменьшая преступную роль того или иного лидера великой большевицкой авантюры. Делается все для того, чтобы повлиять на живую память старшего поколения и снова увлечь молодежь в коммунистический водоворот смерти» .
И поэтому пока на месте ленинского мавзолея или на бывшем месте памятника «железному Феликсу» (или пусть где-нибудь в другом месте) нами, всем народом, не будет воздвигнуто памятника «Жертвам коммунизма» — как итога общенародного же окончательного осмысления всей отвратительной сути коммунистической идеологии и как явного свидетельства духовного прозрения всей России, до тех пор добиться серьезных перемен в нашей жизни нам не удастся…
Именно потому ныне и следует еще и еще раз свидетельствовать о всех фактах бесчеловечной большевицкой практики в истории захваченной ими России — с необходимой полнотой и фактологической достоверностью, в то же время с исторической объективностью отмечая, что в условиях развязанной ими братоубийственной гражданской войны и противоположная сторона не всегда оставалась достаточно гуманной.
Впрочем, таких вопиющих зверств и такого попрания самого духа Божия в человеке «белое движение» никогда не знало, ибо как присущая его представителям естественная человеческая порядочность (воспитанная в них и давней традицией российского патриотизма, и Церковью, и русской культурой), так и свойственные подлинно русскому гражданину понятия чести и совести, его вера в Бога и вполне осмысленная любовь к своему Отечеству (при живом чувстве христианского долга перед ним) — всё это, как правило, не позволяло «белым» переходить черту обычной естественной человечности. И в целом таких повсеместных эксцессов страшных, запредельных для нормального человеческого сознания злодеяний, подобных тем, что творили в России оккупировавшие ее большевики, «белое движение» не знало...
Чтобы не показаться голословным, здесь можно предложить читательскому вниманию несколько свидетельств того, как проходил, в частности, начальный этап большевицкой борьбы местных ВЧК за «революционную правду», а также какими методами осуществлялись в период Гражданской войны «защита прав трудового народа» и его движение к «мировой революции» — как к «счастью всего человечества».
Свидетельства эти собраны в хорошо известной (по крайней мере — историкам) книге С. Мельгунова о коммунистическом «красном» терроре и о его поистине обычном «классическом» стиле — вполне в духе Гестапо, Освенцима или Майданека, а  в чем-то, пожалуй, и похлеще!
Тем, кто еще не излечился от наивной веры в насквозь лживую «правду» и в якобы духовное благородство ВКП(б)—КПСС—КПРФ, можно рекомендовать поподробнее ознакомиться с этим историческим источником (хотя особо нервным читать эту книгу не советуем); вообще же было бы весьма полезным прочитать ее каждому современному гражданину России, чтобы у него не осталось сомнений в полном духовном братстве коммунистов той поры и нацистов — поры чуть более поздней...
Вот, например, что застала Добровольческая армия в Киеве, временно выбив оттуда большевиков в августе 1919 года (данные эти были тогда же собраны официальной комиссией по расследованию зверств коммунистических «чрезвычаек», или так называемой «комиссией Рерберга»), — коснемся хотя бы описания одного из мест расправы большевиков с «враждебными элементами».
«…Весь цементный пол большого гаража (дело идет о «бойне» губернской Ч.К.) был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вёл жёлоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины. Этот жёлоб был на всём протяжении до верху наполнен кровью… Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни… Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы. Вероятно они были убиты посредством размозжения головы каким-нибудь блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… Все трупы были совсем голы.
В обычное время трупы скоро после бойни вывозились на фурах и грузовиках за город и там зарывались. Около упомянутой могилы мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов. Здесь мы обнаружили на телах разнообразнейшие повреждения и изуродования, какие трудно себе представить. Тут лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза и в то же время их головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами. Далее мы нашли труп с вбитым в грудь клином. У нескольких не было языков. В одном углу могилы мы нашли некоторое количество только рук и ног. В стороне от могилы у забора сада мы нашли несколько трупов, на которых не было следов насильственной смерти. Когда через несколько дней их вскрыли врачи, то оказалось, что их рты, дыхательные и глотательные пути были заполнены землей. Следовательно, несчастные были погребены заживо и, стараясь дышать, глотали землю. В этой могиле лежали люди разных возрастов и полов. Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана веревкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны…
Тут же во дворе среди могил зарытых нашли мы крест, на котором за неделю приблизительно до занятия Киева распяли поручика Сорокина…
В уездной Чека было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр. В этом помещении особенно бросилась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, вроде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал…» . Следует заметить, что Киев отнюдь не представлял собой какого-либо исключения: «Явления эти наблюдались повсеместно. Каждая Че-ка как бы имела свою специальность.
Специальность Харьковской Чека, где действовал Саенко, было, например, скальпирование и снимание перчаток с кистей рук…
В Воронеже пытаемых сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали… священникам надевали на голову венок из колючей проволоки…
В Царицыне и Камышине — пилили кости. В Полтаве и Кременчуге всех священников сажали на кол... В Полтаве, где царил “Гришка проститутка” в один день посадили на кол 18 монахов… Жители утверждали, что здесь (на обгорелых столбах) Гришка-проститутка сжигал особенно бунтовавших крестьян, а сам… сидя на стуле, потешался зрелищем…
В Екатеринославе предпочитали и распятие и побивание камнями. В Одессе офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колёсами лебёдок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку.
Формы издевательств и пыток неисчислимы… »
И наконец еще одно свидетельство — из Жития св. новомученика, архиепископа Омского и Павлодарского Сильвестра (Ольшевского): после захвата Омска большевиками в ноябре 1919 года духовный содруг адмирала Колчака «Архиепископ Сильвестр был заключен в тюрьму, где в течение двух месяцев его истязали, требуя от него покаяния. Ничего не добившись, безбожники подвергли святителя жестокой и мучительной смерти. Прибив его руки гвоздями к полу и таким образом распяв, они раскаленными шомполами прижигали его тело, а затем раскаленным докрасна шомполом пронзили сердце» .
Но не это ли «дело Ленина» — как неизменного их коммунистического божка — и сегодня защищают тов. Зюганов и его компания «верных марксистов-ленинцев» на своих краснотряпочных митинговых шабашах? И как всегда, чт;, кроме ненависти, царит на этих сборищах, и чт; принесут они нам вновь, если, не дай Бог, позволить им хоть на секунду вырваться на политические просторы России? А ведь только об этом они продолжают мечтать и сегодня.
Недаром, как пишется в «передовой» статье очередного ноябрьского номера коммунистическойбольшевицкой газеты «Правда», посвященного «Немеркнущему свету» переворота 1917 года: «…Призыв к борьбе: «Даешь новый Октябрь!» — звучал лейтмотивом всех выступлений на митинге» . Или еще не всех «врагов мировой революции» успели они распять? Или всё те же раскаленные шомпола еще зудят им руки?
Ведь и сегодня только зло, ложь и только полное неприятие Православной России господствуют в их омертвевших душах — сколько бы они ни пытались ради сомнительных политических дивидендов заигрывать ныне с религиозными чувствами нормальных русских людей и изображать свою терпимость по отношению к ненавидимой ими втайне Церкви.
Но сама жизнь показала нам, и давно уже было сказано, что «коммунизм бесчеловечен и жесток во всех своих начинаниях. Деликатный человек не сможет выбрасывать людей из квартир, экспроприировать чужую собственность, осуждать невинных, расстреливать женщин и стариков.
Коммунисты нуждаются в разнузданных и безнравственных людях, настроенных на ненависть… Вот почему коммунизм как таковой проистекает из безбожия, из безбожных воззрений; вот почему коммунисты всегда склонны к вызывающему богохульству и радикальному антихристианству… Они ненавидят Бога, Иисуса Христа и христианство. Они видят в Боге своего самого большого врага, против которого они должны вести постоянную борьбу… коммунизм есть безбожие на практике, последовательное и беспощадное безбожие. Ему нужен человек без Бога» .
Замечательный в своем роде пример сути «нравственного» состояния большевиков (на глубинном и самом откровенном его уровне, особенно ярко и нагло выступавшем в начальную пору становления советской государственности) зафиксировал в своем дневнике известный автор «Мухи-Цокотухи» К. Чуковский (заметим: то же самое сохранялось в подспудном коммунистическом цинизме — особенно среди властной верхушки —  в СССР и позднее).
Среди записей Чуковского в канун Рождества 1921 года имеется, в частности, и такая (которую, несмотря на ее обширность, всё же стоит здесь привести — в силу замечательной ее показательности духовного уровня одного из самых типичных для того времени большевицких функционеров-«комиссаров»): «3 января. Вчера черт меня дернул к Белицким. Там… был Борис Каплун… Он бренчал на пьянино, скучал и жаждал развлечений. “Не поехать ли в крематорий?” — сказал он, как прежде говорили: “не поехать ли к “Кюба” или в “Виллу Родэ”? — А покойники есть? — спросил кто-то. — Сейчас узнаю. — Созвонились с крематорием и оказалось, что, на наше счастье, есть девять покойников. “Едем!” — крикнул Каплун… Через 20 минут мы были в бывших банях, преобразованных по мановению Каплуна в крематорий… Каплун ехал туда, как в театр, и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам. К досаде пикникующего комиссара, печь оказалась не в порядке: соскочила какая-то гайка… Мы стоим у печи… и смеемся, никакого пиетета. Торжественности ни малейшей. Всё голо и откровенно. Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивает места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. Все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах. Я пошел со Спесивцевой в мертвецкую. Мы открыли один гроб (всех гробов было девять). Там лежал — пятками к нам — какой-то оранжевого цвета мужчина, совершенно голый, без малейшей тряпочки, только на ноге его белела записка “Попов, умер тогда-то”. — Странно, что записка! — говорил впоследствии Каплун. — Обыкновенно делают проще: плюнут на пятку и пишут чернильным карандашом фамилию.
В самом деле: что за церемонии! У меня все время было чувство, что церемоний вообще никаких не осталось, всё начистоту, откровенно. Какое кому дело, как зовут ту ненужную падаль, которую сунут сейчас в печь. Сгорела бы поскорее — вот и всё. Но падаль, как назло, не горела. Печь была советская, инженеры были советские, покойники были советские — всё в разладе, кое-как, еле-еле. Печь была холодная, комиссар торопился уехать… Но для развлечения гроб приволокли раньше времени. В гробу лежал коричневый, как индус, хорошенький юноша-красноармеец, с обнаженными зубами, как будто смеющийся, с распоротым животом, по фамилии Грачёв… Наконец, молодой строитель печи крикнул — накладывай! — похоронщики в белых балахонах схватились за огромные железные щипцы, висящие с потолка на цепи, и, неуклюже ворочая ими и чуть не съездив по физиономиям всех присутствующих, возложили на них вихляющийся гроб и сунули в печь, разобрав предварительно кирпичи у заслонки. Смеющийся Грачёв очутился в огне. Сквозь отверстие было видно, как горит его гроб — медленно (печь совсем холодная), как весело и гостеприимно встретило его пламя. Пустили газу — и дело пошло ещё веселее. Комиссар был вполне доволен: особенно понравилось всем, что из гроба вдруг высунулась рука мертвеца и поднялась вверх — “рука! рука! смотрите, рука!”, — потом сжигаемый весь почернел, из индуса сделался негром, и из его глаз поднялись хорошенькие голубые огоньки. “Горит мозг!” — сказал архитектор. Рабочие толпились вокруг. Мы по очереди заглядывали в щелочку и с аппетитом говорили друг другу: “раскололся череп”, “загорелись легкие”, вежливо уступая дамам первое место. Гуляя по окрестным комнатам, я со Спесивцевой незадолго до того нашел в углу… свалку человеческих костей. Такими костями набито несколько запасных гробов, но гробов недостаточно, и кости валяются вокруг… “Всё равно весь прах не помещается”. “Летом мы устроим удобрение!” — потирал инженер руки…
Инженер рассказывал, что его дети играют в крематорий. Стул это — печь, девочка — покойник. А мальчик подлетит к печи и бубубу! — Это — Каплун, который мчится на автомобиле» .
К несчастью для нашей страны и к ее позору, защитники и потенциальные наследники подобного уровня безнравственности и — как источника последнего — всего страшного «дела Ленина», вместе с породившей его безбожной идеологией коммунизма, до сих пор имеют право (в отличие, например, от откровенных приверженцев национал-социализма в Германии) принимать участие в общественно-политической жизни ими же ранее расстрелянной, распятой, испоганенной и разрушенной России...

Ныне современные коммунисты — не прежней, старой еще выделки (то есть уж вовсе безродные циники-ленинцы), а их гораздо более хилые последыши (так сказать, позднейшего набора) — чрезвычайно любят и изображать, и чувствовать себя «патриотами», причем — чуть ли не русскими даже патриотами.
Однако патриотизм их, конечно же, не относится к собственно подлинной России, которую они вовсе не знают — как в силу их внеисторичного, убогого, советского «политпросвета», так и в силу вообще столь типичного для большевицкой среды всегдашнего вопиющего невежества): объектом их псевдопатриотической демагогии является полный антипод Русского государства, а именно — коммунистический СССР, который многие из его бывших законопослушных граждан в искреннем заблуждении считали и поныне продолжают считать своей якобы «русской» Родиной!
Что ж, и относительно различия между подлинным российским патриотизмом и патриотизмом «советского типа» у Церкви имеется духовно обоснованное и достаточно ясно выраженное мнение.
Так, касаясь, в частности, «патриотизма» современных коммунистов, один из старейших московских священников несколько лет назад высказался следующим образом: и ныне для привлечения простецов ведущие коммунистические идеологи «под видом “патриотов”... употребляют все средства, всё свое искусительное красноречие — в обещании будущих благ. Но что дали они нам — эти “провозвестники светлого будущего” — кроме разорения и духовного падения страны в большевицкую пропасть? Не они ли столько лет уничтожали истинное наше отечество — Россию, подменяя ее бесчеловечным Молохом — государством Советов? А ведь этого Молоха они и пытаются вновь и вновь выдавать за оскверненную ими истинную нашу родину — Православную Святую Русь. Но не они ли почти вконец уже и уничтожили ее? Кто расстреливал, топил, сжигал, распинал, сажал на кол и четвертовал наших пастырей и архипастырей в революционные годы?»  Это они, — продолжает священник, — «и поныне остаются духовными наследниками прежних мучителей Церкви и цареубийц... Это они — растлители и сокрушители подлинной, православной России — пытаются вновь лицемерно выступать от ее имени, называя себя “патриотами”. Чьи они патриоты? Что общего у Христа с сатаной и что общего может быть у нравственно-здорового православного россиянина с советскими безбожниками? У нас с ними разные пути и разные родины!»
Подводя затем итог коммунистической эпохи в России, тот же многоопытный пастырь свидетельствует со скорбью: «Это — кровь сонма мучеников, вопиющая к Богу, это — обездоленные дети, жены и старики, это — опустошенные души, это — и астрономическое число уничтоженных ценностей всякого рода, это — порушенные памятники народной святыни. И наше нынешнее разорение возникло не в последние только годы, но готовилось на протяжении почти восьмидесяти лет теми, кто и прежде стремились — как пытаются и ныне — выдавать себя за патриотов ими же уничтожавшейся и растлевавшейся все эти годы Руси-России... разве нам, христианам, нужно “их” государство, возможно, с более — на время — дешевой снедью (хотя откуда им взять ее?), но, как и встарь, полученной ценою крови и слез своих же сограждан? Созиждется  ли... общими усилиями с такими “подельщиками” Святая Русь? Нет и еще раз нет!. Как всегда, принесут они только междоусобные брани, зависть и злобу, классовую ненависть и еще большую нищету — вплоть до полного нашего духовного и физического распада» .
Не менее ясно высказался о большевизме как политическом оборотне еще один столичный священник: «Стремясь к захвату власти, коммунисты и в 1917 году рядились в тогу защитников Отечества. Но октябрьский переворот они совершили на немецкие деньги и тут же развязали гражданскую войну, вылившуюся в войну против собственного народа и Православной Церкви. В первую очередь уничтожались епископы, священники, монахи... Был подло убит царь, уже отрекшийся от престола. Вспомним деятелей “красной обновленческой церкви”, которые убеждали, что коммунизм и христианство — близнецы-братья. Они вскоре разделили участь православных иерархов и оказались в одной камере, а вскоре в одной безымянной могиле. Таков почерк коммунистов во всех странах. Придя к власти, они восстановят не Российскую империю, а прежний концлагерь. Коммунизм несовместим ни с патриотизмом, ни тем более с Православием...
Я священник, не мое дело давать политические рекомендации. Речь идет о духовном противостоянии [выделено мной. — Г. М.]. Невозможно поклоняться дьяволу и его слугам и одновременно считать себя патриотом и православным человеком» .
Наконец о том же самом говорил в своих проповедях и один из известнейших и почитаемых иноков-старцев России XX века — архимандрит Псково-Печерского монастыря Иоанн (Крестьянкин; 1910—2006).
Называя коммунистическую идеологию апокалипсической «тайной беззакония», он прямо и открыто призывал к духовной борьбе с нею, ибо она сама «объявила... беспощадную — не на жизнь, а на смерть — войну против всего Божественного, в чем бы и как бы оно ни проявлялось» , идя этой войной «на христианское государство, хранящее нравственный уклад народной жизни; на Христианскую Церковь, несущую слово Божественной истины; на христианскую душу... “Предтечи антихриста” уничтожили Православную Россию. Они исказили, одурачили чуждыми сатанинскими идеями народ, насаждая их возможными неправдами, лестью, обманом, кровью, вытравливая правду Божию из сознания народного... Народ Божий — православные христиане... должны повести “брань” с богоборцами и лжеучителями, принадлежащими царству тьмы» .
Глас истинных пастырей наших, стремящихся жить по заветам великого сонма Святых Новомучеников Российских, обличает все еще продолжающуюся у нас большевицкую ложь . И такое церковное обличение — отнюдь не политика, а слово, утвержденное на незыблемой Правде Божией.
Чрезвычайно показательно, что именно с таким правдивым христианским словом о предательской сути большевизма обратился к русскому народу вскоре же после Октябрьского переворота — уже 11 ноября 1917 года — Всероссийский Поместный Собор, выступивший с особым посланием в связи с обстрелом бунтовщиками Московского Кремля. Скорбя о «великой междоусобице», начавшей охватывать всю страну, члены Собора со всей определенностью заявили тогда: «Вместе с кремлевскими храмами начинает рушиться все мирское строение державы Российской… Для тех, кто видит единственное основание своей власти в насилии одного сословия над всем народом, не существует Родины и ее святыни. Они становятся изменниками Родины, которые чинят неслыханное предательство России и верных союзников наших. К нашему несчастью, доселе не народилось еще власти воистину народной, достойной получить благословение Церкви Православной» .
И, как это ни прискорбно, но все, сказанное здесь, и поныне остается столь же справедливым и столь же, по существу, актуальным…
Указывая на неизменную богоборческую сущность коммунистической псевдорелигии, Церковь лишь исполняет свой христианский — учительный и нравственный — долг. Она никогда напрямую не вмешивается в те или иные политические процессы, не имеет и не выражает какого-либо пристрастия к тем или иным, в той или иной степени духовно и нравственно легитимным, политическим и социальным движениям, партиям и их доктринам — здесь Церковь всегда вне политики и всегда «не от мира сего».
Но коммунистическое учение и его проповедники есть явление отнюдь не политическое, а откровенно духовно-отрицательное, — явление страшное, бесовское, антихристианское!
И тут Церковь не может молчать, тут — область ее христианского противостояния силам ада, тут — поле ее духовной битвы за человеческие души! Всегда отделяя грех от его носителя — человека, она при этом обличает даже не столько самих коммунистов (со скорбью молясь об их духовном прозрении и призывая их, несчастных, пр;клятых Церковью, к покаянию), сколько в первую очередь обличает и «анафематствует» саму неправду их богоборческого, а отсюда — судя по проявившимся за последнее столетие реальным результатам — и человеконенавистнического, учения в целом. Страшные же результаты эти известны: по приблизительным подсчетам историков, на кровавый алтарь «самой передовой» коммунистической идеи всего в мире было положено около 95 миллионов человеческих жизней, из которых чуть ли не две трети приходятся на убитых в России!
Так, только с 1918 по 1922 года население страны уменьшилось на 15,1 млн. человек. Колоссальные жертвы понесли народы России от большевицкой политики «коллективизации» в деревне, чего не скрывали и сами большевики: «В 1942 году, во время Сталинградской битвы, Сталин, беседуя с Черчиллем, сказал, что сравнительно с войной коллективизация была “чудовищна”, т. е. более страшна, чем война с Гитлером. И число жертв, “кулаков”, он определил как 10 миллионов — так Черчиллю руками и показал… Колхоз был несравненно более мощным средством для выжимания всего хлеба из деревни, даже если деревня при этом обрекалась на голод. И голод действительно возник в 1933 году… Население страны за несколько лет уменьшилось, по крайней мере, на 7 миллионов человек » .
Заметим при этом, что о жертвах подобного рода чаще всего говорят, обращая преимущественно внимание на европейскую часть России, а ведь  данные демографии дают не менее печальную картину и в отношении, например, среднеазиатского региона. Так, та же сталинская коллективизация, пожалуй, оказалась не менее убийственной для народов Средней Азии, чем для крестьянства Поволжья или Украины.
Как свидетельствовал в свое время московский чиновник Лев Васильев, служивший в 1930-х годах в Ташкенте: «По улицам бродят голодные матери с детьми и с мольбой во взоре протягивают руки за подаянием. Трупы, бесконечные груды трупов, как дрова, наваливают на грузовики и отвозят на свалку, где кое-как зарывают в общих ямах. Голодные уцелевшие собаки разрывают ямы и дерутся за добычу. Не раз я видел эти страшные грузовики — катафалки смерти» . Недаром данные переписи сообщают, что, если в Средней Азии в 1923 году проживало 30 миллионов человек, то в 1959 году цифра эта составляет (вместо, казалось бы, естественного прироста) только 24 миллиона!  Такова, в частности, цена устроения «самого светлого общества», заплаченная и среднеазиатскими народами «в историческую эпоху строительства коммунизма»…
А несколько миллионов эмигрантов, покинувших Россию в революционные годы из-за зверств большевиков (или же насильно высланных ими), — в значительной степени цвета нации: ученых, деятелей культуры, историков, философов, представителей русского офицерства и просто добропорядочных граждан?
А расстрелянные по указке Сталина и его подручных такие замечательные ученые-патриоты, как Н. Вавилов, Кондратьев, Устрялов, Чаянов?
А исковерканные жизни томившихся в сталинских лагерях и «шарашках» Туполева, Королева и тысяч, тысяч других верных сынов России?
На совести большевиков также: государственная измена (вооруженный переворот — да еще во время ведения военных действий!) в 1917 году, подрывная деятельность в пользу Германии в период первой мировой войны, ограбление Церкви, равно как и вообще большей части населения страны (особенно трудового крестьянства и интеллигенции), геноцид по отношению ко всем народам России (казни, голод, тюрьмы и лагеря, унесшие миллионы жизней наших сограждан) и бесчисленные вопиющие преступления против человечности — как в самой нашей стране, так и за ее пределами, продолжавшиеся все время существования СССР.
И только люди, или навсегда духовно ослепшие за годы большевицкой пропаганды, или же давно сжегшие свою совесть в коридорах партийной власти циничные политиканы, или же просто полностью безграмотные в области российской истории, могут продолжать исповедовать (и даже проповедовать — вспомним, например, о трагически наивной молодежи, вступающей сегодня в ряды «национал-большевиков»!) уголовную коммунистическую идеологию, с ее вечно ускользающим «светлым будущим», но весьма показательным кровавым прошлым.
К сожалению, история нас ничему не учит, и вся эта, продолжающаяся до сих пор посткоммунистическая пропаганда, оскорбительная для национальной памяти русского народа — соблазненного в начале XX века большевиками и затем насиловавшегося ими на протяжении чуть ли не всего этого столетия, оказывается возможной и вполне дозволяемой — даже при современном уровне знаний о бесчисленных злодействах коммунистов в отношении России и ее народов.
И главное, в этом виноваты не столько искренне зачастую заблуждающиеся «патриоты СССР», чаще всего малограмотные в области политической истории, давно и уже почти бесповоротно обманутые большевицкими байками… Нет,  сохраняющееся и сегодня молчание о подлинном, гораздо более человечном — чем нынешний — образе дореволюционной России, о самом настоящем убийстве нашей Родины заговорщиками-ленинцами, о варварской, антинациональной и антидуховной, предательской сути переворотов 1917 года, — есть результат продолжающейся государственной (по сути же — антигосударственной, остающейся антироссийской по своему глубинному содержанию) политики сокрытия правды обо всем этом, проводящейся властью, состоящей и сейчас в большинстве своем из бывших коммунистов и комсомольцев-активистов! А, как говорит народная пословица, черного кобеля не отмоешь добела…
И пока у власти в России остается все та же перекрасившаяся «под капиталистов» парт-номенклатура, не знающая и не любящая ни Русской земли, ни ее граждан, иной политики  у нас в стране проводиться не будет.
Она была мафиозной по отношению к русскому и другим народам все годы сов-власти, и точно такова же она и сейчас… Знание русскими людьми страшной правды о духовных предках всех этих Гайдаров и Зюгановых и иже с ними (сегодняшнее их кажущееся противостояние — только видимость, ибо все они выпестованы в одном змеином гнезде большевизма!) — такое знание не входит в планы этих, в той или иной степени, разрушителей России, а зачастую — и прямых поденщиков антироссийской мировой закулисы.
Но, увы, во многом виноваты перед памятью замученных и убитых коммунистами миллионов наших соотечественников и мы сами!
Нередко все еще остающиеся равнодушными к вот уже почти вековому злу коммунистической идеологии, продолжающему жить в душах еще немалого числа наших сограждан, все мы, все русские люди, продолжаем тем самым нести духовную ответственность за преступления, совершенные в период большевицкого пленения России. И снята с нас эта ответственность может быть только после всенародного и глубоко осознанного осуждения большевизма — как растлевающей человека идеологии и жесточайшей практики, ничем (ни целями, ни методами) не отличавшихся от подобных им же и характерных для всех прочих фашистских режимов XX века!
До тех же пор, пока этого не произошло, остается только, увы, соглашаться с весьма жесткими, но совершенно справедливыми словами, сказанными одним из современных православных деятелей, проректором Санкт-Петербургского Института Богословия и Философии. О. Иванова: «Современная постсовдепия вообще не Россия. Россию нужно собирать, и первыми шагами к объединению могут быть взаимные шаги христиан друг к другу. Поначалу Россия способна стать крохотным оазисом в бесконечной пустыни. Но капля жизни побеждает бездну небытия» .
Соответственно, в перспективе здравой долгосрочной национально-государственной политики представляется совершенно необходимым активное просвещение российских граждан относительно всех сторон преступной деятельности большевизма в нашей стране — в том числе и по отношению к Церкви.
Естественно, что в дальнейшем должен быть юридически оформлен инициированный и утвержденный самим русским народом полный запрет на существование каких бы то ни было коммунистических и прокоммунистических политических организаций в России — как безусловно (и в прошлом, и потенциально) преступных, неизменно подрывных и в духовно-нравственном плане разлагающих нацию своим безбожием.
Миллионы жертв большевицкой идеологии вопиют не только к Небу, но — с полным правом мучеников большевизма — взывают ныне и к русскому народу, требуя от него справедливой кары хотя бы по отношению к памяти его же предателей и палачей в прошлом — как равно и законодательного запрещения всякой пропаганды коммунистического смертоносного мифа сегодня.
Россия должна наконец понять, если не хочет погибнуть окончательно: к наиболее фанатичным и последовательным приверженцам этой подрывной для России идеологии можно всегда применять только презумпцию виновности!
Как обращается ко всем нам один из ветеранов Великой Отечественной войны, деятель культуры и историк, писатель и правозащитник, прошедший сквозь адские круги Лубянки, Бутырок, Крестов и сталинских лагерей в годы оккупации нашей страны богоборцами-коммунистами: «Большевизм не должен, в конечном итоге, уйти от ответственности за установление диктатуры, направленной против человека, его чести и достоинства, его свободы. В результате преступных действий большевицкой власти погублено более 60 миллионов человек, разрушена Россия. Большевизм, будучи разновидностью фашизма, проявил себя главной антипатриотической силой, вставшей на путь уничтожения собственного народа. Эта неудержимо злобная сила нанесла немыслимый ущерб генофонду народа, его физическому и духовному здоровью.
Во имя спасения страны и всего мира необходима последовательная и решительная дебольшевизация государства и общества…
Новое нашествие большевизма должно быть предотвращено, чтобы коммунистические оккупанты навсегда остались на помойке истории, как это сделал Запад в отношении гитлеризма» .
Неужели же мы менее разумны и духовно менее зрячи, чем немцы, сумевшие совершить все это в отношении, казалось бы, некогда всем народом поддерживавшейся — в его языческом ослеплении — их нацистской партии?
И неужели мы навсегда удовлетворимся тем судебным фарсом, что был разыгран  Ельциным осенью 1992 года в отношении «осуждения» деятельности КПСС? Ядовитые плевелы большевизма должны быть наконец с корнем вырваны из души каждого человека, желающего быть подлинно русским, и осознанно объявлены и поставлены всеми нами — как губительные и предательские по отношению к России — вне закона!
Помочь же всему народу осмыслить и понять всю антирусскую сущность коммунистической идеологии — как не столько политической, сколько духовной отравы нашей нации, — остается насущнейшей и первостепеннейшей задачей не только непосредственно самой Церкви, но и всё более теперь воцерковляющейся и религиозно развивающейся православной русской интеллигенции...
В то же время Церковь всегда готова принять осознанное раскаяние коммунистов и всех тех, кто сочувствовал им прежде и сочувствует ныне, в принадлежности к столь бесчеловечной и — в самых глубинах своих — дьявольской идеологии большевизма. Церковь России, преисполненная Любовью Христовой, всегда готова пастырски простить и прежнее их безбожие, и совершенные ими грешные деяния против самой Церкви и веры нашей, если только они искренне, не лукавствуя, восплачут о своем духовном падении, принеся и требуемое Правдой Божией, и единственно спасительное для них покаяние.
Как высказался не так давно по этому поводу один из служителей Божиих: «...Судить людей мы не можем. Когда в 1956 году известный московский священник отец Николай Голубцов крестил дочь Сталина Светлану Аллилуеву, он сказал ей: “Отца не суди, он уже осужден Богом”. Но осудить коммунистическую идеологию, вернуть названия городам и улицам необходимо. Нельзя одновременно чтить убиенного Государя Императора с семейством как страстотерпцев и мириться с тем, что область под Екатеринбургом носит имя Свердлова, который дал указание об их убиении. И почему область под Петербургом до сих пор называется в честь ненавистника Церкви Ленина? Недопустимо увековечивать в названиях память о людях, намеренно разрушавших духовные основы России. Суд над ними принадлежит Богу, но осудить их действия мы обязаны… Христианин может и должен прощать своих обидчиков… Коммунистов простили и молились за них претерпевшие от них новомученики и исповедники российские. Мы же должны осудить их сатанинскую идеологию и пожалеть людей за их грехи» …
О том же самом не так давно заявил в интервью порталу «Интерфакс-религия» исполняющий обязанности секретаря по взаимоотношениям Церкви и общества Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата священник Георгий Рябых, по мнению которого Россия явно застряла на пороге своего полного очищения (даже хотя бы еще и только «внешнего»!) от духовного наследия большевизма, — как высказался он по этому поводу: «Осуждение коммунизма было начато в 1990-е годы, но так и не было доведено до конца» — и потому, продолжает о. Георгий, необходимо «почтить память жертв репрессий и их гражданскую стойкость, открыть мемориальные комплексы, вернуть названия городам и улицам, избавиться от советской символики на государственных зданиях, убрать памятники кровавым вождям с центральных площадей городов России, кладбище у Кремлевской стены… мы медлим с осуждением свержения законной власти…» .
Что ж, действительно, ответственно мыслящим христианам необходимо категорически отвергнуть идею какого бы то ни было примиренчества с недавним атеистическим прошлым «советской государственности», равно как и идею того — до сих пор искусительного для многих! — его восприятия, при котором отдельные защитники «общественного мира» сетуют ныне на то, что, мол, исполнение подобной антикоммунистической «программы вынудит нас вырвать и сжечь десятки страниц из “Журнала Московской Патриархии” выпуска 40—50-х годов, наполненных приветствиями, поздравлениями и заверениями в гражданской верности “кровавым вождям” . Ведь, — как считают и до сих пор подобные «миротворцы», — «и языческим императорам-гонителям христианские святые мученики не раз адресовали заверения в гражданской верности» , да и, к тому же, вообще — такое «осуждение свержения законной власти» неизбежно выльется в новое проклятие мертвым людям…»
Во-первых, почему бы и не вырвать эти зачастую, действительно, довольно постыдные и вдвойне фальшивые страницы — коль они таковы (ведь им не верили ни писавшие, ни те, для кого они писались!)?
Ведь это горе и беда не Церкви, а тех, кто пытался выступать от ее лица перед властью в искреннем своем (но достаточно недалеком) желании сохранить-«спасти» саму Церковь подобной духовной неискренностью (т. е. чисто «человеческими» способами) — вместо того, чтобы спасаться в ней самим и самое спасение предоставить, прежде всего, Всемогущему Богу!
Во-вторых, «заверения в гражданской верности» «языческим императорам-гонителям» (о чем мы читаем в подобных утверждениях) касались только гражданской же сферы, а отнюдь не христианской веры и ее духовно-нравственных ценностей (заведомо ненавистных и большевикам — и «ленинцам», и «сталинистам»), ибо первохристианам и предъявлялись обвинения вовсе не за их веру (в Древнем Риме разрешались любые верования), а за их якобы чисто гражданские преступления, совершаемые ими в связи с их верой.
Коммунистическая же государственность подразумевала и провозглашала единственно законной «верой» большевицкий атеизм, требуя от ведущих представителей Церкви признания, а порой и поклонения, именно такой государственности, на что, увы, нередко они, скрепя сердце, и соглашались, будучи приведенными к этому своей постепенной (и для многих как бы незаметно происходившей) сдачей собственно церковной, христианской позиции.
Именно в результате этого тот же палач Церкви Сталин и провозглашался ее высшими функционерами (конечно же, неискренне и вынужденно, но притом вполне закономерно), подобно прочей коммуно-советской массе, великим светочем всех времен и народов, «Отцом и Учителем» и чуть ли не спасителем всего человечества! Это вспоминать сегодня весьма неприятно, и эти факты, увы, нередко печальны, но связаны лишь с человеческой слабостью веры, а не с самими основами веры…
Грех даже и «людей Церкви» — в итоге всегда против Церкви Христовой, но никогда не совершается самой Его Церковью!
Большевицкая же «вера», коммунистическая «антицерковь» — с ее ленинскими «мощами» — и были, и есть изначально враги Христовы и потому ничего, кроме осуждения со стороны христиан, вызывать не могут. 
И потому «осуждение свержения законной власти» — иначе говоря, осуждение свержения христианской власти безбожниками-большевиками — есть духовно закономерная позиция всегда столь же духовно здорового христианства… Возможное же при этом «новое проклятие мертвым людям» (о чем так волнуется автор цитируемых строк) вряд ли существенно отрицательно может воздействовать на духовную атмосферу сегодняшей «Эрэфии» — как и на посмертную судьбу проклинаемых: моральное осуждение нами (в свете евангельских истин) ушедших в «мир иной» большевиков — всего лишь духовный акт справедливости по отношению к их преступно-безбожной жизни, однако, важный для здешнего мира. И если Господь счел нужным наказать их за все их злобесные деяния, то он сделал это давно — и без нас, ибо последний суд принадлежит не нам, а Богу…
Другое дело — коммунистическая идеология, равно как и сохраняющиеся после нее памятники ее материального существования. Эту духовную отраву (ком.-идеологию) и эти ее реликты (монументы и именования) страна, если хочет подлинно и как можно скорее восстать из мертвых, должна решительно и беповоротно выкорчевать напрочь, поистине предав их «новому» (а на самом деле еще и не начинавшемуся) «проклятию»! Ведь, увы, яд большевизма так еще и не вышел из народного организма… И то, что духовно-просвещающих христианских «проклятий» в адрес коммунизма еще катастрофически мало, как раз и свидетельствует тот факт (приводимый, кстати, автором, столь сожалеющим о возможности подобных «проклятий»), что, как он пишет: «сразу же под интервью о. Георгия на портале “Интерфакс-религия” долго находилось другое выдающееся сообщение — вполне в заданном русле: “Коммунисты Петербурга попросят канонизировать Сталина в случае его победы в рейтинге “Имя России”…» .
Как видим, большевицкая «антицерковь» еще не сгинула в нашем Отечестве — она продолжает жаждать новых кровавых «святых», и «заданное русло» подобных желаний инспирировано отнюдь не «проклятиями о. Георгия», а всей антихристианской сущностью коммунистической дьявольской идеологии.
Напомним притом, что именно Церковь и осуществила уже давным-давно и полное свое право, и прямую обязанность пред Богом — проклясть коммунистическую идеологию, предав ее анафеме на Поместном Соборе еще в 1918 году и распространив это свое проклятие на всех общающихся и намеревающихся общаться в дальнейшем с представителями сей Богоненавистнической идеологии!
К сожалению, мало кто всем сердцем и всей душой откликнулся и тогда, и откликается даже сегодня на этот суд и призыв Церкви, а многие об этом даже уже и не помнят. Бог им судья...
Кающихся же, в том числе и коммунистов, Церковь неизменно принимает в свои объятия — как всегда скорбящая о своих заблуждших детях и всегда любящая их, милостивая любовью Христовой Мать…