ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
Часть 1.
ДЕРЕВЯННАЯ САБЛЯ.
Глава 9.
КАМЕНЬ КЕРЕИЧИКИТЕ.
По пути к воротам нам встретился Воки Ловкач. Он вывернул из переулка на улицу, по которой мы двигались, был одет по-походному и вёл в поводу коня.
- Привет! Куда едем? - крикнули друг другу одновременно и я, и он. А дальше мне предстояло врать о цели нашей поездки.
– Миче, - сказал Воки, - спасибо за кошелёк, Ната мне передала.
К Лёке Ловкач избегал обращаться. На данный момент они были в ссоре и не разговаривали друг с другом уже довольно долго. Оба мои приятеля служили на таможне, и у них там вышел конфликт. Вроде, Ловкача обвинили в каких-то махинациях и уволили, а Лёка не заступился. Даже сказал, что хоть и нет прямых доказательств участия Воки в махинациях, его не удивит, если со временем они обнаружатся. Но, поскольку доказательств действительно не было, Ловкача приняли обратно. Это Чудилка за него слово замолвил. Узнав об этом, Лёка и с ним поссорился и не разговаривал целый час. Отчего–то Малёк недолюбливал Ловкача. Говорил, что больно тот хитромудрый, слова в простоте не скажет. Лично я не видел в хитромудрости ничего ужасного, и на таможне не служил. Однако, мне тоже было не слишком приятно общаться с этим человеком. То он был мрачен и агрессивен, то странно благодушен. То не желал даже пробовать вкусный ужин, приготовленный лично моей мамой, то, зайдя в гости, жадно поедал на кухне всё, что попадалось на глаза. Однажды съел прокисший суп. Одевался, вроде, нормально, но немного неопрятно, а изредка от него нехорошо пахло, словно он забыл помыться. Мне не нравилась его манера вечно клянчить в долг у меня или Наты незначительные суммы, а у Чудилки - даже значительные, потому что Ловкач был тяжёл на отдачу. А когда он вдруг принялся ухаживать за Лорой, одной из моих любимых двоюродных сестёр, почему-то стал мне не просто неприятен, а отвратителен. Я засучил рукава и, поскольку не знал, где обитает наш Воки, отправился побеседовать с ним прямо на таможню. Хорошо, что по дороге встретил сестру, и она со смехом рассказала мне, что дала от ворот поворот "этому очкастому вонючке". Я обрадовался несказанно: надо же, какая здравомыслящая девушка моя сестра Лора! Тем не менее, Воки вызывал жалость, поэтому у меня не хватало духу совсем отвертеться от общения с ним. Время от времени он появлялся у меня дома и в нашей компании, где с ним добрее всех был Чудилка.
Завидев Воки Ловкача, Рики сморщил нос и спрятал мордочку у меня на груди, а Малёк вдруг заговорил с тем, кого подозревал в хитромудрых махинациях:
- Мы – в гости к моему кузену в деревню. Хочешь с нами? Но нужен подарок – у кузена день рождения.
- В деревню? – засмеялся Ловкач. – Ну уж нет. Мне и в городе есть куда пойти. К тому же я и так только что из Заречки, а с деньгами не так чтобы очень хорошо. Я же сирота, кроме отца никого, а он пьёт...
- Ну, про это мы уже слышали, - напомнил "сироте" Малёк. - Бывай, Воки.
- Пока, - попрощались Рики и я.
Про деревню и подарок Лёка сказал специально, чтобы Ловкач не увязался с нами.
- Брешет, - уверенно сказал мой ребёнок, когда Воки, ведя за собой коня, пересёк улицу, ведущую к воротам, и скрылся в нижнем продолжении переулка. - Как это он только что из Заречки? Заречка за рекой Няккой. Речные ворота на другом конце города. Он с этой стороны приехал. Со стороны леса, озёр и гор. И почему-то направился к морю. Он что, там живёт?
- Может, у него там дела, - заступился я. - Может, ему надо заехать на службу. А может, и живёт. Странно, что у него с деньгами плохо: к Воки вернулся кошелёк с кругленькой суммой. И знаете, может, Ловкач сам должен ехать в ту сторону, но не захотел иметь нас в попутчиках. Может, переждёт немного, да двинется следом. Не похоже, что он приехал, похоже, что как раз в путь собрался: не запылённый совсем и встретился возле самых ворот.
- А может, мы и сами брешем? - ворчливо напомнил Лёка. - Давайте лучше говорить о приятном, а не об этом любителе веселящего порошка.
Ого! Вот так новости! Любитель веселящего порошка! Это многое объясняет, например, съедение скисшего супа. Но понять невозможно, почему при таком раскладе Ловкача вернули на таможню. Меня аж передёрнуло:
- Фу! Надо поменьше общаться с Воки.
- О чём я вам всегда и говорю. Особенно Чудиле. Только ему ничего втолковать невозможно.
Мы выехали на закате и надеялись до темноты покрыть приличное расстояние.
По этой дороге школьные экскурсии и просто любопытствующие через маленький перевал попадают в долину Духов Гор, чтобы посмотреть на развалины древней столицы, стоявшей у реки Някки. Однажды река сменила русло, и жители покинули город, чтобы поселиться на её новых берегах. То есть, именно там, где мы все сейчас и живём. Но даже до той поры, когда поселение на старом месте начали называть городом и столицей, там всегда кто – то жил. Например, народ анчу, когда-то многочисленный и сильный, обитал в окрестных горах и пещерах. Звалась эта пещерная окрестность Нтоллой, и это была лишь одна из областей великой южной империи анчу. Столица пещерного государства располагалась здесь же. Обитали в долине и другие народы, более или менее древние, некие Красивые Горные Люди и даже очень злобные инопланетяне, принёсшие нам немало бед и перебитые за это объединившимися волшебниками анчу и этих самых Красивых Горных Людей. До сих пор есть мнение, что выбрались нарушители спокойствия в эту долину из пещер Нтоллы, где, якобы расположен Проход. Ага! Может, коварные анчу специально это устроили?
Короче, в долине Духов Гор полным - полно развалин и камней, к которым ещё древние мамочки приводили древних деток и говорили: «Гляди, так жили наши очень - очень далёкие предки давным – давно. Современные люди живут не так. Гораздо лучше».
Там множество старых и новых храмов, валяющихся в траве фигур известных и неизвестных божеств и даже след Отца Морей, сохранившийся на камне. И всё это - предмет неусыпной заботы наших государей, историков, археологов, лесничих и просто разных граждан.
Немного не добравшись до этого места, Лала Паг отбилась от экскурсии и, увильнув в сторону, правее, пробралась к длинному и узкому морскому заливу, языком врезавшемуся в берег.
* * *
Мы ехали быстро, и к ночи остановились почти уже на перевале, в уютной гостинице, которых здесь, что воробьиных гнёзд. Рики был в восторге: надо же – нежданно-негаданно вышло целое путешествие и ночёвка в горах. Правда, за ужином он непрестанно говорил об эскизе и заказе и о том, что и так потерял много времени, занимаясь с моими клиентами, и что я должен дать ему выходной, чтобы он хотя бы начал работу. Замучил нас с Лёкой. Я отправил братца спать, а мы с Мальком удалились в уединённую беседку, и я всё ему рассказал.
- Поражаюсь, - пробасил наш законник, - как некоторые умные люди верят всякой ерунде типа гаданий. Ладно, ты вынужден зарабатывать этим на хлеб, но Чудила! Чудила и есть. Оба свихнулись. Поднимете панику, всполошите больших людей. Вас не послушают, а если послушают, а вы окажетесь не правы, вас оштрафуют или даже посадят в тюрьму, ведь вы сорвёте важную операцию флота двух стран. Да, что ни говори, а пираты обнаглели невозможно. Другое дело - амулет Сароссе. Это вещественное доказательство. Или Доброе Серце Эи нельзя называть вещью?
- И вот прекрасный случай приструнить пиратов. Вспомни, как они распотрошили два городка где–то там, на севере. Где–то в прошлом месяце, - выразил я своё мнение, мечтательно глядя на ночное солнце Ви, жёлтое и круглое, как жёлтые и круглые цветы вьющегося растения, обвившего беседку. Если сорвать этот небесный цветок и понюхать его, окажется ли он таким же душистым? Помню, на выпускном вечере Ната была в платье воздушном и лёгком, как паутинка, и в жёлтом, как облако, набежавшее на светило. Я сделал ей венок, оторвав от колонны университета такую же точно веточку. Хм. Ната нравится многим, это не секрет, но кто же нравится ей? Ещё вопрос, хорош ли будет её избранник? Я не допущу, чтобы абы кто полоскал мозги моей девушке. Нет, простите, подруге детства. Ну да. Если она попросит, я его побью. Или побью, даже если не попросит.
- Ау, - позвал Малёк. – Мне нравится, как ты ориентируешься в том, что происходит. «Где–то там» и «когда–то тогда». На два города в Тонке напали полгода назад.
- Ты не знаешь, Лёка, кто-нибудь нравится Нате? – почему–то спросил я совсем ни к селу ни к городу. Приятель пожал плечами:
- Ты ей нравишься, кто же ещё?
- Не знаю. Должен же ей кто–то нравиться по–настоящему. Не просто, как друг.
Было так тепло и душисто, так пела маленькая ночная пичуга и звенели комары, и так интересно на фоне тёмного звёздного неба рисовались чёрные силуэты гор... Мы сидим в ухоженном саду, но вокруг простор и дикость и необозримая ночь. И где же Ната? Что делает сейчас? Я бы хотел, чтобы она была с нами.
Оказывается, Малёк потому на меня так странно смотрел, что я бормотал сам с собой:
- Ну там, поцеловаться или ещё что… Должна же такая девушка с кем–то встречаться всерьёз. Сегодня, например. Ужас какой!
- Действительно, - согласился со мной мой друг и почему–то развеселился не в меру. Просмеявшись, он сказал:
- Не отвлекайся на лирику. Мы, вся наша компания – просто комарики, Миче. Будем зудеть и мельтешить – нас прихлопнут. Охти и Корки – ты представь, если мы попадём между двух жерновов. От нас и крылышек не останется.
- Ни от кого ничего не останется, если пираты и впрямь нападут. Я не хочу этого, Малёк. Я боюсь пиратов. Даже больше, чем Корков. У меня, к тому же, семья. Я, конечно, не планирую жениться, но у меня полно родни. Да, я понимаю, никого из нас и слушать не будут, но Чудила – он обещал. Я поговорю с принцем Далимом и подброшу ему амулет. Или сначала подброшу, а потом поговорю.
- Ох, Анчутка! Ты должен будешь амулет предъявить и во всех подробностях рассказать, откуда узнал и как достал. Если мы его найдём, разумеется. А иначе никто не поверит. А если узнают, что подбросил ты? Будет ещё хуже. Скажут: «Это Миче связан с пиратами и затеял всё лишь бы насолить Коркам». И объясняться всё равно придётся.
- Объяснять я не буду, - помотал я головой. – Пострадает девочка, Лала Паг. Я не хочу. И давай уже спать. Надо найти реликвию, а потом разбираться. И я не пойму, Лёка, что такое ты говоришь! Как Я могу нравиться Нате? Мы с ней друзья.
- Нет, Анчутка, это мы с ней друзья. Я, Чудилка и Ната – такие закадычные друзья детства. А ты ведёшь себя с Натой как мужчина. Как влюблённый мужчина. Всегда так вёл. С детства, Миче. Но в последнее время особенно. Возмущает то, что при этом ты постоянно твердишь о том, что не намерен жениться и, как говорит твой папа, продолжать вашу славную династию.
- Но, Лёка, я действительно не могу жениться.
- Ну-ну.
- Мало того, что я так сильно боюсь за Рики, ещё не хватало мне жены! Я умру от страха за Нату… в смысле, просто за жену… за девушку… которая…
- Ну-ну.
Этот Лёка! Нет, чтобы поддержать товарища!
- В смысле, жену анчу могут тоже убить, если вдруг нападут на дом… мало ли… Я тебе объяснял уже: нельзя подвергать опасности Нату. В смысле, вообще, женщину.
- Ну-ну.
- Что ты заладил? Если Ната тебе друг, то ты должен понимать, что я не имею права ей нравиться. Понимаешь? - я с надеждой заглянул в глаза усмехающегося Малька.
- Я понимаю только одно, - ответил этот изверг, - что ты должен перестать пудрить Нате мозги. Девушки нацелены на брак. Девушка не может ждать вечно. Но Ната – она может. Она считает, что понимает весь этот твой бред. Ей почему-то кажется, что на свете нет никого лучше тебя. Но ведь и ты совершенно зациклен на Нате. Может, вас случайно запереть на недельку в каком – нибудь подполе, чтобы вы объяснились?
- Она тебе сама это всё сказала? – ужаснулся я.
- Если бы и сказала, я бы тебе не сознался, - туманно ответил Лёка и этим поверг меня в ступор. – Короче, если ты Нату не любишь, перестань вести себя с ней так, будто любишь. Чтобы у неё не было никаких надежд на тебя. А то я ведь я и разозлиться могу, - добродушно закончил Малёк.
Я сидел и тупо пялился на него. Получается, что я нравлюсь Нате. Не может быть. Но она сама сказала об этом Лёке! Получается, я веду себя с ней как-то нехорошо, недостойно. Но почему? Как же так? Я не хотел. Никаких таких надежд не хотел я давать ни Нате, ни другой какой девушке. Но, надо признать, что никакой другой девушке я и не хотел бы нравиться. А вот Нате…
- А ты представь, Миче, что никакой опасности нет для твоей анчутской души, - подсказал Малёк. – Что тогда?
- Тогда? Что тогда? – бормотал я, задумавшись над этим всерьёз, потому что это, наверное, серьёзно для Наты. – Тогда я… Ну, тогда… Ты думаешь, надо всё-таки с Натой поговорить?
- О чём? Опять о факелах в саду? Миче, она это слышала.
- О ней. О Нате. О том, что опасность…
- Так пройдёт вся жизнь. А потом, в старости, ты скажешь: «Что за дурак я был, сломал судьбу себе и ей, а, между тем, ничего страшного всё нет и нет».
- Всё нет и нет, - ахнул я.
- Конечно, может, опасность и есть, - лукаво продолжал Лёка. – Для анчу и их семей всегда есть опасность, пока повсюду бродят такие, как Корки. Ну и что? Даже если вас убьют, то убьют счастливыми и сразу обоих – посмотри на это с такой точки зрения. До этого интересного момента вы могли бы жить в одном доме, никогда не расставаться. Она бы оставила эти свои поездки по реке, в которых пытается о тебе не думать, ты перестал бы о ней волноваться и торчать на берегу в ожидании. Могли бы вместе засеивать эти ваши клумбы, писать каракули на амулетах, бездельничать сообща, гулять, взявшись за руки, хотя вы и так всегда взявшись… Представь только, что когда она заваривает чай, никто не мешает тебе таращиться на неё этим твоим преданным взглядом, даже Чудилка, который вечно орёт и вбегает не через дверь, а через окно, и когда ему вздумается. Ты сможешь на законных основаниях выставить его вон.
- Выставить вон Чудилку? – усомнился я в реальности этого.
- Если ты скажешь, что как раз собирался поцеловать Нату, он уйдёт, - обнадёжил меня Лёка. – Даже я уйду. Неужели ты никогда не хотел поцеловать Нату?
Проанализировав свои чувства и намерения, я пришёл к выводу, что всегда очень хотел. Но не признаваться же в этом Лёке. Я молчал, укусив себя за губу и повесив головушку. А вдруг Ната тоже хотела? Светлая Эя, что делать? Как я мог так издеваться над девушкой? Что мне делать, когда я вернусь в Някку? Что сказать Нате?
- Лёка, - прошелестел я. – Не могу я нравиться ей. Ты не прав. Я не тот парень, который может нравиться такой девушке.
- Это сказка, которую ты сочинил себе в оправдание. Плохо, что ты мой друг, как и Ната. Не то я бы тебя прилупил немного.
- Ладно, - сказал я, примирительно подняв руки. – Я понял. Я не должен вести себя, как мужчина. Тогда я разонравлюсь Нате.
- Ну-ну, - опять завёл Лёка. – Попробуй.
- Всё, я иду спать, - в полном смятении чувств воскликнул я, понимая, что ночь мне предстоит бессонная. Придётся хорошо обдумать своё поведение с Натой. Я хотел защитить её, но, если я ей нравлюсь, моя забота может обернуться для неё мучением. С другой стороны, чем раньше она перестанет питать всякие надежды, тем лучше для неё.
А для меня?
Если бы я не жил с таким сильным предчувствием беды в душе, то уже полчаса назад попросил бы Лёку стать одним из моих сватов, как только мы вернёмся домой. Чтобы никто другой, нацеленный на брак, не посмел оспаривать моё право без помех целоваться с Натой.
По пустой каменистой дороге за оградой отчётливо простучали подковы - запоздалый путник гнал коня в сторону перевала. Стук смолк, до нас донеслись смутные отзвуки голосов: ночью, в тишине далеко слышно. Всадник решил заночевать в соседней гостинице, в той, что отделена от нашей всего лишь узкой дорожкой.
- Малёк, - сказал я, - как ведут себя невлюблённые мужчины?
По его виду можно было понять, что он очень огорчён таким моим вопросом, однако ответил насмешливо:
- А я не знаю. Спроси у своего брата – кажется, он единственный из нас, кто пока не влюблялся.
Шурша гравием дорожки, мы дошли до гостиницы. Вовсю заливалась птаха в кустах, а на востоке показалась сестра планеты Ви и нашей Винэи – Навина. Значит, точно пора спать.
- Красота–то какая, - умилился Малёк.
- Да, красота, - услышал я голос Рики. Оказывается, он сидел на перилах крыльца и любовался. Странно, что ещё щебетать не начал.
- Миче, - спросил меня этот единственный из нашей компании, ещё ни разу не влюблявшийся человек, - как думаешь, что сейчас делает Лала? Жалко, что она не с нами, правда?
* * *
Что делать? Светлая, великодушная Эя, что делать мне с Натой? Даже когда я засыпал ненадолго, мой мозг всё искал и искал пути решения. На самом деле был всего один путь, но моя глупая душа противилась идти по нему. Когда я представлял, что мы с Натой навсегда останемся лишь друзьями детства, что она непременно обидится на меня на всю жизнь и, может быть, вовсе не захочет со мной общаться, я отвергал этот путь. Но, открыв глаза, я вглядывался в темноту и вслушивался, и оживали все мои страхи. И я уже не выносил груза двойной тревоги за двоих людей – за Рики и Нату. И не понимая, как примирить такие кошмарные противоречия, я на рассвете бросился в сад, выбежал из задней калитки на лужайку у лесного ручья, полного серебряного света и блеска, и обратился к тому, к кому на самом деле нельзя обращаться с просьбами, а можно только благодарить, если у тебя всё хорошо. К Радо – супругу светлой Эи. Но говорят, он благоволит мне, выбравшему его магию, как основную для себя. Поэтому я решил обратиться. Один – единственный раз в жизни.
Но когда я осознал, что шепчу в запальчивости, то вскочил и ушёл с этого места, пока покровитель светлой и радостной любви не разгневался на меня.
Вместо того, чтобы просить о том, чтобы Ната сама, прямо сейчас, вдруг разлюбила меня, если любит, конечно, я говорил о другом. О том, как было бы славно нам жить под одним кровом и вместе растить детей и красивые цветы, и вместе заваривать чай, и гулять взявшись за руки, хотя мы и так… И я вдруг принялся рассказывать Радо о том, какая Ната красивая, и славная, и как мне легко с ней, и я бы поцеловал её, и прямо сейчас попросил её руки, если бы не вечный мой страх…
И совсем не были похожи мои речи на просьбу, а были похожи на благодарность за будущее счастье, которое я только что разглядел.
И это было страшно: получалось, что я ничуть не забочусь о Нате, не пытаюсь её уберечь.
Потрясённый таким своим эгоизмом, я шёл к гостинице. Я ждал, что на меня набросятся новые сомнения и страхи, что я буду переживать с утроенной силой, но на душе непонятно почему становилось спокойно, и ничего я не мог с этим поделать, и сверкающий ручеёк издалека смеялся надо мной. Я решил, что это проделки весёлого Радо, который, как считается, любит иногда по-доброму пошутить с людьми. Это он, не иначе, заставил меня говорить вовсе не то, что надо было. То, что следовало прятать в себе глубоко - глубоко. И после такого своего проступка я вернулся к Лёке и Рики с уверенностью, что вот-вот всё уладится, что всё будет хорошо, надо лишь подождать. А пока следует заняться насущными нашими делами. Занимаясь ими, я даже не то, что думал о Нате, а ощущал её, как ощущают солнечное утро, которое так прекрасно, что можно лишь любоваться им, не думая о том, что настанет вечер.
Я заказал завтрак и разбудил своих спутников. Уже минут через двадцать мы выехали из ворот гостиницы - надо было спешить, надо успеть вернуться, пока корабли не ушли в море. Всю дорогу я опять думал о Нате и о том, что вдруг действительно нравлюсь ей, но думал светло и легко, ощущая безмятежное счастье.
Вскоре мы были на высоком и крутом берегу, на горах, окружающих тот самый длинный и узкий залив. Ярко-синий, он плескался под нами далеко – далеко внизу. Нам предстоял долгий спуск по каменистой дороге, по которой уже, наверное, никто и не ходит, разве что искатели приключений, такие, как всякие Лалы Паг.
Чайки парили у нас под ногами, по обе стороны дороги цвели шиповник и кусты с мелкими, жёлтыми и белыми цветами, с ветками, похожими на длинные колючие плети. Воздух был сладким, как мёд, и по этой причине пчёлы и их родственники, ошалев, мельтешили всюду. Птицы уже затихали в предчувствии жары. По камням и кочкам бегали, и ползали, и прыгали мелкие обитатели гор. Рики совершенно слился с животным миром. Он тоже бегал, ползал и прыгал до тех пор, пока мы не оставили лошадей на площадке под деревьями. Дальше спуск становился Уже и круче, а тропа была усеяна обломками камней и деревьев и заплетена колючими ветками так, что мы порой двигались, как в тоннеле. Малёк, который шёл последним, поставил Рики между нами и следил, чтобы он не изображал из себя чайку, желающую нырнуть в залив. Я прокладывал путь и придерживал колючки, чтобы они не хлестали спутников по лицам.
- Иди, не оборачивайся, - похохатывал Лёка. Он специально запустил меня вперёд. Если бы я шёл за Рики и наблюдал его на крутой тропе, я бы весь издёргался и ребёнка издёргал.
Залив становился ближе и больше – и вот мы уже на галечном пляже, а у наших ног белой полосочкой прибоя играет море, совсем спокойное.
- Купаться! – заверещал мой очень младший брат.
- Да, кунёмся, пожалуй, - решили мы, и очень весело провели пару часов. Мы плескались и плавали, а потом перекусили и отдохнули в тени шелковицы. Наконец, Малёк скомандовал:
- Ну давайте, анчу, ведите меня в свои владения.
- Ну пошли, - пригласил Рики, словно и впрямь был хозяином пещер, которых ни разу не видел.
Вход в них был со временем подтоплен морем. По обе стороны от него, вроде высоких колонн, сидели тёмные кошки, высеченные из скалы, а на их шеях белели колокольчики из другого камня.
Мы, обитающие сейчас в городах и деревнях, где жизнь веселее и богаче, не очень интересуемся историей наших предков. Ну, жили себе в пещерах – и что? Что там, у них, было такого интересного, в этих дырах? Да, мы держим в домах символы нашего народа, вроде фигурок таких вот кошек, сохраняем многие обычаи и имена, даже песни, помним язык и кое – какие предания. Но, в основном, история анчу почти неизвестна, имена героев – это имена из сказок.
- Вот скажите мне, - спросил Малёк, - зачем вашим кошкам колокольчики?
- Так положено было, - ответил я. А вот Рики мог рассказать об этом больше.
- В пещерах было темновато и скучновато, а священные кошки ходили, где вздумается. Каждый колокольчик имел свой голос, чтобы хозяева слышали и радовались, и сразу находили свою кошку. Звон колокольчиков был чем–то вроде музыки. Кошки избавляли анчу от крыс, и с ними было веселей. Уставший путник, услышав звук многих колокольчиков, мог знать, что недалеко жилища и люди.
- Молодец! – восхитился Малёк.
- Откуда ты знаешь? – спросил я.
- Так от Хрота. Объяснял же: мы болтали в порту. Хрот Корк такой парень! Он всё - всё знает! Про историю там, или про обычаи. Про анчу рассказывать целый час может. Он не говорит, что мы плохие. Говорит - старшие из народов.
- Болтали, значит, - хмыкнул Лёка и выразительно на меня посмотрел. – Скажи, Рики, а откуда узнали, что Миче дал принцу Далиму карту?
- Кто узнал? – не понял мой очень младший брат.
- Да Корки же! Твоя подружка Лала своими ушами слышала разговор старых злыдней.
- Откуда? Я не знаю. С Хротом я болтал до того. Я, может, говорил Лале, когда мы в пиратов играли, но это так, просто к слову пришлось… Ну, и ведь знаешь, настоящий принц, да ещё с принцессой… А что? Это плохо? Миче не запрещал мне об этом говорить. Если бы я знал, что нельзя, то никогда...
- А что хорошего? – закатил глаза мой друг. - Не общайся ты с этой семейкой. Ни с кем. Ну их. - Лёка помолчал и добавил: - Прости Рики, всем известно, что ты никогда не разболтаешь того, о чём знаешь, что это секрет.
- Малёк! - позвал я, потому что меня осенила внезапная мысль. - Откуда вообще стало известно, что у меня есть карта? Это не секрет, но я ведь и не трепался об этом.
- Не знаю, Анчутка. А! Принцу Далиму наш собственный королевич сказал.
- Я с королевичем не разговаривал, - сразу отказался Рики. – Я помню, вы с Чудилкой карту рассматривали.
- Может, Чудилка ляпнул у себя на работе? - предположил я.
Малёк засмеялся и, подскользнувшись, свалился в мелкую воду, по которой мы шлёпали до входа.
- Что ты всё ухохатываешься? – я бросил в него медузу.
- Да так, - пожал тот плечами, - смешно, что ты не знаешь, где работает Чудила.
- Знаю. Занимается охраной природы.
Малёк сделал страшные глаза и зловещим шёпотом сообщил:
- Миче, какая такая природа? В ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ.
- А? А? – я подумал, что ослышался. – Как это так? Как это без меня? Почему не сказав мне?
- Ох, Миче! – усмехнулся приятель. - Как это, не сказав? Он говорил. Уже очень давно. Только ты сидел, уткнувшись в заклинание, в древнюю противную бумажку. Я так и понял, что ты ничего не услышал. Ты всё радовался, что это заклинание для трёхминутной глухоты. Не сердись, Анчутка, - уже серьёзно проговорил Малёк. – Чудила для того пошёл туда работать, чтобы защищать таких, как ты, и Рики, и ваши родители.
Ого!
- Да, именно поэтому, - продолжал Лёка. – Потому «ляпнуть» он ничего не мог. Только сказать специально.
- Королевичу?
- Почему бы и нет? Спросим у него при встрече.
- Ура! – воскликнул я. – Чудила устроит всё как надо.
- Не знаю, не знаю, - засомневался мой друг. – Кто такой Чудила? Новичок, один из многих, маленькая мошка, как и все мы.
Знатный насекомовед наш таможенник.
- Чего тебе, Рики?
- Как чего? Хочу знать, кем работает Чудила. Вы чего тут говорили?
- Чудила работает чудилой. Как всегда, - снова захихикал Малёк.
- Работает на работе, - добавил я.
- А, ясно, - пробормотал пацанёнок. Он явно ничего не понял. Зато опять принялся дёргать нас с Мальком: - Ага! Зря вы на меня ругаетесь. Я вспомнил: про карту я Лале не говорил. Слышите? Я говорил, что приходил принц и хотел, чтобы ему погадали. Тут Лала сказала: «Давай играть. Давай в пиратов». Мы поиграли. У нас был бой. Потом она говорит: «Приходи вечером в парк ко мне, будем дальше играть. Я, - говорит, - нарисую карту, и будем клад искать. Как будто клад пираты спрятали. Ты будешь принц, а я – принцесса». Ну и всё. Это она сказала про карту и клад, а вовсе не я.
И он приготовился пустить слезу. Мы принялись просить прощения, а потом посмотрели друг на друга и спросили сами себя: ну откуда же Корки узнали, что я дал карту Лийских островов и пещер принцу Далиму?
* * *
Вот они, эти кошки и этот вход, в самом конце залива, и залив забирается внутрь. Мы добрели сюда, спотыкаясь о подводные камни и скользя по их бокам, заросшим водорослями. Малёк пробасил:
- Ну что, анчу, вы чувствуете какой–нибудь трепет или что–то такое?
- Да! – воскликнул Рики. – Я чувствую.
- Я тоже, - сознался я. – Страшновато.
- Кажется, вы имеете в виду разные вещи, - хмыкнул наш спутник, и мы побрели внутрь.
Вода закончилась там, где почти закончился свет. Мы поднялись на сухую ступеньку и там обулись, глядя на неровное яркое пятнышко входа. Лично на меня уже начали давить каменные стены и довольно высокий потолок. Я не люблю таких мест, где нет солнца. Мне, как растению, нужен свет.
С широкой площадки вглубь горы шли два коридора. Нам, как я знал, надо было в правый. Рики и Лёка уже двинулись в том направлении, а я задержался.
- Миче, идём!
- Чего встал, Миче?
Между коридорами, в стену серого цвета, была вделана красноватая полусфера, окружённая буквами древнего анчутского алфавита. Написаны они были сохраняющимися века красками и расположены как попало.
- Не выковыривай камушек, всё равно не дотащишь до дома, - смеялся Малёк.
- А ты мне на что? – огрызнулся я.
Сам не понимаю почему, я принялся ощупывать и поглаживать полусферу и читать, что на ней написано.
«Ребёнок, пришедший сюда с солёной водой на ногах, с именем сказки на лбу и со страхом в сердце, когда ты найдёшь то, что не нужно тебе, с собою возьми, иначе случатся несчастья и беды твой дом посетят».
- Мамочка! – закричал я и отшатнулся прямо в лапы Малька. – Что это говорит со мной?
- Чего так вопить–то? - расширил глаза Рики.
- Смотрите! – дрожащим пальцем я показал на полусферу. – Оттуда что–то говорит со мной такими серыми буквами.
- Там нет букв, - сообщил очень младший брат. – По краю красненькие есть, а на самом камне нет. Никаких серых букв.
- Как это нет? – я подошёл ближе. – Вот же они.
- Это не буквы. Это трещинки.
- Это буквы!!! Очки надень.
Рики надел очки, но продолжал настаивать, что видит совсем пустой камень. Он водил по трещинкам пальцем и, потеряв терпение, я постучал по полусфере ладонью.
В тот же миг серые буквы полыхнули, словно серые язычки огня, перестроились и выдали фразу: «Отстаньте. Сейчас ничего не скажу».
- Почему? – тупо спросил я.
«Потому что на детей не гадают».
Разумеется, я это знаю.
Рики оторвал ладонь от камня, чтобы покрутить пальцем у виска – и волшебные строчки моментально пропали.
- М… М… - попытался я заговорить. – Малёк. Положи сюда руку.
- Не желаю, - последовал ответ.
- Ну положи. Жалко что ли?
- Не буду.
- Послушай, этот камень – он волшебный. Он разговаривать может. Он тебе погадает. – Я рассказал спутникам, что мне померещилось – и теперь они оба посоветовали мне подкрутить в мозгах некие винтики.
Я продолжал приставать к Мальку, он сдался и положил на полусферу свою большую лапу.
«Того, кто так верен и смел, путь ясен и прям, словно честное слово, и ласковый девичий взгляд награда ему».
Вот что выдал камень, когда я тоже коснулся его ладонью.
- Ничего не вижу, - продолжал отрицать Малёк. – Как же так? Мы с Рики не видим, а ты видишь.
«Маленький мальчик, в чьём сердце горит любопытство, станет вторым из адептов, что смогут со мной говорить. Пусть он приходит в час крайней нужды – и ему не смогу отказать я в совете».
Вот что я прочитал вслух – я всё ещё опирался на полусферу.
- Ого! – сказали мне спутники, а Малёк пошёл дальше и предположил:
- Если ты, Рики, второй, то ты, Миче, первый. Интересно. Спроси у камня, как нам быть в этой истории.
Не успел я осознать важность вопроса, как камень выдал:
«КереичИките – имя моё. Уваженья я также достойна, как тот, кто назвал меня камнем, совсем не желая обидеть. Кто прав – тот идёт к своей цели, коль знает, что прав. Знание ваше – во благо, и служит поддержкой для чистого сердца. Порой же, путь выбирая окольный, к цели скорее придёшь».
Прочитав это, я сказал, что мы молодцы и действуем правильно, только слова об окольном пути мне не понятны. Рики и Малёк чуть ли не носами уткнулись в полусферу, но всё равно не видели ничего.
- Слушай, Миче, а спроси у этой Креи… Крече… Короче, спроси, вы мне когда–нибудь купите ролики? – хитро прищурился мой ребёнок. Камень было начал: «Может быть, кто–нибудь с горки…» - и вдруг написание серобуквенной строчки прервалось.
- Ага! – воскликнул я. – Не дождёшься ты роликов – это опасно. В нашем городе только на роликах кататься! Можно ехать от королевского дворца без остановки до набережной, убиться по дороге насмерть, скатиться в море и утонуть. Нет уж.
Малёк опять загоготал:
- Бедный ребёнок! Твой ополоумевший брат лишает тебя всех радостей жизни.
Рики надулся и засопел.
- Миче за меня боится, потому что очень любит, - заступился он за меня. Камень же внезапно показал ярко – жёлтую строчку: «Сбой информации. Поломка. Ремонт».
- Эй, Кичипите, - позвал я, - ты что, сломался? В смысле, сломалась? Тебе не больно? Может, помочь? Может, ты голодная? – спросил я у камня. А потом у Рики с Мальком: - Чего смеётесь?
- Это же камень!
- Нет. Это Кикипичке. Она живая. А раз живая, то должна же она что–то есть. Оставим ей пирожка. Представьте, как ей скучно здесь одной. Бедная одинокая Чикипука. Даже сломалась от горя. Закашлялась от того, что долго не говорила.
Из заплечного мешка я вынул кое–какую еду и положил на пол. Малёк рухнул на четвереньки, уполз в проход и, кажется, скончался там от смеха. Рики, наоборот, замер и смотрел на меня, распахнув глазёнки.
- Ты самый добрый, - сказал мой очень младший брат.
Мы нашли нашего уползшего друга на полу в высоком тоннеле. Он в изнеможении колотил пяткой по стене, а смеяться у него уже не было сил.
- Пикипика – это дух. Такой одухотворённый волшебный предсказательный камень. Камни не едят, дУхи – тоже, - простонал Малёк. – Даже я это знаю, а ты, волшебник, вон что творишь. Ой, не могу! Ой! Ой!
Рики это совсем не понравилось. Он насупился, надулся и отвернулся от Малька. Но я понимал, что сотворил ерунду какую–то. Я забормотал:
- Ну, это… Ну… Послушай, тебе не всё ли равно?
Внезапно Малёк ржать перестал, сел, вытер глаза и серьёзно сказал:
- О ты, подкармливатель булыжников с чем–то там во лбу. Не обращай внимания на того, кого так смешишь ты – у него же ведь просто весёлый характер. Нет, Миче, в тебе кровь хозяев этих мест, и ты, как говорит Чудила, очень чувствительный. Ты, конечно же, прав. Просто очень смешно.
- И долго будем торчать в этом проходе? – потерял терпение Рики. Он так и рвался идти вперёд.
Держа перед собой фонари, мы двинулись по коридору.
Продолжение: http://www.proza.ru/2009/06/18/493