Для него виноватой во всём была Ольга. По крайней мере, в эту минуту. Ведь это именно она разрушила их семью, а не кто-нибудь чужой. Решено, нужно действовать, найти квартиру, сменить работу, а там посмотрим. От чувства апатии не осталось и следа На смену ему пришёл прилив сил и мыслей. Где так долго пропадает Лёшка, нужно поскорей всё обсудить, посоветоваться. Максим решил не дожидаться в гордом одиночестве, а встал и шагнул в коридор и в этот самый момент услышал тихий разговор в соседней комнате.
- Ты опять за своё? – узнал Максим плачущий голос Наташи, Лёшкиной жены и замер на месте. Они видимо не слышали, как он вышел из кухни, и продолжали разговор, надеясь на прикрытую дверь. Вернее говорила одна Наташа.
- Мало того, что ты тут «курилку» затеял, что бы я этой гадости в доме не видела…так ещё и гостиницу организовываешь. Меня не интересует, с кем он развёлся. Это я с тобой разведусь, если ты немедленно его не выпроводишь. У нас ребёнок, когда, наконец, до тебя дойдёт. – она тихонько заплакала. Видимо почувствовав настроение матери, заплакал и ребёнок.
- Ну, зачем ты так Ната. Ну хочешь я ему сейчас же всё скажу, только ты не плачь. – услышал Максим бубнящий Лёшкин голос. С приятеля вмиг слетела его всегдашняя самоуверенность.
- Вот и скажи. – сдавленно ответила Наташа, успокаивая ребёнка. Максим тихо отступил назад на кухню и в изнеможении опустился на стул, будто только что перетаскал целый вагон тяжестей, как в былые студенческие годы. Он представил, как Лёшка сейчас войдёт, будет что-то говорить, оправдываться и апатия и одиночество снова накрыли его с головой. Максим сидел, не двигаясь не в силах подняться на ноги, будто потерял почву под ними, но при этом, испытывая жгучую потребность поскорее уйти. Ждать долго не пришлось. Лёшка возвратился почти следом и само собой без сигарет. На первый взгляд ничего не изменилось ни в его голосе, ни во внешности, но Максим кожей почувствовал, как мучается приятель, не решаясь начать нужный разговор. Для начала они заговорили о чём-то незначительном и мелком, избегая главного и неизвестно, сколько бы это тянулось, но Максим не выдержал.
- Знаешь, ты меня не приглашай, я ведь только попрощаться. Поезд у меня. – произнёс он пряча глаза, чтобы не видеть облегчение мелькнувшее в Лёшкиных глазах. Приятель впрочем, тут же стал вежливо изо всех сил разыгрывать сожаление, что-то ещё говорить. Максим очень хотел бы не видеть всего этого, но, к сожалению, видел всё с беспощадной ясностью. Не затягивая, он поднялся и направился к двери, на ходу прощаясь с приятелем и выглянувшей из детской Наташей. Лёшка плёлся следом и даже не пытался удерживать Максима, пока тот неловко натягивал на себя ещё не успевшую просохнуть куртку. Выходя из подъезда, Максим, сам не зная почему, осторожно прикрыл за собой дверь, будто мог кого-то разбудить или испугать.
Он медленно пошёл прочь, поёживаясь от холодных дождевых капель, попадающих за воротник. Опять вокруг не было ни души. Максиму начинало казаться, что все люди в этом мире куда-то исчезли и только светящиеся окна домов говорили о другом. За каждым таким окном живут люди, огорчаются, смеются, радуются, а ему теперь остаётся только вокзал, больше идти некуда.
Троллейбуса как всегда долго не было и Максим, стал мучительно и тягуче думать о жене, матери, не родившемся сыне. Невольно вспомнилась та жалкая облезлая кошка в подъезде и Максим невольно отметил, что сам очень напоминает эту кошку такой же неприкаянностью.
Старый железнодорожный вокзал встретил Максима обычной толчеёй запахом гари. Максиму было всё равно куда ехать, хоть на край света, лишь бы подальше из этого города. Он долго стоял у расписания, тщётно пытаясь собраться с мыслями и хоть что-то уловить из написанного. Наконец, бросив это бесполезное сегодня занятие, подошёл к кассе. Молоденькая кассирша за прозрачным пластиглассовым окном что-то рьяно писала, не поднимая головы, по видимому, воспользовавшись свободной минутой, оформляла документы.
- Извините, мне нужен билет на ближайший поезд. – вежливо обратился к ней Максим.
- Куда? – ледяным тоном отчеканила кассирша, подняв на на Максима пронзительно-голубые глаза.
- Мне всё равно, лишь бы на ближайший. – вздохнул он, наивно надеясь на понимание. Кассирша снова смерила его взглядом, на этот раз негодующим и изрекла:
- Я сейчас милицию вызову… на ближайший…проспись, пойди. Ходят тут всякие. – она рассерженно задёрнула штору, а Максим, как от пули увернувшись от рявкнувшего динамика, бестолково завертел головой, не слышал ли кто. Хорошо, что народу поблизости не было. Во избежании дальнейших конфликтов пришлось идти к другой кассе.
- Вам куда? – спросила другая кассирша, так же как и первая, отрываясь от бумаг.
- Что они все тут пишут? – раздражённо подумал Максим. Помедлив с ответом, он наткнулся на удивлённый взгляд кассирши.
- Во Владивосток, если можно. –
- Нельзя. Билеты за три часа до отхода. Поезд в пять. Ждите. – не терпящим возражения тоном отчеканила кассирша и снова уткнулась в бумаги. Говорить ей что-либо дальше было уже невозможно. Максим устало посмотрел на неприветливое окошечко и пошёл коротать время в зал ожидания, ведь до поезда было ещё очень далеко.
В зале ожидания было полно народу. Большинство свободного пространства занимали тюки, свёртки, чемоданы. Изредка оживало громогласное радио, вокруг ходили взад и вперёд какие-то озабоченные люди. В этом гулком хаосе Максим с трудом отыскал свободное место, сел и огляделся. Справа от него невозмутимо похрапывал старичок в медалях. Щупленький, весь седой, с простым открытым лицом, однако бывалый, судя по количеству медалей и других наград, с трудом умещающихся на груди. Максим даже не понял, почему именно этот старичок так привлёк его внимание. Слева расположилась шумная, то ли цыганская, то ли среднеазиатская семья, громко переговаривающаяся на своём гортанном языке. Напротив молодая растрёпанная женщина, лицо которой показалось Максиму странно знакомым, тщётно пыталась успокоить, разомлевшую от усталости, розовощёкую девочку с огромным бантом на голове. Малышка никак не хотела сидеть на месте и ждать, как взрослые. Ей хотелось играть, и всё вокруг было так интересно, что доставляло матери немало хлопот. У Максима невольно сжалось сердце.
После того страшного вечера он не мог спокойно видеть детей и всегда сторонился скверов, где они играли, а если встречал на улице бредущую гуськом детсадовскую компанию, то весь сжимался и как можно скорее старался пройти мимо. После такой встречи, как правило, целый день всё валилось из рук. И надо же было случиться, что именно сегодня ему так часто приходилось испытывать эту боль.
Максим был погружён в свои мысли и не заметил, что девочка, а ещё больше мама, внимательно смотрят на него.
- Лужков, это правда ты или я обозналась? – неожиданно спросила женщина, и Максим только теперь узнал её. Ну, конечно же, это Наденька Красикова, краса и гордость их бесшабашного дружного класса, золотая медалистка и кандидатка на поступление не куда-нибудь, а в само МГУ. Максим с трудом узнал её потому, что с той поры, как он видел её, она разительно изменилась. Из тоненькой белокурой немного нескладной девушки, превратилась в пышненькую представительную даму с замысловатой немного растрёпанной причёской.