Когда начался ядерный удар, мы с Ней сидели за столиком кафе под открытым небом. Она лучисто смеялась, не выпуская моей руки из своих пальцев. Я скатывался по длинным ресницам в глубину Ее синих глаз. А потом взмывал дельфином из этого чистого океана и срывался каплей дождя в вырез Ее блузки. Она была неотразима. Я выпивал эту судьбу до дна, но жажда не знала конца.
А потом упал тяжелый луч со стороны горизонта. И город запрудили невнятные крики и ручьи бегущих людей. Куда они бежали? От кого? Ведь ничего страшного не происходило! Дома с яркими вывесками обнимали наш воздух, деревья вырезали волокнистые прогалины из кучевых облаков. Лишь через пару минут нас окатило громовое дыхание великана. Но даже оно утонуло в хоре голосов и танце человеческих ног. Наш столик перевернули обезумевшие тени бывших людей. Нас повалило к стене, и сверху навалился тент, лишив момента и дороги для бегства. Я не заметил боли от прокатившегося по мне металлического ствола. Мои пальцы чувствовали холод в Ее спине. В моих зубах оказался кусочек ткани от Ее порвавшейся блузки. Ее синие глаза наполнило марево страха. Бледная, Она трепетала в моих ватных руках, как ленточка на ветру, но не звала бежать, не видела перед собой эту спринтерскую дорожку страха, что начисто вытирал этот город. Я слышал удары Ее сердца. И своего. Я велел Ей зажмуриться и шептал что-то про световое излучение, но Она ничего не понимала, кроме потока любви. Возбуждение переполняло нас, заменяя собою страх. Если страданию и смерти суждено стать нашей идиллией, так тому и быть. Мы зажмурились в экстазе, когда следующая вспышка обожгла нам кожу светом, отраженным от земли. Дом укрыл нас от улыбки баллистического гостя. Криков уже не было. Только звериный вой и шум огня. Через несколько секунд ударная волна обрушила на нас дом…
…Она просыпается в холодном поту. Плюхается на подушку и переводит дыхание. Вытирает пот со лба и мечтает пару минут, не открывая глаз. Мечтает обо мне. Не отпускает меня. Не хочет. Не может угомонить подсознание. Вот уже неделю с лишним, со дня тяжелого расставания со своим кавалером Ее не отпускают эти запоздалые почти детские мечтания. Принц, идеал… Я снюсь Ей каждую ночь, одаривая духом эфемерного совершенства и все глубже утопая в меду собственной влюбленности. Но наступает день, Она растворяется в коридорах утренней яви, а мне снова предстоит существовать, не существуя, целый день. Люди, никогда не приручайте сны! Ведь мы в ответе за тех… и за них тоже.
Тягучий голос учительницы по ОБЖ снова рассказывает об ужасах возможной ядерной войны. Она почти не слушает. Сидит сонная, но это уж не те сны. Я не властен над этой дремой. Я витаю над классом, и перегорающей люминесцентной лампочке в углу потолка снова снятся разряды молнии.
Она уходит из школы, никого не подождав. Не грустная, не радостная, злобно обрывая всякие попытки сверстников оказать знаки внимания. Юная колючка, Она теперь отвергает не только бывшего возлюбленного, но и всех знакомых парней, как будто они были лишь щупальцами Её ушедшего ко дну героя. Одиночество не пугает Ее, Она пытается думать обо мне, но куда Ей сейчас, посреди солнечного дня, до снов? Я даже не чувствую Ее дыхания. Проносясь мимо спящей на лавке кошки, я отражаюсь внутри нее притягательно пахнущем котом. Кошка возбужденно урчит во сне, поджав передние лапки.
Ближе к вечеру Она знакомится с молодым человеком. Незнакомец из чужих краев щедр на комплементы, а Она почему-то не огрызается. Он почти такой же, как я. Высокий, темноволосый, улыбчивый, с маниакальным огнем в карих глазах. Он рассказывает Ей обо всем на свете. Она улыбается, не может отвести глаз и остановить учащенное сердцебиение. Ей кажется, что сбылся Ее сон. Она смотрит на меня в упор, но промахивается и смотрит на него. И я чувствую клин пустоты, пронзающий мое существо. Я хочу закричать Ей: «Стой, не надо, очнись! Это не я, это чужой, это обман, это… сон!». Но куда мне? Она не спит. Ее мозг возбужден бета-ритмом, этим частоколом, изгоняющим меня как колдуна из деревни.
Она даже не пожелала сегодня спать. Наглоталась какой-то гадости и всю ночь на пределе эмоций они провели в ночном клубе. Утро перекрасило пестрый город в розово-голубые тона. Мне холодно. Я никому не приснился эту ночь, а значит, отказал себе в драгоценном питании. Я чувствую слабость и боль. Я растворяюсь, но подлая апатия не позволяет мне насытиться кошками, лампочками и угрюмцами, страдающими бессонницей. Солнце поднимается все выше и выше. Яства все меньше и меньше. Город просыпается. Двое возлюбленных, усталые и счастливые, очень хотят есть.
Чувство досады, а может быть, чье-то подсознательное желание гонит меня за океан. Я проникаю в недра узла системы предупреждения о ракетном нападении. Сонный дежурный бдит за аппаратурой. Он очень меня хочет, но ему нельзя спать. И тогда я ныряю в микропроцессор. Этот кремниевый товарищ никогда не спит, но если долго бодрствовать, то сон переплетается с явью. Сегодня я доставлю ему удовольствие. Ему будет сниться небывалая помеха, которая переворачивает сразу несколько нужных бит, компенсируя корректирующий код и контрольную сумму, а значит, убеждая аппаратуру беспечно проглядеть ошибку. Ему и еще нескольким его собратьям, потому что система предупреждения надежно защищена от ложного срабатывания. А вот пареньку-дежурному уже не уснуть. Его глаза округляются, и вскоре не менее круглыми, заочно мертвыми, становятся глаза президента, отдающего приказ. Массированный ядерный удар не должен оставаться без ответа. «Трайдентам» больше не снятся подводные сны. «Трайденты» взмывают ввысь.
А счастливые возлюбленные, он и Она, сели за столик кафе под открытым небом. Она смеется, лучится счастьем и не отпускает руки кавалера. Временами Она сладко жмурится, как будто хочет плюхнуться в перины сна. А потом полушепотом, с какой-то всепроникающей гордостью молвит, что сны должны сбываться. Молодой человек утвердительно кивает, утопая в Ее синих глазах. Сны должны сбываться.