Обманывали меня всю жизнь, я просто напрашивалась, хотя и вовсе не всегда «была рада обмануться», отнюдь... Обижалась, винила себя и училась «просеивать» чужие слова, что давалось совсем нелегко, - наоборот, с трудом перебарывая себя...
Очень трудно ребёнку – человеку, приученному никогда не врать, представить себе, что другие, многие, да почти все вокруг лгут( тут «доктор Хаус» совершенно прав)...
Лгать я так в основном и не научилась по-настоящему, но иногда, в каких-то особенных случаях могла создать хорошо разработанную «легенду», - ну как в фильмах про разведчиков и шпионов( это одно и тоже, конечно, но первые - хорошие наши, а вторые - плохие чужие).
Помня незабвенные папины слова: «Самая большая хитрость – говорить правду, - во-первых, никогда не запутаешься, во-вторых, – всё равно никто не поверит...», разработку таких легенд я проводила также тщательно.
Впрочем, речь пока не об этом...
Так вот, в процессе «просеивания» получаемой информации, результаты получились настолько неутешительными, что к завершению 11-летнего школьного образования подруг у меня не осталось, - почти незаметно для себя они превратились в приятельниц.
С первой любовью было покончено тоже...
В институте мне уже почти удалось не подставляться, к «просеиванию» добавилась
несвойственная мне, но необходимая для выживания, скрытность...
Я мечтала о дружбе, но дружить получалось только с мальчиками, - с ними не нужно было выслушивать сплетен, и можно было разговаривать на темы, вовсе девочкам не интересные... Я ждала, когда они наконец все выйдут замуж, заведут детей, в чём-то разочаруются, устаканятся как-то - вот тогда и можно будет говорить с ними по-человечески...(Какая наивность, чтобы не сказать – глупость!)
Таким образом, мне всё же удавалось избегать обманов, но не всегда,- труднее всего было с любовью и влюблённостями, но об этом я написала уже вполне достаточно...
...Мне было около 35, когда Аллка, соседка и приятельница, соблазнила меня Одессой – своим родным обожаемым городом, без которого она не могла прожить ни одного лета из тех последних шестнадцати, что жила в Москве. Там у неё были настоящие близкие и весёлые друзья – все евреи, как выяснилось,там, в большом старом дворе на Молдаванке, умудрялись жить особняком её мрачные и подозрительные даже друг к другу родители украинско-польских кровей, с крепкой крестьянско-хуторской закваской, суровыми методами воспитания, яростные антисемиты,- но тоже не без юмора, и весьма своеобразного...
Это же Одесса...
Аллка устроила меня у своих друзей. Жили они почти на самой Дерибасовской в З-х комнатной небольшой квартире в одном из старых красиво-обшарпанных домов.
И я так влюбилась в эту семью, - сразу и навечно, что расслабилась совершенно...
За что и поплатилась. И в моральном и в буквальном смысле этого слова.
В один расчудесный солнечный день я вылетела радостная на улицу, уж не помню, с какой целью, - но она была, эта цель, поскольку в кошельке моём находилось чуть меньше половины захваченных с собой на эту счастливую неделю денег(аж около 60 руб. – к тому времени половина моей зарплаты). Быстро перебежав на другую сторону улицы, я внезапно остановилась в полной оторопи, – кто-то не просто окликнул меня, этот кто-то, вернее – эта кто-то, выкрикнул волшебные слова:
- Остановись, красавица, ты давно ничего не знаешь о своём В..., иди сюда, всё расскажу тебе о нём...
Две цыганки завели меня в открытый тёмный подъезд старинного дома, помню, что мы поднялись по широким ступеням, и я оказалась почти притиснутой к стене, и тут одна чуть отошла, а другая, впившись в меня горячим своим чёрным взором, стала говорить – успокаивать...,- как и положено, всё началось с одного рубля за «всю правду», уйти мне не дали, хоть я и порывалась, и тут она стала говорить всё быстрее и быстрее, слов уловить было невозможно, помню лишь головокружение и цветные блики-разводы где-то в голове..., было удивительное ощущение переноса в другое измерение, параллельный мир...
Когда я очнулась, в руке у меня был кошелёк с мелочью... И казалось, что всё приснилось... А самое ужасное и подлое было в том, что о своём любимом В... она мне так и не сказала, мерзавка,- в этом и был основной моральный ущерб, помимо стыда за себя.
Конечно, никогда никому я не рассказывала этой истории. Тогда я думала, что одна такая дура. Позже, когда мне рассказывали, как сами снимали с себя драгоценности, отдавали все деньги и даже заводили в квартиру этих чертовок,
я сочувствовала, но не удивлялась и не смеялась тем более...
Больше я не попадалась, была резка и неприступна, но приставали ко мне цыганки почти постоянно, вечно они толклись у Киевского, и я пробегала, обходила или просто отшвыривала от себя.
А ведь как всегда гордилась, что не подвержена гипнозу. Но этот цыганский гипноз совсем не тот, что был у нас на кафедре психиатрии...
16.06.09