Бирюзовый цвет жизни

Стив Джобс
Полный неряшливо одетый мужичок шаркал ногами по мостовой. Его сбитые запыленные туфли давно нуждались в чистке, а мятый засаленный костюм подчеркивал комичность его образа «толстого неряхи». Шляпа а-ля тридцатые завершала эту забавную картину, но добавляла персонажу изюминку. Ленточка вокруг шляпы прижимала перо бледно-бирюзового оттенка неизвестной птицы, которое так и норовило вырваться под порывами прохладного осеннего ветра.
Ивану Никифоровичу было под пятьдесят. Он работал за гроши на заводе и жил в однокомнатной хрущевке со своей женой Ольгой Владимировной. Да… жизнь пролетела. Что ему вспомнить? Село, детство, бабушка зовет Ванятку обедать, а он хохочет и убегает от нее. Школа, насмешки одноклассников, первая безответная любовь, первые разочарования в людях. Училище, негоден к службе по состоянию здоровья. Поездка со знакомым на заработки на Кавказ, возвращение в родные места, свадьба, завод, дети.. и вот, наконец, спустя самые лучшие годы жизни (где они?) жизнь в квартирке вдвоем с женой. Яркие воспоминания из детства и скудная жизнь.
Ольга Владимировна давно не любит своего мужа. Да и как его полюбить, если он вечно витает где-то в облаках? Рисует на листочках какие-то жалкие картинки, ходит на свой завод ради мизерной зарплаты и больше ничем не интересуется. Она не любила его уже давно, еще с того времени, как изменила ему с соседом, что живет напротив. Иван Никифорович рядом со своим соседом смотрится как овечка (баран?) с боровым. Ольга Владимировна завидовала соседке, жене борова. У тех была дача, Жигули, точка на рынке. А что у нее? Преподавание в школе, старый телевизор и ковер на стене – подарок матери. Ах да, ну и странный муж, которого и мужиком то назвать нельзя. Дети уже уехали в другой город, да и редко наведываются к «старикам», где процветает «застой жизни».
Стоп! Картинки? Да, Иван Никифорович обожал рисовать. Ручка, карандаш, мелок – все, что попадалось под руку, он использовал в качестве материала для своих начинаний. Но он не был художником. Вы не найдете у него ни одного холста потому, что вряд ли его мазня заслуживает внимания. Любить рисовать и иметь талант – это разные вещи. Но Иван Никифорович никак не мог завязать со своим пристрастием. А, может, просто не хотел? В любом случае все его считали отрешенным, а час назад и вовсе уволили с завода, сославшись на кризис в стране.
«Ну и черт с вами со всеми!» - обратился Иван Никифорович к окружающему миру: к начальству, к прохожим, к правительству, к жене – ко всем тем, кто не хотел его понимать. Он покрепче сжал старую папку под мышкой, где хранились его самые лучшие работы на помятых листочках, и свернул в парк. На землю опускались сумерки.
Шагая по безлюдной тропинке, он смотрел вверх, где ветви деревьев, сплетаясь друг с другом, как бы окунались в темнеющее небо. Почему-то хотелось плакать. Иван Никифорович никогда не смотрел на свою жизнь объективно, всегда находя оправдание своим поступкам. Он делал то, что хотел делать. Разве он виноват, что нет места в этой жизни таким романтикам и мечтателям, как он? Просто сейчас он выбрался из бесконечных серых будней, из оков работы, и, вдохнув свежего отрезвляющего воздуха, взглянул на свою жизнь. Жалкое зрелище.
Иван Никифорович услышал доносившуюся с земли жалобную трель какой-то птицы. Он сошел с тропинки, сел на корточки и увидел среди гниющих листьев маленькую птичку. Она была серой и никчемной, но под слоем грязи одно из перышек оказалось бледно-бирюзовым. У Ивана Никифоровича расширились зрачки. Он часто задышал и, наконец, улыбнулся. Он обрадовался, как ребенок, словно увидев среди туч солнце. Бирюзовое солнце, которое обнадеживает и придает сил. Он бережно взял птицу к себе на руки, погладил ее. Кажется, у нее было сломано крыло. Он положил ее во внутренний карман пиджака, прижав его рукой в районе живота, чтобы не придавить птицу.
Окрыленный, Иван Никифорович трусцой побежал из парка к себе домой. У него родилась идея, появился смысл жизни. Он широко улыбался и не уставал повторять: «Олюшка, женушка моя, я все изменю, я осознал, как жить. Теперь все будет совсем по-другому – лучше. Вот увидишь!». Таким радужным и оптимистичным этот мужичок не был с самого детства. В глазах его бирюзовым оттенком сверкало пламя, ожидавшее маленькой искорки всю жизнь.
Иван Никифорович выскочил из парка и взглянул на свой дом через дорогу. Увидев огонек в окне своей квартиры на пятом этаже, он, опьяненный нахлынувшим счастьем, выскочил на дорогу.
Звуки тормозов, тупой удар – так никогда особо и не нагружаемые физически ноги легко переломились от соприкосновения с бампером автомобиля. Следующий звук – звук трескающегося лобового стекла от удара головой.. и окровавленное перо со шляпы, наконец, обрело свободу и взвилось над улицей. Финальный аккорд – полная остановка машины и, как в замедленном кино, по инерции от автомобиля полет мужичка, попутно и невольно разбрасывающего из раскрывшейся папки свои художественные наработки. Финиш…
Высвободившись из-под подушек безопасности и отстегнув ремни, парень с девушкой выскочили из машины и подбежали к телу на дороге. Мужичок бездыханно лежал в нелепой позе, все еще глядя куда-то в дом напротив, а левой рукой прикрывая что-то в засаленном пиджаке. Из его внутреннего кармана выбралась птица и, взмахнув крыльями, взлетела. В ее пустых черных глазах, как в зеркале, отразились: умиротворенное лицо мужичка; перепуганные лица парня и подружки; случайные прохожие, для которых это – всего лишь еще одно событие, чтобы поразвлечься; окно, в котором Ольга Владимировна под громкие звуки что-то бренькающего радио что-то резала на кухне; темное вечернее небо. Птица полетела на запад. Где-то там еще нет сумерек и небо бирюзовое.