Это – черновая версия. Чистовую можно найти на страницах "Самиздата" под этим же моим псевдонимом, а также в Либрусек и Флибуста. Там есть еще одна версия "Шоколадной войны" . Ее объяснение можно посмотреть тут:
http://rutube.ru/video/e79356460cd3dffc07c62de4b415385e/
33.
- Джанза, ты не можешь действовать правильно, по-человечески?
- Про какой ты ад, Арчи? Какое-то время у нас с ним была беседа, и он уже был бы готов продать хоть миллион коробок шоколада.
- Я думал, что те парни… Я не просил тебя поднимать этот шурум-бурум.
- Это был штрих гения, Арчи. Что я думал, то и произошло. Надо было, чтобы та кучка парней немножко его поколотила. Психическое воздействие. Разве не об этом ты всегда говоришь?
- Откуда ты их взял? Мне не нужны посторонние.
- Несколько животных из моего района, они поклялись собственными бабушками для дела.
- Ты обозвал его гомиком?
- Ты был прав, Арчи, сработало. Действительно тормознуло его. Эй, Арчи, ну он же не гомик, правда?
- Конечно, нет, но это был повод раскрутить парня. Если тебе нужно забраться к нему под шкуру, то нужно обвинить его в чём-нибудь таком, что действительно не про него. Иначе только скажешь ему то, что он и так о себе знает.
Тишина на другом конце телефонной линии лишь подтвердила глубокую оценку гения Арчи.
- Что дальше, Арчи?
- Надо взвесить, Эмил. Думаю, что ты мне ещё пригодишься, а пока мы займёмся чем-нибудь другим.
- А я, вот, только начал себе нравиться.
- У тебя ещё будут шансы, Эмил.
- Эй, Арчи.
- Да, Эмил?
- Ну и как же снимок?
- Кажется, я когда-то сказал тебе, что этого снимка нет, Эмил. Что в тот день в аппарате плёнки не было…
Ух, этот Арчи - полон сюрпризов. Но был ли он обманщиком? Или всегда говорил правду?
- Не знаю, Арчи.
- Эмил, положись на меня, и всё. Я не подведу. Нам нужны такие, как ты.
Эмил надулся от гордости. Говорить с Арчи о «Виджилсе»? И была ли вообще фотография? Что бы могло быть дальше?
- Ты можешь полагаться на меня, Арчи.
- Я это знаю, Эмил.
Но когда трубка уже висела, Эмил подумал: «Вот ублюдок».
34.
Внезапно он стал невидимым. Его тело исчезло, потеряло очертания, словно в воду кануло - по дороге в школу, сидя автобусе, он сделал такое открытие. Глаза окружающих избегали его, смотрели куда-нибудь, но только не на него. Все расступались, давая ему широкий проход, игнорировали его, словно он вообще не существовал. И он понял, что его действительно не было, или все сговорились, объявив ему бойкот, или словно он был заражён страшной болезнью, и все боялись от него заразиться. Так или иначе, для всех он перестал быть вообще, исключился из их присутствия. Всю дорогу в школу он сидел один. Его побитая и исцарапанная щека расплющилась о холодное, запотевшее стекло.
Утренняя прохлада подгоняла его к школьному входу. На входе он заметил Тони Сантусси. Исключительно из вежливости, Джерри кивнул ему. Тони был человеком-зеркалом, на своём лице отражающим всё, что могло повстречаться на его пути: улыбку - улыбкой, нахмуренность - нахмуренностью. Но теперь он уставился на Джерри. Не то, чтобы уставился. Главное, что он смотрел не на Джерри, а сквозь него, словно тот был окном или дверным проёмом. И тогда Тони Сантусси исчез, растворился в толпе, наводнившей школу.
Он шёл по коридору, и коридор разделился надвое, словно Азия и Африка, отрезанные друг от друга Красным морем. Никто не попадался у него на пути. Все расступались, давая ему дорогу, словно реагируя на какой-то условный сигнал. Джерри показалось, что он может пройти сквозь стену и ничего не почувствовать.
Он открыл дверку своего шкафчика и обнаружил, что кто-то в нём навёл порядок. Измалёванный плакат был содран, и стена оказалась чистой. Кроссовок уже не было. В шкафчике царила атмосфера отсутствия, словно он был освобождён для нового владельца. Он подумал, что, может быть, иногда ему стоит заглядывать в зеркало, чтобы лишний раз убедиться в том, что он действительно не существует. Но он продолжал существовать. Всё правильно, его щёки продолжали ныть от боли, бока горели. Он уставился в шкафчик, словно в гроб, поставленный вертикально, и ему показалось, что кто-то пытается стереть его, удалить все следы его существования, присутствия в школе. Или, может быть, он постепенно становился параноиком?
На уроках учителя также смотрели на него украдкой, мельком. Их глаза проскальзывали над ним и устанавливались на чём-нибудь другом, и Джерри пытался уловить, на чём. Он как-то поднял руку, имея большое желание ответить на поставленный вопрос, но учитель проигнорировал его. И вообще, непредсказуемость учителей была непостижима. Они чувствовали и всегда могли вызвать его тогда, когда он не подготовился и не мог бы правильно ответить, но напрочь не замечали его, если он прекрасно подготовил материал - то, что и произошло в этот день.
Кто-то принёс ему пакетики со льдом, и он приложил их к лицу. Целый день Джерри ходил, обложившись льдом. Затем его невидимость начала доставлять ему удовольствие. Он расслабился. Как и кому-либо ещё, ему надоело нуждаться в защите или бояться чьих-либо атак. Он устал от какого-либо страха.
Перед началом уроков Джерри попытался найти Губера, но попытка оказалась безуспешной. Он нуждался в его поддержке. Без Губера он оставался один в нетерпимом мире этой школы. Губера в школе не было, и Джерри счёл, что это только к лучшему. Ему ни на кого не хотелось навлекать свои беды. Хватало того, что навязчивые телефонные звонки вовлекли его отца. Ему показалось, что всю прошлую ночь отец простоял около телефона, каждый раз вешая трубку. И, после всего, он подумал, не взяться ли ему за продажу шоколада. Ему не были нужны разрушения в мире отца, и ему хотелось самому снова всё расставить по старым местам.
На большой перемене, Джерри, расслабившись, шёл по коридору в кафетерий, качаясь в толпе, наслаждаясь тем, что его не узнать. Недалеко от ступенек, он почувствовал, что его толкнули, и он полетел вперёд, теряя равновесие. Он начал падать, опасно теряя ступеньки под ногами. Кто-то рядом держался за перила. Он ухватился за него, придавив ещё кого-то к стене. Поток толпящихся смёл на пол его и всех, кто был у перил. Джерри увидел, как кто-то с отвращением посмотрел на него, а ещё кто-то, свиснув, ткнул в него пальцем.
И он понял, что всё-таки он не невидимка.
Брат Лайн вошёл в кабинет в тот момент, когда Брайан Кочрейн закончил общий подсчёт выручки. Это всё. Последний подсчёт всей этой распродажи. Он посмотрел на учителя и не смог удержаться от улыбки.
- Брат Лайн, это всё, - Брайан предвкушал триумф в голосе у Лайна.
Учитель мельком взглянул. Его лицо походило на неисправный кассовый аппарат:
- Всё?
- Распродажа... - Брайан схватил со стола лист, исписанный цифрами. - ...закончена, завершена.
Брайан имел в руках готовую информацию. Лайн глубоко вздохнул и опустился на стул. На мгновение, на его лице резко всё расслабилось, словно огромная ноша была снята с его плеч. Но затем, через очень короткое время он посмотрел на Брайана с какой-то ядовитой остротой в глазах.
- Ты уверен? - спросил он.
- Положительно. И слушайте, Брат Лайн. Деньги, это удивительно - девяносто девять процентов выручки.
Лайн встал.
- Надо проверить подсчёты, - сказал он.
Гнев поразил все внутренности Брайана. Не мог Лайн хоть на минуту расслабиться, сказать: «Хорошая работа», и хотя бы одним словом поблагодарить Брайана? А он сразу: «Надо проверить подсчёты». И тухлое дыхание из его рта. Не мог он съесть что-нибудь ещё кроме бекона, чтобы хоть немного хоть чем-нибудь освежить во рту. Затхлый запах наполнил воздух, когда он встал рядом с Брайаном, глядя в бумаги на столе.
- Только одно, - сказал Брайан, колеблясь перед тем, как начать говорить.
Лайн старался поймать каждого на его сомнениях.
- Что-то важное? - спросил он в большей степени с негодованием, чем с удивлением, словно он опережал погрешности со стороны Брайана.
- Это новичок, Брат Лайн.
- Рено? Что с ним?
- Ничего, он не стал продавать шоколад. И это судьба, действительно судьба.
- Что же это за такая судьба, Кочрейн? Очевидно неудача парня. Он попытался своими мелкими безрезультатными действиями сорвать распродажу, и сплотить вокруг себя оппозицию, а школа сплотилась против него.
- Но всё-таки это судьба. По подсчётам нашей распродажи мы продали ровно девятнадцать тысяч девятьсот пятьдесят коробок. Один к одному. И это практически невозможно. Я думаю, что всегда какое-то количество коробок потеряно, украдено или просто повреждено. И невозможно учесть каждую отдельную коробку. Но в этот раз всё сошлось, ровно пятьдесят коробок упущено - квота Рено.
- Если Рено не продавал их, тогда, очевидно, они не проданы, и тогда почему же не хватает пятидесяти коробок? - спросил Лайн, его слова были медленны и певучи. Он разговаривал Брайаном так, словно ему было только пять или шесть лет отроду.
Брайан понял, что Брата Лайна не интересовала правда, а лишь результаты распродажи. Он знал, что остальные девятнадцать тысяч девятьсот пятьдесят коробок были проданы, и он не был никому и ничего должен. Шли слухи, что он пошёл на повышение, и скоро станет директором, что обрадовало Брайана. Его не будет здесь в следующем году, особенно если Лайн станет директором на всё оставшееся время.
- Ты видишь, что важно, Кочрейн? - спросил Лайн, готовя голос, словно для озвучивания аудитории. - Школьный дух. Мы опровергли закон природы о том, как одно гнилое яблоко не портит всего урожая. Портит, если не положиться на благородство, на дух братства…
Брайан вздохнул, глядя на свои пальцы, отвернувшись от Лайна, не предавая смысла и значения словам, попадающим ему в уши. Он подумал о Рено, о странном упрямом парне. Был ли прав Лайн, после всего? Что, для школы не было ничего важнее какого-то там Рено? У школы и у Лайна не было других проблем? Он думал о Рено, который в одиночку противостоял школе, «Виджилсу» и всем.
«Ой, да пошло всё к чёрту», - подумал Брайан, когда в жужжащем голосе Лайна сквозило ханжество. Продажа завершилась, и его миссия казначея тоже. В конце концов, он больше не имел никакого отношения ни к Лайну, ни даже к Рено. Слава Богу, хоть за эту маленькую любезность.
- Ты отложил пятьдесят коробок в сторону, Оби?
- Да, Арчи.
- Замечательно.
- И к чему всё это, Арчи?
- У нас будет собрание, завтра вечером. Особое собрание - на тему распродажи шоколада. На стадионе.
- Почему на стадионе?
- Потому что это собрание будет именно для тел, Оби. Братья не участвуют, но будут все учащиеся «Тринити».
- Каждый?
- Каждый.
- И Рено?
- Он обязательно будет, Оби.
- Ничего себе, Арчи, ты знаешь, что…?
- Я это знаю, Оби.
- Извини за вопрос…
- Спрашивай.
- Что ты хочешь от Рено?
- Дать ему шанс. Шанс избавиться от его шоколада, старый приятель.
- Арчи, я тебе не старый приятель.
- Я знаю.
- И как же Рено будет избавляться от своего шоколада?
- Он будет его разыгрывать.
- Лотерея?
- Лотерея, Оби.
35.
Лотерея была объявлена. Но что это была за лотерея? Лотерея, какой ещё не было ни в истории «Тринити», ни в истории других школ.
Арчи, создатель события, наблюдал за происходящим: стадион наполняется, парни выстраиваются, проходят сзади и спереди, билеты продаются, свет рассеивается в прохладном вечернем воздухе.
Он стоял рядом с импровизированной сценой, сооружённой Картером и ребятками из «Виджилса» этим днём под руководством Арчи, чем стал старый боксёрский ринг, воскрешённый из деталей трибун и восстановленный полностью, за исключением отсутствующих канатов. Платформа была установлена по направлению к пятидесятиярдовой линии, закрытой стендами так, что каждый сидящий на трибунах увидел бы всё и не смог бы пропустить ни одной акции. Это был Арчи. Цены ему не было.
Атлетическое поле было, по крайней мере, в четверти мили от школы и общежития, в котором жили Братья. Но у Арчи не было выбора. Ему бы отказали в проведении столь глобального спортивного мероприятия только для учащихся и без учителей. Ему пришлось отправить к Братьям смазливого Керони, с лицом младенца, чтобы добиться необходимого разрешения. Керони выглядел мальчиком из церковного хора. И ему действительно никто и ни в чём не отказал. И теперь момент настал, трибуны заполнялись, воздух был чистым и прозрачным, и Рено и Джанза были уже на ринге и неловко смотрели друг на друга.
Арчи всегда вытаскивал шары по такому случаю: его введение и исполнение. За мгновение чёрный ящик с шарами мог бы непредсказуемо изменить ход всех грядущих событий. И всё это требовало немного воображения Арчи и двух телефонных звонков за день до того. Первый звонок нужно было сделать Рено, а второй - Джанзе. Но звонок Джанзе не составил труда. Он был обычным рутинным звонком. Арчи знал, что организовать действия Джанзы было так же просто, как и слепить фигурку из пластилина. Но звонок Рено за вечер до представления потребовал от Арчи аккуратных действий, изобретательности и мудрой режиссуры. «Тоже мне, Шекспир», - сдавленно рассмеялся Арчи.
Арчи считал гудки: «Ой, уже пятый». И он уже не осуждал парня, не стремящегося взять трубку. Но ожидание оправдалось, и Рено, наконец, был на линии, тихое «Алло», спокойный голос и что-то в нём ещё. Арчи распознал кроющееся в его голосе: мёртвое спокойствие и решительность. Замечательно. Парень был готов. Арчи воспарил с триумфом. Рено хотел выйти и бороться, ему нужно было действовать.
- Хочешь прямо, Рено? - подгонял Арчи. - Ответный удар? Возмездие? Показать всем то, что ты думаешь об этом проклятом шоколаде?
- Как я могу это сделать? - голос был насторожённым, но заинтересованным, определённо заинтересованным.
- Просто, очень просто, если, конечно же, не трусишь, - Арчи колол иголкой прямо в мясо.
Рено молчал.
- Его зовут Джанза, действительно гнилой парень - не подарок, ко всему. Он немного умнее животного. И с помощью большого количества парней ты сможешь вернуться в строй. Как я вижу, для тебя это важно. Собираемся на атлетическом поле. Боксёрские перчатки. Всё под контролем. Это путь к тому, чтобы оказаться вместе со всеми, Рено.
- С тобой, Арчи?
- Со мной? - голос невинный и сладкий. - Чёрт, почему со мной? Я занимаюсь своей работой. Я дал тебе задание - не продавать шоколад, а затем другое - продавать. А ты отдыхал, парень. Я тебя не бил. Я не верю в насилие. Но ты обжёгся…
Тишина на другом конце линии. Арчи нажимал: мягкость в голосе, лесть, выведение на чистую воду.
- Смотри, я даю тебе шанс, потому что я верю в честную игру. Это шанс закончить и затем всё начать сначала. Христос, это лучше, чем вшивая шоколадная распродажа. Ты и Джанза, вдвоём на ринге, друг против друга, честно и прямо. И это финиш, конец, всё сделано. Я это гарантирую. Арчи гарантирует.
И парень увлёкся. Трубка была затиснута между плечом и ухом. Голос с другого конца линии звенел в ухе. Разговор зашёл далеко. Арчи имел терпение. Терпение всегда окупалось. Окупалось сполна. И он, конечно же, победил.
Теперь то, что и следовало под его бдительным руководством: наводняющиеся трибуны, безумство приходящих и уходящих, покупающих лотерейные билеты, карябающих на них свои имена и следующие действия на ринге. Арчи тихо ликовал. Он успешно сумел уговорить Рено, Лайна, «Виджилс» и целую проклятую школу: «Я могу уговорить кого угодно».
«Вообрази себя прожектором», - сказал себе Оби. - «Прожектором, луч которого гуляет ярким пятном по полю, задерживаясь то в одной, то в другой точке, высвечивая всё, что попадается на пути, всё, что важно высветить. И ты застреваешь на важных объектах, например: на Арчи - на ублюдке… на умном и ловком ублюдке, начинающем всё заново. Посмотреть на него, стоящего рядом с боксёрским рингом, на то, как он, король всего на свете, обозревает всё, что вокруг. И это он. Он добрался до Рено - бледного и стоящего в напряжении, словно приговорённого к расстрелу, ждущего команды «Огонь», и до Джанзы - до животного, животного на привязи, которое обязательно прыгнет, если его отвязать, он прыгнет на первого же попавшегося».
Оби - прожектор. Он собрался на Рено: «Бедный, бессловесный и обречённый парень. Он не может победить, он это знает, знает не от Арчи. И никто не победит Арчи. Арчи, идущего к нанесению удара, удара возмездия. Если вспомнить большую сцену, что произошла на последней встрече «Виджилса», где он стоял униженный. Но теперь он был снова на вершине. Весь шоколад продан, в один заход, целая школа снова охапкой в его руке. Все кроткие и смирные. Им всё равно не одолеть Арчи. Не слишком оригинально, как иногда он сам может сказать».
«Не двигайся. Не напрягайся. Только жди. Жди в сторонке, жди и смотри».
Джерри перенёс вес тела с одной онемевшей ноги на другую.
«Как нога может онеметь, если ты стоишь?»
«Я не знаю. Наверное, это сон?»
«Нервы, может быть. Напряжение…»
Иначе, это было похоже на то, как маленькие дротики пронзили его ногу, и он воздерживался от какого-либо движения. Он не смел пошевелиться, боясь упасть при любом неверном шаге.
Теперь он понял, что придти сюда было ошибкой, что Арчи его выманил, перехитрил. Какой-то момент, пока тихий голос Арчи обещал соблазнительно-сладкий реванш, полагая, что борьба - это путь покончить со всеми бедами, Джерри действительно поверил, что это возможно - возможно победить на ринге Джанзу, школу и даже самого Арчи. Он думал об отце и о страшном поражении, когда тот стоял у телефона прошлым вечером, и, наконец, положил трубку на стол. «Я не уступлю», - зарекался Джерри, слушая провокационный голос Арчи. Он также жаждал возможности встретиться с Джанзой, обозвавшим его гомиком.
И так, он согласился встретиться с Джанзой на ринге, и Арчи почти склонил его к вероломству. Проделать это с Джанзой было намного проще. Он позволил им заранее быть около платформы, затянуть талии, пока, содрогаясь от вечерней прохлады, он сам ходил за боксёрскими перчатками. И затем Арчи, с триумфом и злобой в глазах, объяснил правила. Те ещё правила!
Джерри был готов отказаться, когда Джанза открыл рот: «О-кей. Я сделаю из него отбивную».
И Джерри увидел, что, к его ужасу, Арчи рассчитывал на реакцию Джанзы и на парней, заполняющих трибуны. Он знал, что Джерри уже не может отстраниться, он зашёл слишком далеко. Арчи даровал ему одну свою кисло-сладкую улыбку: «Что скажешь, Рено? Ты принимаешь правила?»
Что он мог сказать? После телефонных звонков и избиения? После осквернения его шкафчика? Тихая обработка. Толчок в пропасть. Что они сделали с Губером, с Братом Юджином. И что такие, как Арчи и Джанза сделали со школой. И что они ещё натворят, какой вред причинят окружающему миру, когда они покинут «Тринити».
Джерри собрался в решительности. Наконец, это был его шанс, ответный удар. Вся злая несправедливость Арчи крылась в сути лотерейных билетов.
- О-кей. - сказал Джерри.
Теперь стоя здесь, холодным вечером, насквозь пробирающим его тело, с одной затёкшей ногой и с тошнотой, скрываемой в желудке, Джерри подумал, в подходящий ли момент он сказал: «О-кей».
Лотерейные билеты продавались, словно порнографические картинки.
Брайан Кочрейн был удивлён, но чем? Его больше удивили интересы Арчи Костелло. Сперва шоколадная распродажа, а затем эта чокнутая лотерея. Никогда ещё ничего подобного не бывало ни в «Тринити», ни где-либо ещё. И он мог допустить, что он сам иногда грешил самодовольством, несмотря на то, что он был готов защищаться, когда в этот день Арчи подошёл к нему, чтобы объяснить суть проводимой лотереи. «С шоколадом ты превзошёл себя», - сказал ему Арчи. Комплемент расплавил оппозицию Брайана, который боялся жестокости Арчи и «Виджилса». Выживание личности - то, во что Брайан верил и чему преклонялся.
Он снова сильно усомнился в объяснениях Арчи того, как борьба и лотерея будут работать.
- Как ты сумел добраться до Джанзы и до Рено, чтобы сделать это? - вот, что Брайан хотел узнать.
- Легко, - убедил его Арчи. - Рено будет мстить, а Джанза - он животное. И они оба уже не могут уйти на глазах у всей школы, - и голос Арчи снова похолодел, а Брайан содрогнулся внутри себя. - Ты занимаешься только своим делом, Кочрейн, продаёшь билеты, а детали оставь мне.
Через несколько минут Брайан собрал всех, кто уже продал билеты. И Арчи был прав, конечно, потому что трибуны заполнялись, Рено и Джанза были на платформе, билеты проданы, и всё это уже было не на следующий день.
Эмилу Джанзе надоело обращение с ним, как одним из негодяев. Арчи относился к нему именно так, и он это чувствовал. «Эй, животное», - мог сказать Арчи. Эмил не был животным. Он чувствовал себя так же, как и все остальные. Как сказал один парень где-то у Шекспира (они когда-то проходили это по Английскому): «Зарежь меня, не изойду ль я кровью?» Всё правильно, ему хотелось кого-нибудь немного разыграть или к кому-нибудь залезть под шкуру. Разве это не было свойственно человеческой натуре? Он всё время защищался: «Доберись до них раньше, чем они до тебя. Следи, о чём они думают - и бойся». А что Арчи с его гнилой фотографией, которую он (Джанза) не видел. Арчи убеждал его в том, что фотографии не было вообще. «Ну откуда могла бы быть фотография, Эмил. Вспомни, как в тот день в туалете было темно. И вспышки я не имел. И не было никакой плёнки в фотоаппарате. И если бы была, я всё равно не успел бы навестись на резкость». Недоказуемость истины добивала Эмила, и от этого сумасшесшествия он был как в аду. Но в тот момент Арчи заметил, что Эмил ставил на уши таких парней, как, например, Рено. «Чёрт, Эмил, твои враги - такие, как Рено, а не такие, как я. Они квадратны, Эмил, они те, кто представляют для нас опасность, они пыхтят от натуги, но живут по правилам». И тогда Арчи предоставил ему возможность выпустить пар: «Что было, то было. Все говорят о том, как Рено был избит, о том, как ты нуждался в помощи других и не смог бы этого сделать сам…»
Эмил смотрел через арену на Рено. Он стремился в бой, чтобы показать себя перед всей школой. «Чёрт со всем этим психологическим дерьмом, с которым Арчи всех нас перемешал - сказать Рено, что он гомик?» - и он будет работать кулаками, а не ртом.
Ему не терпелось начать, смять Рено у всех на глазах, и неважно, что было написано в лотерейных билетах.
Но в закоулках его сознания затаились сомнения: была ли, вообще, у Арчи фотография той сцены в туалете?
36.
Лотерейные билеты.
Это ужасно!
Арчи не мог рассмотреть того, что в них было написано, и он остановил одного из парней, завербованных Брайаном Кочрейном для продажи билетов.
- Надо взглянуть, - сказал Арчи, дав знак ему рукой.
Парень быстро уступил, и его покорность пришлась Арчи по душе: «Я - Арчи, и я люблю командовать».
Звук возбуждённой публики в его ушах, Арчи внимательно изучил клочок бумаги, на нём были накарябаны слова:
Джанза.
Удар по торсу справа.
Джимми Демерс.
Всё было просто, сногсшибательно - замечательная лотерея. Без сомнений то, чем Арчи Костелло был всегда знаменит. Все знали, что Арчи мог сделать - превзойти себя. В один штрих Арчи вовлёк Рено в шоу, сделал его частью шоколадной распродажи, и также оставил его на милость школы, учащихся. Борцы на платформе ринга не могли проявлять свою волю, они лишь исполняли волю сидящих на трибунах. Каждый, заплативший за билет (и кто бы мог отказаться?), имел шанс поучаствовать в этой борьбе, наблюдая за двоими дерущимися, и в то же время быть от них на безопасном расстоянии, не рискуя получить удар в челюсть или под дыхало. Рискованной частью была сама вероятность прибытия сюда Рено этим вечером. Поднявшись на платформу, Арчи это знал, он уже не смог бы отказаться от борьбы, даже если и слышал о билетах. И это сработало. Прекрасно.
Подошёл Картер: «Билеты действительно проданы, Арчи», - сказал он, оценив концепцию борьбы. Он любил бокс. Факт, что он выбрал два билета и долго думал, что предложить для начала предстоящей борьбы. Он, наконец, решил, что в самый раз будет верхний удар по челюсти справа. В последний момент, он почти одобрил удар Рено, чтобы дать парню удачный шанс. Но Оби стоял рядом - Оби, который совал свой нос во все дела. Теперь Картер прочёл имя Джанзы. Джанза - зверь, и он всегда готов прыгнуть по команде Арчи.
- Смотрите, какой хороший вечер, - самодовольно сказал Арчи, выставляясь напоказ - то, что Картер так ненавидел. - Ты видишь, Картер, говорил я тебе, что ты паниковал без особой причины.
- Я не знаю, как у тебя всё это получается, Арчи, - развёл руками Картер.
- Просто, Картер, просто, - Арчи в этот момент просто упивался восхищениями Картера, который унижал его на том собрании «Виджилса». В какой-то момент он даже сможет вести себя с Картером на равных, но в данный момент Картер был необходим всего лишь как символ грубости и устрашения. - Видишь ли, Картер, в каждом человеке есть две составляющие - жадность и жестокость. Так вот, у нас здесь полный набор. Жадность - парень играет, имея для победы один шанс против ста, плюс пятьдесят коробок шоколада. Жестокость - наблюдать двоих парней, которые избивают друг друга, и, может быть, наносят друг другу серьёзные увечья, и при этом находиться всего лишь на трибунах. И почему это так работает, Картер, потому что все мы ублюдки.
Картера чуть не стошнило от того, что он услышал. Арчи оттолкнул его всем, чем только можно, но больше всего тем, как он перемешивал всех с грязью, осквернял и развращал, словно в мире и не было ничего хорошего и доброго. И ещё Картер допустил, что он сам, видя исход борьбы наперёд, не купил ни одного билета. Делало ли это его таким, как все - жадным и жестоким, как говорил Арчи? Вопрос удивил его. Черт, Он всегда был о себе хорошего мнения. Он даже пользовался позицией президента «Виджилса», чтобы контролировать Арчи и не допускать того, чтобы тот заходил за грань допустимого в заданиях. Но делало ли это его в достаточной мере порядочным? Этот вопрос беспокоил Картера. И он ненавидел Арчи. Он всё время чувствовал вину. Христос, Мир не мог быть таким плохим, каким представлял его всем Арчи, но, он слышал возгласы парней на трибунах, нетерпение в ожидании борьбы - скорей, увидеть её результат - и Картер чуть ли не согласился с Арчи.
Арчи видел, как Картер отошёл в сторону, он выглядел тревожно, и даже неуверенно, хотя величественно и, может быть, с оттенком зависти к нему - к Арчи. И кто бы не позавидовал Арчи, которому подвластны все вершины.
Кочрейн доложил: «Всё продано, Арчи».
Арчи кивнул, представив себе список незаметных героев.
Момент настал.
Арчи поднял голову в направлении трибун, и это выглядело своего рода сигналом. Пульсация прокатилась через толпу, ускоряясь в темпе, развёртываясь в неопределённом направлении. Все глаза были направлены на платформу, где Рено и Джанза стояли в углах по диагонали. Перед платформой стояла пирамида из шоколада - последние пятьдесят коробок. Стадионные прожектора светили ярко.
Картер, с молотком в руке, подошел к центру платформы. Ударить было не по чему, и он просто размахивал им в воздухе.
Публика отреагировала аплодисментами, криками нетерпения и свистом. «Начинаем!» - крикнул кто-то.
Картер, жестикулируя, потребовал тишину.
И тишина почти наступила.
Арчи вышел к переднему краю платформы и демонстративно втянул воздух, словно попробовал на вкус сладость предстоящего события. Но он тут же выдохнул, с удивлением увидев Оби, идущего к платформе с чёрным ящиком в руках.
Оби злобно улыбнулся, когда Арчи стоял в изумлении широко раскрыв рот. Он ещё ни разу не видел Арчи таким удивлённым. А Оби в момент своего триумфа был на высоте. Он кивнул Картеру, находящемуся недалеко от Арчи на платформе.
Картер засомневался в необходимости использования черного ящика, отметив, что это не встреча «Виджилса», и непонятно, зачем нужно Арчи вытаскивать шары.
У Оби был готов ответ, тот ответ, который Арчи мог бы непосредственно дать себе сам: «Потому что четыреста парней жаждут крови, и их не волнует, чьей крови будет больше. И ещё, все в школе знают о чёрном ящике, и как же можно его проигнорировать?»
Картер отметил, что ничего не гарантирует того, что Арчи вытащит чёрный шар, что заставило бы стать на позицию одного из бойцов. Но в ящике кроме одного чёрного шара были ещё и пять белых. Удача Арчи на протяжении всей его карьеры управляющего держалась лишь на том, что он никогда не извлекал чёрный шар.
- Закон средних чисел, - сказал Оби Картеру. - Он должен вытащить два шара: один для Рено, другой для Джанзы.
Картер пристально посмотрел на Оби.
- Мы не могли… - его голос путался в оценке вопроса. - Мы никак не можем это исправить. Откуда мне взять шесть чёрных шаров, ты мне скажи? Так или иначе, Арчи умён настолько, что надуть его невозможно. И никаким чёртом мы его не напугаем. Но кто знает, может, удача оставит его?
Всё шло по плану, пока перед платформой не возник Оби с чёрным ящиком в руках именно в тот момент, когда публично должны были быть объяснены правила и начата борьба. И именно в тот момент он поднялся на платформу и вышел на её центр, когда Картер отошел о чём-то обмолвиться с Арчи.
- Парни, вы что, того? - возмутился Арчи, избегая объятий Картера. - Я могу решить это сам, Картер, или снова останусь в стороне.
Неистовство Арчи застряло в его грудной клетке твёрдым холодным шаром, но он хладнокровно продолжал игру. Как всегда. Он не нашёл ничего неверного в своих действиях: «Я - Арчи».
Ошеломляющий вид чёрного ящика установил ещё более глубокую тишину, чем до того. Только члены «Виджилса» и их жертвы видели его раньше. В ослепительном стадионном свете, ящик выглядел изношенным и побитым, маленьким деревянным контейнером, не имеющим никакой ценности. И ещё об этом по всей школе ходили легенды? Для потенциальных жертв чёрный ящик был возможностью избавления, защитой, средством, которое можно использовать против встреч «Виджилса». А были и такие, кто сомневался в его существовании: «Арчи Костелло никогда бы не позволил ничего подобного». Но тут снова был чёрный ящик. Открыто, перед всем честным народом. И Арчи Костелло, глядя на это, полез рукой за шаром.
Церемония заняла всего лишь минуту или где-то около того, потому что Арчи не терпелось начать и как можно быстрее, до того, как кто-нибудь успеет разобраться в том, что же происходит. Чем меньше драмы, тем лучше. Главное, не дать Оби или Картеру включиться в ход развития событий, чтобы никто не помешал, и чтобы не успеть нарваться на какие-нибудь возражения. И Арчи быстро запустил руку в ящик и извлёк оттуда шар. Белый. Челюсть Оби отвисла от удивления. Всё происходило так быстро. Он хотел, чтобы Арчи не спешил, а публика успела понять, что же происходит. Он хотел растянуть церемонию, чтобы по возможности не допустить излишне драматического развития событий.
Рука Арчи снова залезла в ящик, и Оби уже и не мог предотвратить акцию. Арчи, затаив дыхание, вытащил руку.
Шар был спрятан в его кулаке, сжатом так крепко, что пальцы аж побелели. Он держал кулак перед публикой. Шар должен был быть белым. Арчи был не далёк от того, чтобы в последний момент всё отменилось. Он позволил улыбке поиграть на его губах, чтобы ещё сильнее притянуть к себе доверие.
Он открыл ладонь и взял в руку шар - так, чтобы все увидели.
Белый.
37.
Губер пришёл в последний момент и через всю суматоху поднялся на самый верх трибун. Он не собирался приходить. Ему осточертела школа с её жестокостью, и ему не хотелось быть свидетелем очередных унижений Джерри Рено. Школа также и ему постоянно напоминала о его собственных предательствах и неполноценности. Целых три дня он пробыл дома, лёжа в постели. Болел. Он не был уверен в том, что он действительно был чем-то болен, или же его точила изнутри совесть, заражая тело, делая его вялым и слабым. Иначе говоря, постель стала его собственным миром, маленьким закрытым местом без людей, без «Виджилса», без Брата Лайна, миром без распродажи шоколада, без комнаты разрушений и без людей, кого эти разрушения коснулись. Но кто-то позвонил ему, сообщив о борьбе между Джерри и Джанзой, и о лотерейных билетах, контролирующих борьбу. Губер взвыл протестуя. Постель стала невыносимой. Он ёрзал и ворочался целый день, он рыскал по постели, словно зверь в поиске сна и забвения. Он не хотел идти на стадион. Джерри не мог победить в этой борьбе. Но и в постели Губер также не мог больше оставаться. Наконец, в отчаянии он встал и поспешно оделся, игнорируя протесты родителей. Он приехал на городском автобусе и прошёл половину мили пешком от автобусной остановки на стадион. Теперь его знобило, он ёжился, сидя на скамейке, глядя на платформу и слушая, как Картер объясняет правила сумасшедшей борьбы. Ему стало жутко.
«…и тот, чей удар, записанный им в лотерейном билете, окажется последним, приведшим к нокауту или сдаче соперника, получает приз…»
Но толпа с нетерпением ждала начала борьбы. Губер осмотрелся вокруг. Сидящие на трибунах были ему знакомы, многие из них были его одноклассниками, но внезапно они стали совсем чужими. Они лихорадочно пялились глазами на платформу. Кто-то из них кричал: «Убей его! Убей его!» - Губера аж перекосило.
Картер вышел на центр платформы, где стоял Оби и держал в руках картонный ящик. Картер запустил внутрь руку и достал оттуда несколько клочков бумаги: «Джон Тесиер», - прочитал он. – «И мы читаем имя: Рено…» Шорох разочарования среди публики на трибунах, разрозненные неодобрения. «…Прямой удар Рено Джанзе в челюсть».
Притихло. Момент истины. Рено и Джанза друг против друга, руки подняты. Они стоят в традиционных боксёрских позах, кулаки в перчатках собраны, оба в готовности - этакая душераздирающая пародия на профессиональный бокс. Теперь, Джанза следовал правилам. Он понизил руки, готовясь принять удар Джерри без сопротивления.
Джерри ссутулил плечи, готовя кулак. Он ждал этот момент, даже когда звонкий голос Арчи, насмехался над ним по телефону. Но теперь он колебался. Мог ли он теперь хладнокровно кого-либо ударить, даже животное, такое как Джанза?
«Я не боксёр», - тихо запротестовал он, и ему тут же заперечила мысль о том, как Джанза позволил парням избить его.
Толпа беспокоилась, кто-то кричал: «Действуй, действуй!» И крик был подхвачен другими.
- Что случилось, гомик? - усмехнулся Джанза. - Боишься встретить ударом своей маленькой ручки здоровенного Джанзу?
Джерри послал первый же свой кулак ему в челюсть, и его тут же откинуло назад. Удар почти не достиг цели. Джанза ухмыльнулся.
Свист наполнил воздух. «Исправляй!» - ещё кто-то крикнул с трибун.
Картер поторопил жестом Оби, чтобы тот спешно вынес ящик. Он поддержал нетерпеливость толпы. Они заплатили деньги, и им нужны были действий. Он надеялся, что на этот раз будет удар Джанзы. И его надежда оправдалась. Парня звали Мерфи Хеллер. Он заказал прямой удар Джанзы сверху в торс Рено. Картер пропел команду.
Джерри собрал все свои мышцы, он представил себя деревом.
Джанза был готов. Его оскорбили крики «Исправляй!» только лишь потому, что Рено был жалким трусом. «Я не трус, я покажу им». Ему нужно было доказать, что он гениальный соперник. Если Рено не был бойцом, то тогда Джанза, наконец, им был.
Он ударил Джерри изо всех сил, которые у него нашлись. Это был удар, изошедший от ноги через бедро и всё тело, удар, прошедший волной через все его мышцы, через руку и взорвавшийся в кулаке.
Джерри отшатнулся от этого удара. Такая дикость и злоба застала его врасплох. В этот момент целая планета содрогнулась под его ногами, стадион качнулся, свет затанцевал в его глазах. Боль в шее была мучительной - его голова отогнулась под ударом кулака Джанзы. Шатаясь из стороны в сторону, он боролся за то, чтобы хоть кое-как устоять на ногах и не упасть. Челюсть горела. Во рту появился кислый привкус, наверное, привкус крови. Но он крепко сжал губы, встряхнул головой, быстро очистив всё в глазах, и снова вернулся в реальный мир.
Ещё до того, как он снова смог собраться, голос Картера крикнул: «Джанза - прямой удар в живот». И Джанза врезал без предупреждения, короткий и острый удар пришёлся не в живот, а в грудь. Дыхание оставило Джерри так же, как и на футбольной тренировке, но тут же вернулось. Удар оказался не слишком сильным. Джерри снова собрался, в ожидании следующих указаний. Отдалённо он слышал, как толпа приветствовала обоих свистами и криками, но он сконцентрировался на Джанзе, стоящем перед ним с идиотской улыбкой через всю его физиономию.
Следующий билет дал Джерри шанс ударить Джанзу. Кто-то по имени Артур Робилард (Джерри никогда не слышал это имя) записал в билете прямой удар левой. Что нужно было сделать, у Джерри была только смутная идея, но он ждал, когда же он ударит Джанзу снова, и он дал рукам волю. Перчатка влепила Джанзе по его круглому лицу, и Джанза отшатнулся назад. Результат удивил Джерри. Он ещё никогда и никого раньше так не бил, в ярости, продуманно, и он был удовлетворён броском всей своей энергии в цель, выпустив всю её на волю, влупив, словно хлыстом. Этот удар был возмездием, наконец, не только Джанзе, но и всему, что ему противостояло.
Джанза захлопал глазами от удивления. Он не ожидал такого удара от Джерри. Его непосредственная реакция была бы контрударом, но он пока держал себя в руках.
И голос Картера: «Джанза. Верхний удар левой».
Снова резкая, рвущая шею боль, когда Джанза, без паузы или подготовки, ударил. Джерри немного отступил. Почему его колени дали слабинку, если удар был по челюсти?
Парни орали с трибун, призывая к ещё более значительным действиям. Шум охладил Джерри. «Действуй, действуй!» - неслось с трибун.
И Картер сделал ошибку. Он взял картонный ящик с бумагами, который Оби передал ему, и стал читать все инструкции безостановочно: «Джанза, низкий удар в живот». Слова быстро вылетали у него изо рта, и Картер понял ошибку, никто из купивших лотерейные билеты и заполнивших их не был предупреждён, от того чтобы не записывать какой-нибудь недопустимый удар.
При этих словах Джанза прицелился Джерри в область таза. Джерри заметил это и приготовился к такому удару. Он закрылся перчатками и смотрел на Картера, наконец, понявшего, что что-то не так. Первые удары Джанзы пришлись в нижнюю часть живота, но Джерри отклонил большую часть сильных ударов.
Толпа не поняла, что произошло. Большинство не слышало недопустимых инструкций. Они только видели, как Джерри пытался защищаться, а это было против правил. «Убей его, Джанза!» - кричал голос из толпы.
Джанза также удивился, но только на какой-то момент. Чёрт, он следовал инструкциям, и где был Рено - трус и слабак, ломающий правила. Чёрт с этими правилами. Джанза дал волю своим кулакам летать в порыве жестокости, почти беспрепятственно избивая Рено, по голове, по щекам, в живот. Картер отошёл к заднему краю платформы. Оби исчез из поля зрения, почувствовав неладное. Где, чёрт побери, был Арчи? Картер не мог отыскать его глазами.
Джерри неплохо сумел выстроить защиту против кулаков Джанзы. Всё происходило быстро и инстинктивно. Наконец, Джерри закрыл голову и лицо перчатками, давая ударам сыпаться на него, но он выжидал. Толпа на трибунах окончательно стала сходить с ума, свистя, крича, подгоняя Джанзу.
И ещё одна атака Джанзы, то чего Джерри и хотел. Присев, он впитывал серию ударов и ждал. С челюстью было что-то неладное, боль стала ощутимой, но он не думал об этом, если он мог снова ударить Джанзу, обновить тот предыдущий прекрасный удар. Удары прокатились по всему его телу, а публика, войдя в раж, загалдела ещё сильней, словно кто-то вывернул до отказа ручку громкости некоего монструозного стерео.
Эмил устал. Ему уже надоело. Он опустил руки, остановив атаку и приходя в себя. И в этот момент Джерри обнаружил, что Джанза открыт. Через боль и тошноту, он видел незащищённые грудь и живот Джанзы. И ему нельзя было упустить этот прекрасный момент, и мощный всплеск всех его сил и решительности не заставил себя долго ждать, обрушившись на незащищённого Джанзу, теряющего равновесие. Джанза отшатнулся назад, удивление и боль выступили на его лице.
Триумфально. Джанза вяло путался, шатался на ослабших в коленях ногах. Джерри повернулся к толпе. Что он там хотел найти - аплодисменты? Трибуны ревели и свистели. Свистели ему. Тряся головой, пытаясь собраться, сощурив глаза, он увидел в толпе Арчи. Его снова стало тошнить. Тошнить оттого, что он понял, кем он стал - ещё одним животным, ещё одним зверем, ещё одной фигурой в мире насилия, может быть, не разрушающей вселенную, но наносящей ей вред. Он позволил Арчи сделать это с ним.
А эта толпа на трибунах, ей нужны были впечатления? Что он хотел себе доказать? Они хотели стереть его, убить - ради какого ещё там Христа?
Кулак Джанзы крепко впился ему в висок, выведя его из равновесия. Следующий кулак утонул у Джерри в животе. Он схватился за живот, защищая его, и в его лицо впечатались ещё два сногсшибательных удара: его левый глаз был смят, зрачок разбит. Тело скрутило от боли.
Губер в шоке считал удары Джанзы отправляемые его беззащитному противнику. Пятнадцать, шестнадцать. Он топнул ногой: Хватит, хватит. Но его никто не слышал. Его голос терялся в громе ревущих голосов, голосов призывающих убить… «Убей его! Убей его!» Губер беспомощно смотрел, как Джерри вяло топтался на арене, окровавленный, с открытым ртом, цепляющимся за воздух, с не сфокусированными глазами. Его опухшее тело какое-то время шаталось на ногах, словно оно принадлежало какому-то до смерти удивлённому животному, и затем оно рухнуло на пол, словно отрезанный кусок мяса от подвешенной за крюк туши.
И свет погас.
Оби никогда не забудет это лицо.
За момент до выключения света, он в отвращении отвернулся от платформы. Ему стало не по себе от увиденной сцены: Рено, до полусмерти избитый Джанзой. Его всегда тошнило при виде крови.
Поднимаясь на трибуну, он мельком взглянул на маленький холм, что виднелся в стороне от поля. Он действительно выглядел огромной скалой, нелепо вклеенной в пейзаж, частично покрытой мхом и непристойными каракулями, стираемыми почти каждый день.
Какое-то шевеление зацепило глаз Оби, и он вдруг увидел лицо Брата Лайна, стоявшего на вершине холма, в чёрном пальто, покрывающим его плечи. В отблесках стадионного света его лицо напоминало блестящую монету. «Ублюдок, - подумал Оби. - Он находился здесь всё время и всё видел, держу пари».
Лицо исчезло сразу, как погасли прожектора.
Глубокая темнота наступила внезапно, словно чернила из опрокинувшейся гигантской чернильницы залили все трибуны, платформу и поле, и весь мир внезапно смело, словно тряпкой со стола.
Проклятье, подумал Арчи, обо что-то споткнувшись по дороге от трибун к маленькому служебному зданию, где находились рубильники и предохранители. Он упал и попытался встать. Кто-то подал ему руку. Исходящий от трибун шум был устрашающим, все свистели и кричали, вскочив со своих мест. Маленькие огоньки вспыхивали темноте, и затем красные сигаретные точки плыли во мраке.
«Идиоты, - подумал Арчи. - Все они идиоты». Только ему одному хватило ума пойти и проверить, что случилось с электричеством.
Переступая через упавшие тела и шаря руками в темноте, Арчи продвигался к маленькому домику из тёмного кирпича. Когда он добрался до двери, свет включился снова и затем опять погас. Дюжина вспышек, он толкнул открытую дверь и столкнулся с Братом Джекусом, чья рука была на главном рубильнике.
«Добро пожаловать, Арчи. Вижу, что ты здесь повелеваешь, не так ли?» - его голос был холоден, но презрение угадывалось в нем безошибочно.
38.
- Джерри.
Влажная темнота. Забавно, темнота не может быть влажной, но почему-то она была влажной, как кровь.
- Джерри.
Но кровь не должна быть чёрной. Она может быть только красной. Но его окружила чернота.
- Иди сюда, Джерри.
Идти куда? Он был здесь, в темноте - сырой, тёплой и влажной.
- Эй, Джерри.
Голоса звали его откуда-то из-за окна. Ему хотелось выглянуть в окно, чтобы увидеть, что за голоса его зовут?
- Джерри...
Теперь в этом голосе зазвучали печальные нотки. Более чем печальные - пугающие. Что-то пугающее в голосе.
Внезапно боль подтвердила его существование, сфокусировавшись на нём. Здесь и сейчас. Боже, это боль.
- Держись, Джерри, держись, - сказал Губер, качая рукой перед лицом Джерри. Платформа снова залилась бриллиантовым светом, словно операционный стол, но стадион уже был почти пуст. Задержались лишь несколько любопытных. Губер с горечью наблюдал за уходящими, преследуемыми Братом Джекусом и ещё двоими из преподавательского состава. Парни спешно освобождали стадион, словно покидали место преступления, нелепо подчиняясь жестам Братьев. Губер в темноте пробивался к рингу и, наконец, когда зажёгся свет, он нашёл Джерри. «Лучше позаботься о враче», - крикнул он парню по имени Оби, заместителю Арчи.
Оби кивнул, его лицо было бледным и похожим на ореол в льющемся божественном свете.
- Держись, - снова сказал Губер, нагнувшись над Джерри ещё ниже. Джерри начал чувствовать, как у него где-то переломаны кости. - Всё будет хорошо.
Джерри среагировал на голос, желая ответить. Он имел ответ. Но он смотрел вверх, словно только так он мог вытащить себя на свет божий из объятий боли. Но это было чем-то большим, чем боль, разложившая его. Эта боль стала природой его существования, но его тяготило что-то ещё, какая-то непосильная ноша. Что же? Познание, познание того, что он для себя открыл. Забавно, но его ум внезапно очистился, оказался в стороне от тела, поплыл над ним, над болью.
- Всё будет хорошо, Джерри.
Не будет. По голосу он узнал Губера, и было бы важно разделить с ним своё открытие. Он хотел сказать Губеру, чтобы тот играл в мяч, в футбол, бегал, продавал шоколад, продавал всё, что они захотят, и делал всё, что им нужно. Он пытался выговорить слова, но с его ртом было что-то не так - с зубами, с лицом. Но, так или иначе, он уже многое должен был сказать Губеру из того, что тот должен был знать: «Тебе говорят: «Делай своё дело», но не знают какое, и возражают, когда всё происходит не так, как им надо. Смешно, Губер, и фальшиво. Не надо тревожить вселенную. И неважно, что было написано на том плакате».
Его глаза вяло моргали и искоса смотрели в лицо Губеру. Он видел его, как на смятой киноплёнке. Но оно было полно участия и заботы.
«Не бери в голову, Губер, больше не будет ран. Видишь? Я плыву, плыву над болью. Только не забудь, что я тебе сказал. Это важно. Иначе они тебя убьют…»
- Почему ты так с ним поступил, Арчи?
- Я не знаю, о чём вы.
Арчи отвернулся от Брата Джекуса и смотрел на то, как «скорая» осторожно выезжает со стадионного поля, вращение красных огней отбрасывало яркие зайчики во все стороны, освещая всё, что было вокруг. Врач, осмотревший Рено, сказал, что у него перелом челюсти и, может быть, ещё есть и внутренние повреждения. Нужно сделать рентген. «Что за чёрт», - думал Арчи. - «Всё так рискованно на боксёрском ринге?»
Джекус встряхнул Арчи за плечо:
- Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, - сказал он. - Если бы кое-кто не пришёл в общежитие и не рассказал мне, что здесь происходит, то кто знает, как далеко это могло бы зайти? Что случилось с Рено? Он достаточно пострадал. Насилие висело в воздухе. Ты из-за этого можешь иметь большие неприятности.
Арчи не выбирал ответ. Брат Джекус очевидно видел себя героем, выключившим свет и остановившим бойню. Что так беспокоило Арчи, так это то, что Джекус просто испортил вечер. И вообще он прибыл слишком поздно. Рено уже был почти бит. Слишком быстро, быстрее не бывает. Оставить всё этому глупому Картеру, чтобы тот объявил удар ниже пояса.
- Что ты о себе думаешь, Костелло? - упорствовал Брат Джекус.
Арчи вздохнул. Ему действительно было скучно.
- Смотрите, Брат, школе была нужна распродажа шоколада. И мы её устроили. Всё было бесплатно. Борьба - она была по правилам, честно и прямо.
Внезапно рядом с ними оказался Лайн. Он положил руку на плечё Джекуса.
- Я вижу, ты всё держишь под контролем, Брат Джекус, - сказал он, вздохнув.
Джекус повернул холодное лицо к рядом стоящему учителю:
- Я думаю, что мы просто предотвратили несчастье, - сказал он. Это было упрёком в его голосе, но вежливым и мягким. Он безо всякой вражды разоблачил Арчи. И Арчи понял, что Лайн остался во главе, на позиции силы.
- Рено будет вести себя лучше, я уверяю вас, джентльмены, - сказал Лайн. - Парни, это парни, Джекус. У них есть чувство высокого духа. Ой, иногда их заносит куда-нибудь не туда, но как хорошо наблюдать всю их энергию, рвение и энтузиазм, - он повернулся к Арчи, стал говорить строже, но не так сердито, как обычно. - Этим вечером ты действительно поступил не слишком рассудительно, Арчи. Но я понимаю, что ты это сделал для школы, для «Тринити».
Брат Джекус шествовал в стороне. Арчи и Лайн поглядывали на него. Арчи где-то внутри себя улыбался, но не показывал своих чувств. Лайн был на его стороне. Прекрасно - Лайн, «Виджилс» и Арчи. Вот и наступил этот знаменательный день.
Сирена скорой помощи завыла в ночи.
39.
- В какой-то день, Арчи, - сказал Оби, с предостережением в голосе. - В какой-то день...
- Отвяжись, Оби. На сегодня хватит проповедей. Брат Джекус уже прочёл мне одну почти до конца, - фыркнул Арчи. - Но в это время подошёл Брат Лайн. Замечательный человек, этот Лайн.
Они сидели на трибунах, наблюдая за тем, как несколько парней отчищали то место, на котором ранее, лишь пару часов до того, Арчи инструктировал Рено. Становилось всё холодней, и Оби почувствовал лёгкий озноб. Он глянул на футбольные ворота. Они ему что-то напоминали. Он не мог припомнить, что.
- Лайн - ублюдок, - сказал Оби. - Я видел его здесь, на холме. Он наблюдал за борьбой, и она ему понравилась.
- Я знаю, - ответил Арчи. - Я предупредил его. Анонимно по телефону. Я счёл, что это должно ему понравиться. И я также подумал, что если он будет присутствовать здесь хотя бы часть нашей акции, то он может стать неплохой защитой для нас, если что-то произойдёт не так, как надо.
- В какой-то день, Арчи, тебе всё возвернётся, - сказал Оби, но слова вышли автоматически. Арчи был всегда на шаг впереди.
- Смотри, Оби, я собираюсь узнать, что ты делал этим вечером - ты, Картер и чёрный ящик. Что за чёрт, это был драматический момент. И я понимаю, что ты чувствуешь. Я, конечно, понимаю тебя и таких как Картер, и мне понятно ваше отношение к важности акта извлечения шаров, - он старался быть затейливым и саркастичным, что вносило заметную фальшь в его слова.
- Может быть, чёрный ящик ещё немного поработает, Арчи, - сказал Оби. - Или, может быть, будет ещё кто-нибудь такой же, как Рено.
Арчи не находил ответ. Он был не способен выдать нужный ответ. Он лишь пыхтел и зевал.
- Эй, Оби. Что случилось с шоколадом.
- В неразберихе парни расхватали коробки. Денег это не касается. У Брайана Кочрейна они есть. На следующей неделе у нас должны пройти несколько собраний.
Арчи просто сидел и слушал. Ему это было неинтересно. Ему хотелось есть.
- Ты уверен, Оби, что совсем не осталось шоколада, никакого?
- Я уверен, Арчи.
- У тебя есть «Херши» или что-нибудь ещё?
- Нет.
Свет погас. Арчи и Оби вдвоём ещё какое-то время сидели, ничего не видя вокруг, а потом в потёмках встали и пошли, куда-нибудь подальше от этого проклятого богом места.
----------------------------