Сбежав от князя и недолго покружив по улицам, чтобы сбить след возможной погони, Олекса выбрался за город и скрылся в лесу. Чем дальше он уходил от опушки, тем труднее было определять дорогу. Но он шагал, не раздумывая и почти не передыхая, наугад по тёмному лесу, забираясь всё дальше, всё глубже, в незнакомые дебри.
- Здорово, нечисть лесная! – зычно крикнул он, остановившись наконец перед покинутой медвежьей берлогой. – Здорово, лесной государь! Авось ты сохранишь от государя людского меня, убогого человечишку!
Облюбовав заброшенную медвежью берлогу, Олекса решил поселиться в ней на зиму. Два дня без устали добывал он из-под сугробов сухие листья и хворост для нового жилья своего и, покончив с этим делом, принялся за устройство силков и капканов.
В лесу было спокойно, тихо. В начале, правда, пугало близкое соседство со зверьем и приходилось все время быть настороже, чтобы не попасть в зубы волкам. Вот как-то на снегу, озаренном бледной лунной раду¬гой, возникла волчья стая. Олекса посчитал - волков было пять. Он повернул влево - и волки пошли влево. Он повернул вправо к холму — и волки повернули к холму. Он побежал, задыхаясь и обжигая легкие морозом. Он бежал, пока совершенно не изнемог. Обессилев, он повернулся. Волков не было. Он посмотрел вперед. Они стояли точно на таком же расстоянии, что и раньше. Олекса протер глаза - вол¬ки исчезли. Потом опять появились. Потом вновь ис¬чезли. Все эти хитрости он уже разгадал и ко всему относился подозрительно.
Подозрительно он отнесся и к настоящим волкам. Они бежали, как собаки, только головы держали иначе. Он не обращал на них внимания. Они были его вымыс¬лом, он привык уже к таким вещам. Внезапно он по¬нял, что это - волки, а не вымысел, и что надо драть¬ся. Он понял, что от них не убежать. И посчитал: раз, два, три. Посчитал еще раз: три. И еще. Они были со¬всем близко. Он стоял возле своей берлоги. Страх пропал. Олекса оперся спиной на сосну как можно крепче и вынул нож. Волки были совсем близко. Бока их запали, жалко и нелепо выглядели холодные, осата¬невшие морды. Самый матерый зверь шел впереди. Олексе казалось, что они должны остановиться «перед этим», но они не остановились. Матерый вдруг сразу прыгнул, так что полетел снег. Олекса защитил лицо левой рукой, а правой с ножом ударил и почувствовал, что попал. Шкура пропоролась, и волк взвизгнул. Олекса ударил еще раз и бил, не останавливаясь, в мор¬ду, в бока, в живот, в лапы. Матерый повис на его плече, рвал зубами одёжу и не смог до¬браться до тела - свалился. Олекса поддал его ногой, как поддают злого пса. Но тот - матерый, раненый, уже хрипящий – вновь кинулся к горлу, и Олекса опять ударил его ножом и, не видя, почувствовал, что теперь остались только два, что матерый кончен. Он все бил и бил ножом, - руки его были разодраны зуба¬ми, и лицо было в крови, но он не слабел, наоборот, чувствовал себя как из железа, и знал, что каждый его удар убивает. Но он убил только одного волка, а двух искалечил, и они ушли. Да и первый, матерый, еще не был убит - он бился и грыз снег, вывернув шею. Крови было очень мало, он все взрывал лапами, спиной и боками снег и хрипел, как хрипят неумело зарезанные свиньи. Олекса стоял у своей берлоги и смотрел на зверя молча, не двигаясь. Кровь заливала ему глаза и замерзала на лице, - он нашел в кармане тряпку и отер лицо. На лбу кожа свешивалась клочьями; еще не чувствуя боли, он сложил пальцами лоскутья и надвинул шапку пониже, чтобы закрыть рану и чтобы кровь не мерзла. Потом, трудно передвигая искусанные волками ноги, он подо¬шел к издыхающему зверю и сел на взрыхленный борь¬бою снег. Волк все еще бился и хрипел. Тогда олекса, перевалившись на бок - лень и усталость не позволили ему встать, - замахнулся и ударил зверя ножом в на¬пруженную хрустящую глотку. Мгновенная судорога све¬ла тело волка. Он вытянулся и закусил длинный, багро¬вый еще язык.
- Все! — сипло сказал Олекса. - Конец волку!
И вдруг страшная мысль словно бы ожгла его. Вот, так и ему придет конец. Ему - Олексе. Так или по¬чти так. Его убьют, как он убил сейчас этого зверя. Не ножом, вряд ли ножом, его настигнет чья-нибудь стрела. И он, Олекса, - высунет язык и захрипит, силясь ожить, но будет поздно, все поздно, потому что волку должно умереть, как умирает волк, - от стрелы.
Волку не жить среди людей.
- Но разве я волк? - так же сипло, почти не¬слышно спросил себя Олекса. - Волк.
Да, волк. Именно с этой поры он и стал сам себя называть Волком.
Тревожила Волка еще и лесная нечисть... Но вскоре Олекса Волк освоился и, во всяком случае, чувствовал себя на новом месте гораздо луч¬ше, чем в заточении. С волками он мог вступить в любую минуту в единоборство или отгородиться от них на ночь весело и уютно потрескивающим костром, а против нечисти отлично помогали знакомые с детства, испытанные закли¬нания. Радовало и вселяло бодрость то, что на много верст крутом не было слышно самого страшного и коварного че¬ловеческого врага - человека. Там где-то, далеко-далеко, каждый шаг, каждая думка людишек были предусмотрены и предопределены княжьими дружинниками, воеводами и боги весть еще кем, а здесь, в тем¬ной дубраве, нет ни князя, ни законов. Живи, как птица небесная, не печалясь о грядущем! Будет день - будет и пища, а воли никто не отнимает; горазда дубрава и все, что живет в ней, беречь и любить свою волю превыше жизни. -
На рассвете Олекса обходил силки и, доколотив дичину дубинкою, тут же свежевал ее, жадно вдыхая запах дымящегося мяса. Утолив голод, он, не спеша, возвращался в берлогу и, зарывшись с головою в листву, предавался дремоте.
Лес то жалобно выл, точно оплакивал кого-то близкого, безнадежно потерянного, то вдруг содрогался от свиста, улюлюканья и дикого хохота — и тогда Олекса отчетливо видел плотно зажмуренными глазами, как отовсюду, дробя небо и землю, слеталась к берлоге нечистая сила справлять бесовские свои хороводы. В белых саванах, хмельные, разгульные и распутные, с визгом кружились по лесу ведьмы. Леший, разрывая копытами снег, подбирался все ближе и ближе к берлоге...
Спокойствие покидало Волка. Он сжимал заледеневшими пальцами медный амулет, когда-то давно подаренный матерью, и с ожесточением выкрикивал таинственные, непонятные ему самому, заклинания.
Так сменялись за днями дни, пока не случилось неожиданное. Олекса пошёл осматривать силки. Лес густой, огромадный, он и заплутал; только смотрит — поляна, а на поляне двор стоит, тын такой ли высокий; он к нему, а ворота на запоре. Прочел он заклинание, привязал коня, влез на дерево, а с дерева по суку на тын, а с тына на двор. Гляждит, изба стоит, такая крепкая; он к ней. Ковры, оружие всякое, кубки, такое ли богатство; а в избе ни души. Олекса в горницу, и там никого. Он по лестнице во светелку. Глядь, а там девушка-красавица. Увидала его, так и встре¬пыхнулась вся. Уходи, говорит, отсюда, здесь разбойники! Ну, а он и ее с собою прихватил! С тех пор стали они в лесу вместе жить в любви да согласии.
06.06.2009