Шрамы, словно змеи обвили ее руки. Изуродованные конечности безутешно ныли. Боль. Ее уже не существовало как таковой. К боли физической она привыкла, а к душевной никак не могла. Ведь быть уродом в понятии людей – это невыносимые муки . Пусть никто из них не видит ее шрамов, никогда не прикоснется к рукам, но она чувствует, что они знают… За маской скромной и милой девушки стоит изуродованное любовью существо. Разве можно хотя бы надеяться на понимание окружающих, если любимый человек просто выбросил тебя. Эти шрамы постоянно об этом напоминают,… говорят,… кричат!
Мама… Как много в этом слове для тех, кому дорог человек, имевший право так называться?! Мама… Каждая, родившая дитя, может себя так назвать?! У нее не будет детей никогда и не будет человека, который будет ее любить.
Так рассуждала пятнадцатилетняя девочка, которая сидела на подоконнике в сером коридоре детдома и считала себя чудовищем. Длинные волосы закрывали милое личико, а глаза пристально разглядывали тонкие руки. Чудовищем было то существо, которое руководясь неясными для нас фактами смогло оставить это беззащитное дите. Но теперь ее ожидало прекрасное будущее… Только она уже не узнает об этом…
...Больше всего плакал мальчишка из параллельного класса, для которого она была самым прекрасным существом.