Утром началась зима. Спросонья, выглянув в чуть подёрнутое лёгким ледяным узором
окно, Кешка удивлённо замер, увидев бесконечно чистый снежный ковёр, ровным слоем уложенный на ещё вчера серую и пыльную землю. Было необыкновенно светло и от яркой белизны искрящихся на солнце разноцветными блёстками снежинок, ему пришлось на мгновение закрыть глаза, а затем смотреть на это великолепие через прищуренные, подрагивающие от напряжения, ресницы. За завтраком, нетерпеливо ёрзая на стуле, он без напоминаний съедал и послушно проглатывал всё, чем кормила его мама, стремясь поскорее выскочить на улицу.
Но радость от первых, сказочно мягких и в тоже время по-зимнему морозных декабрьских дней оказалась не долгой. На смену пронзительно голубому, безоблачному небу, пришли тёмные, провисшие до самой земли, свинцовые тучи, задул колючий порывистый ветер и начался нескончаемый, то усиливающийся, то затихающий, снегопад.
Ветер пуржил по двору падающие снежинки, закручивая и задувая их во все щели домов и сараев, сбивая хрупкие снежные хлопья в причудливые и многообразные сугробы. Снежные барханы, постепенно «проглатывали» канавы, песочницы, клумбы, скамейки со столиками. И в один прекрасный день взобрались под крышу сараев. Казалось, что кто-то просто бросил во дворе на снег чёрные длинные треугольники крыш, забыв подвести под них стены. Окна на первых этажах домов скрылись под снежными завалами и по воле стихии дома стали казаться на один этаж меньше. В одну из ночей двери парадного подъезда занесло прочной снежной стеной и спешащие по утрам на работу люди вынуждены были выбираться на улицу через большое, высокое окно, расположенное над входом в подъезд. Кешка и все его друзья, уже который день сидели по домам, удручённо вслушиваясь в тоскливо завывающие порывы ветра. Деревья, изгибаясь под напористыми порывами ветра, иногда кончиками голых веток с шуршанием стучали по железным карнизам, заставляя Кешку непроизвольно вздрагивать и с опаской смотреть на окна. День больше напоминал сумерки, а вечер превращался в непроглядную мглу. Каждодневное ожидание возвращения родителей с работы становилось скучным и утомительным занятием, порой доводившем Кешку до исступления.
Целый месяц разбушевавшаяся метель господствовала над городом, обрушив на него невиданное количество снега. За это время ветер и нешуточные морозы спрессовали лёгкие снежинки в жёсткий настовый массив, сквозь который с трудом прорубались снегоуборочные машины, оставляя после себя на дорогах высокие и узкие коридоры. Вдоль тротуара дворники выпиливали куски снега пилой и отбрасывали в сторону, пытаясь хоть как-то привести в порядок прилежащие к домам территории.
Наконец, в один из дней, утро оглушило Кешку непривычной, но такой желанной, тишиной. Непогода отступила так же неожиданно, как и пришла, очевидно, взяв тайм-аут в небесной канцелярии. Натянув сверху на валенки штаны, чтобы не начерпать в них снега, Кешка устремился на улицу. Двор сказочно преобразился, и то, что вызывало неподдельное раздражение и неудовольствие у взрослых, находило радостный, доведённый до визжащего восторга отклик у детей. Скатываясь с крыш сараев, детвора планомерно осваивала нетронутые залежи сугробов, отчаянно ныряя и валяясь в этом хрустящем и скрипящем море. Когда все возможные горки и сугробы оказались, исследованы и успешно покорены, а варежки и штаны основательно промокли от пота и тающего на них снега, Кешка с друзьями, Виталькой и Андрейкой, решили передохнуть и, потихоньку копошились в сугробе. Вооружившись маленькими фанерками каждый копал себе небольшое углубление в снегу.
- Ты глубоко выкопал? – регулярно, поочерёдно высовываясь из своих ямок, вопрошали они друг у друга.
- А ты? – любопытно звучало в ответ.
Периодически подходили друг к другу, придирчиво осматривали критическим взглядом работу то одного, то другого на предмет глубины и ширины и быстрее спешили к себе, стремясь ещё больше углубиться, ушириться, закопаться. Соревновательный азарт захватил мальчиков, их ямки всё больше уходили под снег, прямо на глазах превращаясь в глубокие подснежные норы. Иногда Кешка, совместно, то с Андрейкой, то с Виталькой, бомбардировал плотными снежными кусками увлёчённых делом то Витальку, то Андрейку. Хуже было, когда они, объединяясь, нападали вдвоём и засыпали Кешку градом снежных снарядов. В такие моменты Кешка заползал в длинную нишу, предусмотрительно выкопанную им в стенке окопчика, и отсиживался там, пережидая неожиданный «артналёт». С течением времени ямки всё больше углублялись и удлинялись, уходя под толщу плотного снега тёмной неровной окружностью. Дневной свет уже не пробивался сквозь снежные своды, и копать приходилось медленно, на ощупь. И тут Витальке пришла идея объединить усилия и построить общую, большую, скрытую от посторонних глаз, подснежную пещеру.
- Я читал про полярников. Они все в снег прятались, чтобы не замёрзнуть. И собаки в снег зарываются. Мы тоже можем как полярники,- увлёкал друзей Виталька.
Будучи чуть старше своих товарищей, Виталька слыл большим выдумщиком и фантазёром и хорошим, для своего возраста, рассказчиком. В его голове постоянно роились какие-то замыслы, которые он спешил донести до товарищей, воплощая в новую игру. И ему это удалось и на этот раз. Работа, начавшая было угасать, закипела с новой силой. Кешка сбегал домой за спичками и огарком свечи и дальше копали при тусклом свете, постоянно гаснущей от падающего снега, стеариновой свечи.
Весь остаток дня прошел в тяжелой напряженной работе. Длинный, неровный лаз зигзагами уходил в темноту и мальчики уже и сами не знали, в каком месте своего двора оказалась построенная пещера, в которой уже можно было почти стоять. Вдоль стенки смастерили подобие лавочки из плотного снега, а посредине воздвигли снежный импровизированный стол, на котором зажгли маленькую коптящую свечку. Пещера наполнилась таинственным светом и тишиной, периодически прерывавшаяся прерывистым дыханием и шмурыгающими носами мальчиков.
- Давайте сделаем эту пещеру нашей секретной базой, и никому про неё не будем рассказывать,- полувопросительно, полуутвердительно произнёс Виталька, - и поклянёмся пламенем этой свечи и нашей дружбой.
- Клянусь! – торжественно произнёс Кешка.
- Клянусь! – вторил ему Андрейка.
Спрятавшись в непролазных сугробах, под крышей своего убежища, связанные торжественной клятвой, отрезанные от внешнего мира, мальчишки ощутили себя особенными, полными сил и романтики покорителями Севера. Им уже ничего не надо было говорить и объяснять – так они были захвачены своей игрой, что выдумка тесно переплелась с жизнью.
- Надо бы взять с собой провиант и карту, - на правах старшего решительно произнёс Виталька. - Сбор через полчаса. Опоздавших не ждём.
Как-будто бы могли быть опоздавшие! Кешка набрал полные карманы сухарей, Андрейка принёс пару кусков белого хлеба с маслом, посыпанным сверху сахаром, а Виталька карту и несколько пряников. Тщательно замаскировав вход, друзья собрались у стола и, склонившись над вырванной из старого атласа картой, выбирали маршрут, по которому они двинуться к Северному полюсу. Набегавшись за день, они увлечённо слушали Виталькины рассказы, жуя пряники, хрустя сухарями, под потрескивающие звуки горящего фитиля на оплавившемся огарке свечи. Они мчались на нартах с оленями по тундре, неслись на собачьих упряжках сквозь ледяные торосы, проваливались в ледяные расщелины, утоляли жажду холодным снегом, провожали взглядом пролетающие над ними самолёты и дирижабли. Они ощущали себя такими же первопроходцами как Седов, Амундсен, Нансен, Скотт. И когда они уже почти подошли к полюсу, Андрейка неожиданно вспомнил, что ключи от дома у него, а сейчас должны вернуться с работы родители и спешно покинул своих друзей. Потерпев столь значительный и невосполнимый урон, Кешка с Виталькой не сдались и решили продолжить своё героическое путешествие дальше. Вернее, Виталька с упоением, вдохновлено рассказывал, а Кешка, в безмолвном оцепенении, слушал. В полумраке снежной пещеры всю сказанное обретало достоверную ясность и правдивость, и казалось, что они действительно затерялись в бескрайних просторах Арктики, стремясь к своей высокой цели. Постепенно голос Витальки прерываясь, затихал, и, повинуясь Кешкиному возгласу:
- А дальше? – начинал повествование с новой силой.
Но наступил момент, когда голос рассказчика умолк, а его никто не потревожил. Свечка через какое-то время догорела до основания и, тихо потрескивая, угасла. Утомлённые игрой мальчики, прижавшись, друг к другу, сладко спали, погрузившись в свои светлые мечты, а там, наверху, уже зашло солнце, вечер уступил место ночи, усиливающийся ветер поднимал и кружил всё новые и новые клубы снега, предвещая новую метель.
Когда Кешка и Виталька не появились дома в десять часов, встревоженные родители приступили к их поиску. Однако осмотр двора, чердаков, подъездов ничего не дал. К двенадцати часам ночи почти всё взрослое население близ лежащих домов было занято поисками потерявшихся мальчиков.
Их нашли в два часа ночи, да и то случайно. Отец Андрейки, участвовавший в поисках, вдруг вспомнил про сына безмятежно спящего дома. Разбуженный Андрейка долго не мог понять, чего от него хотят взрослые, а когда понял, то верный данной друзьям клятве, пыхтел, краснел, но молчал. И только угроза быть нещадно выпоротым, заставила Андрейку сдаться и рассказать про Арктику, про полярников, про пещеру и показать потайной лаз, который к этому времени уже полностью занесло снегом.
Кешка смотрел на желтую полоску в лампочке, которая висела над ним на скрученном в косичку длинном проводе покрытым от частых побелок толстым слоем извести. Свет то расплывался по всему потолку, то вновь собирался в лампочке на этой тоненькой ните накаливания. Он лежал абсолютно голый на старом, длинном деревянном столе, который обычно был то верстаком, то подставкой для покраски или побелки, то гладильной доской, не понимая, что с ним происходит. Доносились невидимые, тревожные голоса. Чьи-то руки растирали его маленькое, замёрзшее до синевы тело, неприятно ударяя жёсткими пальцами по выпирающим рёбрам.
- Давайте, давайте...энергичнее, - узнал Кешка голос соседа снизу, который работал врачом в больнице.
- Может чем-нибудь шерстяным? – это отец.
- Только руками! Категорически! – это опять сосед, - И не жалейте спирт…Втирайте, втирайте…Мягче…
В нос ударил резкий запах спирта. Кешка чихнул и непроизвольно всхлипнул.
- Хорошо!!! – обрадовался сосед, - растираем,… растираем…ноги,… руки….
Кешку морозило, дрожь волнами пробегала по телу, а вместе с ней появились неприятные, болезненные покалывания и пощипывания где-то под кожей.
- Очень даже хорошо! – радовался сосед. – Отлично!
Мальчика несколько раз переворачивали со спины на живот и обратно, до тех пор, пока он не стал чувствовать боль по всему телу и не заплакал.
- Ну-с, самое трудное кажется позади…, - суетился сосед, - плачь, плачь… Молодец!
Кешкино тело уже раскраснелось и горело каким-то внутренним жаром, а кисти рук всё ещё оставались холодными и чужими. С улицы принесли ведро воды со льдом. Отец то растирал Кешкины руки, то совал их в ледяную воду, до тех пор, пока Кешка не запричитал:
- А-а-а-а!... Больно!... А-а-а!...Ы-ы-ы…, – пытаясь вывернуться из отцовских рук.
Но отец неумолимо продолжал растирать и окунать в ведро Кешкины руки, цепко удерживая его в руках, беззлобно приговаривая:
- Терпи! … Полярник, твою мать…, - а Кешка орал от дикой боли, заливаясь горькими слезами.
Заканчивался последний месяц зимы, когда Кешка наконец-то вышел из больницы. Ему ещё повезло – он только обморозился и немного простыл, а вот Витальке было хуже. Он не только обморозился, но и получил тяжёлое воспаление лёгких и всё ещё находился в больнице. Снег во дворе просел, стал грязным, колючим, ноздреватым. О снежном укрытии во дворе напоминал длинный змеевидный провал, заканчивавшийся небольшой круглой ямой, которая могла стать последним прибежищем юных покорителей Арктики.
26 мая 2009 г. г. Хабаровск