Мой выбор способа, или метода написания работы вполне оправдан. Как собственно и название. Ведь я пишу о безразличия, о маске массового равнодушия. В эпоху обезличивания на смену ручкам и листкам бумаги, на смену печатным машинкам пришли виртуальные листы бумаги и такие же виртуальные типографские краски, стандартные обезличенные буквы. И люди, которые растут в этой системе, постепенно теряют свою личность, а затем пытаются найти ее.
Может поэтому люди стараются приобрести свой облик при просмотре фильмов в кинозале, где окружающие тебя люди подскажут, когда надо плакать, а когда смеяться.
Постепенно и кинематограф стал обезличиваться, стал типизирован и не индивидуален. В конце концов, современный человек нуждается в особо преподнесенном ему адреналине.
Мир идей уже давно достиг абсолюта, поэтому все, что рождается так или иначе уже повторялось в прошлом. А так как кинематограф является коктейлем из чувств и около литературного сюжета. Чтобы достичь какой-то оригинальности необходимо работать со статичной картинкой, или смешивать в разных пропорциях всем доступные чувства и инстинкты.
И тут встает речь об авторском кино. Что можно называть авторским кино? Возможно кино, в котором сценарист и режиссер есть одно и то же лицо. Но постепенно авторским стали называть явно постановочное кино, основанное либо на умении ставить картину и многозначительные фразы, либо на театральной игре актеров.
С этой стороны можно выделить особенность именно русского кино. Большинство из актеров имеют именно театральное образование, как и большинство, но уже замечательных режиссеров.
В конце 90х, когда на смену идейным фильмам советского периода, которые смотрятся для некоторых наивно приторными, пришли откровенно глуповатые фильмы о бандитской жизни. Народ, уставший от фильмов с идеей, получил фильмы, не обладающие ни идеей, ни идеологией. Пропали кстати фильмы действительно театральные (постановочные), в которых снимались театральные интеллектуальные актеры. Может поэтому мы стали скучать по постановочному кино, потому что наше поколение еще мельком застало дыхание советского кинематографа, иногда через сказки, иногда по отрывкам удивительно теплым, но ироничных фильмов с Раневской или тонких и острых фильмов с Далем. Я выделяю этих двух актеров, хотя были и другие неповторимые, просто мое детство связанно именно с ними.
И вот теперь вновь стало возрождаться кино, с театральным наполовину духом, мы стали замечать разницу. Именно разницу в 3х этапах больших нашего кино: после того, как идеологию в фильмах заменило действие, теперь пришло действие + идея.
С этой точки зрения очень увлекательно смотреть фильм «Закрытые пространства».
В фильме переплелись действия советской эпохи, как легкое ностальгическое воспоминание, перестроечное время, как времена всеобщего душевного Хаоса, так и последующее время, когда люди расхлебывают последствия перестройки.
Фильм переполнен сюжетными линиями, поэтому проще его разделить на подсоставляющие.
Вспомним главного героя. Он продукт безразличия: его брат был убит из-за безразличия к ситуации его коллегии, сам он превратился в изгоя из толпы из-за безразличия этой самой толпы, да и психолог оказался таким же безразличным к своему подопечному и к своей работе. В этой массовой стихии равнодушия он вынужден надеть маску такой же холодности к людям.
Теперь главная героиня. Главная героиня продукт не только безразличия, но и предательств близких людей. Она не интересна ни матери, ни друзьям, ни коллегам, никому. Она вынуждена восполнять всю полноту чувств безумными поступками – как бы реанимируя свою душу всплесками адреналина (попытка отравить отчима, мнимое самоубийство, удар подносом). Она так же ищет сильные чувства под маской безразличия.
В эпицентре взрыва оказывается третий герой. Ростислав в отличие от первых двух героев излишне чувствителен. Причем излишняя чувствительность и ранимость, которую я б назвала инфантильностью, такой же продукт закрытия от реальности, как и остальных двух. Только вот образовался такой человек опять таки из-за эгоистичности окружающих его близких.
Удивительно, что бывает, когда сталкиваются случайно два человека, которые считают что знают о жизни все, надевают на лицо маску циничной холодности, хотя в нутрии не являются таковыми. Первая встреча, прошедшая под эгидой предстающего «изнасилования», начала постепенно вводить людей в общую игру. Игра заключалась не в поиске ответов на нелепые в ситуации задачки, нет, стал происходить поиск своей души, искренних чувств, эмоций, которых так не хватало людям.
Возможно, сначала происходил лишь обмен адреналином – современные люди зависимы от адреналина. Но затем маска знатока Фрейда и маска ничего не боящейся девушки без детства стали спадать.
Ростислав же из полученной ситуации так же снял маску непрекращающейся чувствительности по псевдо-поводам и стал просто человеком с душой.
В фильме была ситуация с явно «гадливым» душком. Вениамин влюбился и разделил постель со своей сестрой. Но тут я бы сделала упор на время не только экономической, но и душевной перестройки, когда пропали все ценности, семейные в том числе. Когда особо любвеобильные отцы или матери уходили из семьи в семью, бросали несостоятельных материально супругов, заводили множество детей, забывая про предыдущих и не поддерживая с ними никакой связи. Это мертвость духовно должна пугать людей, ведь она образует вот такие вот чудовищные ситуации.
Самая удивительная фраза, которая как бы показывает очеловечивание героя, которая как бы говорит — МАСКИ СБРОШЕНЫ, ГОСПОДА…… Когда на чудовищную ситуацию инцеста психолог с безличным, марионеточном видом говорит: «Мы не виноваты» в ответ получает короткое, но настолько острое и честное, как будто весь фильм ты смотрел только ради этой фразы, как будто все эмоциональное сфокусировалось именно в этих словах «» А КТО Ж ВИ НОВАТ ТОГДА».
Хочу отметить, возможно я буду сейчас предвзята, но человек такой всегда, душу фильму создала так же музыка, которую какие то критики назвали музыкой Апокалипсиса, Леонида Федорова. Но это музыка нашей души, такой же мечущейся и хаотичной, как и оркестровые обработки
Хочу закончить словами из песни Леонида Федорова «Черное и белое», которая так вплелась в жилы и вены фильма, что стала частью ее, а затем и частью каждого, кто слушал ее.
Вот чего не вижу я
Вот чего (чему?) не верю я
Вот сгибаюсь ниже я
Открываю двери
Вот белое, вот чёрное,
Не сделаешь ничего...
Вот чего не слышу я
Вот чего не знаю я
Подымаюсь выше я
Двери закрываю
Вот чёрное, вот белое,
Не сделаешь ничего...
Белое, вот чёрное,
Не сделаешь ничего.
То же что не вижу я
То же и не слышу я
Подымаюсь выше я
Опускаюсь ниже
Вот чёрное, вот белое,
Не сделаешь ничего.
Белое, вот чёрное.
Не сделаешь ничего.
Чёрное, вот белое,
Не сделаешь ничего.