НЕЧАЯННАЯ ЛЮБОВЬ
Весной с управляющим вторым отделением совхоза Николаем Сидоренко стало твориться что-то неладное: он больше внимания стал уделять своей внешности, часто мылся, брился, одеколонился и ежедневно менял сорочки - и все это серьезный, уважаемый человек, отец двоих детей. Он, Николай Иванович влюбился! Да как! Как мальчишка! И в кого? В молоденькую девчушку, которая ему чуть в дочери не годилась.
И что он в ней нашел? У самого жена Тамара, женщина видная, ему под стать: высокая, статная. А эта? Только и всей красы, что стройные, полные, точно литые ножки, да еще удивительно большие, серые, вдумчивые, широко распахнутые навстречу миру глаза.
Николай сам не понимал, как это могло с ним случиться. Совхоз их был большим и богатым, в то время процветал, а отделение, которым он руководил, приносило немалый доход. В подчинении у него были десятки людей: скотники, доярки, механизаторы, телятницы, агроном, ветврач и другие рабочие. И все они подчинялись ему и работали хорошо, дружно и слаженно. А тут она... И зачем только сюда приехала? Мало ей, что ли парней в поселке холостых?
А Наташа и не догадывалась ни о чем, хотя и жила с Николаем по соседству, только его семья в новом коттежде, а она в таком же доме, только там жили четыре семьи, а она на квартире у Анны Семеновны. Сидоренко понять не мог, что же в ней такого, что притягивает к себе, как магнит. Он стал ловить себя на мысли, что ему хочется постоянно быть ближе к ней.
Раз он не выдержал и зашел в медпункт, в котором работала Наташа. Больных не было, и девушка сидела одна. Весь медпункт размещался в двух небольших комнатах, отапливался печкой-голландкой, тут же стояли медицинские шкафы с лекарствами, перевязочными материалами да кушетка для осмотра больных. Пахло камфарой. За столом сидела Наташа в белом халате, который очень шел к ее темно-каштановым волосам, и что-то быстро писала. Увидев управляющего, она встала, такая тоненькая с нежными округлостями губ, бедер и щек, с фонендоскопом на шее и приветливо с ним поздоровалась:
- Здравствуйте, Николай Иванович, уж не заболели ли вы?
- Да, нет. Вот, мимо шел, решил зайти, посмотреть, как вы тут
устроились. Не нужно ли чего? - сказал управляющий и даже голосу своему
удивился: таким он ему показался неестественным, фальшивым.
Знал ведь, прекрасно знал, чего не хватает да все как-то руки у него не доходят помочь - прежний фельдшер ему все уши прожужжал про ремонт помещения и нехватку оборудования. Да и печь перекладывать пора - дымит и оборудование устарело - вот хотя бы кресло гинекологическое необходимо - к ней же женщины ходят, а им не вдруг в райцентр или в участковую больницу выбраться из их тьму-таракани. Даже Тамара у нее лечится. Наташа немного подумала и ответила, как будто угадав его мысли:
- Да все нормально, спасибо. Только вот печка дымит почему-то.
Санитарка с ней замучилась, нельзя ли перекласть следующим летом? Да и
оборудования не хватает, вот хоть бы кресло необходимо гинекологическое
поставить - сюда же женщины ходят на лечение.
И посмотрела вопросительно нежным своим взглядом. Сидоренко поскреб в затылке:
- Что ж, это можно. Я подумаю, чем смогу - помогу. Завтра с печником
поговорю, денька через два его к вам пришлю.
Она еще раз обвела взглядом все вокруг.
- Да еще сухожаровой шкаф для стерильного материала требуется. До
участковой больницы почти пятьдесят километров - пока довезешь больного
- умереть может, - чуть не скороговоркой добавила Наташа, боясь, что управляющий уйдет.
Николай поневоле улыбнулся - вот молодец дивчина, видно, не зря училась. А Наташа засмущалась, раскраснелась, но речь свою закончила:
- А что, Николай Иванович, разве я не права? - и она замолчала.
А Николай тоже почувствовал какую-то неловкость и чтобы ее замять, перевел разговор в другое русло:
- Ну, а с жильем-то как? Нормально устроилась? Хозяйка не обижает?
Если квартира не устраивает, то, может быть, новую подыскать?
- Нет, нет, спасибо. Все нормально, и хозяйка хорошая. Вот только в
столовой ассортимент блюд однообразный и готовят не очень. Повар,
говорят, пьет.
- Ну что ж, решим и этот вопрос. Повар там в самом деле пьет,
придется заменить, как только другого человека подыщем.
На этом разговор был закончен, и Сидоренко из медпункта прямиком направился в столовую. Там в обеденном зале по краям стояло несколько кадок с большими пыльными, экзотическими растениями, на окнах висели несвежие шторы, а на стене с незапамятных времен репродукция Шишкина "Три медведя". В углу за столиком обедали и пили пиво несколько человек приезжих механизаторов. Сидоренко подошел к ним и строго спросил:
- В чем дело? Почему в горячее время тут сидите?
- А мы на ремонте. Машины старые, ломаются часто, а запчастей не
хватает. Вот и коротаем здесь время, - ответил за всех усатый, светловолосый белорус.
- Все равно. Уборка, а вы тут раскисаете. Чтобы я вас больше не здесь
не видел днем, понятно? Сейчас же в поле! А я в РТС заеду, выясню, в чем
там дело.
- Понятно, Николай Иванович, - взялись за кепки механизаторы,
вставая из-за стола.
Уже собираясь уходить, управляющий совсем в плохом настроении заглянул на кухню. Увидев заведующего столовой, дюжего краснолицего детину Павла Носова, не выдержал и сорвался:
- А ты почему здесь грязь развел? И вообще, жалобы на тебя
поступают. Придется уволить за плохое обслуживание. Время горячее, а они
тут пьянку развели! - не на шутку завелся управляющий.
Заведующий стоял и только жмурился да моргал белесыми ресницами. В конце концов Сидоренко махнул на него рукой и поехал на ремонтно-техническую станцию. А по дороге никак не выходил у него из головы разговор с Наташей, ее улыбка, глаза. Он все думал о ней, не подозревая даже, что Наташе нравится другой - веселый молодой, совхозный шофер Володя Журавлев - черноволосый, кареглазый, крепкий парень, но, как на грех, влюбленный в молодую учительницу Людмилу Сергеевну. Вечерами в клубе он танцевал только с ней и дело, кажется, шло к свадьбе.
* * * * *
Ну почему любовь бывает так зла? И не всегда счастлив тот, кого осенит она своим крылом, кого ранят нечаянно стрелы Амура. А стрелы Амура все глубже вонзались в сердце управляющего Сидоренко - он не мог спокойно спать и даже один раз ночью, лаская жену, сквозь сон назвал ее Наташей...
С этой ночи Тамара заподозрила неладное и начала догадываться о любви мужа. Проницательная, как все ревнивые жены, она сразу поняла, кого имел в виду ее муж, и немедленно принялась спасать свой брак. В первую очередь он пошла в медпункт, как будто за лекарством для сына, а сам стала беззастенчиво, в упор разглядывать свою неожиданную соперницу. И никак не могла понять, что же он такого нашел в этой девчонке ее драгоценный муж? Нос курносый, волосы почти рыжие, веснушчатая, ростом маленькая, фигура так себе, девчоночья, грудь как у девочки-подростка. Пигалица, одним словом, а еще туда же - мужей чужих отбивать.
Тамара прямо-таки кипела злостью к этой невзрачной, по ее мнению, девчонке и, как говорится, прямо с места в карьер без обиняков, напрямую, обратилась к Наташе:
- Знаешь что? Я с тобой поговорить хочу серьезно. Ну, ты понимаешь,
о ком.
- Нет не понимаю, - Наташа смотрела на неожиданную гостью
удивленно. - А что случилось?
- Знаешь, хватит мне дурочкой прикидываться, не маленькая. Не знает
она. Сохнет ведь он по тебе с самой весны. Детей забросил почти и все из-за
тебя, змея подколодная! — не выдержала Тамара и, грубо перейдя на крик,
выбрасывала ругательства прямо в лицо девушке. - Дрянь, ангелочком
прикинулась, а сама чужого мужа уводит, отца детей! Уезжай отсюда! - тут
Тамара схватила девушку, пытавшуюся уйти, за воротник халата и начала
трясти:
- Увольняйся и уезжай! С главврачом я сама договорюсь и все улажу -
без отработки уедешь. Тебе ведь здесь не нравится. Люди чужие, а ты с
мамочкой росла, принцесса на горошине, - билась в истерике Тамара, а до
Наташи, наконец, доходил смысл ее слов.
У нее будто глаза открылись,теперь ей стали понятны и частые посещения медпункта управляющим, и его смущение, даже робость при ней и его нелепые ухаживания в столовой, когда он подвез ее попутно в район на конференцию, а потом они обедали вместе. Теперь она поняла, от кого были букеты плевых цветов, найденные в почтовом ящике рано утром время от времени.
А разъяренная Тамара не отступалась, горячилась все больше и больше. Казалось, она готова была ударить соперницу, Наташа не выдержала, закрыла лицо руками, потом вырвалась, наконец, из цепких рук Тамары и убежала в другую комнату, и там дала волю слезам.
- Ну почему я такая несчастная? - думала она, глотая слезы. За что ее так оскорбила эта женщина? Ведь и в мыслях у Наташи подобного не было. Ничего и не было у них с Сидоренко, да и быть не могло. Ведь он намного ее старше и при том семейный, и вообще ей нравится другой,
Его, другого, она часто видела во сне. Он нежно целовал ее и нес куда-то на руках. А наяву Наташа даже не смела поднять на него глаза при встрече или улыбнуться и оставалась одна. Вечерами к ней иногда заходила подружка - местная девчонка, она жила неподалеку, вместе они ходили в клуб - в кино или на танцы, но никто не провожал Наташу домой. А ей шел двадцатый год. Время, как известно, любви...
Но после этого случая с Тамарой, Наташа и в клуб ходить перестала: замкнулась в себе, боялась пересудов. Так невыносимо скучно прошла зима, и Наташа серьезно стала думать об отъезде. Вот только не знала, куда ехать - ведь из родных у нее была одна мать, и та жила далеко, в другом районе.
А Наташу всегда манил к себе большой город, его широкие улицы, несмолкаемый шум трамваев, троллейбусов, толчея, красивые витрины больших магазинов. Ей казалось, что там люди живут какой-то особенной интересной жизнью, ходят в театры, женщины носят красивые вещи, а не как здесь: зимой и летом в фуфайке.
Но как уехать, если она должна отработать еще целых два года, не просить же, в самом деле Тамару помочь ей уволиться? Но тут, как всегда, все решил случай.
* * * * *
Однажды на рассвете Наташу вызвали к больной женщине. Похоже, что у нее начинались роды, и ее, молоденькую, надо было срочно везти в больницу. Повезли на тракторе с санями - роженица села в кабину, а сзади на санях устроились ее муж и Наташа. Погода была не по-весеннему холодная, дул холодный порывистый ветер, потом повалил мокрый снег, дорогу совсем развезло.
Сани проезжали огромные колдобины, наполненные талой водой, и Наташу, порой, окатывало ледяными брызгами, вскоре она вся продрогла в тонком пальто.
Не успели проехать 10 километров, как у Нины, так звали роженицу, отошли околоплодные воды, и начались роды. Тракторист прибавил скорость, торопясь доехать до ближайшей деревни, и вот, наконец, показались дома. Остановились у первого дома, постучались. Калитку открыла старуха в клетчатом шерстяном платке. Наташа бросилась ей навстречу:
- Бабушка, пустите нас к себе в дом, у нас женщина рожает, до
больницы уже не успеем доехать. Старуха недоверчиво поглядела на
незнакомцев:
- В дом я вас не пущу, а вот в сеночки проходите, вот тут на сундуке я
клеенку постелю, пущай с Богом и рожает.
Наташа взмолилась:
- Да тут же холодно у вас, неотапливаемое помещение!
- Ничего. Весна на дворе. Мы раньше и на поле рожали, всяко бывало, а детей
вырастили. А не нравится - что-ж не обессудьте.
Делать было нечего. Наташа кое-как уложила роженицу на сундуке, обработала себе руки спиртом и приготовилась принимать роды, а мужа Нина отправила к хозяйке в дом. Роды были стремительными, родился мальчик, здоровенький, крупный малыш, он закричал сразу. Наташа обтерла его от слизи и крови, потом дрожащими от волнения руками перевязала стерильными шелковыми нитками пуповину, а затем перерезала ее наскоро обожженными спиртом ножницами, наконец запеленала ребенка, показала его счастливой матери и передала со старухой к отцу.
Ребенка унесли в теплые комнаты, а у роженицы началось сильное кровотечение. У нее оказалось редкое и очень опасное осложнение после родов приращение плаценты, то есть детского места. Везти ее в таком положении на тракторе было равносильно смерти. И они по телефону из конторы стал вызывать скорую помощь из района, но машина пробиться в такую погоду по бездорожью могла не скоро.
Что же делать? Что? - думала Наташа. - Ведь молодой женщине грозит неминуемая смерть. А Нина лежала с пергаментно-белым лицом и потухшим взглядом... И тут Наташу осенило:
- Надо попросить Вячеслава, мужа Нины, сходить за местной
медичкой. И, когда наконец пришла средних лет женщина по
имени Надежда, то Наташа попросила ее осмотреть родильницу, но Надежда
наотрез отказалась, объяснив это тем, что в ее практике не было такого
случая:
- Нет, нет, ты недавно получила диплом, у тебя знаний больше,
а я всего лишь медсестра, да и училась двадцать лет назад. Не сумею я - лучше ты.
А между тем состояние юной мамы резко ухудшилось. У нее упало давление, лицо заострилось, и Нина лежала в полузабытьи, почти без сознания. И тогда Наташа решилась пойти на крайние меры: она попросила Надежду набирать в шприцы сорокапроцентную глюкозу, а сама нашла вену и стала медленно вводить шприц за шприцом спасительный раствор, чтобы поддержать силы женщины, затем обработала себе руки спиртом, чтобы не занести инфекцию, и ввела одну в горячую живую плоть, туда, где еще совсем недавно находился ребенок, а затем осторожно, стараясь не навредить, как ее учили, пилящими движениями стала отделять детское место от чрева матери.
Нет, недаром она, будучи студенткой, дни и ночи просиживала над учебниками, прилежно училась на практике, осваивая профессию, такую нужную людям! Недаром настойчиво изучала фантомы, муляжи, кости скелета и толстые медицинские монографии. Вот и пригодились ей знания для безошибочной постановки диагноза и практической помощи больной. Вот только, дай Бог, чтобы все обошлось благополучно. Ведь она еще так неопытна.
Операция эта считается врачебной, но все-таки, ей это удалось - кровопотеря наконец, прекратилась, а Нина понемногу начала приходить в себя, а часа через два подоспела и «скорая помощь» из района с целой бригадой опытных врачей, и Нину с ребенком увезли в больницу - роды в дороге в таких условиях могли быть очень опасны. К тому же она потеряла много крови, и ей надо было пройти курс лечения.
А Наташа с Вячеславом поехали домой, теперь она могла сесть в кабину, но девушка плохо переносила запах машинного масла, солярки и шум мотора, поэтому села в сани, а Вячеслав взял вина в местном магазине и стал настойчиво угощать Наташу выпить за его новорожденного сына. Наташа выпила немного и вскоре согрелась, а к вечеру они доехали до своих Ключиков.
А дома ее ждала хозяйка. Она только всплеснула руками, увидев продрогшую, синюю от холода девушку, а потом заставила ее надеть теплые с печки валенки, накормила горячим борщом, напоила чаем и уложила в постель, накрыв теплыми одеялами. Но к утру у Наташи поднялась температура, закололо в груди, заболело горло, и она проболела две недели, лечась сама антибиотиками, да бабушкиными травками и припарками.
* * * * *
За это время Володя с Люсей сыграли веселую свадьбу и зажили счастливо, совхоз выделил им квартиру, а Наташа все чаще стала думать об отъезде - все не давал ей покоя тот неприятный разговор с Тамарой - женой управляющего. От него остался какой-то неприятный осадок.
А управляющий Сидоренко, узнав о болезни Наташи, не находил себе места, а потом не выдержал и, пока жена была на ферме, во время вечерней дойки зашел к Семеновне, справиться о здоровье Наташи. Та замахала руками:
- Какое здоровье! Лежит сердешная, горит вся, смотреть тошно. Не ест
ничего третий день, только пить просит и все.
- Может, в больницу ее отвезти? - спросил управляющий.
- Да вот и я ей говорю, только не хочет она и слышать. Сама, мол,
медик - вылечусь.
- Ну, что делать? Может родителям сообщить?
- Да у ней мать одна и та далеко. Не захочет онаее беспокоить. Да и то, девка молодая, поправится быстро. Я ей травки даю разные, почки березовые настаиваю, припарку кладу на грудь. Все, как рукой за неделю снимет.
- Ну, раз так говоришь, лечи ее. Может, лекарство какое надо из города
привезти и еще чего, так я завтра в райцентр поеду, в аптеку там заскочу.
Зайду вечером. Только Тамаре молчок, ты ведь ее знаешь.
- Знаю, как не знать - по соседству живем. Я тебе вот што скажу -
остерегайся жинки своей, чтобы зла Наташе не сделала. Она ведь ребенок
еще совсем. Чистое дитя, а твоя бог весть что думает, вон бабы, што в
магазине про неё болтают. Каждой ведь не накинешь платок на роток.
- Ну, на нее-то хоть дай взглянуть.
- Зайди, посмотри, только быстро. Спит она, - нехотя разрешила старуха.
Сидоренко на цыпочках прошел в комнату, где Наташа лежала на большой широкой кровати хозяйки с лихорадочным румянцем на щеках, с распущенной косой. Темные полосы разметались по подушке, а из-под одеяла выглядывала маленькая розовая пятка, вид которой почему-то особенно растрогал Сидоренко - он готов был целовать даже эту ее пятку, но знал, что это невозможно.
Николай только стоял и жадно смотрел на спящую девушку в ее трогательной беспомощности, но это длилось недолго. К нему подошла Семеновна и тихо сказала ему:
- Ну што? Нагляделся? А теперь иди, а то твоя ненароком заявится, - и
Сидоренко послушно пошел, в отчаянии не зная, что делать дальше.
На другой день он съездил в райцентр и вечером отдал Семеновне для Наташи красные яблоки, сухофрукты, баночку меда, шоколад и дорогое лекарство. Николай хотел пойти еще раз взглянуть на нее, но старуха в этот раз не пустила его:
- Нельзя, нельзя, Николай Иванович, и не проси - не спит она, не надо, еще разволнуется и хуже вдруг станет, - Сидоренко не стал настаивать и пошел домой.
А еще через несколько дней Наташа выздоровела и встала на ноги - молодой организм взял свое, и она снова без устали ходила на вызовы по селу, как ни в чем не бывало, лечила детей и взрослых, и люди относились к ней с душой, а Тамара злилась на нее, чувствуя охлаждение мужа и женским чутьем понимала причину. И все наговаривала своим товаркам на Наташу. И, когда девушка приходила в магазин купить какую-нибудь мелочь или просто за продуктами, то проходила, как сквозь строй, через косые взгляды сельских сплетниц, отчетливо слыша ехидные усмешки у себя за спиной:
- Ишь, вышагивает, словно пава. - громко шептала своей подруге
бойкая языкастая Нюся, техничка в сельском клубе, - А сама чужого мужа
приголубливает, бессовестная.
- Городские - они все такие, - поддакивала рыжая толстая телятница
Валя, тоже острая на язычок.
- А еще тихоней прикидывается, знаем таким тихонь, видали, -
смеялась высокая худая почтальонка Рая.
А Наташа быстро брала покупки и отходила от прилавка, глотая слезы.
- Зачем они так? Что я им сделала? Уеду отсюда, все равно уеду. Вот в
мае на конференцию поеду и напишу заявление главврачу, - думала она про
себя.
* * * * *
Сказано - сделано. Наступил май - самый любимый месяц у Наташи. Она, выросшая в городе, почему-то любила траву, цветы, пение птиц, любила прогуляться по лесу в теплую ясную погоду, нарвать весенних цветов, которых тут росло множество, прямо целые поляны голубых, оранжевых, белых, желтых, особенно летом.
Она ставила их в вазу и чувствовала их неповторимый аромат.
На майскую районную конференцию собралось много людей из разных мест: тут были опытные врачи, и совсем еще молодые специалисты вроде Наташи. Многие из заслуженных выступали, делились опытом, а в конце выступил главврач, это был Исаак Самуилович Цесулевич, еврей, похожий на библейского пророка, уже пожилой человек и опытнейший врач, которого знали и уважали все местные жители. Он отмечал лучших, называл имена и, вдруг, Наташа услышала свою фамилию... Девушка очень удивилась, а потом в перерыве насмелилась, подошла к нему и, смущаясь, назвала себя и подала заявление на увольнение.
Старый врач посмотрел на нее с недоумением, а потом, как бы припоминая, спросил:
- А это ты с роженицей-то маялась недавно?
- Да, - еще больше засмущалась девушка, - а вы откуда знаете?
- Я все знаю, что у меня в районе делается - должность у меня такая.
Ну, молодец, молодец, дивчина, не растерялась, - и
Исаак Самуилович одобрительно похлопал ее по плечу.
- А насчет заявления ты подумай. Уехать никогда не поздно. Вот
подожди, квартиру тебе похлопочем, замуж отдадим, жених-то есть или нет?
- лукаво посмеиваясь, говорил главврач. - Нет, так найдем, - продолжал он
подшучивать над Наташей, и тут она решилась:
- Нет. Я решила твердо. Я, я, - девушка вдруг потеряла голос и перешла
почти на шепот. - Я замуж выхожу скоро, а жених, он из города, в деревню
сюда не поедет, - Наташа говорила и чувствовала, как ее лицо стало
пунцовым - ведь она лгала и, наверное, первый раз в жизни так серьезно.
- Так вот в чем дело, - задумался Исаак Самуклович, - ну что ж замуж -
дело хорошее. Жизнь тоже надо устраивать - это я понимаю, хотя и жаль тебя
отпускать - специалист ты хороший, но что поделаешь? Ладно, в конце месяца
приезжай, уволю, а пока подыщем тебе замену - село отдаленное - без
фельдшера нельзя, - на этом их разговор был окончен.
Вот так и решилась ее судьба - росчерком пера Исаака Самуиловича, а через две недели она уже сдавала медпункт - инструменты и медикаменты новому фельдшеру - молодой женщине из местных, она вернулась на жительство в родное село из Казахстана.
Немного жаль было Наташе покидать насиженный угол, работу, добрую хозяйку, которая относилась к ней, как к родной, село, где впервые она начала свою самостоятельную жизнь, но тяжело было и от тоски по дому, по матери, от косых злых взглядов местных кумушек, от тоски по сильному мужскому плечу, от неразделенной любви, и от нечаянных встреч с Сидоренко, который, несмотря ни на что, прямо с какой-то яростной отрешенностью продолжал ее любить и обжигал взглядом при встрече.
А встречи эти, живя она здесь в селе, были неизбежны, а Наташа не хотела разбивать чужую семью и поэтому, сдав медпункт, собрала вещи, попрощалась с санитаркой Тоней, с хозяйкой Анной Семеновной, которая даже всплакнула и обязательно просила ее написать, как устроится в городе, и на попутной машине - совхозном молоковозе доехала до железнодорожной станции. А наутро поезд уже подъезжал к большому и красивому сибирскому городу на могучей реке.
Наташа ехала и радовалась, и сразу, когда вышла на перрон с небольшой сумкой и чемоданом, поехала отыскивать старую тетю - сестру отца, с которой она списалась заранее, и которая будучи серьезно больной, готова была ее приютить. В городе девушка растерялась и взволновалась. А большие каменные дома обступили ее со всех сторон, как сказочные великаны, и ей стало немного страшно - как-то она устроится здесь? И все-таки она верила, что добьется всего сама, что город станет ей родным, хотя и не знала, как у нее все получится.
* * * * *
А Сидоренко после отъезда Наташи из Ключиков ходил, как в воду опущенный - все валилось у него из рук, все было немилым, а Тамара, зная причину его тоски, взъелась на него пуще прежнего и пилила, пилила, пилила...
Почему-то исчезла та теплота, которая связывала их в первые годы совместной жизни. Жена постоянно была раздражена, то и дело кричала на него и детей, и Николай ничего не мог с ней поделать.
Он честно старался забыть Наташу, забыть ее голос, походку, улыбку, цвет волос - и не мог. Она не выходила у него из головы. Может, он чувствовал, что она была бы для него идеальной женой? Кто знает.
Так и прожили с Тамарой еще с год и редкий день проходил без ссоры, а потом его неожиданно направили работать главным механиком в пригородный совхоз, который поставлял овощи, молоко и мясо для города и в котором теперь жила Наташа.
Николай был рад новому назначению, хотя тосковал о детях, а Тамара ехать с ним наотрез отказалась, объяснив это тем, что там нет квартиры, а скитаться по частным углам она с детьми не намерена.
Он жил с полгода на квартире, а потом ему дали хорошее жилье, но жена по-прежнему не торопилась с отъездом. Николай Иванович чувствовал, что его семейная жизнь рушится и не знал, что делать: жалко было детей, но и так жить нельзя. Ведь последний год они только мучили друг друга и этому должен быть положен конец.
* * * * *
Развязка наступила быстрее, чем можно было предполагать. Через полгода после его отъезда Тамара неожиданно для всех сошлась с молодым ветврачом и жила с ним почти открыто.
Когда Николай приехал домой, жена заявила ему прямо с порога, что подает на развод и алименты, так как жить с ним больше не хочет.
- Устала я от тебя. Ходишь все бирюк бирюком, о крале своей
думаешь, только ты ей не нужен - ей молодого подавай, повертела тут
хвостом и уехала. Так что забирай свои вещи и уезжай совсем вслед за ней! Я
с детьми буду жить здесь, - Тамара стояла перед ним полная, красивая,
цветущая. Они были с ней ровесниками, и ему хотелось
ее ударить, но Сидоренко сдержался, попрощался с детьми и, не желая
встречаться с соперником, попросился ночевать к Семеновне. Та встретила
его приветливо:
- Не горюй, Коля. Все наладится, все быльем порастет. Вот увидишь. В
жизни и не такое бывает. Только вот зря девушку-то упустил. Не забыл еще
Наташу-то? Не видал ее в городе? - засыпала его вопросами Семеновна.
- Нет, не забыл.
- А ты попробуй найди ее. Она у тетки живет, писала мне, у меня и
адрес есть.
- Правда? Где? - заволновался Сидоренко.
- Да ты ешь, ешь, а то шанежки остынут. Ишь, как исхудал без жены, - и
добрая старуха пододвинула ему тарелку с горячим борщом, творог со
сметаной и еще теплые шанежки.
- Да, а Тамарка твоя с ума сошла, людей не стесняется, в открытую с
ним живет. Как вечер, так он к ней идет, и днем по деревне ходят под ручку и
с детишками.
Николай не выдержал, скрипнул зубами и попросил:
- Не надо о ней. А детей я постараюсь забрать, но я ее знаю - она их не
отдаст. Да и занят я очень. Целый день на работе, сама знаешь - то сенокос,
то уборка, то посевная, то ремонт.
- Ну, а с квартирой как, на частной живешь или дом дали? - допытывалась
любопытная Семеновна.
- Дали недавно, квартира хорошая.
- Ну вот, поживи один пока, осмотрись, а там и женись. Назло Тамарке
женись, а прощать - не прощай, не надо, а то люди засмеют.
- А я и не собираюсь прощать, Семеновна.
- Ну и ложись с Богом, а утром уедешь с Володей. Ему машину новую дали, так живут хорошо с Люсей, она девочку ему родила, - стеля ему постель на диване, рассказывала деревенские новости старуха.
Утром Николай зашел домой, поцеловал детей и уехал, а по дороге в город все думал, что так должно было случиться, что все началось гораздо раньше с мелочных придирок Тамары, с ее грубых окриков и недоверия, внезапных вспышек ревности, что Наташа - это только повод, толчок. Все дело в том, что Тамара, родив двоих детей, считала его теперь своей собственностью, чуть ли не вещью и беспричинно ревновала его ко всем хорошеньким молодым женщинам их поселка.
А еще Сидоренко думал о том, почему так бывает, что совсем еще недавно такие близкие люди становятся друг другу чужими и даже ненавистными, как стали они с Тамарой? Как будто витала между ними глухая стена вражды. Потом мысли его опять вернулись к Наташе. Он думал о ней с теплотой и нежностью - ведь она была для него идеалом женской красоты, как он понимал ее, и поэтому не мог забыть ее так долго, она приходила к нему во сне, нежная, ласковая, покорная, и теперь ему хотелось разыскать ее, во что бы то ни стало!
* * * * *
А Наташа уже давно жила в городе у старой бездетной тетки, сестры покойного отца и работала в центральной клинической больнице, в одном из ее отделений и чувствовала себя маленькой шестеренкой огромного больничного механизма. Она много работала, то посменно, то целыми сутками не выходя из больницы - хотелось заработать побольше - ведь жизнь в большом городе стоила намного дороже, чем в деревне, а надеяться девушке было не на кого - мать сама едва сводила концы с концами, живя одна после смерти отца в одном из небольших отдаленных городов области.
Наташа ездила к матери на праздники, привозила ей на гостинцы колбасу, конфеты и обязательно подарок - красивый платок или недорогой отрез на платье или что-нибудь из белья - она любила мать, часто писала ей письма, а однажды мать, не выдержав разлуки, сама приехала к ней - это была такая радость!
Тетя Лена, у которой она жила, была ворчливой, неласковой старухой. Детей у ней никогда не было, тетка держала ее строго: не пускала Наташу никуда по вечерам позднее девяти часов и, хотя девушке было тоскливо и скучно жить так, она вынуждена была беспрекословно подчиняться - тетка пообещала подписать на нее завещание - других близких родственников у старухи не было.
Они одиноко коротали вечера, тетка вязала, а Наташа сидела с книгой на коленях и мечтала о том, что когда-нибудь у нее будут муж и дети, своя семья и рядом с ней будет сильный и надежный мужчина. Однажды ей даже приснился странный сон: большой уютный дом и она жена управляющего Сидоренко... Ну, уж нет! Наташа прогнала этот сон прочь, а в голову прокралась предательская мысль - она впервые без неприязни думала о Сидоренко:
- А ведь он, кажется, неплохой человек. Вот только жена у него стерва. Но, слава Богу, они разошлись, Степановна писала ей об этом.
Летом, было, немного веселей - можно было изредка сходить на дискотеку в городской сад или погулять по городу с новыми подругами по работе. Парня она себе здесь так и не нашла, почему-то никто не нравился так, чтобы можно было влюбиться, а с кем попало знакомиться не хотела.
Любовь к Володе тоже угасла как-то сама собой, она теперь сама удивлялась своим страданиям: что такого в нем она тогда нашла? Самый обыкновенный деревенский парень. И девушке казалось, что она уже никогда не полюбит и не будет счастлива...
* * * * *
Однажды под вечер перед новогодними праздниками Наташа поехала на железнодорожный вокзал, купить предварительный билет на поезд -хотелось съездить к матери, для этого она работала сутками, зарабатывая отгулы. Купив билет, девушка возвращалась к себе на квартиру к тетке уже в синие сумерки - самое любимое ее время суток.
Было тихо, безветренно, тепло, а потом вдруг в воздухе начали кружиться снежинки, Наташа стояла на остановке под фонарем и ждала свой автобус, но его все не было.
А в это время Николай Сидоренко уже вышел с поезда и направился на привокзальную площадь. Он подошел к остановке, осмотрелся и вдруг не поверил своим глазам!
Неподалеку от него под фонарем стояла Наташа с разрумяненным от легкого мороза лицом, тоненькая, стройная, в черном пальто с пушистым воротником и светлой вязаной шапочке. Она задумчиво смотрела вдаль, а в воздухе при свете фонаря кружились, падали и таяли прямо на ее лице редкие снежинки... И вся она походила на Снегурочку из детской сказки, и он боясь, что она сейчас исчезнет, торопливо он пошел к ней навстречу, но тут подошел автобус, она заспешила и скрылась в толпе.
Николай, боясь, что она сейчас уедет, громко крикнул на всю площадь, что было силы: «Наташа!!! " Девушка обернулась и сразу узнала его - он понял это по ее глазам, каким-то грустным и беспомощным и растерянному выражению лица. Сидоренко стал пробиваться через толпу к ней, но не успел переполненный автобус тронулся с места, увозя от него Наташу.
Николай запомнил только номер автобуса - это была «Тридцатка».
- Что же делать? - в отчаянии подумал он и вдруг вспомнил об адресе Наташи, который ему дала добрая Семеновна.
Сидоренко вздохнул с облегчением: он теперь знал, что обязательно найдет Наташу во что бы то ни стало, и они встретятся, обязательно встретятся.
А Наташа ехала домой со странным чувством - она сердилась на себя, что не остановилась, не поговорила с Николаем! И почему-то было жаль себя, такую молодую и одинокую, затерянную, как песчинка в большом городе. Она подумала про Сидоренко «Он тоже страдает от одиночества и видно все еще любит ее, Наташу".
* * * * *
Сидоренко все-таки нашел свою Наташу, и через полгода они поженились. Живут они в совхозе «Ининский» в большой и хорошей квартире. Наташа работает в местной амбулатории и, кажется, ждет ребенка. Старая тетя Лена умерла и оставила им в наследство свою квартиру, в ней теперь живет Наташина мать - она переехала в город, поближе к дочери. Кажется, все они теперь счастливы и, слава Богу!