Татьяна Шмидт
Люба-Любушка
Рассказ
Когда-то мать гладила ее по мягким, шелковистым, белым, как лен, волосам и, тяжело вздыхая, говорила.
- Эх ты, Люба-Любушка, горе ты мое луковое. Вот умру я, на кого ты тогда останешься? – и слезы катились по ее худому, измученному болезнью лицу.
А жить ей и впрямь оставалось недолго.
Осенью, когда деревья сбросили свои последние листья, матери Любы не стало: она давно страдала тяжелой болезнью сердца. После похорон Любу к себе забрала младшая сестра матери тетя Лера, жившая в далеком Петербурге.
Огромный город поразил воображение девочки: старинные дворцы, памятники архитектуры, закованная в гранит набережная Невы, золоченный купол Исаакиевского собора, острый шпиль Адмиралтейства и мрачные серые стены Петропавловской крепости – все это впечатляло Любу, и казалось ей сказочным сном, какой-то нереальностью, такой же нереальностью, как и вся ее теперешняя жизнь у тетки, но шли дни, недели, месяцы, а все оставалось по-прежнему. Она жила в семье тетки, и сильно тосковала о прежней жизни, о покойной матери.
Тетя Лера с мужем ожидали прибавления семейства, муж тетки – Алексей Иванович, был моряком дальнего плавания и дома бывал редко, наверное, поэтому тетя и забрала к себе племянницу.
У тетки в положенный срок родился мальчик – хорошенький, голубоглазый Славик, и сразу оказался на попечении Любы. Вот тут-то и началось:
- Любка, туда, Любка, сюда! – слышала она день-деньской от взбалмошной и сварливой, несмотря на молодость, тети Леры.
Маленький Славик рос плаксивым и капризным мальчиком – он все время просился на руки, его надо было подолгу качать и баюкать.
Вот так в 13 лет и закончилось детство Любы: ей приходилось убирать всю квартиру, стирать пеленки, потом ползунки, ходить в молочную кухню, готовить обед, а, кроме того, учить уроки и ходить в школу – она училась в 8-м классе. Весь уход за ребенком тоже лежал на ней. Люба даже ночью вставала и кормила его из бутылочки молочными смесями.
Однажды днем у нее сильно разболелась голова. Люба качала Славика, а перед глазами все плыли и плыли разноцветные круги, а потом замелькали черные мушки. Она сидела согнувшись в три погибели, на маленьком стульчике возле кроватки ребенка как в каком-то полусне. Подошла тетка, тронула за плечо: «Что с тобой? Что у тебя глаза такие красные? А ну-ка, измерь температуру, и подала Любе градусник. – Поди гриппом заболела, еще, не дай Бог, ребенка заразишь». Температура у Любы и впрямь оказалась высокой – ртутный столбик почти сразу поднялся за 39 градусов. Тетка дала ей какую-то таблетку и велела лечь в постель, а к ребенку пока не подходить.
К утру у Любы голова болеть перестала, но оставалась какая-то слабость. Она чувствовала себя легкой, почти невесомой. Через несколько дней девочка выздоровела, и опять потекли дни, похожие один на другой, как братья-близнецы.
Иногда тетя Лера становилась доброй – это бывало, когда она получала деньги от мужа или Любину пенсию за покойную мать. Тогда она без устали ходила по магазинам, покупала всякую всячину и обязательно несколько бутылок хорошего вина. Вскоре к ней приходили гости – в основном, это были женщины, сильно накрашенные, уже не первой свежести, но «косящие под девочек», иногда заходили и мужчины – тетка не очень-то стеснялась племянницы. Гости ели, пили, смеялись, танцевали, курили прямо в комнате, несмотря на присутствие ребенка, и уходили поздно, а иногда оставались ночевать.
В такие дни Любе было особенно тоскливо, и она не успевала выучить уроки и в школе, во время опроса, с замиранием сердца опускала глаза, боясь, что ее вызовут к доске. И только одно радовало ее теперь в жизни – это маленький Славик, к которому она так привязалась за это время. Она купала его, наряжала, как куколку, и укладывала спать, а он смеялся и тянул к ней маленькие пухлые ручки…
После ухода гостей, раздобрившись, тетка угощала Любу пивом, хотя та отказывалась, и дареными сосисками и, расчувствовавшись, все горевала о своей якобы неудавшейся жизни:
- Подруги мне завидуют: вот, мол, мужа-моряка нашла, а я живу с ним 8-й год и что вижу? Два раза в год приедет и это муж называется. А я молодая еще, я жить хочу. Мать его меня ненавидит и видеть не хочет, хоть и живет в 10-ти часах езды. Она, видишь ли, врач, интеллигентная женщина, а я кто? Продавцом после школы проработала 2 года и все – увез Алексей из дома, только меня и видели. Он тогда к родственникам своим в гости приезжал, ну, на танцах с ним и познакомились, а потом он влюбился без памяти и уговорил замуж за него выйти. А теперь одна тут с ребенком в четырех стенах. Хорошо, хоть ты помогаешь, - и тетка гладила ее по голове, а потом снова продолжала свою душещипательную тираду. – Тоже бедненькая, матери лишилась. Аня умерла от аневризмы сердца, а почему? С детства работала на стройке, на холоде, вкалывала наравне с мужиками, да тебя вот и нажила без мужа. Вот оттого с ней так и случилось. Переживала, все близко к сердцу принимала, а я так жить не хочу. Ну что же делать? Я знаю – он там не скучает. У них, моряков, в каждом порту есть женщины, - и тетя Лера плакала, размазывая на ресницах тушь.
А Люба в такие дни по вечерам долго-долго не могла уснуть в накуренной комнате, где дым стоял коромыслом, а утром, не выучив урока, с головной болью шла в школу. Она стала хуже учиться по многим предметам, хотя и старалась. Больше других Любе нравились уроки литературы, может быть, потому, что учительница, Нина Васильевна, всегда была к ней добра. А еще она всегда так интересно умела рассказать о каком-нибудь поэте или писателе, что у Любы загорались глаза. Девочка слушала, затаив дыхание, стихи Пушкина, Некрасова, Лермонтова. А однажды Нина Васильевна повезла их класс на экскурсию в Эрмитаж. Он располагался в том самом Зимнем дворце, который был взят штурмом во времена революции в 1917 году, про это Люба читала в старом учебнике по истории. Музей поразил девочку своим величием и экспонатами. Как зачарованная, разглядывала она древние статуи, скульптуры древнегреческих богов, предметы античной древности, картины великих итальянских мастеров Веронезе, Тинторетто, Каравадзо, Ботичелли, Тициана и других и не могла оторваться от них, пока не кончилось время экскурсии.
Эрмитаж так поразил Любу, что несколько дней она ходила под впечатлением от всего увиденного, а потом вдруг неожиданно для себя самой стала писать стихи.
Чаще стихи возникали где угодно: по дороге в школу, во время урока, а чаще перед сном. Она старалась их запоминать, а потом купила толстую общую тетрадь и стала записывать туда то, что удалось сочинить ровным ученическим почерком.
В новой школе отношения с одноклассниками долго не складывались: городские бойкие девчонки долго не принимали ее в свою компанию, не доверяли ей свои секреты, а мальчишки были слишком заняты своими делами и не обращали на новенькую никакого внимания. Хотя был в их классе один, Саша Ветров, который ей сразу понравился. Это был высокий худощавый подросток с большими серыми глазами, светловолосый и очень независимый. Он никогда ни под кого не подделывался, а говорил то, что думал, даже на уроках учителям, это им, конечно же, не нравилось, но зато привлекало Любу.
Сама Люба не блистала красотой и знала это: она была немного нескладной, как и все подростки ее возраста, стеснялась своей угловатой фигуры, своего роста – она была самой высокой девочкой в своем классе, видимо, пошла ростом в мать -–та тоже была высокой, поэтому девочка немного сутулилась, а тетка ругала ее за это: «Опять сидишь, согнулась в три погибели у телевизора. А ну, выпрямись, расправь плечи, а то кто тебя, сутулую замуж возьмет?» Тетка не стеснялась Любы и не выбирала выражений, а та проглатывала обиды молча и старалась не обращать не тетку внимания.
Иногда недели на две приезжал теткин муж Алексей Иванович, в противоположность тетке добрый, мягкий человек. Он привозил всем подарки и целыми днями играл и нянчился со Славиком. В эти дни Люба отдыхала и даже тетя Лера не донимала ее при муже, старалась казаться добрее, чем была на самом деле.
Но проходила неделя, другая, и Алексей Иванович уезжал, оставив жене на расходы немалую сумму в твердой валюте, и все вновь вставало на свои места, но она их моментально бездумно тратила и вскоре ей что-нибудь приходилось продавать из привезенных Алексеем вещей своим знакомым по сходной цене.
Во второй четверти Нина Васильевна рассадила весь класс по своему усмотрению. Соседом Любы по парте стал Саша Ветров. При более близком знакомстве он оказался общительным, веселым и умным, он еще больше понравился Любе, хотя она боялась признаться себе в этом. Он быстрее всех решал задачки по математике и физике, при этом не зазнавался, а, наоборот, старался помочь – у Любы с математикой было не очень.
Однажды у них в школе Нина Васильевна проводила конкурс авторских стихов, и на нем Люба, неожиданно для всех и для себя самой, прочитала свои стихи. Стихи ребятам очень понравились, ей громко аплодировали, а потом просили читать еще и еще. На этом конкурсе она заняла первое место, а потом осталась на дискотеку, забыв об обещании тетке прийти домой пораньше – та вечером собиралась куда-то в гости.
Вечер получился веселым – школьные ди-джеи постарались на славу. Мальчишки и девчонки танцевали до упаду под зажигательные рок и попсу. После дискотеки как-то получилось, что Саша и Люба вместе вышли из школы, он проводил ее до дома, оказывается, он жил совсем неподалеку – в соседнем дворе. Но тут случилось нечто ужасное.
У подъезда ее ожидала разгневанная тетка с ребенком на руках: «Ну, что? Явилась? Мы уже и с мальчиками гуляем? Вот обрадовала, так обрадовала! Да что от тебя другого ждать, неблагодарной, такая же непутевая будешь, как мать! А ну, марш домой!»
Любу внезапно охватила горячая волна ненависти к ней, так и хотелось вцепиться в ее пышно взбитые феном крашеные волосы, но она сдержалась. Только сказала сквозь зубы: «Не смейте так говорить о маме!» – и вошла в подъезд, хлопнув массивной дверью. Не помня себя, Люба поднялась на третий этаж, открыла дверь своим ключом, а дома, немного погодя, ее ждала вторая часть скандала: тетка хлестала ее мокрым полотенцем куда попало и кричала при этом: «Попробуй еще раз заявись так, ишь, дрянь безмозглая! Я за тебя отвечать не хочу и не буду!» – тетка кричала ей в лицо невыносимо обидные слова. Люба молчала, она только ушла в ванную, открыла кран, умылась холодной водой, а потом крепко зажала уши, чтобы не слышать, но и там доносились до нее злые теткины слова…
Без ужина, как ей уже приходилось не раз, она легла в постель и забылась в беспокойном сне. Во сне снова, уже в который раз, видела такие знакомые улочки родного города и синие горы Алтая, зеленоватые воды бурной непокорной Катуни, и ей так хотелось уехать обратно на родину…
Но она знала, что к старой жизни возврата нет – их старый дом, где они жили вдвоем с мамой, давно продан теткой, и в нем живут чужие люди, которым нет никакого дела до нее, Любы, а жить в детском доме она тоже не могла…
Что же оставалось? Одно из двух жизнь или смерть, но выбрать смерть она не решалась, потому что подсознательно она все-таки очень любила жизнь, как все дети на свете, к тому же она была крещеной и знала, что покончить с собой -–это великий грех. Значит, ей оставалось одно – проглотить еще одну горькую обиду и терпеть, и жить, ждать, когда вырастет и когда сама, наконец, сможет решать свою судьбу. Так бывает и в природе: река долго спит зимой под толщей льда, а потом, весной, просыпается и сметает все на своем пути – вот и Люба притаилась, примолкла и ждала своего часа. А рядом кипела жизнь огромного города: куда-то по своим делам спешили люди, мчались тысячи машин, и девочке тоже хотелось со временем найти свое место здесь, в этом прекрасном городе, который она уже успела полюбить за его многолюдство, белые ночи, дворцы и мосты и какую-то необъяснимую, особую прелесть, словом то, что она не могла объяснить словами.