Нам нужно было кровь из носа,
Доставить груз на край земли.
Ни льды, ни волны, ни торосы
Нам помешать бы не смогли.
Срывая кожу лоскутами,
С негнущихся замёрзших рук.
Тогда мы были только сами
Себе и чёрт, и брат, и друг.
А после смены напряжённой
Валились с ног, разбиты в хлам.
И пили спирт не разведённый
С солёным потом пополам.
Наконец-то вышли из зоны тропиков. Дышать стало значительно легче. А то эта недельная стоянка во вьетнамском порту Хайфон при неработающем кондиционере порядком всех вымотала. Кондиционер вышел из строя ещё перед этим рейсом. Но Вьетнам ждать не мог. Воюющий Вьетнам ждал нашей помощи, и мы ему помогали, доставляя различные жизненно необходимые этой стране грузы, тем самым как бы принимая тоже какое-то посильное участие в его войне с мощнейшей державой мира Соединёнными Штатами Америки.
За двое суток до подхода к Владивостоку получили радиограмму следовать в Находку и готовиться к рейсу в Арктику. Так называемый Северный завоз. Трудно себе даже представить, что будет, если этот Северный завоз по каким-то причинам не состоится. Тогда все крайние северо-восточные территории нашей необъятной родины обречены если не на голодную и холодную смерть, то на жесточайшую борьбу за выживание в этом крайне неблагоприятном и суровом крае, крае Белого Безмолвия как точно подметил ещё Джек Лондон.
Поэтому ежегодно, с открытием арктической навигации большой процент судов Дальневосточного Морского Пароходства грузились всевозможными грузами, начиная от свежих и не очень овощей, консервов, вино-водочных изделий и кончая углём, ГСМ и прочими промышленными товарами и шли на крайний Север, на Чукотку, Колыму и далее по побережью Ледовитого океана. Нормальных оборудованных портов в тех краях не было, последние из портов Анадырь и бухта Проведения, а остальное необорудованный дикий берег с малонаселёнными посёлками и полярными станциями. Поэтому каждая такая экспедиция была довольно сложным и сопряжённым с всякими неожиданностями и реальными опасностями мероприятием. Так как портов не было, то естественно груз предстояло выгружать и доставлять на берег силами экипажа. А так как, по большому счёту, это не входит в обязанности экипажа, то с экипажем формально заключался договор подряда на эти работы, естественно за отдельную плату, на которую стороны, в результате переговоров достигали соглашения.
И хотя деньги не такие уж маленькие, но, учитывая условия и сложность самой работы, члены экипажа обычно с неохотой соглашались идти в такие рейсы, так, как в загранрейсах всё равно было и гораздо легче, и денежней. Но делать было нечего, и мало кому удавалось увильнуть от таких экспедиционных завозов.
По приходу в Находку, судно сразу поставили к причалу, и началась погрузка, а так же доукомплектование дополнительными членами экипажа.
Через четыре дня погрузка была закончена. На борт было погружено около пяти тысяч тонн всевозможного груза. Ну, самого, что ни на есть разнообразного. Практически несколько магазинов, если так можно сказать, промтоварные и продуктовые. Собственно этот груз и предназначался для складов и магазинов Чукотских посёлков и должен был обеспечивать эти посёлки на целый год существования, до следующей навигации.
Экипаж увеличили на одну третью часть и довели до сорока человек. В штат ввели 4-го помощника капитана, несколько мотористов и матросов и четырёх трактористов. Для чего нужны трактористы, я тогда ещё не понимал, так как в такой рейс, будучи 3-м помощником капитана уходил впервые.
И так, судно было полностью готово для выполнения ответственного, не побоюсь этого слова, задания, и тёплым летним вечером снялось на далёкую и загадочную бухту Провидения, для приёма необходимой для производства разгрузки техники и оборудования. Что это за техника и что за оборудования я тогда тоже представлял себе весьма смутно.
На пятые сутки спокойного плавания на север, прошли Командорские острова и вошли в Берингово море. Как я уже заметил, погода была благоприятная, море спокойное с тяжёлой как бы маслянистой водой. С каждым днём становилось всё прохладнее, а дни становились продолжительнее. Всё позже и позже заходило солнце, расцвечивая небо в не реальные, умопомрачительные цвета. До чего изобретательна и величественна природа, специально захочешь нарисовать картину, необыкновенной красоты, как ни будешь ухищряться, какие сказочные, сюрреалистические сюжеты, какими не реальными красками ни нарисуешь, а сама природа завтра такое сочинит, что твоя жалкая картинка покажется совершенно не серьёзным фантиком. Глядя на такие фантастические закаты, думаешь, что всё-таки не зря пошёл в этот рейс. Здесь совсем другая природа и совсем другая красота, совершенно отличная от тропиков, суровая, но прекрасная. Здесь тоже есть своя экзотика и ещё неизвестно где её больше.
На отдельных льдинах сидели, и грелись на солнышке обитатели здешних мест котики. Из-за сверхрефракции, что обычно для арктических широт, окружающая обстановка была ещё более не реальная, плавающие льдины и льдинки казались на гораздо большем расстоянии, чем они были на самом деле и очень увеличенными в размерах. Смотришь, на таком айсберге сидит какое-то огромное существо. Не то фантастических размеров птица, не то медведь, и вдруг это существо взмахивает крыльями и поднимается в воздух, спугнутое приближающимся судном. И оказывается, что это всего на всего какая-то из полярных птиц, так нереально увеличенная рефракцией. Зрелище конечно впечатляющее.
Через семь суток после выхода из Находки прибыли в Бухту Провидения. Самый крайний порт нашей родины. Подумать только, бухта Провидения вообще находится в западном полушарии, то есть тут даже дата по всем правилам должна быть на целый день меньше, чем во всёй остальной стране, как в соседней Аляске, и только для того, чтобы не создавать неудобства дата такая же, как и во Владивостоке.
Сама бухта не очень широкая, но сильно вытянута в продольном направлении с юга на север. Слева перед входом в саму бухту находилось не менее знаменитое село Сиреники. Скажете, чем оно знаменито? Может Вы о таком и не слыхали ни когда, а между тем именно в Сирениках родился единственный, наверное, писатель чукча Юрий Рытхеу, не путать с Кола Бельды, помните - самолёт хорошо, а олени лучше, нет, Кола Бельды нанаец, а Рытхеу чукча, надеюсь, знаете.
Ну а сам посёлок Провидения находился как бы в глубине бухты на правой её стороне. Обычный северный посёлок . Из мест развлечения и отдыха только клуб и столовая, которая одновременно является и рестораном, небольшой порт и маленький судоремонтный завод. Но значение этого посёлка трудно переоценить в жизни этого северного края, да и всей нашей необъятной родины. Вот и мы, практически загрузившись для снабжения чукотских посёлков и арктических станций должны ещё доукомплектоваться в этой Бухте, без чего делать там нечего, как без рук.
И так, начался последний заключительный этап подготовки к снабженческому рейсу.
Я с четвёртым помощником капитана и ещё двое опытных матросов, а так же четвёртый и третий механики и двое мотористов были назначены экипажами на самоходные баржи,(это практически малые десантные катера в ВМФ, а для нас это самоходные баржи, как я и буду их в дальнейшем называть), которые предстояло получить в Провидении. По два человека в смене на одну баржу. Один так называемый старшина и один моторист составляли одну смену экипажа одной баржи. Таким образом, в одной смене получалось две баржи, каждая со своим экипажем.
Для получения барж и необходимого снабжения к ним, с нами на базу был направлен один из вновь прибывших в Находке членов экипажа, который не был из плавсостава пароходства, но в полярку нанимался ежегодно в поиске заработка и приключений. При получении на базе Провидения барж, этот матрос был нам в качестве эксперта и советчика. Как оказалось впоследствии его советы действительно были очень важны, и без его рекомендаций трудно бы нам пришлось, особенно в первое время, пока не наработали свой опыт, который, как известно, достаётся потом и кровью.
После получения барж, мы произвели прямо на месте некоторое переоборудование, или вернее некоторое усовершенствование их, согласно рекомендации нашего эксперта и начался ещё один обязательный, и небесполезный этап обкатки этих барж, и изучение их маневренных и ходовых способностей, и практическая тренировка управления ими. А трактористы тем временем выбрали себе своих стальных коней или рычащих драконов – два трактора С-100, были тогда такие мощные, тяжёлые трактора. И своим ходом последовали из судоремонтного завода в порт для погрузки на судно.
Данные плавсредства представляли собой самоходные баржи, наподобие десантных, способные выбрасываться своей носовой частью, где была открывающаяся рампа, прямо на пологий берег. Чистая грузоподъёмность их была всего 22 тонны, но согласно технической документации достаточная мореходность. И так, забункеровавшись, начали обкатывать эти наши корабли, ходя разными ходами по бухте и выполняя всевозможные манёвры, тем самым, изучая возможности самих барж, и сами учились управлять ими, этими миниатюрными подобиями судов типа РО-РО.
К вечеру, получив некоторый опыт управления и швартовки, посчитав, что главное ввязаться в бой, а там разберёмся, подошли своими баржами к борту нашего судна, теперь это была наша плавбаза, и приступили к подъёму этих барж на борт. К слову сказать, тоже не лёгкая и ответственная операция, т.к. подъём осуществлялся своей штатной, тяжеловесной стрелой, а работать с тяжеловесом, да ещё с габаритным тяжеловесом, понятное дело, не так-то просто, да и просто опасно. Но часам к двадцати всё дополнительное снабжение, включая баржи и трактора, было погружено на борт и судно начало готовиться к отходу непосредственно к местам выгрузки.
В 7 утра следующих суток наша “ИЖМА” отдала якорь в бухте Лаврентия вблизи одноимённого посёлка. И так, экипаж был поделен на две основные смены, в каждой смене было два экипажа барж, судовая бригада выгрузки из трюма, береговая бригада выгрузки из барж и по два тракториста на трактора. Смена составляла 12 часов. Двенадцать часов работаешь - двенадцать отдых. Первая или вторая смена. всё это не имело ни какого значения так как солнце не заходило почти все двадцать четыре часа и только на короткий промежуток времени, скрывшись за горизонтом, опять выходило. И трудно было сразу сообразить какое же время суток в настоящий момент.
Спустив баржи на воду, вышли на них на разведку, для выбора наиболее благоприятного места для высадки и последующей разгрузки. Наконец обследовав берег визуально, и идя на малом расстоянии от него, подходящее место со сравнительно пологим берегом было выбрано, и мы возвратились на судно, теперь предстоял ещё один ответственный момент погрузить на баржи трактора и доставить их на берег.
И так, трактора были благополучно, хотя и не без приключений, доставлены к месту нашего десантирования и начался напряжённый, тяжёлый труд, ради которого и был организован этот экспедиционный северный завоз. Выгрузка барж проходила в полосе прибоя, по колено, а то и по пояс вводе, приходилось, как циркачам балансировать на скользкой палубе, чтобы не свалиться за борт, или ещё хуже не быть зажатым и раздавленным трактором или контейнером. А дальше уже груз транспортировался волоком в контейнерах тракторами до складов посёлка, где контейнеры также выгружались членами нашей бригады, после чего порожние контейнеры опять же с помощью тракторов и виртуозов трактористов, посредством системы канифас блоков затаскивались опять на баржу. И мы шли на этой барже назад к стоящему на рейде судну за очередной партией груза. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Нужно ли говорить, что к концу смены, мы с непривычки буквально валились с ног.
И сменившись на судне, наслаждались теплом и уютом сухих кают и абсолютным ничего не деланием. По началу, из двенадцати часов отдыха до следующей смены, часов девять, а то и десять просто отсыпались, отдыхали пассивно.
Но как бы там ни было, спустя несколько дней, выгрузка в бухте Лаврентия была закончена и мы подошли к следующему месту выгрузки посёлку Конергино. Здесь мы столкнулись с совершенно неожиданными неудобствами. Не смотря на то, что само место выгрузки было более благоприятное, а именно приглубый, но пологий берег, можно сказать, пляж из мелкой гальки, идеальное место десантирования для наших барж. Но само неудобство состояло в том, что неподалеку лежала полуразделанная туша кита, и от неё исходил сильнейший запах гниющего мяса. Как оказалось впоследствии, это была не пропавшая туша кита, этот кит был добыт местными чукчами около месяца назад, и специально лежал на берегу, доходя до кондиции, согласно весьма специфических гастрономических вкусов местного населения.
А потом вскорости, метров в двухстах от места парковки, так сказать, наших барж, на берег выволокли тушу моржа, и весь посёлок сбежался на делёж добычи. Мы конечно тоже на время оставив работу пошли поглазеть на эту экзотику. Честное слово, как в какие-то средние века. Один из мужиков, не знаю, кто он был, по рангу, острым тесаком отрезал от моржа огромный кусок мяса с салом и давал очередному чукче или чукчанке, которые с довольным видом тащили этот кусок к себе домой. Самые нетерпеливые отрезали прямо от туши мелкие куски сала и тут же съедали их, и предлагали угощаться и нам. Но мы, конечно, отказывались, даже не потому, что это сало было совершенно сырое, хотя выглядело вполне аппетитно, а из-за сильнейшей неописуемой вони исходившей от этой туши моржа. Как оказалось, для чукчей это был возбуждающий аппетит вкусный запах, с их точки зрения.
Вот среди таких ароматов приходилось работать. Хотя нужно признаться, что во время перекуров, и мы сами тоже развлекались не совсем обычным занятием, а именно, собирали мидий с кустов ламинарий (морская капуста), выброшенных прибоем на берег, и затем, положив моллюска на тлеющую головешку из костра, буквально через минуту получали довльно вкусную закуску из жаренных в собственном соку свежайших мидий. Правда к такому гастрономическому изыску пришли не все сразу, в том числе и я, но молодой организм занятый тяжёлой работой на свежем воздухе, не прочь был постоянно получать подкрепление и в результате скоро почти все члены нашей бригады не брезговали такой добавкой к обычной пище.
Майна Пыльгино или Майна Пыльгин, с ударением на последнем слоге, я так и не знаю, как правильно произносится название этого следующего Чукотского посёлка, куда мы должны были доставить их порцию груза. Во всех посёлках абсолютно, без исключения, были свои трудности и особенности. Майна Пыльгино находился довольно далеко от побережья на берегу маленькой чукотской речушки, возможно и название самого посёлка имело какое-то отношение к реке. Речушка была не большая, но с глубиной достаточной для прохода наших мелкосидящих барж. Правда, при впадении в море был довольно значительный бар, который преодолеть для захода в реку было не так-то легко. И первые рейсы были сопряжены, даже, с опасностью быть перевёрнутыми на этом баре, но после нескольких разведок боем, мы научились всё-таки с успехом его преодолевать.
На следующие сутки, после того как мы начали выгрузку в этом посёлке, погода вдруг начала резко портится, и прогноз, не обещал ничего хорошего. Задул холодный северо-восточный ветер, и поднявшаяся высокая зыбь не давала возможности баржам безопасно грузиться у борта судна, да и для безопасности самого судна требовалось отойти подальше от берега. Было принято решение, трактора оставить на берегу, бригаде вернуться на судно, а баржам взяв двухдневный запас сухого пайка войти в реку и став возле посёлка переждать непогоду. Нельзя сказать, что такая перспектива нам не понравилась. Я имею ввиду экипажам барж. Всё-таки двое суток абсолютного ничего не делания и отдых на морском побережье, конечно, это далеко не Сочи, а Майна Пыльгин, ну почти как Баден-Баден, двойное всё-таки название как ни как.
И так, трактора были оставлены на берегу в безопасном месте, береговая бригада была вывезена на судно, а баржи под охраной их экипажей остались в удобном месте у берега этой северной речушки, не далеко от самого посёлка. Первый день прошёл без приключений в интересных беседах с местными аборигенами, так приблизительно часов до двух ночи, потому, что всё равно было светло как днём. Но, тем не менее, спать хотелось и разогрев себе на костре не хитрый ужин, состоящий из тушёнки и чая, поужинав, стали укладываться на ночлег.
Нужно заметить, что баржи проектировались без учёта того, что на них кто-то будет обитать более-менее долго, хотя на них и был в кормовой части очень маленький и тесный кубрик, в котором даже невозможно было выпрямиться стоя, в кубрике было два топчана и печка буржуйка. Вход в кубрик тоже был весьма неудобный, сверху через узкий люк, иллюминаторов, конечно, кубрик не имел и освещался маленькой лампочкой от судового аккумулятора. Запас угля у нас имелся, поэтому раскочегарив, с горем пополам, буржуйку, втиснулись на эти топчаны, естественно без каких либо постельных принадлежностей, в сапогах и ватниках и попробовали заснуть. Чего конечно сразу у нас не получилось, так как в кубрике было сыро и довольно холодно. Через некоторое время температура в кубрике поднялась до приемлемой, но стал ощущаться сильный запах чада. Буржуйка топилась углём, и мы сообразили, что утром можем и не проснуться, угорев в этой стальной душегубке.
Было принято решение спать на улице, возле костра. И я думаю, это было мудрое решение, иначе вы бы не читали эти строки.
Пришлось срочно собирать по тундре побольше всякого горючего материала, в основном состоящего из сухих веток различного кустарника, что бы хватило до утра, хотя понятие до утра, в данном случае подходило мало, правильнее сказать до пробуждения.
Растопив или распалив хорошо костёр, расположились на ночлег вокруг него прямо в снегу. От костра шёл приличный жар и со стороны костра, поэтому было даже жарко, даже пришлось следить, чтобы не задымился ватник, зато с противоположной стороны тянуло холодом, поэтому приходилось постоянно переворачиваться, подставляя к костру то один, то другой бок. Но костёр потихоньку прогорает и становится уже холодно, как ни крутись.
Но, не смотря, что холодно, и спать совсем не комфортно, а встать и подбросить веток в костёр, чтобы вдохнуть в него вторую жизнь ни кому не хотелось. Наконец кто-то не выдерживал, вставал, подбрасывал порцию веток, ворошил золу, костёр опять разгорался с прежней силой и снова можно было спать, следя что бы не загореться со стороны костра. И так всю ночь попеременно. Во второй раз уже из-за чувства вины поднимался кто-то другой. Но костёр потихоньку прогорает и становится уже холодно, как ни крутись.
Но рано или поздно костёр всё-таки окончательно затухал, да и солнце к тому времени поднималось достаточно высоко над горизонтом, приходилось не без удовольствия прекращать ночёвку, опять разжигать костёр, но уже для разогрева нехитрого завтрака и утреннего чая. Остальная часть дня проходила в философском созерцании красот летней тундры и беседах с аборигенами об их житие-бытие здесь, на окраине нашей необъятной Родины.
А после двух дней нашей робинзонады, из очередного сеанса радиосвязи с судном узнали, что погода хотя и улучшилась, но с океана идёт крупная зыбь, и рейдовые работы пока невозможны, так что нам придётся ещё некоторое время позагорать на природе. Это известие заставило нас задуматься о хлебе насущном, в прямом смысле этого слова. Наш двухсуточный запас хлеба закончился, правда, запас тушёнки и чая ещё был минимум суток на трое. Но нашу продовольственную проблему мы решили совершенно неожиданным и кардинальным способом. Один из наших новых знакомых, русский по национальности, который работал в этом посёлке начальником электростанции, снабдил нас несколькими большими буханками свежеиспечённого хлеба. А так как он был ещё одновременно и егерем в этих местах, так сказать начальником Чукотки, он нам дал на время своё ружьё и разрешил охотиться, не развлечения ради, а для добычи пропитания, так сказать, потому, что как я понял, охота в этот сезон была запрещена. Упомянув его род занятий, думаю, не лишним будет сказать, что, как я заметил здесь, во всех посёлках, русское население занимало сразу несколько должностей или числились на нескольких должностях сразу. Водитель гусеничного тягача он же и начальник гаража, и он же ещё и автомеханик, т.к. люди здесь в основном все были не на постоянном жительстве, а на заработках, но это временное проживание порой для многих затягивалось на десятилетия. Местная электростанция, начальником которой был наш новый знакомый, представляла собой сарай или гараж, собственно одновременно и сарай, и гараж. В этом гараже стоял электрогенератор с приводом от какого-то мощного трактора, который и снабжал этот небольшой посёлок электроэнергией.
Получив в своё распоряжение ружьё с боеприпасами, мы сразу же, гонимые древним охотничьим азартом, прямо на двух баржах отправились вверх по реке в глубь тундры.
Охотники из нас, нужно признаться, были не очень хорошие, но, тем не менее, благодаря тому, что летом, речушка в тундре была полна всяческих водоплавающих, притом попадались и экзотические экземпляры, которые даже занесены в красную книгу, проблем с охотой не было. Например, гага, обладательница ценнейшего пуха тоже стала нашим одним из первых трофеев. В первый день мы забрались довольно далеко вверх по течению этой речушки, и к вечеру, по нашим понятиям, имели пару гусей, считая эту ценную гагу и какую-то утку. Решив, что на сегодня хватит, поставили баржи прямо здесь и начали обустраивать наш лагерь. Одни пошли собирать хворост для костра, а другие, кому нравилось, среди мужиков всегда есть кто-то, кто очень любит готовить, начали общипывать птиц и чистить картошку для гусиного супа. В результате была сварена большая кастрюля густого, наваристого супа с гусём, а второй гусь с уткой был общипан и положен в “холодильник”, то есть, в сугроб для последующего завтрашнего приготовления. Пообедав или поужинав, удобно рассевшись вокруг костра сели пить крепчайший чай и разглагольствовать о смысле жизни, как оказалось часов до двух ночи, но из-за полярного дня это трудно было осознать, да и в нашем случае это не имело ни какого значения. Переночевав, как уже я имел честь рассказывать, всё повторялось сначала. Приготовив нехитрый, но чрезвычайно вкусный завтрак, или обед и ужин одновременно и пошатавшись на небольшом удалении от барж по тундре, опять начинали охоту за пищей.
Так наша робинзонада продолжалась ещё три дня, и вот, наконец, получили сообщение по радио, что выгрузку можно возобновлять и нас ждут на судне.
После выгрузки груза предназначенного для Майно Пыльгина у нас ещё было несколько таких же медвежьих углов это посёлки Лорино, Уэлькаль, Янраккыннот и наконец Уэлен.
Кто не знает Уэлена, на самой мелкомасштабной карте, на любой, собственно говоря, карте, обязательно обозначен Уэлен, который находится на самом крайнем мысе нашей необъятной страны, на мысе Дежнева. Хотя на самом деле он находится не на самом мысе, а в Ледовитом океане, а точнее в Чукотском море Северного Ледовитого океана.
В Уэлене находится знаменитая на весь мир косторезная мастерская. В этой мастерской местные умельцы вырезают из моржовой кости различные сценки из жизни чукотских оленеводов и охотников, которые очень ценятся не только у нас и даже не столько у нас, сколько за рубежом. Сам посёлок совсем не большой, как и вообще на Чукотке, состоящий из финских домиков и чукотских чумов. Эти домики были специально построены, что бы облегчить и как-то цивилизовать жизнь чукчей, но как оказалось, жить им в них не удобно из-за уклада их жизни и они фактически проживали в чуме. Мне пришлось побывать в этом чуме, и я узнал, почему им неудобно жить в обустроенных домиках.
Посреди чума у них вырыт котлован, в котором они дубят оленьи кожи или шкуры, так сказать, не отходя от кассы. А для дубления используется моча, поэтому проблема туалета здесь не стоит, но можете представить, какой аромат, зато стоит в чуме.
Сама моча в данном случае является необходимым и ценным сырьём, поэтому считается проявлением вежливости к хозяину справить свою малую нужду здесь же.
И это ещё не самое удивительное, так же проявлением особого уважения к хозяину будет, если вы согласитесь переспать с его женой или дочкой, смотришь, бог даст сына охотника.
Находится в таком жилище более пяти минут я не смог, и был вынужден скорее выскочить на свежий воздух. А заходил я туда, по приглашению хозяина, совершая не совсем законный торг, вернее даже не торг, а обмен водки на поделки из моржовой кости.
Почему не совсем законный, потому, что по решению исполнительной власти, местному чукотскому населению водка не продаётся, ввиду того, что чукчи, в противном случае, пить будут не просыхая, не взирая ни на возраст, ни на что другое, а нация между тем является и так вымирающей. Ну, а мы, учитывая характер нашего груза, имели кое какие запасы этой огненной воды. Мне было предложено за две бутылки водки кусок или отрез, даже не знаю, как это назвать, выделенной оленьей шкуры или за три ещё и несколько небольших поделок из моржовой кости. Трёх бутылок у меня не было, а было всего две, в результате сошлись на том, что одну бутылку я меняю на моржовую кость, а вторую распиваем вместе, тут же, с его закуской. Как мы обмывали сделку, распространяться не буду, скажу, только, что закусывать его национальной закуской представляющей собой вяленого лосося я не смог, из-за сильного специфического запаха испорченной рыбы. Хотя лосось выглядел вполне аппетитно, а запах, по мнению аборигена, придавал ему особую пикантность, и поэтому такой лосось больше ценился. Пришлось ограничиться банкой консервов в томате из неприкосновенного баржевого запаса.
А между тем, уже в разгаре была осень, то есть условия совершенно изменились. Погода была не устойчивая, мрачная и ветреная. Светлое время суток значительно сократилось, и уже ночь была гораздо длиннее, чем день. Всё чаще приходилось приостанавливать выгрузку из-за штормовой погоды. Выйдя в очередной раз на ночную смену, я был просто поражён величественным зрелищем северного сияния. Не знаю, может оно бывает разное, но то, которое каждую ночь расцвечивало небо над нами, было не похоже на знакомую картинку из книжек. Оно света, как такового, не давало вообще, вопреки моим ожиданиям, и было насыщено менее яркими цветами, но всё равно поражало своей необычной красотой. Весь небосклон был заполнен цветными извилистыми нитями, которые медленно и непредсказуемо меняли свои очертания и окраску. Глядя на эти фантастические картины, которыми мать природа разрисовывала небо, непрерывно меняя узор, нельзя было отделаться от ощущения, что звучит величественная и торжественная музыка, это была какая-то чудная, может в чём-то и грозная симфония. По крайней мере, у меня возникало такое ощущение, когда смотрел на это действо природы.
Температура между тем, тоже быстро снижалась и мы торопились, что бы успеть закончить выгрузку, пока погода ещё позволяла. Это уже была не совсем обычная тяжёлая работа, а работа, сопряжённая со значительным риском уже для самой жизни. Ветер и волны непрестанно увеличивались, а температура медленно, но верно ползла вниз. Работать экипажам барж и береговой бригаде приходилось не просто по колено, а то и по пояс в воде, но и дополнительно на обледенелой, скользкой зыбкой палубе барж. И ещё удивительно, что обходилось без несчастных случаев или тяжёлых травм, что в таких экспедиционных северных завозах обычное дело.
В один из обеденных перекуров, когда бригада собралась погреться у костра, один из тракторов, который всю эту навигацию доставлял нам столько хлопот своим отвратительным нравом, вдруг, вопреки логики, начал катиться на гусеницах по довольно пологому склону, и пока все изумлённо наблюдали эту совершенно не ожидаемую от него выходку, преспокойненько скатился в море и скрылся под водой. Честно сказать, мы от этого сильно и не расстроились, так он нас достал, он всё время заводился когда, наверное, ему этого хотелось, и ехать туда, куда его направляли, тоже очень-то и не желал. Такой капризный был трактор, а может его тракторист, но теперь это значения уже не имело. Ввиду сильно усложнившихся условий плавания для барж, бригада справлялась и одним оставшимся трактором.
Мы все уже адски устали и спешили поскорее закончить разгрузку, но из-за погоды приходилось её часто приостанавливать, а две ночи так вообще опять вынуждены были штормовать на берегу. Но это были уже не такие ночи как летом. Из-за большого наката баржи нельзя было оставлять без постоянного присмотра, поэтому, по очереди, один из экипажа пытался согреться у костра, в то время, как второй оставался на барже.
Легко сказать согреться, скорее просто, что бы совсем не окоченеть, холод и ветер пробирали до костей. Так в борьбе с холодом дожидались рассвета, когда чисто психологически становилось вроде немного легче, а может и правда днём было полегче.
Рядом с нами стояли, пережидая штормовую погоду ещё две баржи с другого судна-снабженца, доставившего уголь из Анадыря. Однажды сосед подошёл к нашему костру и поздоровался со мной по имени, я ответил тем же удивившись, что мы знакомы.
- Слава, ты что, не узнаёшь меня?
- Ты помнишь Калькутту?
И тут я вспомнил, как же. Это было в самом начале моей карьеры, мы вместе стояли на разных судах на рейде Калькутты в ожидании окончания забастовки индийских лоцманов.
Мы тогда простояли очень долго, где-то около трёх месяцев. И единственным развлечением для нас тогда было ездить на шлюпке в гости на другие советские суда так же застрявшие на рейдах Калькутты.
- Ну конечно! Привет Володя! Да, сейчас самое время вспоминать о тропической Калькутте.
- Короче, Вячеслав, я смотрю не весело вы тут живёте, а ну давай к нашему шалашу, на рюмку чая.
Рюмкой чая оказалась бутылка водки. Замечательной, качественной водки “Столичная” из торгсина. В торгсине всегда продавались вещи хоть и дорогие, но высочайшего качества.
Конечно, одной бутылки водки на всю нашу компанию было крайне недостаточно, но разделив по братски, и даже на два раза как ни как скрасили эту экстремальную ночёвку.
Утром решили, что волнение немного, но улеглось и нужно продолжить выгрузку тем более по расчётам оставалось работы едва ли на одну смену.
Короче говоря, часов через девять напряжённейшей работы, консолидировав усилия и энтузиазм всего экипажа, выгрузку всего груза предназначенного для Чукотки наконец-то полностью закончили. Трудно представить какое облегчение и радость ощутил каждый.
Мы с коллегой со второй баржи сделали круг почёта вокруг судна с включёнными сиренами, судно так же отсалютовало продолжительным басом. Победный клич : “Ура-а!” - пронесся над рейдами Уэлена.
Рано утром следующих суток наше судно стало на рейде в бухте Провидения, и началась подготовка для сдачи техники на базу. Так как причалы в данный момент были заняты, было принято решение трактор вывести на барже. А так как баржи были уже довольно побитые, то это, как оказалось впоследствии, было не самое лучшее решение, хотя я и обращал на это внимание. Но желание поскорее уже закончить с этой поляркой пересилило и после спуска на воду, на мою баржу был погружен единственный оставшийся у нас трактор. Так же на баржу спустилось ещё человек пять из судового экипажа с целью поскорее попасть на берег. Мои протесты и уговоры, что лучше дождаться спуска второй баржи и выехать на берег, на барже без груза будет более безопасно, тем более. Но желание поскорее попасть на берег было сильнее, и ни кто не пожелал покидать борт баржи.
Как только отошли от борта, сразу же обнаружилось поступление воды на палубу. Конструктивно, при предельной загрузке палуба всё же хоть и не много, но должна оставаться выше воды, но в данном случае ввиду многочисленных мелких пробоин и трещин в танках, полученных в тяжёлых условиях экспедиции, она оказалась чуть ниже уровня воды. Это уже было опасно, так как вес трактора был и так предельным для грузоподъёмности баржи. Ну что ж, в данной сложившейся уже ситуации нам ни чего не оставалось делать, как надеяться на везение и на провидение, тем более, что по иронии судьбы происходило всё это в одноимённой бухте Провидения. Я объявил, что бы все, в случае чего, по моей команде были готовы покинуть борт. Двери в рубку мы и так всегда, в независимости от погоды держали постоянно открытыми, это уже было само собой разумеющееся.
А между тем, вода медленно прибывала, а вместе с ней увеличивался и крен на левый борт. Из информации об остойчивости я знал, что крен может увеличиваться до тех пор, пока планшир борта не коснётся воды, в этом случае остойчивость уменьшается уже до нулевой и переходит в отрицательные величины, то есть, наступает уже опрокидывающий момент. И хотя все с нетерпением ждали приближения берега, но скорость пришлось уменьшить до минимальной, так скорость поступления воды тоже уменьшилась, но зато и полагаемое время подхода к берегу возрастало, хотя в этом случае это было лучшее решение из возможных.
На судне заметили наше бедственное положение и срочно выслали нам вдогонку вторую баржу. Когда эта вторая баржа была уже совсем недалеко, планшир наконец-то коснулся уреза воды, а это означало конец, и вот вода хлынула через борт на палубу баржи.
Я выскочил из рубки и скомандовал : “Прыгаем !”
С баржи как яблоки с яблони, когда её трусят, посыпались наши злосчастные пассажиры.
Я так же прыгнул. О том, что вода, наверное, довольно холодная, об этом ни кто в тот момент, конечно, даже не задумывался.
Первые мгновения, когда я ещё по инерции уходил глубоко под воду, мелькнула мысль, что неужели вот именно так всё и кончается? Как ни странно, особого страха не было. Мысли работали в направлении как спастись и как выбираться из этой ситуации. Как глубоко я ушёл под воду я не представлял. Я энергично потряс ногами, чтобы сбросить сапоги. Хорошо, что я так и не научился наматывать портянки, сапоги были надеты на несколько носков и так как держались довольно свободно, то без труда соскочили с ног.
Я начал энергично пытаться вынырнуть, что мне с успехом и удалось. Вынырнув на поверхность, окончательно убедился, что на этот раз мне повезло, и я пока не утонул.
Метров может в двадцати, во всяком случае, мне так тогда показалось, я увидел нашу вторую баржу, посланную нам на спасение. Добравшись до неё, начал пытаться подняться на баржу, но, учитывая всё-таки её высоту и мою намокшую тяжёлую амуницию, самостоятельно этого я сделать, естественно не мог. Моторист с баржи подал мне руку и пытался помочь мне взобраться на борт. Но в этот момент ещё один из несостоявшихся пока утопленников, судовой электромеханик, добрался к барже и охваченный паническим страхом крепко обхватил меня за ноги, не давая и мне подняться и сам просто висел на моих ногах тяжёлым балластом.
-Отпусти ноги. Ну, нас же не вытащат так двоих, отпусти, я вылезу и тебя сразу же вытащим, ты же только мешаешь! – Кричал ему я, и пытавшийся вытащит меня моторист.
Но это на него ни как не действовало. Хоть по голове бей. Наконец и старшина баржи бросил руль выскочил на палубу и совместными усилиями вырвали меня из его объятий, а я, выбравшись на палубу, тоже сразу же подключился к доставанию нашего электромеха, а так же остальных бедолаг. Наконец-то последний кандидат в утопленники был выловлен и благополучно вытащен на палубу баржи-спасателя и мы, к нашему счастью, убедились, что все, как ни странно, слава богу, живы. Только сейчас я начал ощущать что погода довольно прохладная, если не сказать больше, учитывая что я стоял босиком на металлической палубе и в насквозь промокшей одежде. Но выхода не было и пришлось стоически переносить холод, пока баржа возвращалась на судно. На судне все “приняли на грудь” по стакану водки, помылись под горячим душем и отправились спать, что бы успокоить довольно возбуждённую нервную систему. На сегодняшний день было принято решение, нас ни в каких работах не использовать.
В следующие два дня с помощью стоявшего здесь же в бухте вспомогательного корабля ВМФ были предприняты попытки траления места нашего затопления с целью найти трактор. Это вообще-то особая история, заслуживающая отдельной главы, но я её пропущу, отмечу только, что после двух суток безуспешного траления, было принято окончательное решение отказаться от этой затеи.
И так, экспедиция закончилась. Основная, главная задача северного завоза была полностью выполнена, а то, что мы вернулись потрёпанные как с войны, потеряв часть техники, но, сохранив всех людей, уже было нормальным достижением само по себе.
Сдав оставшуюся баржу на базу в Провидении, снялись назначением на залив Креста, в порт Эгвикинот, где, чтобы не совершать балластный пробег до Владивостока, взяли на борт специальные контейнеры-ёмкостями, со странным содержимым. Каждый контейнер был опечатан, а что за содержимое ни кто толком не знал, по документам - оловянная руда, кастерит. После чего снялись в порт нашей приписки Владивосток. Шесть дней перехода до Владивостока, после такого напряжённого труда, показались отдыхом, приятным морским круизом. Нормальный размеренный ритм работы, хорошая погода и предвкушение скорого возвращения домой способствовали хорошему настроению.
По приходу во Владивосток, кто мог, списались в отпуск. Оформил отпуск и я, и закончив формальности вылетел домой в Ростов-на-Дону. Куда как оказалось, весть о моём спасении не дошла, а только, о якобы, моей гибели на просторах Арктики. Ещё долго после этого случая, мои друзья и однокашники встречая меня, были искренне удивлены и шокированы тем, что я живой и невредимый, когда многие уже давно и не раз выпили за упокой моей души.
После полярки, вернее после опрокидывания баржи, на долго ещё остались не приятные ощущения под ложечкой, когда судно сильно кренилось, во время шторма, но потом постепенно всё пришло в норму.
В полярку больше не ходил, были правда рейсы в столицу колымского края Магадан, зимой, экстрима там тоже выше крыши, а также много рейсов в различные части света и в Индию и в США и в Австралию и в Океанию через все океаны, штормы и тайфуны, но это уже предмет другого рассказа..
.