БАЛ В ОФИЦЕРСКОМ СОБРАНИИ
У Мамы была подружка, тоже учительница - Александра Дмитриевна Абрамова. Шура, так Мама ее называла. Высокая, стройная, слегка манерная.
Мама про нее говорила-
-Шура - и добрая и ясная, ей бы только гонора поменьше. Но это у нее от гордости. Она не хочет показать, как ей тяжело.
Понятно тяжело, Александра Д. рано овдовела.
Ее муж, Степан на фронте попал в плен - и соответственно, после - в места не столь отдаленные. Вернувшись, он уже совершенно не был тем Степаном, который уходил на фронт - нервный, больной, издерганный и т.д.. Прожили они недолго, т.к. Степан Григорьевич не выдержал всего, что на него обрушилось. Несмотря на то, что у них с Александрой Дмитриевной было двое детей, он застрелился. Причин было множество, нечего о них писать, все уже и так рассказано.
Единственное - Александра Дмитриевна не щадила мужа, часто раздражалась на него, сердилась, кричала и совершенно икренне считала, что он ей не пара. А потом Маме рассказывала -
Вера, какая я бессовестная, как я Степана терзала, все мне не так было, все он не такой.
А как посмотрела какие мужики приезжают к своим женам, когда я на курсах в Челябинске была - Так их со Степаном и рядом не поставишь.
Глаза в глаза - лица не увидать, давно поэтом сказано.
И пришлось Шуре детей самой поднимать – Алку и Аньку. Мы маленькие, когда на на Военбазе жили часто вместе играли.
Отлично помню забавный случай. Зимой дело было. Поскольку Папа был человеком энергичным, они с Мамой никогда не испытывали нужды. Подчеркиваю - никогда. На Военбазе Папа сразу, как только уволился из армии и стал учителем, построил дом, завел пчел, потом купил корову- а это все- молоко, масло, сметана и т.д.. Отлично помню его первую машину- «Москвич» 401, потом еще мотоцикл с коляской.
А Мама, благодаря достатку, всем понемногу помогала. Естественно, помогала и Шуре. Собрала она перед Новым Годом для подружки меда, масла, мяса мороженого и отправились мы с ней к т.Шуре в гости. (Папа в это время был на сессии, заканчивал второй институт заочно).
Пришли - у Т.Шуры домик прямо в лесу, в стороне от домов офицерского состава. Дров мало, холодно, на столе картошка и чай. Мне, маленькой, даже дивно - у нас-то всегда тепло, а про продукты я и не задумывалась, поскольку всего дома было в изобилии. Ну тут Мама как навыгружала сьестного, Анька с Алкой запрыгали от радости, а Мама с т. Шурой все тихонько о своих секретах тараторят и тараторят. А потом начали собираться.
Мы с Анькой сели за стол рисовать, и одновременно прислушиваемся и наблюдаем .
Выясняется, что в офицерском клубе новогодний бал, и наши мамочки идут гулять. Мама черноволосая, кудрявая, миловидная, стройная, даже в болезни смертельной она держала спину, как балерина, а т. Шура натуральная блондинка с большими голубыми глазами, просто красавица. Понадаставали они наряды - крепдешиновые блузки, юбки со складками, платья облегающие - тоже Мама привезла - дедушка-то шил, и Мама всегда была одета как куколка, все по фигуре и из очень хороших дорогих тканей. Короче - Коко Шанель. Меряли, меряли, оделись. Потом – второе действие- макияж. Тут сложнее. Это сейчас мэйкап какой хочешь, а тогда – помада и тушь ленинградская. Но и здесь смекалка была проявлена. Тушь извлекалась из загашника, в нее долго плевали и растирали, чтобы размокла. Мама ресницы не красила, потому что короткие, а у т.Шуры это было действо. Провести пару раз пластмассовой щеточкой, потом обмахнуть ватой, чтобы удлинились, так раз сто, а потом иглой (ужас) ресницы отделить одну от другой.
Дальше больше - сажа из печки и спичка с навернутой ваткой- это вместо карандаша для век., пудра из растертого риса, причем не только на лицо, но и на шею и декольте. Помада и «Красная Москва» из заветной бутылочки - как завершение. Это был процесс длительный, но результат вышел потрясающий - две молодые, красивые , элегантные женщины. Осталось одеть шубки и - офицерам гаплык, точно как у Ильфа- «увидев меня, мужчины задрожат….».
И тут Мама говорит
-Шура, а я еще шампанское тебе к Новому Году привезла, давай выпьем по рюмочке, чтобы глаза блестели.
-Вера! Точно. Я так нервничаю, так нервничаю! может быть успокоюсь. Я не представляю, как буду с ним танцевать, если пригласит. Там же и она будет.
-Да что же он не имеет права пригласить, даже, если она там.
-Ах, как это все нехорошо. И все мне совестно, и сделать с собой ничего не могу.
(Я рисовала и думала в этот момент, и чего это т.Шура с собой собирается делать. У бабушки сосед вены себе резал, так она все говорила - вот, что с собой сделал. Что же т.Шура тоже вены резать будет? ).
Достают они злополучное шампанское и т.Шура начинает открывать бутылку. А опыта нет никакого, естественно- ба-бах! И шампанское выстреливает на кремовую кофточку, и что самое ужасное попадает на один глаз.На уже сделанный глаз, который есть сам по себе плод такого труда и терпения. Глаз расплывается!
-Ах! Ох! Ой-Ой. Что делать!?! Все испортили!. Они падают на стулья и начинают хохотать. Шампанского остается на донышке. Остальное на стенах, сероватыми разводами. Очень некрасиво.
Но идти-то надо, раз собрались. Срочно переделывается глаз, причем оказалось, второй слегка отличается от первого, я тогда хорошо видела и сразу это заметила, но т.Шура от волнения этот момент протабанила., а мы молчали. Опять достаются наряды, греется углями утюг. Мама расстраивается из-за т.Шуры. Она считает, что ей обязательно нужно идти на этот бал, хотя т.Шура уже твердит, что это судьба.
-Верочка, это судьба говорит, что мне не надо идти.
Пока она все-таки делала макияж по второму кругу, Мама бросает карты (она очень хорошо гадала, отлично помню, как Папа прогонял посетитей, желающих узнать судьбу, когда был депутатом ) и объявляет, что судьба говорит напротив - надо идти. Смех, шутки, глаза хоть и разные, но действительно блестят. Одеваются и уходят…
Поздно ночью возвращаются и начинают говорить. Говорили почти до утра.
Т.Шура и плакала и смеялась сквозь слезы, я тогда уже почувствовала, сколько горечи и грусти было в их разговорах. Рассказывала самое заветное. Александру Дмитриевну полюбил служащий на этой базе полковник, не просто увлекся, а именно полюбил. Но у него была семья, и у т.Шуры были дети. Его это не пугало, а т.Шура, хотя и была вдовой не могла, как она говорила
- Никогда я, Верочка, не смогу разбить семью, сойтись и жить с этим полковником.
Они жили рядом, часто виделись. Редко встречались украдкой, но так и не смогли преодолеть обстоятельства. Как в песне Н.Носкова, где чудесная партия виолончели,
- есть серьезное обстоятельство- я люблю тебя…. Но.
Какое это было мучение. Полковник не выдержал и написал рапорт о переводе в другую часть, хотя потом и оттуда присылал т.Шуре письма. Увы!
Все, как в фильме «Анкор, еще анкор».
Заснули только под утро. Праздник кончился, хотя еще и утром все время смеялись и вспоминали брызги шампанского.
Детей т.Шура подняла сама.
Мамы и Александры Дмитриевны давно нет на свете, а тогда им было по 34 года, они были молоды, здоровы, трудолюбивы и жизнерадостны. Мне было 5 лет.
17.08.07. Голубь О.П.