Подвиг Дмитрия Донского

Заякин Борис Николаевич
Заякин Б. Н.

                Рассказ.

                “Подвиг Дмитрия Ивановича Донского”.

Почему образ Дмитрия Донского остается для русских людей один из самых притягательных и любимых на протяжении многовековой истории России? В чем секрет всенародной любви?
Чтобы понять истоки его величия необходимо обратиться к  начальной истории его великих дел, к их первоисточнику. Итак, согласно историческим летописям, три взрослых сына росли у великого князя московского Ивана Даниловича, по прозвищу Калита, что означало денежный кошель.
Старший сын Симеон, по прозвищу Гордый, правил крепко, но недолго - скосила его моровая язва-чума, занесенная на Русь от немцев. Из двух оставшихся братьев прочили на княжение крутого, не по годам властного Андрея.
Младший брат его Иван, мягкий сердцем книголюб и затворник, снискавший прозвище “Милосердный” и “Красный”, сам отказался от великокняжеского престола. Но та же моровая язва унесла и Андрея, когда еще оплакивали Симеона. Невольно пришлось Ивану принять государский венец.
12 октября 1350 года у князя Ивана Ивановича Красного и княгини Александры родился сын, которого назвали по имени покровителя воинов святого Дмитрия Солунского - Дмитрием.
Добрых оставил сыну защитников и радетелей земли Русской отец Иван. В девять лет водил воинские рати Дмитрий против врагов под командой именитых воевод Свибла, Кобылы, Вельяминова, Боброка, Минина и Монастырёва.
Немало покорил земель русских, кои смотрели на сторону, привел их к присяге Москве, заставил чтить единую церковь православную, государя великого Владимирского и Московского.
В 1362 году старанием московского боярства и митрополита Алексия ярлык на великое княжение Владимирское был приобретен для московского князя Дмитрия Ивановича.
Достигнув совершеннолетия, Дмитрий начал вести энергичную политику, он расширяет пределы своего княжества, приобретя ряд городов с их округами: Калугу, Медынь, Дмитров, Стародуб.
 Дмитрий вел успешную борьбу со своими русскими соперниками: великими князьями тверским и рязанским, которые заключили союз с великим князем Литовским Ольгердом.
 Два раза подходил он к Москве в 1368 году и 1370 году, но оба раза Москва с честью выдержала нападение сильного литовского войска. А в 1372 году при новой попытке Ольгерда подойти к Москве, Дмитрий Донской встретил его на реке Оке, вблизи города Любутска, и принудил заключить мир.
Ходил походом Дмитрий на Нижегородское княжество, покорил. Дмитрий Константинович Суздальский в ответ отдал за Дмитрия Московского свою дочь Евдокию, признал силу Москвы, обещал во всем слушаться брата старшего Димитрия.
За это Москва помогла Дмитрию Суздальскому утвердиться в Нижнем Новгороде, на который претендовал его брат Борис. С тех пор Дмитрий Константинович стал именоваться Дмитрием Нижегородским.
Все эти задумки на благо Москвы вершились, конечно, не малолетним Дмитрием, а его верными попечителями - церковным митрополитом всея Руси Алексием и преподобным Сергием Радонежским, монахом Троицкого монастыря.
 Эти люди вложили все в него свои духовные силы, веру в Русь и укрепление Москвы, воспитали в Дмитрии стремление уничтожить монголо-татарское иго на Руси. 
Евдокия горячо любила мужа, и ей было, за что благодарить всевышнего. Молодой, красивый, любимый и любящий муж, сильнейший из русских князей, любила за его военное счастье, за шестерых детей, за мир в семье, которого не в силах были нарушить даже противоречия между её отцом и братьями с мужем.
 Резок, а то и грозен был с врагами и со своими боярами Дмитрий, и стал именоваться Великим Московским Князем - Государем земли русской. Располагая богатейшей на Руси казной, Димитрий, как и отец, и дед его, вёл строжайший учет имуществу - вплоть до изумрудной шапки и золотого пояса, которые носил.
Каждая ценная личная вещь великого князя передавалась наследникам по письменному завещанию, как принадлежность титула, государственное достояние, которое наследники обязаны умножать, но не транжирить.
Излишки доходов от собственных владений он неизменно отдавал в государственную казну. Ей, казне, принадлежала вся столовая золотая и серебряная посуда, что так поражала других князей и иноземных гостей. Все это золото и серебро в любой день могло обратиться в хлеб, одежду, снаряжение и оружие для войска.
В годы неурожая и падежа он кормил тысячи людей из своих житниц или на свои деньги, как делали его отец, дед и прадед, - он не мог себе представить, чтобы государь, владеющий людьми, может поступать иначе. Правителю надо быть скупым, но не из личной корысти, а для пополнения общей казны на черный день.
Димитрий не терпел над собой никакой власти, даже церковной. На попытку митрополита московского Киприана подчинить себе власть на Руси он ответил:
- Церковь тобой словно повязана, но власть государственную ты не повяжешь. Не было и не будет на Руси своего папы! Не церковью ставились предки мои на княжество, но сами ставили святителей, и то не противно воле Всевышнего.
- К небесной жизни человек готовится на земле, и пока он по земле ходит, одна власть может быть над ним - земная, государственная, княжеская, ибо душа его в смертном теле держится. А тело кормить надо, одевать, согревать, защищать от убийц и насильников. То дело - государственное.
Дмитрий отдавал должное всем православным святым, но не имел лишнего времени на поклоны. Для него бог олицетворялся в единой Руси. Этому богу служил он всей своей жизнью.
Дмитрий презирал продажные порядки Орды, которая своим хищничеством и жаждой ограбления обрекала на разложение не только себя. Царствуя в окрестном мире, уже вся покрытая смертельными язвами и струпьями разложения, она заражала гибельным тленом свои жертвы.
Лучшие из вождей, стоявшие у колыбели Московского государства, чуя эту угрозу своему детищу, из всех сил боролись за его здоровье, беспощадно уничтожая проявления страшной заразы. Именно Дмитрий Донской ввёл смертные казни за разбои, предательство, воровство - и головы слетали даже с великих бояр.
Именно в ту пору служилым людям князя, обладающим хоть какой-то государственной властью, строжайше запрещается заниматься делами, связанными с наживой - торговать, содержать корчмы, продавать хмельное, спиртное.
Из войны с Суздальско-Нижегородским княжеством юный князь извлек два важных урока. Первый заключался в том, что сила важнее права. Дмитрий Суздальский имел больше родовых прав на великое Владимирское княжение, но, будучи слабее, вынужден был уступить.
Второй урок вытекал из первого: Орда во время московско-суздальской войны, из-за внутренних распрей не могла оказывать давление на Русь и обнаружила в этом свою наметившуюся слабость, не поддержав получившего ханский ярлык на Владимир Дмитрия Суздальского.
Это навело Дмитрия на мысль, что, накопив силы, он сможет избавить Русь от татарского ига, постыдного, непосильного и разорительного для народа русского. Однако прежде чем поднять меч на Орду, Дмитрий решил обезопасить Москву от удара врагов в спину со стороны завистливых Рязани, Твери и Литвы.
В 1367 году возводится мощная белокаменная крепость - Московский Кремль. Белокаменные стены практически охватили почти всю территорию существующего Кремля, кроме северного угла с Арсенальной башней и узкой полоской вдоль берега реки Неглинной.
 В условиях борьбы за объединение княжеств, за выход из-под контроля Орды, при постоянно совершенствующейся военной технике, Москва должна была иметь максимально надежную по тем временах крепость.
С этой целью Дмитрий обнёс Кремль белокаменными стенами. Это поразило современников, ибо до этого в Северо-Восточной Руси не было каменных крепостей. И дело было не только в том, что такое строительство стоило немалых средств, и было не по силам ни одному князю.
 Главное заключалось в том, что это был открытый вызов Орде, которая косо смотрела даже и на деревянные русские крепости, неоднократно настаивая на их срытии.
С постройкой же в Кремле каменных стен, на которых вскоре были установлены и первые пушки, Москва становилась неприступной, и Дмитрий теперь мог смело отправляться в боевые походы, не опасаясь, что в его отсутствие столица может быть захвачена врагами или другими князьями.
С постройкой Кремля город в XIV веке стал настоящей столицей будущего государства Российского. Можно выделить четыре части города:
- Кремль, или собственно город;
- посад, или Великий посад, на территории современного Китай-города;
- Заречье - за Москвой-рекой;
- Занеглименье - к северу-западу от Неглинной, называемое иногда Загородье.
На территории Кремля сформировалась Соборная площадь. Также сформировались улицы Ильинка, Никольская, Варварка и другие. Строятся монастыри: Чудов, Андронников, Симонов и Вознесенский. Появляются многочисленные церкви.
Дмитрию неоднократно приходилось воевать за независимость Московского княжества. Особенно часто нападали на Москву войска великого литовского князя Ольгерда и великого тверского князя Михаила. В 1371 году князь тверской Михаил, заплатив большую дань, получил в Орде ярлык на великое княжение Владимирское.
Вместе с татарским послом  прибыл он во Владимир, но жители, верные присяге Дмитрию московскому, не пустили Михаила в город. Тогда Михаил потребовал, чтобы Дмитрий явился во Владимир и выслушал волю татарского царя как его подданный. Дмитрий властно ответил:
- К ярлыку не еду, Михаила на княжение Владимирское не пущу, а тебе, послу, путь чист.
До этого Дмитрий официально не разрывал отношений с Ордой, хотя уже с 1365 года под разными предлогами не платил дани татарам. Теперь же московский князь оказал явное неповиновение Орде.
Тёмник Мамай, в это время, объединив под своей властью значительную часть Золотой Орды, решил, наконец, обуздать непокорного московского князя и в 1373 году Мамай двинулся на Москву. Московское войско встретило татар на Оке и те, не решившись на битву, повернули обратно.
Тогда же переменилось и настроение русских людей, которые, не испытывая со времен Ивана Калиты татарского вторжения, постепенно стали отвыкать от прежнего страха перед татарами.
Выросло новое поколение русских людей, которым был чужд страх перед ордынским именем. Именно молодой Дмитрий и явился представителем этого поколения.
                “В поход, братья”.
День и ночь стекаются к Москве рати великие. Стоит князь Дмитрий на стене кремлевской, смотрит. Идут полки коломенские, владимирские, юрьевские, костромские, переяславские, димитровские, можайские, звенигородские, белозерские. Из Серпухова полки, из Мурома, из Ростова. Идет рать из Твери. Ведет ее племянник князя Иван Холмский.
Конные рати, пешие. Едут на сытых конях: гнедых, соловых, буланых опытные дружинники. Сверкает на их доспехах яркое августовское солнце. На дружинниках кольчатые брони, кованные опытными кузнецами, стальные панцири из зеркальных блях, шеломы с остроконечными верхушками.
Скользит по таким шеломам в бою татарская сабля. Приторочены к седлам длинные щиты, окрашенные в красный цвет, тугие луки и колчаны со стрелами. Везут они острые копья, кривые булатные сабли, тяжелые обоюдострые мечи. Развеваются над их рядами знамена и стяги на высоких древках.
Много дружинников, да простых людей куда больше. Сильна Русь воинством народным - ополчением. Идут кузнецы могучие, плотники, каменщики, идут крестьяне землепашные.
Хорошо если один их трех доспех имеет, да и то простой доспех, из бляшек железных состеганный. У остальных щиты деревянные, копья да мечи. Надеются они на свою силу, а больше на Бога уповают.
Давно уже собирал князь Дмитрий ополчение, с самой весны скакали по городам и селам глашатаи, читали княжеский указ, скликали “всяких охочих человеков постоять за Русь”.
Идут ратники, переговариваются.
- Ты откуда, дядя? - спрашивает высокий плечистый парень Афоня.
Щит у него большой, дружинный, да у меча ножны из лыка сплетены. Сам, видать, смастерил.
- Из Ряжску мы. Кузнец, - солидно отвечает ему бородач. - А ты откедова будешь, милай?
- С-под Можайска мы. Крестьянствуем.
Поворачивается Афоня в другую сторону, а там дед идет седобородый. Несет дед лук да на поясе колчан висит со стрелами. Короткий нож справа - вот и все его оружие.
- А ты, дед, чяво увязался? Тебе дома на печи сидеть, - не выдерживает Афоня.
- Кому дед, а кому и нет, - с достоинством отвечает старик. - Овсей я, с-под Ростова. Авось и я Руси-матушке сгожусь. Старые кости класть не обидно.
Идут полки. По всем дорогам к Москве стекаются. Тем же войскам, которые не успевали, велел князь Дмитрий следовать прямо в Коломну. Назначил им там сбор к Успеньеву дню.
Плохо спал ночами князь Дмитрий. С лица потемнел, осунулся. Ночами гонцов принимал, грамоты диктовал, велел Боброку и боярину Вельяминову припасы войску готовить.
Еще приказал с собой полотна на перевязку запасти и людей в исцелении умелых подыскать. Нужны они будут раненым.
- Все ли отряды пришли? - то и дело спрашивал князь Боброка.
Отвечал Боброк:
- Не все, княже. Ждем еще полков нижегородских. Еще обещали подойти союзники наши - Андрей Полоцкий, что ныне во Пскове сидит, и Дмитрий Брянский.
Утром двадцатого августа стоял на княжеском дворе инок Ослябя, на соборный Успенский храм крестился. Хоть и могуч Ослябя, не протиснуться ему внутрь - полон храм народу.
И женщины там, и дети. Не теснить же их, не раздвигать плечищами. Знает Ослябя, что горячо молится теперь в храме князь Дмитрий, препадает он к раке святого Петра, просит усердно его о помощи.
Вот отхлынул из Успенского храма народ. Увидел Ослябя, как вышел из храма князь Дмитрий. Прошел князь рядом с Ослябей да не заметил его, шептал что-то. Донес ветерок до молодого инока шепот княжеский:
- Господи, не попусти мне быть губителем Руси!
Перешел князь Дмитрий в Архангельский собор, поклонился гробам отца и деда.
- Теперь и выступать пора. Да поможет нам Господь!
Простился Дмитрий Иоаннович с супругой своей Евдокией Дмитриевной и детьми, сел на коня. Глотая слезы, кинулась княгиня Евдокия в свой терем. Приникла к окну, смотрела, как выходит из Кремля воинство русское. Кропит его святой водой духовенство, благословляет на брань.
В голос рыдают провожающие женщины. Одна из них, простоволосая, не поймешь, то ли мать чья, то ли жена, упав на колени, голосит:
- Васенька, на кого ж ты меня покидаешь, соколик мой ясный?
Прошел уж ее соколик, давно скрылась его спина за стенами кремлевскими. Повторяют дружинники друг другу слова великого князя:
- Братия моя милая, не пощадим живота своего за веру христианскую, за святые церкви, за землю Русскую!
Вышли отряды из Москвы. Запылили дороги. Потянулись по дорогам русские рати. Двинулось войско к Коломне. Чтобы не было тесноты, идет рать сразу по трем дорогам. Идут с войском десять сурожан - русских купцов. Хорошо знают они южные пути по степи, колодцы ведают и водопои.
Скачет впереди войска князь Дмитрий на белом жеребце, а справа от него воевода Боброк на серой лошади. Везут за ними алый великокняжеский стяг с ликом Нерукотворного Спаса.
Быстро двигалась русская рать. Через четыре дня, 24 августа, достигла она Коломны и здесь, на Девичьем поле, произвел князь смотр войскам. Выстроились войска на огромном поле, к горизонту тянутся.
Лесом стоят копья. Развеваются на высоких древках знамена и стяги. Среди простых дружинников посеребренными доспехами и алыми, наброшенными на них плащами, выделяются князья и воеводы.
Все, кого смогла собрать Русь, здесь. Сто пятьдесят тысяч человек - весь цвет ее, вся гордость. Медленно едет князь Дмитрий на коне мимо своих войск, крепко держит поводья. Сверкает на солнце княжеская броня. Покрывает ее золототканный плащ.
Шепчет из рядов молодой дружинник Юрок, что языка брал. Острое зрение у Юрка, молодое.
- Глянь, дяденька Родион, на глазах у князя слезы. Разве можно князьям плакать?
- Не от страха он, дурачина, плачет. От гордости за Русскую землю. Вишь, какие рати православные собрались, - отвечает ему Родион Ржевский.
Из Коломны русская рать, сопровождаемая благословением духовенства, двинулась дальше. Зная об измене Олега Рязанского, князь Дмитрий повел рать по левому берегу Оки к устью реки Лопасни. Место это звалось на Руси “Сенькина переправа”.
Это был искусный маневр. Направляясь сюда, Дмитрий не только скрывал свое продвижение от Олега, прикрываясь Окой, но и становился между Олегом, Ягайло, подходившим уже к Одоеву, и Мамаем.
Конные разведовательные полки, направленные впереди войска, каждый день доставляли князьям сведения о продвижении Мамая. Последний раз разведчики донесли, что передовые разъезды татарской конницы вышли уже к устью реки Непрядвы и движутся навстречу Олегу и Ягайло.
- Нападать надо скорее на татар, не мешкать, - горячились белозерские князья.
Опытный Боброк сдерживал их.
- Не все еще подкрепления собрались, - говорил он, поглаживая гриву своей серой лошадки, бормотал в усы - молодо-зелено.
Князь Дмитрий быстро вел свои войска к Дону, на несколько дневных переходов опережая Ягайло и медлившего пока, выжидавшего Олега. Рать русская между тем, что ни день, пополнялась.
У устья Лопасни, у “Сенькиной переправы”, в войско влился Владимир Андреевич со своей дружиной и собранным в Серпухове ополчением. Вскоре подоспел и большой воевода московский Тимофей Вельяминов с задержавшимися полками.
Теперь в войске было уже около двухсот тысяч.
- Сила-то какая, сила русская! Сила христианская! - шептал восхищенно инок Ослябя.
Улыбался в густую, с редкими белыми нитями, бороду мрачный инок-богатырь Пересвет. Шли войска. Клубилась по дорогам пыль. От устья Лопасни, переправившись через Оку, войска направились к Верхнему Дону.
Путь их пролегал по рязанской земле. Стояли вдоль дороги мужики, бабы, смотрели на ратников. Многие бабы вытирали платками глаза.
- Почему князь не велит трогать рязанцев? Разве не предатели они? Мигом бы скрутили их в бараний рог, - не понимал Юрка.
- Сказано тебе, “чтоб ни один волос ни тронуть”. Рязанцы - люди русские, крещенные. Не раз раззоряли их татары. Не повинны они в измене своего князя, - строго одергивал его Родион Ржевский.
И, правда, увидел Юрка, как один молодой рязанский мужик, заскочив в дом, схватил щит, копье и спешил влиться в ряды ополченцев.
- Эх, была не была! Погибает Русь, а нам что в стороне стоять? - крикнул он, на ходу запихивая на опояску топор.
Юрка хлопнул ладонью по крупу коня, подскакал к нему.
- Как зовут-то тебя, башка рязанская?
Показал ему рязанец свой могучий кулак.
- Андрюха я, кожемяка. Гуляет во мне силушка. Как осержусь, кожу бычью надвое разрываю. Так что смотри, как бы тебе, москаль, за башку рязанскую с коня не кувырнуться.
Русские рати двигались к Дону, разделенные на четыре полка. Главный, или Большой полк, был под началом у князя Дмитрия. В тот же Большой полк входили и дружины удалых Белозерских князей.
Огромна русская рать, широко разлилась, как озеро целое, не уместиться ей на одной дороге. Полк правой руки двигался правее Большого полка.
Вел его Владимир Андреевич Серпуховской. Ему же были приданы и князья ярославские. Доволен был Владимир Серпуховской своими воеводами - Данилой Белоусом, Константином Кононовичем, князем Федором Елецким, Юрием Мещерским и Андреем Муромским.
Полк левой руки вел князь Глеб Брянский. Молчалив, серьезен князь Глеб, внимательно смотрит он перед собой на дорогу. Несут за Глебом Брянским княжеский стяг.
Во главе русской рати перед большим полком шел передовой полк, разведочный. Если что - ему и первый удар на себя принимать. Ведут полк отважные князья Димитрий и Владимир Всеволодовичи. Накаляются от солнца их брони, но не замечают того братья Всеволодовичи, шпорят коней, вперед рвутся.
Через день пути от устья Лопасни присоединились к русской рати и оба Ольгердовича - Андрей и Димитрий, надежные союзники против татар и Ягайло.
Обнял их князь Дмитрий.
- Спасибо, что поспешили, братья. Сообща пойдем на недругов.
В начале сентября передовые русские полки вышли к реке. Поднялся на стременах Дмитрий, посмотрел на раскинувшуюся перед ним водную гладь. Белый жеребец князя фыркнул, потянулся к воде напиться.
- Дон, княже, - подал голос Боброк.
- Дон, - повторил Дмитрий.
Подойдя к Дону, князь с сопровождавшими его воеводами остановились в местности, называемой Березой, и стали ждать, пока подойдет вся растянувшаяся русская рать.
Под утро задремавшего было Дмитрия разбудили. Вернулись с разведки Петр Горский и Карп Александрович, посланные вперед с крепкой сторожей. Они привезли с собой языка, татарина со двора самого Мамая.
- Говори, - коротко приказал Дмитрий.
Бросившись перед князем на колени, татарин что-то быстро залопотал. И куда только делась вся его спесь. Толмач перевел, что Мамай продвигается вперед, но медленно.
Хан ожидает, пока к нему подойдут Ягайло и Олег. О том, что Дмитрий уже у Дона, Мамаю не известно. Он уверен, что русское войско не отважится выступить ему навстречу.
Умоляя сохранить ему жизнь, татарин попытался поцеловать сапог Дмитрия. Избегая этого, князь оттолкнул его.
- Когда Мамай перейдет Дон?
- Через три ночи. Умоляю, пощади, - задрожал пленный.
Князь дал знак увести языка, сказав ему напоследок:
- Не дрожи, басурман, русская сабля безоружных не сечет.
Языка увели. Князь Дмитрий остался в шатре вместе с воеводой Боброком и несколькими боярами. Спать уже не ложился. Вскоре доложили, что прискакал гонец. Он привез дурную весть: Ягайло выступил на соединение с Мамаем и стал уже у Одоева.
Медлить было нельзя. Посуровев лицом, Дмитрий собрал на совет всех князей и воевод русской рати. Совет получился шумным. Мнения разделились. Одни князья предлагали не переходить Дон и встретить татар на энтом берегу.
- Отгородимся рекой, а если татары переправиться захотят - будем стрелы пущать. Отсидимся. Авось надоесть Мамаю на том берегу стоять, повернет он назад в степи.
Слушает князь выкрики воевод и младших князей. Горячатся они, друг друга перебивают. Только Владимир Серпуховской молчит. Скулы у него как жернова ходят.
- А ты что думаешь, брат мой Владимир? - спрашивает его князь.
- Думаю: не дело нам за рекой от татар прятаться. Предки наши не так поступали. Ярослав, когда со Святополком Окаянным воевал, через Днепр переходил. Александр Невский, шведов поражая, перешел через Ижору. Если здесь останемся, поощрим малодушных. А если перейдем Дон, то будут воины знать, что некуда им уже отступать. Придаст им это отваги.
- Языки говорят, сила у татар несметная. Побьют они нас. Так костьми и ляжем, - крикнул костромской воевода.
Теперь слово оставалось за князем Дмитрием. Как он решит, так и будет - останется ли войско на этом берегу или перейдет Дон. Долго молчал московский князь.
Важное решение предстояло ему принять. Вся судьба Руси - на тысячу лет вперед - на весах лежит. Ошибется князь - растопчут татары Русь, осквернят нашу землю, разграбят, уведут полоны. Опасно в такое время войско в бою потерять.
Хотел уже Дмитрий Иоаннович, чтобы ратью напрасно не рисковать, приказать на этом берегу Дона остаться, но вспомнил о грамоте преподобного Сергия. Привез эту грамоту сегодня гонец вместе с освященной просфорой.
Весь день князь в седле провел, не успел Сергиеву грамоту прочесть. Развернул он ее теперь, в буквы узорчатые, Троице-Сергиевой лавры скорописцем выведенные, вчитался:
- Без всякого сомнения, государь, иди против татар и, не предаваясь страху, твердо надейся, что поможет тебе Господь и Пресвятая Богородица.
Устыдился князь, что сомневался, стоит ли Дон переходить. Показал он грамоту Сергия князьям и воеводам, сказал им:
- Не в силе Бог, а в правде. Честная смерть лучше плохого живота. Ныне же пойдем за Дон и там или победим и все сохраним, или сложим головы. Велите, князья, своим отрядам наводить переправу, а конница пускай броды ищет.
7 сентября все русское войско вышло на берега Дона, готовясь к переправе. В окрестных дубравах еще с ночи стучали топоры. Опытные плотники, которых немало было среди ополченцев, наводили мосты из стволов деревьев и хвороста. Нетерпеливо ржали, бросаясь в воду, кони. Искала броды многочисленная конница.
Князь Дмитрий, стоя на обрывистом берегу, лично наблюдал за переправой, торопил переходить Дон, пока не подоспели и не соединились татары с Олегом и Ягайло.
К ночи вся русская рать форсировала Дон и остановилась на болотистых, лесистых холмах, расположенных у впадения в Дон речки Непрядвы. Звенели в воздухе многочисленные комары. Кони беспокойно отмахивались хвостами.
Давя комаров, Юрка хлопнул себя по щеке.
- Комарья-то сколь. Вот я вас. Ого, одним разом четверых ухайдокал.
Рязанец Андрюха-кожемяка, с которым Юрка за время пути уже успел сподружиться, добродушно ухмыльнулся.
- Погоди чуток, москаль, не хвались. Скоро татар поболе комаров будет. Успевай только прихлопывать.
Иноки Пересвет и Ослябя, встав на колени, молились на пологом Донском берегу. Холодом, сыростью тянуло от воды. Лежал на воде молочно-густой, осенний уже, туман.
- Чую я, брат, завтра головы сложить нам придется. Не ступим мы боле на тот берег Дона, - молвил Ослябя, поднимаясь с колен.
Заключил его витязь Пересвет в свои богатырские объятия:
- Мужайся, брат. Тяжелый крест мы несем. На кресте вся земля Русская. Нельзя унывать.
- В Троице теперь служба. Свечи горят, хоры многогласые. Рожество Богородицы завтра, день-то какой, - молвил Ослябя.
Кивнул Пересвет.
- Добрый это знак. Не оставит нас Пречистая Богородица, заступница наша.
Ближе к полуночи ветер с Дона стих. Теплая установилась ночь, тихая. Мало кто спал в стане русских воинов. Кто-то молился, кто-то зашивал рубаху, кто-то точил меч и саблю, чинил поврежденный при переправе доспех. Тихо ржали стреноженные кони.
К князю Дмитрию прискакал посланный с разведчиками боярин Семен Мелик и взволнованно сообщил, что хан Мамай со всеми силами уже подходит. Более того, передовой русский полк уже бился с татарами. Теперь лишь река Смолка разделяет оба стана.
Выслушал его князь Дмитрий, кивнул. Он понял уже, что наутро начнется страшное побоище между воинствами. Князь велел позвать Боброка и сел на коня.
Перед ним, покрытое теплым ночным туманом, раскинулось обширное поле, прорезанное оврагами, заросшее кое-где редким лесом, с небольшими возвышенностями и болотистыми низинами.
Как всегда неспешно, подъехал на своей серой лошаденке Боброк.
- А, вот и ты воевода, - приветствовал его князь. - Не знаешь, как это поле называется?
- Куликовым кличут. Куликов тут много, птиц болотных, - сразу ответил Боброк.
Он успел уже опросить разведчиков. Вдвоем, без охраны, выехали князь Дмитрий и воевода Боброк в поле. Медленно ехали они сквозь туман. Вслушивались в ночные шорохи, всматривались в складки овражистой местности. Решали, как расставят завтра войска.
- Любят татары с крыльев заходить и в тылы прорываться, - говорит князь Дмитрий Боброку. - Надо так рати расставить, чтобы упирались наши крайние полки в затоны и овраги. Переломают там ноги татарские кони.
Останавливается Дмитрий, осматривается:
- Хорошее место. Здесь будет стоять полк правой руки - Андрея Ольгердовича, князя Ростовского, рать. Примкнет она к этому оврагу, не обойдут ее татары. Как овраг называется?
- Овраг Нижнего Дубика, - вспомнил Боброк.
Дальше едут князь с воеводой.
- Здесь, - говорит князь Дмитрий, - поставим мы Большой полк, главную нашу силу. Будет он под началом у Глеба Брянского и московского воеводы Тимофея Вельяминова. Сюда, как поймут татары, что не обойти им крылья, главный удар придется. За большим полком поставим мы Дмитрия Ольгердовича с его ратью. Не дай Бог, сомнут татары Большой полк - ударит на них Дмитрий Ольгердович, тезка мой.
Кивает Боброк, соглашается. Идут белый княжеский конь и лошаденка Боброка, бок о бок. Сбруей позванивают, шеями трутся.
- Кого по левую руку поставишь, княже? - спрашивает Боброк.
- Князей Белозерских. Прикроет их от первого натиска татар речушка Смолка, а как перейдут ее татары - туго придется князьям Белозерским.
Едут дальше Дмитрий с воеводой.
Заходят кони в Зеленую Дубраву. Спешивается здесь князь Дмитрий, прислоняется щекой к теплой коре молодого дуба. Держит Боброк обоих лошадей в поводу. Чувствует, что-то важное скажет князь.
- Здесь в этой дубраве, Боброк, разместим мы Засадный полк. Отборную нашу конницу. Укроет Засадный полк Зеленая Дубрава своей густой листвой. Большая надежда на этот полк. Если прорвут нас татары, только он нашу рать выручит.
- Кого над Засадным полком поставишь?
Улыбнулся князь. Положил руку на плечо воеводе.
- Поставлю я над этим полком тебя, Боброк, и Владимира Андреевича, брата моего. Храбер он, да слишком горяч. Сдержи его пыл до поры до времени.
- А когда на татар ударить? - спрашивает Боброк.
- Погоди, пока сомнут они нашу рать и тыл свой покажут. Не спеши, не горячись, Боброк. Береги нашу лучшую конницу. Пусть увлекутся татары погоней, тут на них и ударишь.
Склонил голову опытный воевода. Понимает он, Засадный полк - последняя надежда русская. Если не он, то кто остановит татар? Ведя коней в поводу, вышли Боброк и князь Дмитрий из Зеленой Дубравы. Остановились на холме, смотрели, слушали.
Со стороны татарского стана доносилась громкая перекличка воинов, дикие крики, хохот. Слышалось позади него завывание волков. Носились по левую руку и граяли тучи воронья, предчувствовали богатую поживу.
По правую руку, глухо ударяя крыльями, пронесся гусиный клин, а за ним три лебедя. Трепетно плескали лебеди крыльями, как перед страшной бурей.
- Есть примета. К сече это, - негромко молвил Боброк.
Повернулись они к русскому стану. Ничего не слышно с русской стороны, видно только зарево словно от множества огней. Удивился этому Боброк. Костры и у татар пылают, да нет такого зарева.
- Не костры это. Свечи горят, что поставили за нас в храмах матери, жены и дочери наши, - тихо сказал князь Дмитрий.
Вспомнив старую примету, попросил он Боброка опуститься на колени и припасть к земле ухом. Встал воевода на колени, приложил ухо к сырой земле.
- Что слышишь, Дмитрий Михайлович?
- Слышу я, - отвечает Боброк, - горький плач. С одной стороны, татарка рыдает, с другой - русская девица. К чему бы это, княже?
Ничего не объяснил воеводе князь, сказал только:
- На все воля Господа.
Сели они на коней и поехали в русский стан. Уже занимался рассвет. Близился день страшной сечи. Не ведал тогда князь Дмитрий, что в ту же ночь в соборном храме Богородицы, в городе Владимире-на-Клязьме, чудесное было явление. Пономари, ночевавшие в церкви, увидели, как у гробницы Александра Невского вдруг сама собой зажглась свеча.
Из алтаря вышли два неведомых старца и, приблизившись к раке, сказали:
- Восстани Александре, ускори на помочь правнуку своему, великому князю Димитрию, одолевающему иноплеменников.
И тотчас, как живой, восстал из гроба князь Александр, а потом божились пономари, что сделались все трое невидимыми и исчезли. Чудесное это явление послужило к открытию и прославлению мощей святого Александра Невского, обретенных нетленными.
Славная победа Дмитрия над татарами произвела большое впечатление на всех русских князей. Взбешенный Мамай в 1377 году посылает на Русь войско хана Арапши, но Дмитрий разбивает его. В 1378 году Мамай посылает второе войско под руководством бека Бегича, но и его на реке Воже поголовно уничтожает Дмитрий Московский.
Мамай понимает, что против Москвы надо готовить крупномасштабную войну. Готовясь к ней, он заключает союз против Москвы с литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом.
Летом 1380 года, собрав громадную 300 тысячную армию, Мамай начал движение на Русь, грозя повторить кровавое нашествие Батыя, во время которого вся Русь, кроме Новгорода, Пскова, Смоленска и Чернигова, была завоевана и залита кровью.
Кроме того, в войске Мамая было 10 тысяч генуэзской наемной пехоты, арбалеты и новейшие метальные орудия Запада, способные уничтожать передовые полки за считанные минуты свинцовыми ядрами.
 Дмитрий кликнул большой сбор и на его призыв откликнулись почти все русские князья, прислав не только дружины, но и полки народного ополчения. Всеобщее воодушевление охватило в этот грозный час Русскую землю и всех людей. Было собрано около 150 тысяч русского войска.
Митрополит Алексий к тому времени уже умер, а новый патриарх русской православной церкви еще не был назначен в Константинополе. Византийская империя в это время являла собой жалкое зрелище.
Бесконечные войны с соседями, внутренние восстания, нашествие крестоносцев и создание ими на территории Византии Латинской империи - довели второй Рим до жалкого состояния. Некогда самое могущественное и богатое государство мира превратилось в жалкий и бессильный обломок, не способный изменить своих закостенелых форм и погибший от собственного бессилия.
 Смерть государства наступает, когда собственный народ не может, или не хочет защищать его. Византийцы уже не могли сражаться за свою империю. И тогда взоры императорской власти все чаще стали обращаться к единокровной православной Руси.
За церковные уставы и утверждение церковных иерархов, учёных проповедников, художников, предметов культа и церковной утвари взималась крупная плата в императорскую казну.
Бывало, императоры Византии прямо просили денег у русских князей для дела защиты православия от неверных и не знали отказа. Летописи сохранили весть, что и герой Куликовской битвы - троицкий монах Ослябя не раз доставлял крупную казну в дар византийцам. Русская помощь, заметно усилившаяся после Куликовской битвы, продлила жизнь Византии - второго Рима, по меньшей мере на сто лет.
Принимая щедрые дары великих русских князей, византийские императоры старались льстить им, именуя их своими братьями, а византийские принцессы чаще других иноземок становились русскими княгинями. Москва стала называться третьим центром православия: - “Третьим Римом, а четвертого не дано”.
Те, кого привлекала эта идея, вряд ли задумывались о том, что величие Рима вырастало в его поработительских войнах, в то время как величие Руси и Москвы складывалось в упорной, ожесточенной борьбе с самыми страшными поработителями славян своего века монголо-татарами.
Мамай двигался на Русь. Лучшие представители русского народа знали, что новый поход на Русь означал бы крушение всех надежд на освобождение от ордынского ига, уничтожение русского народа как такового, закабаление на веки вечные и подчинение мусульманской вере.
Дмитрий едет в Троицкий монастырь к преподобному Сергию Радонежскому основателю Троице-Сергиева монастыря, этому некоронованному патриарху земли русской для получения благословения на битву против неверных.
Тот не только благословил Дмитрия на битву, но и послал вместе с князем в поход своих монастырских дружинников - бывших брянских бояр братьев Александра Пересвета и Родиона Ослябю.
Подъем всенародного духа на Руси против татар был так высок, что все были уверены в победе и в войско шли все и стар и млад. На зов князя против татар поднялся весь народ: чёрные люди, холопы, свободные крестьяне, ремесленники, дворовые, монахи, дружинники, вотчинники, бояре, князья и даже разбойники шли ватагами в войско.
На зов Дмитрия русские войска двигались к Коломне, где был назначен смотр всех русских войск. На поле под Коломной провели учёт русской силе - сочли около 60-ти тысяч бойцов. Никогда еще Русь не поднимала столько войска. Это было намного меньше сил Орды, но Дмитрий решил не отступать.
 Он понимал, что это будет решающая битва за жизнь всего русского народа, всей земли русской:
- Или мы побьем Орду, или погибнем все - до единого, другого не дано, Мертвые срама не имут, - так напутствовал перед битвой Дмитрий своих воинов старинным, боевым русским кличем.
При подходе к Дону 6 сентября был созван военный совет, на котором некоторые воеводы советовали не переходить реку, иначе в случае неудачи некуда будет отступать.
Но Дмитрий решил Дон перейти. Он понимал, что войска будут твёрже стоять в битве, зная, что отступать нельзя, да и некуда.
- Или всем победить, или всем умереть - были его слова.
Русские войска перешли реку и заняли лежащее за ней между густыми лесами  Куликово поле, закрыв тем самым для Мамая переправы через Дон. Со времен Юрия Долгорукого и Ивана Калиты руководители русских войск во время битвы всегда оставались при главной ставке войск и сами участия в битве не принимали.
Дмитрий был сильнейшим воином, каких мало бы отыскалось по тем временам, недаром его растили воином с детства, и по старинному русскому обычаю, презрев смерть, решил биться с татарами в первой шеренге.
 По его приказу любимый боярин и побратим Михаил Бренок, надел княжеские доспехи Дмитрия, сел на его коня и встал под великокняжеское знамя с образом Спаса Нерукотворного.
 Сам Дмитрий надел простую броню и с 20-ю дружинниками-телохранителями выехал вперед в сторожевой полк. Эти самым он всем дал понять, что пока не падет последний оставшийся русский ратник, войско имело во главе князя, а значит, и не было побеждено.
 Так, ещё до битвы, он стал бессмертным. 8 сентября 1380 году в верховьях Дона на Куликовом поле состоялась битва. Главное руководство битвой он передал воеводе Боброку-Волынскому, оставшемуся в тылу во главе засадного полка.
 Основной план сражения был заранее сообщен всем воеводам полков, чтобы в случае гибели некоторых из них управление войском не было утрачено. А замысел сражения был прост и уже ранее опробован на реке Воже против Бегича.
В решающий момент сражения русский левый фланг должен был обратиться в притворное бегство и завлечь татар в ловушку, подставив их под удар спрятанного в лесной дубраве засадного полка. Обойти русские войска татары не могли, мешал лес по обеим сторонам поля, реки Непрядва и Дон.
На рассвете, после ухода татарских разведчиков из леса, уже в ходе начавшейся битвы засадный полк был проведен сзади полка левой руки в дубраву. Мамай этого перемещения в тылу русского войска не заметил, так как гряда холмов, на которой находилась его ставка, была ниже той, на которой располагались русские.
 Главной же задачей Дмитрия было втянуть противника в сражение именно на Куликовом поле, где русские заняли выгодную для себя позицию, вынуждая татар к лобовому столкновению, поскольку прикрытые лесами и речками русские фланги нельзя было обойти.
 Чтобы не дать Мамаю возможности уклониться от битвы и отступить, Дмитрий первым начал бой, велев сторожевому полку напасть на татарский авангард.
 Передовых ордынцев опрокинули, и Мамай вынужден был подкрепить свой авангард главными силами. Тогда русский авангард, отступая, навёл главные силы татар на Большой полк русских. Против воли Мамая завязалась общая генеральная битва на Куликовом поле.
При сшибке сторожевых полков, на первой же минуте боя погиб отважный Пересвет, успев перед смертью сразить наскочившего на него ордынского великана Челубея. Отдельным русским отрядом были уничтожены заморские катапульты, которые стреляли свинцовыми шариками.
Дмитрий также принял участие в этой схватке, одним из первых он обагрил свое оружие вражеской кровью и сам получил несколько тяжелых ударов, но надежная русская щитовая броня уберегла князя от ран.
 Убедившись, что ордынцы втянулись в общее сражение, князь отъехал затем в первую линию Большого полка, куда вслед за ним переместилась сеча. Первая линия Большого полка полегла.
Схватка здесь была настолько ожесточенной, что самого Дмитрия свалили вместе с конем, а половину его охраны перебили. Ордынцы не смогли продвинуться к центру, их атаки были отражены русскими. Все атаки отбил и правый фланг.
Тогда Мамай, как и ожидал Дмитрий, перенес свой главный удар на полк левой руки, куда тотчас переместился и московский князь, чтобы лучше обеспечить ложное бегство русских войск.
Здесь Дмитрий растерял всех своих телохранителей и сражался в одиночку. Он был несколько раз ранен, но русский доспех уберёг его от смерти. Наконец по знаку Дмитрия полк левой руки обратился в мнимое бегство, увлекая за собой ордынцев.
Засадный полк под руководством Боброка-Волынского и Владимира Храброго серпуховского дождался своего часа и ударил в тыл татарам. Одновременно на татар перешли в контрнаступление центр и правый фланг русской рати.
 Не выдержав стремительного и мощного напора свежих сил, утомлённые долгим боем, ордынцы бежали. Громадная часть их попала в окружение и была полностью истреблена. Русские преследовали татар 40 верст.
Они бы могли их гнать и далее, но на подходе было 30-ти тысячное войско князя Ягайло, спешившего на помощь Мамаю. Поэтому у реки Красивая Меча, перетопив вторую половину татар, русская конница прекратила погоню и вернулась обратно.
После долгих поисков Дмитрия обнаружили едва живого под срубленной березой на дне небольшого оврага. Панцирь и шлем его были иссечены и разбиты, но смертельных ран на теле не оказалось. Князь был только сильно контужен.
Великая общая победа над вековым врагом нанесла Орде сильнейший удар, сплотила русских людей, подняла их самосознание. От Куликовой битвы многие историки ведут начало великой России и великорусской нации.
За блестящую Куликовскую победу над татарами народ назвал князя Дмитрия московского и владимирского - Донским. Этой победой он окончательно закрепил за Москвой первенство в собирании воедино всех русских земель.
Победа, одержанная общерусским войском под началом Дмитрия Ивановича над полчищами Мамая в 1380 году, окончательно закрепила за Москвой значение политического и духовного центра Руси.
Эта историческая победа на Куликовском поле развеяла миф о непобедимости Орды, стала сильнейшим фактором единения русских земель. Ключевский справедливо указывал, что Московское государство родилось на поле Куликовом.
Мамай бежал в Крым и был там убит своим соперников за власть в Золотой Орде ханом Тохтамышем. Новый хан потребовал от русских князей дани, но получил твердый отказ.
 Орда не смирилась с потерей Руси, и уже в 1382 году хан Тохтамыш двинулся на Русь. Победить русских в открытой битве татары уже не надеялись, поэтому поход готовили тайно, чтобы не дать русским возможности изготовиться к отражению удара. Хану был необходим этот поход - Орда не могла жить без грабежа соседних народов.
Дмитрий Донской хотел, как и прежде выйти навстречу татарам с объединенными русскими силами и дать бой, но стремительный набег татар вызвал растерянность и раскол среди русских князей, подорвал их хрупкое единство. Они боялись, что Дмитрий станет царём на Руси, а каждый считал только себя достойным на место главы русского государства.
В 1382 году Тохтамыш двинулся наказывать Русь за попытку освободиться от татар. 23 августа он подошел к Москве. В городе в это время все отсутствовали, сам князь Дмитрий, собиравший войско в Костроме, так и вся верхушка великокняжеского двора, которая покинула город при приближающейся опасности. Власть в городе взяло вече, городское собрание.
 Никто из князей не пришел на зов Дмитрия, а нижегородские, тверские и рязанские князья приняли формально сторону татар, изъявив им полную покорность.
 Дмитрий вынужден был оставить в Москве сильный гарнизон во главе с князем Остеем и уйти в город Кострому, для сбора всех подходящих ратников. С этой же целью отбыл в городок Волок Ламский его двоюродный брат Владимир Храбрый. В Москве собирать войско было уже поздно.
Обороной Москвы руководил молодой князь Остей, близкий родственник великого литовского князя Ольгерда. Тохтамыш, осадил Москву, но не смог взять решительным штурмом каменную крепость с пушками. Тогда он пошёл на хитрость.
 На четвертый день штурма к Кремлю подъехали военачальники хана и двое нижегородских князей, шуринов Дмитрия, сыновей Нижегородского князя, которые уверили москвичей в том, что Дмитрий Донской и Владимир Храбрый погибли в битве с ханом Тохтамышем.
Хан, как законный царь, лично прибыл в Москву, чтобы не губить напрасно жителей города, и хотел бы осмотреть Кремль и русские соборы. Собрание князей, бояр, священников и выборных богатых москвичей поверило татарам и 6 августа отворило ворота города для встречи татарского хана с богатыми дарами.
Татары обманом ворвались в Кремль, уничтожили всех жителей, ограбили соборы и богатые дворы, а затем всё сожгли. Однако когда ордынцы рассеялись для грабежа окрестных русских городов и сёл, Владимир Храбрый со своей ратью в битве под Волоком Ламским уничтожил треть татарских сил.
 Узнав, что от Костромы движется с большими силами Дмитрий Донской, хан стянул оставшиеся отряды к себе и быстро ушёл в степь, опустошив по дороге Коломну и Рязань.
 После ухода татар Дмитрий вернулся в Москву и велел хоронить убитых - погребено было свыше 24 тысяч москвичей. На 13 лет возобновилась формальная зависимость Москвы от Золотой Орды с 1382 по 1395 годы.
Нижегородские и тверские князья, видя разорение Москвы, припомнили старое и осенью 1382 года поехали к Тохтамышу, надеясь получить у него ярлык на великое княжение владимирское.
Дмитрию Донскому весной 1383 года также пришлось направить своего сына Василия в Орду хлопотать, чтобы хан оставил Владимир за Москвой. Тохтамыш задержал сына Донского в Орде заложником.
 Но как только в конце 1385 года Василий бежал из плена, Дмитрий Донской усилил свою антиордынскую деятельность. Стала складываться общерусская конфедерация во главе с Москвой.
Видя Русь единой, Донской готовился к окончательному свержению опостылевшего ига, но великие труды и боевые походы с малолетства сожгли его. 19 мая 1389 года неведомый недуг в  тридцать девять лет скосил Дмитрия Ивановича Донского.
 Русь горько оплакивала своего героя, ожидая новых бедствий после его смерти. Но случилось небывалое: великое Владимирское княжение Донской передал своему сыну по собственному завещанию, как московское наследство, и никто не посмел оспаривать прав Василия, даже золотоордынский хан. На защиту этих прав встала бы вся Русь.
Умирая, Донской по обычаю, введённому Александром Невским, не принял монашеского пострига, сказав, что князь должен умирать воином и государем, а не монахом. Лишь в наше время, спустя более чем 600 лет, церковь приобщила князя Дмитрия Донского к лику святых.
Дмитрий Донской расширил Московское княжество, укрепил его главенствующее положение на Руси и первым возглавил антиордынский союз. Полностью зачеркнуть результаты победы русских на реке Дон не мог уже никто, и Дмитрий Донской навсегда остался для потомков героем немеркнущей славы Куликовской битвы.
Приняв на себя сильный татарский натиск, князь Донской явился добровольным страдальцем за землю русскую. Отразив этот натиск и победив, он явил такую мощь государя, которая ставила его естественно во главе всего народа русского, выше всех остальных князей вместе взятых.
 К нему, как к своему единому государю и единокровному русскому человеку, потянулся весь народ. Москва стала очевидным для всех центром народного и религиозного объединения, и московским князьям оставалось только пользоваться плодами политики Донского и собирать в единое целое шедшие в их руки  русские земли.
Образование в средние века было уделом немногих, но встречаются очень образованные люди, как среди бояр, так и среди купцов. Грамотность была обязательна для духовенства. Москва рано делается крупнейшим русским центром переписки и распространения книг.
 Московские рукописи второй половины XIV века резко отличаются от начала и середины века. Складывается своеобразный почерк, получивший название русского полуустава.
Историки литературы отмечают три московских литературных памятника конца XIV века: “Сказание или повесть о Мамаевом побоище”, “Задонщину”, “Житие Дмитрия Ивановича, именуемого Донским”. Также отмечают повести о Тохтамышевом нашествии, хождение митрополита Пимена и иеродиакона Зосимы в Царьград, и жития митрополитов Алексия и Петра.
В сельском хозяйстве происходил переход к двух и трехпольной системе севооборота; основным пахотным орудием становилась соха с железным сошником, землю начали удобрять навозом.
По своей ремесленной специализации средневековая Москва была близка ко многим большим городам Западной Европы. Две отрасли получили особое распространение в Москве с давнего времени - изделия предметов роскоши и оружия.
Особое развитие приобрело серебряное, ювелирное дело. Также развиваются ремесленные слободы: иконная, кожевенная, кузнечная, гончарная и так далее. Широко развивается московская торговля, как по водным, так и по сухопутным путям. Оживляется торговля с Востоком и Западом. Таким образом, были сделаны существенные шаги по превращению Москвы в центр русского государства.
В этом выразилась историческое наследие и немеркнущее величие Дмитрия Донского, как государя, политика, полководца, воина и русского человека. Этим он знаменит и запомнился всем нам, его далёким потомкам.