Пошла я как-то на рыбалку, за грибами, за ягодами… То есть не я одна – весь наш второй отряд. И за чем именно мы пошли – за грибами, ягодами или, всё-таки, на рыбалку – мы не решили. Просто нас здорово обидели вожатые, и мы решили сбежать из лагеря всем отрядом. Возможно, в истории советских пионерских лагерей это был не единственный случай, не знаю… Но в моей жизни – точно единственный.
Бежали сразу после завтрака, в надежде, что до обеда нас не хватятся, и мы уйдем далеко. Шли весело, с песнями; по дороге ели печенье и сухарики, припрятанные в своё время от вожатых непонятно для чего и так кстати пригодившиеся. На сложенные в общую кассу деньги купили хлеба и соли.
Самые рослые из нас играли роль наших вожатых – встречающиеся нам на пути дачники и деревенские жители принимали нас за обычный отряд, отправившийся в поход.
Искупались в пруду, напились из настоящего колодца… Часа через два подошли к лесу. Особенно углубляться не стали, на ближайшей полянке разбили лагерь. В мои обязанности входило оформление таблички ОТРЯД «МЕЧТА», с чем я более-менее успешно справилась, без ручек и бумаги нацарапав это на большом листе лопуха заостренной палочкой.
Вообще-то, я всегда оказывалась с теми, кто не обижался и никуда не бежал. В лагере из нашего отряда осталось 3 человека. Они так до конца смены и были «оставшиеся»… Но по иронии судьбы среди заводил этого побега был мой двоюродный брат Сашка, с которым я была в одном отряде. Он был инициатором не только этого происшествия, а я считала своим долгом «влиять на него положительно», находясь рядом с ним, и в самые критические моменты на правах старшей (на два месяца) сестры напоминать: «Сашка, я же всё маме расскажу!» И, признаюсь, это его иногда останавливало.
И тут я поняла, что никак нельзя его отпускать одного – бежать надо вместе с ним. Кто знает, что он еще придумает?!
Ничего особенного придумать он не успел. Только картошки они с мальчишками накопали на чьих-то огородах и принесли эту добычу нам, чтобы запечь в углях, как этот наш поход совершенно неожиданно закончился.
Закончился самым бесславным образом. По полю, недалеко от которого была наша полянка, бежал ко мне Сашка, а за ним – огромный спортсмен из первого отряда (этот отряд был собран из спортсменов, отнюдь не школьного возраста) и дубасил моего брата ногами по спине, когда тот не успевал увернуться. Когда наших мальчишек скрутили на полянке (девчонок не трогали – мы и так были жутко напуганы), пришел кто-то из руководства. Ребят сразу перестали бить.
Но ругали нас страшно, обещали выгнать всех из лагеря, лишить ужина и всё рассказать родителям. Я не знаю, какого наказания из обещанных мы больше испугались. Я в тот момент больше всего расстроилась из-за ужина – картошку-то мы поесть так и не успели, в животе уже урчало.
А потом я увидела Марата – нашего вожатого. Он лежал на склоне холма и плакал. Рыдал во весь голос, размазывал по лицу слезы, не обращая ни на кого внимания.
И вот тут я подумала, что мы, такие обиженные, такие идейные, на самом деле – сволочи… Сейчас я бы так не сказала, нашла бы слова оправдания для веселых и недальновидных пионеров, но тогда я подумала именно так.
А дальше весь уже пройденный путь мы проделали в обратную сторону. Тоже пешком, только уже без песен, без купания в пруду, без забегания в магазины, без бесед с дачниками… Нас сопровождали машины со взрослыми и спортсмены на велосипедах… И был это уже не поход. Нас возвращали в лагерь под конвоем.
Отправили домой из лагеря всего двоих, зато самых активных. Должны были выгнать троих, но я сказала директору (приходя в ужас от собственной смелости), что, если Сашку выгонят, я тоже уеду. Наверно, его просто пугали и выгонять по-настоящему не хотели, кто знает; но мы с ним очень долго были уверены, что его оставили только из-за меня…
Прошло 5 лет. Я окончила школу и пошла учиться в педагогическое училище. Летнюю практику я проходила в пионерском лагере в качестве вожатой. Достался мне один из самых младших отрядов, как я думала – самый легкий. В середине смены мой папа примчался ко мне, вызванный мной по телефону, напуганный моей истерикой: «Папа, я не могу больше с этими детьми!!! Забери меня отсюда!!!» Потом полтора месяца в неврологическом отделении больницы и свободное посещение училища, чтобы ничего меня больше в этой жизни не расстраивало…
Так как же Марат пережил этот наш «поход»? Что с ним стало? Где он теперь? Стал ли он учителем? Или тоже решил, что он не может больше «с этими детьми»?
Были в моей жизни и другие походы – с классом, когда я на спор с учительницей съела банку сгущенки, оставив весь отряд без каши; с Сашкой и Танюшкой, когда мы втроем заблудились в лесу около дачи и почти час думали о жизни с несвойственной нам тогда серьезностью, пока не наткнулись на шоссе…
Но чаще я вспоминаю именно поход отряда «Мечта» и рыдающего на склоне холма Марата…
12.06.09