Глава 28.
239 год. Суард, второй день Осенних гонок.
Проснувшись, Хилл не сразу понял, где он. Только что дельфины фыркали и пихались, играя с ним в прозрачных морских волнах, на губах все ещё чувствовался вкус соли, слышался плеск и крики чаек, ласковое солнце оглаживало обнаженную кожу сквозь тонкий слой воды… и, вынырнув вновь из сияющей, пронизанной светом прохладной глубины он оказался в странно роскошной спальне. Озираясь удивленно, он несколько мгновений пытался вспомнить, как же его сюда занесло. Откуда-то снизу доносились голоса, такие знакомые… такие притягательные… Шу! Надо же, он так крепко уснул, что позабыл все на свете. Зато чувствовал себя на диво свежим и полным сил. Даже недавняя тоска спряталась, почти не напоминая о себе. Как он умудрился уснуть? Хилл пытался понять, приснился ему маркиз, заявившийся в спальню Шу, и их странный разговор, или же все было на самом деле.
Судя по тому, что он был одет, не приснился. И Шу, её такой нежный поцелуй, её слова… нет, не может быть, чтобы она назвала его «любовь моя». Это точно приснилось. Иначе зачем она усыпила его? Хилл ни на секунду не усомнился, что он уснул не просто так. Она всего лишь хотела на время избавиться от него, чтобы не путался под ногами.
Вот он и проснулся окончательно. Никакого моря и света. Снова навалилась тоска, ощутимо дохнуло холодом, заворочалась привычная боль. Ну, по крайней мере, он ведь проснулся, не так ли? Значит, ещё можно немножко потрепыхаться. Ещё для чего-то он ей нужен. Или маркизу. Нда, для чего он может пригодиться Дукристу, сомневаться не приходится. Лунный Стриж и раньше слышал о несколько необычных пристрастиях маркиза Длинные Уши, но особо не придавал им значения – зачем любовнику принцессы ещё и мальчики? Да и в Суарде он свои особенности не проявлял, видно, незачем было. Ладно, вряд ли Шу решит подарить его маркизу совсем, а так… плевать. Хуже все равно не будет.
С такими оптимистичными мыслями он поднялся и подошел к окну. На улице накрапывал мелкий дождик, напоминая о том, что лето закончилось. Желтый каштан за окном понуро опустил листья, вчера ещё нарядный, шумный и праздничный сад казался грустным и покинутым. Только яркая, бесшабашная радуга, висящая над парком, словно наперекор осени, дождю и тоске сияла веселым разноцветьем. Эта радуга, прекрасная и мимолетная, напомнила ему её улыбку. И то нечаянное счастье, что в насмешку показала ему судьба. То, что могло бы быть, если бы… слишком много если. Слишком далеко они, слишком многое их разделяет, чтобы всерьез надеяться на её любовь. Самое большее – должность любимой игрушки Её Высочества, и то ненадолго. А теперь, когда вернулся её любовник, он вообще ей больше не нужен. Разве что… неважно. Пусть хоть так. Ещё немного погреться в тепле их любви, теша себя иллюзией того, что и ему что-то перепадет. Маленький отсвет, крошечный лучик – это же лучше, чем совсем ничего. Гораздо лучше, чем скорая встреча с незабвенным покровителем.
Взгляд его упал на шпиль городской ратуши, размытым силуэтом вырисовывающийся за Королевским парком, впервые за долгое время возвращая его мысли к оставленным в городе друзьям… громко сказано. Друг у него был всего один, Свисток. Интересно даже, а знает ли он, куда подевался Лунный Стриж? Ну да, так Мастер и признался, что продал его лучшего друга. Тут и к гадалке не ходи – понятно, наплел сыну сорок бочек арестантов, поохал для виду, и списал в расход. А Клайверу скорее всего никто и ничего не сказал. Просто исчез ученик, и все. Забудьте, маэстро, что был какой-то Хилл поблизости. Не было. И не будет.
А забавно было бы посмотреть на физиономию Мастера, заявившись к нему на огонек в королевском камзоле… вот только ошейник картину портит. Ох, и спасибо Учителю за этот ошейник! На него бы нацепить, чтоб оценил, и к Её Высочеству для забавы. Ну, нет, это он уже зря. На забавы принцессы грех жаловаться. Да стоит только вспомнить хоть вчерашний вечер, и согласен уже десяток ошейников примерить, только бы повторить. Все, начиная с плетки.
Привалившись к прохладной стене, Хилл тяжело дышал и смеялся. Над собой, влюбленным дураком. Мог бы он предположить две недели назад, что добровольно подставит спину под плеть, да ещё и получит от этого удовольствие? «Шу, любовь моя, что же ты сделала со мной?» - по щекам его текли слезы, плечи содрогались от горького безумного смеха.
«Ты не представляешь себе, Учитель, что ты подарил мне, чему научил. Ты ведь думал, что Лунный Стриж не способен любить. Только играть на гитаре и убивать. Я и сам так думал, наивный. Наверное, если бы не Шу, и не догадался бы, что мне нужно. А ведь это так просто… ты долго учил меня, Мастер, признавать только силу. Уважать только силу. Любить только силу. Покоряться только силе. И думал, что никто, кроме тебя, не сможет накинуть уздечку на твоего лучшего ученика? Какая самонадеянность! И какой же я неблагодарный. Так и не сказал Мастеру спасибо за науку. Ох и зря», - если бы Мастер Тени увидел в этот момент Лунного Стрижа, то через час его бы уже не было в столице. Просто так, на всякий случай.
Хилл никогда не считал себя человеком мстительным, но при мысли о Мастере вдруг почувствовал, что отблагодарить его должен непременно. Именно так, как тот и учил, просто и доходчиво: «предавшего – убей». Хотя бы ради того, чтобы не потерять окончательно уважения к самому себе. Доказать Учителю, что тот не ошибся, посчитав Лунного Стрижа лучшим, доказать так, как это сделал бы сам Мастер. А что для этого придется сбежать… ну и ладно. Какая, собственно, разница, дождется он последней минуты здесь, или Шу поймает его в городе? Или он сам вернется. Только не сейчас, подождать хотя бы до вечера. Придется, конечно, пожертвовать последними днями рядом с ней… или одним днем… нет, об этом думать нельзя. Уйти от неё и так будет невыносимо трудно.
Голоса в гостиной все продолжали свой разговор, время от времени до Хилла доносился звонкий смех. Ему было одновременно и грустно, что о нем забыли, и любопытно, о чем же они так увлеченно беседуют, и хотелось просто снова оказаться с ней рядом.
- Кей, поющий серенаду под окном? Нет, я не представляю. То есть, конечно, представляю… ох, Дайм, ты никогда не слышал, как он поет?
- Судя по тому, как ты смеешься, мне повезло.
- Да Таис в обморок упадет, едва услышит!
- Ничего, Его Величество её поймает.
- Нет, это же… - Шу уже еле могла говорить от смеха. – О-оо, бедные соседи! Наверняка Урман подумает, что на их дом напали бешеные коты!
- И обольет своего монарха холодной водой.
- Ну, тогда Таис точно не устоит! Она обожает цирк! Нет, только не пение! Я скончаюсь на месте от ужаса!
- Ладно, пусть тогда стихи декламирует. Выразительно.
- А, кстати, Дайм, если без пения серенад ухаживание никуда не годится, почему я ни разу от тебя их не слышала?
- Ты хочешь, чтобы весь дворец полег от смеха?
- А, вот ты и признался! Ты тоже не умеешь петь!
- Умею. Но не буду.
- Что значит, не буду? Будешь, любовь моя, будешь. Спорим, что будешь?
- Ну уж нет, спорить с тобой? Ты ещё за прошлый раз не расплатилась.
- За какой такой прошлый раз?
- С тебя купание Её Высочества Регентши в фонтане, любовь моя.
- Интересненько… когда же ты успел?
Дайм довольно ухмыльнулся и невинно похлопал ресницами на скептический вопрос Шу.
- Ты ведь это не всерьез?
- А ты у Тигренка спроси, - кивок в сторону лестницы. Обернувшись, Шу встретилась глазами с Хиллом и чуть не вздрогнула. Лед, тьма и отчуждение, будто перед ним неправедные судьи, собравшиеся подписать жестокий приговор. Это наваждение продолжалось лишь миг, пока его губы не тронула легкая вежливая улыбка, и он не поклонился вместо приветствия.
- Тигренок… - с трудом Шу вернула ему непринужденную улыбку. Привычный открытый, родной и теплый возлюбленный исчез, оставив вместо себя отстраненного незнакомца, от которого принцесса не знала, чего ожидать.
– Будешь кофе? – она попыталась сделать вид, что все в порядке и никакой перемены она не заметила.
- Кофе успеется, - текучим хищным движением Дайм поднялся из-за стола и подошел к Хиллу. – Мы тут выясняем с Её Высочеством некий важный вопрос, - маркиз чуть ли не мурлыкал, властно проводя ладонью по щеке юноши и видя в его глазах тщательно сдерживаемую ярость.
- Дайм, ты хочешь, чтобы я ревновала?
- Ни в коем случае, любовь моя, - маркиз обернулся к недовольной принцессе с нежнейшей улыбкой, с удовлетворением отмечая невольную дрожь Лунного Стрижа. – Я все равно люблю только тебя.
Не давая Тигренку возможности опомниться, маркиз положил руку ему на затылок, прижимая слегка большим пальцем сонную артерию, и неторопливо притянул к себе. Игра с опасной зверушкой доставляла Дукристу непередаваемое наслаждение, и он постарался как можно убедительней это Лунному Стрижу продемонстрировать, медленно, еле касаясь, проводя языком по его сжатым губам. Юноша замер, готовый в любое мгновение распрямиться, подобно пережатой пружине, и растерзать обидчика в клочья. В синих глазах плескалась чистая, ничем не замутненная ненависть.
- Что же ты, малыш? Утром ты не был такой букой, - «ты сам предложил», звучало в насмешливом голосе маркиза. – Ты же не хочешь меня рассердить?
- Перестань, Дайм. Какого демона ты вытворяешь?
Чуткое обоняние Тигренка уловило в воздухе запах приближающейся грозы и дикого меда. Он скосил взгляд на принцессу – злость, ревность, изумление, страх… и желание: «Демоны! Так тебе это нравится? Ты хочешь посмотреть? Да пожалуйста!» - в этот момент он почти ненавидел и Шу тоже. «Ревнуй, любовь моя, злись. Почувствуй, каково мне!»
Томная, чувственная улыбка, ни на грош не отдающая покорностью, скользнула по его губам, одна рука легла на бедро маркиза, другая зарылась в его волосы, отвечая любезностью на любезность, лаская ту же точку на его шее и легонько придавливая. Тигренок обнажил зубы в недоброй улыбке, больше не сдерживая собственную хищную сущность. Несколько мгновений мужчины сверлили один другого взглядами, выясняя, кто же из них зубастее и когтистее.
Застыв на месте, Шу наблюдала за своими возлюбленными, сцепившимися, словно две огромные лесные кошки. Разве что рычания не слышалось, и не били по бокам вздыбленные хвосты. Ей казалось, что она даже различает острый запах разъяренных хищников.
Если бы не изучающий взгляд Шу, напоминающий замутненному сознанию о том, что ему нужно сейчас нечто совершенно другое, Лунный Стриж с большим удовольствием поиграл бы с маркизом всерьез. Давненько ему не попадалось достойных противников, в схватке с которыми исход не предопределен заранее. И, пока голодный Хисс не пробудился окончательно и не потребовал безотлагательно крови, Тигренок впился в губы Дукриста, переплавляя агрессию и жажду убийства в страсть. Их поцелуй ничуть не напоминал объятия любовников, скорее был продолжением битвы, что не помешало обоим испытать почти что наслаждение от сумасшедшего сочетания ненависти, ярости и желания. Только все усиливающийся запах грозы и предупреждающее потрескивание крохотный молний в непосредственной близости от них заставило тяжело дышащих мужчин отскочить друг от друга прежде, чем оба окончательно потеряют голову.
- Ну что? Ты убедилась, радость моя? – Дайм довольно ухмылялся, слизывая кровь с прокушенной губы. Разговаривая с Шу, он продолжал неотрывно глядеть на готового в любой момент броситься Лунного Стрижа. – Посмотри, как твоему птенчику понравилось.
При слове «птенчик» он многозначительно подмигнул юноше, напоминая об их договоре. Подействовало. Взгляд Хилла несколько меньше стал напоминать взгляд атакующей кобры, и в нем стали заметны некоторые проблески разума. Дайм блаженствовал. Играть на самой грани дозволенного, доводить противника до сумасшествия и останавливаться на волосок от пропасти… это и есть жизнь. И наглядно доказать щенку, кто тут настоящий хозяин, а кто и тявкнуть не посмеет.
- Ты проспорила, родная, - он презрительно повернулся к Лунному Стрижу спиной, не теряя, между тем, бдительности. Мальчик разозлился, наконец, вот только обратить эту драгоценную злость ему надо в другую сторону. – Когда будешь Ристану купать?
Шу мочала, пытаясь упокоиться и понять, какой демон вселился в маркиза. После всего, о чем они говорили, после того, как он сам чуть ли не требовал, чтобы она отпустила Тигренка, устроить такое? Зачем? Он что, и вправду ревнует? Её саму ревность жгла и не давала дышать. Видеть, как возлюбленный страстно целует Дайма, ощущать его желание… она не ожидала, что это будет так больно. И ещё, Шу с совершенной ясностью поняла, что держать Тигренка на привязи она больше не может. Ей хотелось закричать, разрушить все вокруг, убить их обоих, только чтобы не чувствовать, как душа рвется на мелкие кусочки.
- Или ты хочешь продолжить вместе? – Дайм сделал шаг к принцессе, не показывая своего беспокойства. Он прекрасно чувствовал, как ей сейчас больно, и это было самым тяжелым во всем затеянном им представлении. Но отступить сейчас, значило пустить все насмарку.
- Нет. В день закрытия Гонок тебя устроит? – голос её шуршал опавшими, мертвыми листьями, лицо превратилось в алебастровую маску любезности.
- Более чем. Надеюсь, ты не в обиде за нашу невинную шутку?
- Ну что ты, дорогой. Надеюсь, ты доволен.
- Вполне. Отдаю должное твоему превосходному вкусу, дорогая.
- Не стоит.
- Ну почему же. На редкость удачная покупка. Удивляюсь даже, кто решился продать такую диковинку? Если у него есть ещё, я бы и себе купил, - Дайм выпустил последнюю парфянскую стрелу и буквально ощутил, как она попала в цель.
- Вряд ли ты найдешь что-то похожее, дорогой, - Шу через силу выдавила из себя вежливую улыбку.
- Мне придется сегодня снова уехать, всего на несколько дней. Но ко дню маскарада я непременно вернусь.
- Буду рада тебя видеть. Не смею задерживать, ты, как всегда, спешишь.
- До встречи, любовь моя, - в последние слова он постарался вложить как можно больше тепла, хоть и понимал, что только что, возможно, подписал смертный приговор всем своим чаяниям.
В молчании и неподвижности принцесса и Призывающий провожали взглядами удаляющегося маркиза Длинные Уши, и хлопок закрывшейся за ним двери для обоих прозвучал так, будто это закрылись навсегда врата в Страну Звенящих Ручьев, оставив их в темноте и одиночестве, без малейшей надежды.
- Нет, Ваше Высочество, мальчишку вы не получите.
- Почему это?
- Потому. Он нам для другого нужен.
- То есть вы, Рональд, заберете его себе. Нет, так не пойдет. Сначала я сама с ним поиграю, а потом отдам вам.
- Дорогая, я всего лишь забочусь о деле, а не о развлечениях.
- Вот и чудно. Мне хватит одного дня, и вы получите змеёныша в полное свое распоряжение. Для дела.
- Нет, Ваше Высочество. Этот, как вы говорите, змееныш, не так прост, как кажется. И я не позволю вам рисковать.
- Никакого риска, Рональд. Я не собираюсь его развязывать.
- Никакого риска? Баронет тоже считал, что никакого риска, и где он теперь? И полдюжины ваших гвардейцев где?
- Это просто случайность. А баронет сам виноват.
- Дорогая моя, вы же не хотите, чтобы такая же случайность случилась и с вами? Нет? Вот и послушайте старого, опытного человека – близко не подходите к нему. Вы поняли меня, дорогая?
- Что-то вы не договариваете, дорогой. Что за тайны? Кто такой этот мальчишка и почему он так вам нужен?
- Ваше Высочество, прошу, не надо выспрашивать. Вам может не понравиться то, что я вам отвечу.
- И, тем не менее, я настаиваю.
- Ну, если вам это так уж необходимо… ладно. Наемный убийца, Призывающий. А что нам с вами от него нужно, догадайтесь сами.
- О… так это и был ваш гениальный план? Подсунуть ей убийцу? И как вы умудрились промахнуться и в этот раз?
- Кто вам сказал, что я промахнулся? Все идет как задумано.Или вы хотели, чтобы вас обвинили в устройстве покушения?
- Меня-то с какой стати?
- А кого ещё? Вам это выгодно, дорогая. Или вы считаете, что Дукрист не нашел бы, как вас прищучить? Или так просто смирился бы со смертью девчонки?
- Что-то вы мудрите, Рональд. Никто бы ничего не доказал, вы умеете заметать следы.
- Приятно, что вы мне доверяете, дорогая. Так доверьтесь и дальше.
- Ладно. Уговорили, старый лис.
- Вот и замечательно.
- Но вы точно уверены, что сработает?
- Если сомневаетесь во мне, дорогая, так и скажите.
- Нет, Рональд, поступайте, как сочтете нужным.
- Спасибо за разрешение, дорогая.
- Не надо вашей иронии, дорогой. Будут у вас завтра гвардейцы с арбалетами, и Шу я отвлеку.
- Помните, если что-то пойдет не так, бросайте этот веер на пол.
- Да помню я, помню. Надеюсь, Властитель Архипелага не объявит нам войну.
- Ха-ха. Хорошо, Ваше Высочество. Значит, завтра в девять всех солдат ко мне, и сами им ничего не объясняйте, чтобы потом не пришлось им всем удалять память полностью. Договорились?
- Ладно. А теперь, дорогой мой, покажите-ка мне тот ваш эликсир…
«Скоро, Мастер. Очень скоро. Ты останешься доволен своим учеником. Твои уроки не пропали даром, дорогой наставник. Не мне одному пришла пора повидаться с Хиссом. Ты ведь не откажешься составить мне компанию? Не откажешься, я знаю», - боль и ненависть, ненависть и боль. И жгучая, горькая обида на самого себя, на свои глупые надежды. Ненавидеть Шу не получалось, как он ни старался. И убедить себя в том, что ещё лет пятьдесят жизни стоят того, чтобы забыть сияющие лиловые очи и выполнить то, для чего Мастер прислал его, тоже не выходило. Пусть она играла с ним, ставила на него, словно на скаковую лошадь, пусть унижала и била. Но в эти дни он был по-настоящему счастлив… иногда.
Что ж, осталось совсем немного, всего до ночи. Все равно раньше пытаться сбежать не имеет смысла. Хоть несколько часов должно остаться в запасе, прежде чем Её Сумрачное Высочество выйдет на охоту за ним. Часа три-четыре, им с Учителем много не потребуется. Приятнее, конечно, было бы поговорить с ним подольше, порадовать старика хорошо усвоенными уроками, но не рисковать же? Да и Орис обидится, если найдет труп Мастера в слишком уж растерзанном виде.
- Тигренок, - острые болезненно-холодные нотки в голосе принцессы отвлекли его от размышлений. – Иди, выпей кофе.
Обернувшись к ней, Хилл наткнулся на непроницаемо-вежливую маску. И чуть не застонал от впившейся прямо в сердце иглы. Шу отгородилась от него, стала чужой, холодной и недосягаемой принцессой. Лучше бы буря, гроза и наводнение, чем так. Чем взгляд сквозь него и эта демонова вежливость. Какого тролля она демонстрирует хорошие манеры? Почему не разозлится? Неужели так сильно приревновала своего маркиза? С какой стати? Он же ясно дал понять, что для него Тигренок такая же игрушка, как и для неё. Демоны, как же это все больно.
- Ты предпочитаешь весь день провести голодным? Как знаешь, - она отвернулась равнодушно и отправилась наверх. – У тебя четверть часа, милый, - приостановилась на первой ступеньке и даже не повернула головы в его сторону.
«Милый. Милый кофейник. Милый подсвечник. Зачем? Зачем так насмехаться? Так сказать это слово… будто мошку прихлопнуть. После того, как шептала мне – милый мой, ласковый… за что?» - Хилл смотрел ей вслед, раздираемый противоречивыми желаниями. Догнать, впиться в холодные бледные губы, сжать хрупкие плечи, выдавить стон боли и наслаждения из тонкого горла? Отвернуться и забыть? Запустить вдогонку нож, увидеть изумление в загорающихся яростью глазах? Открыть окно и прямо сейчас улететь от неё, и к демонам Мастера? Нет, вот Мастера к демонам надо проводить собственноручно. Ради этого можно и потерпеть ещё несколько часов. И пренебрегать любезным приглашением к столу тоже не стоит. Мастер Тени – это вам не жалкая кучка бандитов с большой дороги, в схватке с ним каждая мелочь имеет значение. Он же не самоубийца, чтобы соваться к Учителю усталым и голодным.
Стряхнув оцепенение, Шу осторожно взглянула на Тигренка. Таким он ещё никогда ей не показывался – сколько же у него лиц? И какое из них настоящее? Если то, что промелькнуло только что, когда ей показалось, что он сейчас убьет Дайма… опасный Тигренок. И Тигренок ли? Ей показалось, что маркиз знает о нем нечто такое, о чем не знает она. Но молчит. Шу прекрасно знала, что спрашивать его, если он сам не считает нужным о чем-то рассказывать, абсолютно бесполезно. Да и к чему? Надо бы отпустить Тигренка прямо сейчас, не откладывая. Больше ведь нет никаких сомнений в том, что он не желает оставаться с ней рядом.
И зачем Дайм устроил этот гнусный балаган? Зачем унизил и обидел его? Чтобы отрезать ей пути к отступлению? Чтобы показать ей наглядно, что она делает с любимым? Ему удалось. Вполне. После того, как Тигренок услышал об их с Даймом дурацком споре, ей и в глаза ему посмотреть стыдно. Боги, но как же не хочется расставаться с ним! Ещё хоть немного, хоть пару часов… просто смотреть на него, чувствовать его присутствие рядом. Дотронуться до него, хоть слегка… нет, она подождет до вечера. Или до завтра. Да, до завтрашнего утра. А сегодня – что ж, доиграем пьесу до конца.
Статуя изо льда. Ни одного проблеска эмоций. Ладно, пусть так… но все равно, как же он красив, даже такой, далекий и чужой. Не отвечает, не реагирует никак, словно не слышит. Ну и ладно. Ей самой не помешает немного успокоиться наедине с собой. Грим там наложить, костюм подправить, в текст роли заглянуть. Актерствовать, так актерствовать.
Через некоторое время вернувшись в гостиную, – в удобном костюме для верховой езды, – Её Высочество застала Тигренка преспокойно завтракающим. Лед растаял, на губах мелькнула непринужденная улыбка… только в глазах пустота, будто и вправду дверь захлопнулась, и засовы опустились.
- Ты готов? Идем, - Шу кивнула ему царственно. – Гитару возьми с собой.
Дождалась, пока он сходит за гитарой, и насмешливо улыбнулась, приглашая следовать за собой.
Весь оставшийся день Её Высочество общалась с братом. Как ни в чем не бывало шутила, смеялась и поддразнивала юного монарха, провела с ним воспитательную беседу на тему «как надо правильно ухаживать за любимой девушкой», подробно обсудила с ним приготовления к свадьбе Закерима и ещё сотню важных и не очень вещей. И совершенно не обращала внимания на Хилла. Настолько, что он чуть было не почувствовал себя натуральной комнатной собачкой. До самого обеда она обратилась к нему всего лишь один раз – велела играть что-нибудь легкое и спокойное.
Лунный Стриж перебирал бездумно струны и смотрел на неё. От сознания того, что видит Шу такой в последний раз, в его горле застревал горький горячий ком, мешающий дышать. Насколько проще было бы её возненавидеть, хотя бы разозлиться на неё. Но единственное, что он мог – впитывать каждое её движение, звук её голоса, её запах. И радоваться, что есть хотя бы эти последние часы рядом с ней.
- А придется, братец, - все возражения Его Величества не производили на сестренку должного впечатления.
- Это же глупо, Шу, - Кей не сдавался. – Изображать из себя куртуазного влюбленного идиота? Таис упадет со смеху.
- Это тебе только так кажется.
- Ну зачем ей вся эта чушь? Я все равно не понимаю.
- Кей, перестань думать о Таис, как о маленькой девочке. Или, тем более, как о свойском парне. Ей нужно твое внимание, восхищение! Ей нужны комплименты, флирт и стихи. Как ей поверить в твою любовь, если ты не даешь себе труда даже ей об этом сказать?!
- Она и так знает. Я же женюсь на ней!
- Ты меня не слышишь, Кей. Если тебе нужен только политический брак, то, пожалуйста. Можешь и дальше вести себя, как надутый индюк. Но мне казалось, что ты и правда её любишь.
- Разумеется, люблю! Сколько раз повторять!
- Столько, сколько нужно, и не мне, - Шу чуть ли не смеялась про себя, повторяя брату почти дословно все то, что не далее чем сегодня утром слышала в свой адрес от Дайма. – Что тебе, трудно? Или тебе неважно, чего она хочет?
- Важно. Шу, но как я это все сделаю? Я же король, а не граф какой-нибудь. Не могу же я бегать по балам за ней или драться на дуэли. А как ты представляешь меня под её балконом с серенадой? Вся столица будет надо мной смеяться.
- Вся столица будет тебе завидовать, глупый. Ты что, не можешь себе позволить спеть серенаду любимой девушке? Так какой же ты после этого король?
- Демоны! Как ты умеешь все перевернуть с ног на голову!
- Наоборот, поставить с головы на ноги, братец. Ты дипломат или тупая деревенщина? Почему ты так уверен в том, что ради выгодных условий торговли с соседями стоит потрудиться и обаять посла, а твоя будущая жена может и обойтись? Для тебя что важнее?
- Ну и вопрос, Шу. Как можно сравнивать?
- Вот именно, что по всему выходит, что для Вашего Величества любой скользкий проходимец с верительными грамотами дороже собственной невесты.
- Чушь! Да я для Таис…
- Что ты для Таис? Потанцевать с ней лишний разок не можешь? С визитом наведаться, цветочек подарить? Записочку в три слова написать? Позорище.
- Ладно тебе. Сама, между прочим, дурной пример подаешь.
- Кей.
- Что Кей? Понял я все, понял. Будет завтра и цветочек, и стихи… боги! За что?!
- Вот и я думаю, за что Таис такой дурак попался? Дождешься ты, братец, что она за этого виконта замуж выйдет. Ему не лень, в отличие от некоторых, и каждый день ей цветы присылать, и стихи читать, и на балкон к ней лазить.
- На балкон? А не проще ли ему голову оторвать? Шу, ты бы там устроила ему, что ли, грибов несвежих?
- Не ищи легких путей, мальчик мой. Всех конкурентов не передушишь, как цыплят. Все равно потрудиться придется.
- Почему бы и нет? Паре-тройке шеи свернуть, больше никто и не полезет.
- Хорош. Ты что несешь, Твое Величество?
- Да ладно, шучу я.
- Пошути, пошути так ещё. Я тебе тоже пошучу.
- Обойдусь уж как-нибудь.
Настроение сестры вызывало у Его Величества серьезное беспокойство, хоть он и не подавал виду. И причина её грусти сидела здесь же, неподалеку. Что-то между ними произошло, и что-то нехорошее. Что Шу, что Тигренок выглядели совершенно спокойными и равнодушными. Куда подевался тот фейерверк чувств, что был меж ними всего лишь вчера? Казалось, в принцессе погас огонь, она замерзла и застыла. И то же самое с её возлюбленным. Ни слова, ни взгляда в его сторону, ни малейшей попытки коснуться… демон знает что. И спрашивать нельзя при нем.
Кею изрядно надоело наблюдать за несчастной сестрой, и он решил хоть как-то её отвлечь. Весьма кстати заявился Зак – довольный и сияющий настолько, что хотелось зажмуриться, как от солнца.
- А не размяться ли нам перед обедом? – и, не слушая вялых возражений умиротворенного друга, не желающего думать ни о чем, кроме близкого семейного счастья, поволок Зака и Шу в тренировочный зал.
Как же мало он, по сути, успел о ней узнать за эти дни! Оказывается, прекрасная принцесса и безо всякой магии с парой-тройкой головорезов справится. Не будь она знатной дамой, вполне могла бы пойти в наемные убийцы. Заметно, конечно, что недостаточно хороший учитель ей попался, техника местами хромает, и многих основных приемов она не знает – да и откуда? Милорд начальник Королевской Гвардии в Гильдии Тени не состоял. Но основа хороша, спору нет. Все же кровь Суардисов не водичка. Вот посмотришь на отдаленных потомков первого короля Валанты и понимаешь, что не дипломатией и деньгами он из мелких баронств королевство собирал. Варкуд Кровавый Кулак, таким прозвищем и вождь орков мог бы гордиться.
Звон стали о сталь, тяжелое дыхание, сосредоточенно веселые лица, цепкие взгляды, прыжки, выпады и блоки – вот уже с полчаса брат с сестрой танцевали посреди зала, мешая гвардейцам осваивать премудрости фехтования. Две дюжины вояк, молодых и не очень, окружили пару в середине зала, и до ушей Лунного Стрижа донесся шепоток: «вот, глядите, молокососы, кто кого защищать будет в случае чего. Да ни один из вас против нашего короля и пяти минут не продержится, а туда же, элитная гвардия, королевская охрана», - показательное выступление царственных особ полковник Дуклийон не преминул использовать в воспитательных целях. Похоже, не зря. Некоторые из гвардейцев помладше явно клялись про себя срочно, немедленно наверстать упущенное, чтобы не ударить в грязь лицом, буде Его Величеству вдруг придет в голову лично проверить, так ли его гвардейцы хороши, как хвастают.
Сидеть в стороне и делать вид, что нет среди присутствующих человека более мирного, и ловить на себе презрительно-любопытные взгляды так называемых мастеров рукопашного боя было не то что бы обидно, но неприятно. А иногда и смешно. И руки так и чесались показать паре особо насмешливо взирающих на изящного красавчика с гитарой юнцов (лет на несколько Лунного Стрижа постарше), чего они сами стоят в случае чего. Под «в случае чего» он подразумевал, конечно же, встречу с собой, любимым, в дурном настроении. Да один Призывающий со всей этой хилой гвардией за две минуты расправится, если они не сообразят специально заговоренные арбалеты против него использовать в первые же секунды нападения. Нет, непонятно, о чем вообще милорд полковник думает. Королевская охрана, тоже ещё! Их всех гонять и гонять, сутками напролет, без сна и роздыху, чтобы хоть какой-то толк получился. Доверять безопасность короля этаким увальням и оболтусам, это же надо! Поймав себя на размышлениях, как бы надо построить обучение Королевской Личной Гвардии, Хилл чуть не рассмеялся. Ага, именно об этом сейчас и надо как следует подумать. Очень полезно, ничего не скажешь. Но хоть отвлекся немного, и то неплохо.
Особенно неплохо ему показалось отвлечься от мыслей о том, как приятно было бы вот эту раскрасневшуюся, встрепанную, азартно сверкающую глазками девицу вытащить из круга, отнять у неё острую железку и поцеловать. Чтобы она брыкалась и вырывалась, и сдалась бы с тихим стоном, прижалась бы к нему сама… ну вот, опять. Хилл усилием воли заставил себя отвести взор от заманчивого вида облепившей высокую девичью грудь влажной тонкой рубашки и приоткрытых в злой азартной улыбке губ. И поймал на себе изучающий взгляд младшего Дуклийона.
Состроив в ответ отработанную годами невинную физиономию, Хилл отвернулся. И пришел к закономерному выводу – задерживаться больше нельзя. И так слишком много народу подозревает его в том, что он не совсем то, чем пытается казаться. Если ещё и Закерим встрянет… все, никаких отсрочек, ни на секунду. Как только Шу уснет, его здесь не будет.
Идея братца пришлась принцессе по душе. Давненько она не дралась с ним всерьез, так и совсем форму потерять можно. Как следует размяться, устать до состояния полного нестояния – то, что надо, дабы изжить все лишние терзания и почувствовать себя если и не вполне живой, то хоть не окончательно дохлой. Сколько можно страдать? Ну, уйдет он. Ну, не увидит она его больше. И что теперь? Пойти к Рональду и попросить милосердно прекратить её страдания? Ага. Три раза.
Братцу досталось полной ложкой. Обычно минут через двадцать Шу объявляла о почетной сдаче перед лицом превосходящего противника, но не сегодня. С каждым выпадом, с каждым ударом из неё будто выходила маленькая частичка боли и разочарования. Только вот этих частичек оказалось неожиданно много. Через полчасика упражнений Её Высочество с удивлением обнаружила, что на сей раз имеет все шансы загонять Его Величество, против обыкновения. Но не решилась довести эксперимент до конца – все же не годится ронять авторитет короля в глазах его собственной гвардии. До сих пор в бою на легких мечах его мог превзойти разве что сам Бертран, или же Зак, да и то не всегда.
Кей тоже порядком разошелся. Шу даже показалось, что он начинает злиться всерьез. Чтобы не обострять ситуацию, она поступила просто и без затей, сделав вид, что отвлеклась и пропустила обманный финт. Получив чувствительный тычок тупой железкой под ребро, принцесса с чистой совестью свалилась на пол и прикинулась дохлой букашкой. Твердые деревяшки оказались на диво теплыми и уютными, так что подниматься с них её не хотелось совершенно, и она даже на секунду прикрыла глаза, радуясь блаженному отдыху.
Правда, совсем недолгому. Сильные мужские руки подхватили её и оторвали от такого удобного ложа. Она уже собиралась оделить вредного братца очередной насмешкой, даже набрала воздуха в грудь, но сначала открыла глаза. И вместо родных ехидных карих уперлась взглядом в полные беспокойства синие, не менее родные и любимые.
Всего на несколько мгновений Тигренок стал прежним, сбросил острый ледяной панцирь отчуждения и обиды. Пару секунд, не больше, Шу снова чувствовала его тепло, его нежность… и как, едва он убедился, что с ней все в порядке, опускается забрало, отгораживая от неё возлюбленного.
Под настороженными взглядами гвардейцев, наставивших на него две дюжины мечей и готовых в любой момент броситься и растерзать посмевшего покуситься на королевскую особу, Хилл осторожно поставил принцессу на пол. Медленно, стараясь продлить каждый миг пронзительно горького наслаждения от прикосновения к ней. Почти не дыша, чтобы только не дать себе снова схватить её и отпускать больше, Лунный Стриж отступил он Её Высочества на шаг и склонил голову. Подозрение в глазах вояк не утихало. Шутка ли, они и вздохнуть не успели, как этот странный юноша сорвался с подоконника, на котором словно бы задремал до того, незаметным глазу прыжком перемахнул через головы стоящих между ним и принцессой вояк, и Шу очутилась в полной его власти. Хорошо хоть, сумел не расшвырять их в стороны, чтоб не путались под ногами. Видел бы Мастер такой провал всей и всяческой конспирации, шкуру бы спустил с придурка. Но не это сейчас волновало Хилла. Неужели ему не показалось, и она и впрямь взглянула на него с прежней лаской, и прижалась на миг, словно не хотела, чтобы он отпускал её?
«Хоть бы вы все повалились! Какого демона вылупились? Кретины!» - Её Высочество готова была собственноручно придушить всех, начиная с Бертрана и заканчивая братцем. Она бы сейчас отдала все на свете, лишь бы никого рядом не было в тот момент, когда Тигренок прижал её к себе.
- Бертран? В чем проблема?
- Все в порядке, Ваше Высочество?
- Будет, как только вы все перестанете изображать из себя невесть что и опустите оружие.
- Простите, Ваше Высочество.
- Шу, извини, я немного увлекся, - Кей, похоже, заразился всеобщим помешательством.
- Да ладно смотреть на меня, будто я сейчас в обморок упаду. Что с тобой, братик?
- Ничего.
- Вот и чудненько. Отлично размялись.
- Угу. Отлично, - Кей с трудом избавлялся от оцепенения. – Кажется, уже время обеда.
- Да пора бы уже. Зак, идем?
- Конечно. Полковник, до свидания, - Дуклийон младший церемонно кивнул отцу.
- Надеюсь, мы не окончательно испортили вам занятия? - Кей дружески улыбнулся начальнику Личной Гвардии.
- Ну что вы, Ваше Величество. Думаю, с сегодняшнего дня уровень подготовки вашей Гвардии резко возрастет, - Бертран поклонился королю, не забыв одарить подчиненных взглядом разъяренного вампира. Гвардейцы дружно побледнели, предчувствуя неминуемую расправу.
- До встречи, полковник, - король кинул вопросительный взгляд на сестру и, получив еле заметное покачивание головы в ответ, направился к выходу.
Одарив несколько растерянных гвардейцев любезной улыбкой, Шу взяла Тигренка за руку и молча последовала за братом.
Обедал Его Величество в узком, почти семейном кругу. К его неудовольствию, сестричка нашла новых союзников для черного дела воспитания из него образцового дамского угодника. Её поддержали не только Эрке с Балустой, но и лучший друг Закерим, от которого Кей такого подлого удара в спину точно не ожидал. Несколько смягчило его тяжелейшее разочарование в жизни только то, что вся компания клятвенно пообещала не бросать своего дорогого монарха на произвол судьбы и отправиться под балкон леди Дарниш вместе с ним, вооружившись гитарами и запасшись валерьянкой. Как пояснила заботливая сестричка: «Вдруг пригодится? Соседям, например. Или Таис отпаивать, коли от неземной радости ей поплохеет».
Весело было всем, кроме самой сестрички, хоть она и всячески показывала обратное. Наверное, пыталась убедить в этом саму себя, потому как все присутствующие слишком давно и хорошо знали Её Непоседливое Высочество, чтобы обмануться показным оживлением. Но все упорно делали вид, что полностью и безоговорочно ей верят. Все, кроме Тигренка. Ему, казалось было просто все безразлично. После внезапного взрыва эмоций в тренировочном зале он снова застыл безжизненным истуканом, вполне успешно изображая из себя мебель. Видимо, чтобы не портить всем аппетит, Шу, не дожидаясь подачи на стол третьей перемены блюд, всучила ему гитару и усадила на пол у своих ног. Что, впрочем, тоже не произвело на менестреля никакого впечатления.
Но только внешне. Хиллу возможность не смотреть на радостно перешучивающуюся компанию, в которой он чувствовал себя совершенно лишним, принесла некоторое облегчение. Когда же Шу словно нечаянно положила руку ему на голову, тихонько поглаживая, он закрыл глаза и постарался отключиться от всего окружающего мира, кроме её нежданной, но оттого ещё более драгоценной ласки.
- Кажется, он слишком далеко отсюда, - голос принцессы с трудом пробился сквозь паутину грез наяву. – Тигренок, милый, ты, оказывается, умеешь играть и во сне? Вот не знала, что так бывает.
Её рука по-прежнему касалась его волос, когда Хилл поднял на неё взор. За насмешливой улыбкой пряталась грусть. Живая, струящаяся прохладой и запахом увядающих кувшинок, позабывшая о почти привычной уже маске безупречной холодной вежливости печаль. И прощание. В сиреневых глазах ясно читалось: «Все. Время вышло. Завтра для нас не наступит». И нежность. Странная, необъяснимая нежность, от которой невыносимо хотелось тоскливо завыть.
Он поднялся только тогда, когда Шу убрала руку и отошла от него. С непроницаемым лицом поклонился Его Величеству на прощанье и даже изобразил вежливую улыбку. Лишь кровь пульсировала, отдаваясь в ушах: «Когда? Успею ли я? Или уже опоздал? Неужели сегодня? Или все же завтра?»
Неопределенность и ожидание доконали Лунного Стрижа, пока он сопровождал Шу к её покоям. Как на зло, она и не думала спешить, словно оттягивая последний момент. Едва дверь за ними закрылась, она развернулась к нему, глядя прямо в глаза. И оба замерли, боясь пошевелиться. Медленно, как во сне, она приблизилась и протянула руку. Невесомое, робкое прикосновение чуть не заставило его закричать, как от нестерпимой боли: «Что? Что ты собираешься сделать со мной?»
Но она отпрянула, как от раскаленной жаровни, и, ничего не говоря, ушла. Поднялась к себе в спальню и закрыла дверь. Хилл не понимал, что он чувствует, получив ещё одну отсрочку. Облегчение? Радость? Надежду на то, что ему все же удастся ещё немного побегать и встретиться с Мастером? Или разочарование? Больше всего походило именно на разочарование.
Он не пошел вслед за ней, оставшись в кабинете. Нашел одну из тех книг, что Шу давала ему, и постарался погрузиться в чтение. Строчки скакали перед глазами, не желая обретать смысл, за окном снова шумел ветер, срывая мокрые после недавнего дождя листья и швыряя их в открытое окно. Смеркалось. Слишком длинный, и, в то же время, слишком короткий день заканчивался.
В сгущающемся сумраке кабинета вдруг призрачным сиянием обозначился безмолвный силуэт. Сегодня не было ни молний, ни запаха грозы, ни ледяного шквала. Штиль. Мертвый штиль. Ожидание. Хилл не понимал, почему и чего ждет она? Чтобы он сам пошел навстречу? Сам подставил открытое горло под удар? Или хочет, чтобы он снова был у её ног и умолял о пощаде? Вряд ли она этого дождется.
Но Шу подошла сама, неслышно, словно не касаясь пола и не шелохнув воздуха на своем пути. Точно как привидение. И взгляд, как у привидения, полный тоски и безнадежности. Протянула к нему руку, тонкую, бледную и холодную.
- Пора спать, Тигренок, - отняла у него книгу и отбросила в сторону. Хилл облегченно выдохнул. Ну, хоть говорит нормально, а не шепчет потусторонне. Как привидение. Примерещится же такое.
Поднявшись вслед за ней в спальню, Хилл с некоторой обидой смотрел, как она забирается в постель, укрывается одеялом… ну хоть бы один взгляд в его сторону! Пришло на ум дурацкое сравнение – как надоевшие друг другу супруги. Нда… лет через пятьдесят? Или семьдесят? Нет, маловато, чтобы Её Высочество смогла ему надоесть. Он представил себе сухонькую старушку с ехидными лиловыми глазками. Пожалуй, возраст её не испортит. Хотелось бы проверить лично… но, в конце концов, у него же осталось ещё немного времени, не так ли? Так какого демона он стоит столбом?
Его одежда мгновенно полетела на пол, и Хилл оказался рядом с кроватью. Она лежала с закрытыми глазами, такая хрупкая, нежная и родная… прекрасные сияющие очи распахнулись, стоило ему дотронуться до упавшей на бледную щеку шелковой пряди. Не в силах ждать больше ни секунды, он склонился над ней, впиваясь в мягкие губы, и почувствовал, как её одеяло летит прочь, она вся обвивает его, тянет к себе. Он не позволил ей ни секунды промедления, пригвоздив горячее, трепещущее тело к постели, сливаясь с ней в едином ритме и едином дыхании.
Жар и горечь, нежность и боль. Он ловил губами её сладкие стоны, её дыхание, не упуская ни единого движения, ни единого прикосновения. Он запоминал, поглощал её, отдавал ей всю свою любовь, всю страсть, всю нежность и пыл. Всю душу, до самого донышка. Всего себя. Он прощался с ней. Единственное, о чем он просил богов – пусть она хоть иногда вспоминает его. И пусть ей никогда не будет так больно, как ему сейчас.
Хилл целовал утомленно сомкнутые ресницы, полураскрытые расслабленные губы, бессильно упавшие руки, пульсирующую тонкую жилочку на покрытой испариной шейке, и она доверчиво прижималась к нему, засыпая. Его. Сейчас она была только его. На краткий миг, невыносимо прекрасный, она принадлежала ему. И не имело никакого значения, что было вчера и что будет завтра. Сейчас в его руках спала его любимая женщина. Самая чудесная, самая родная, единственная на свете.
Она не видела, как по его лицу катились слезы, как он снимал с себя послушно разомкнувшийся ошейник и клал его рядом с ней, на подушку. Она не проснулась, когда он последний раз поцеловал её, и когда он одевался и шел к раскрытому окну. Не проснулась и тогда, когда он впервые сказал ей: «Шу, я люблю тебя», – вслух, потому что он снял заклятие вместе с полоской звездного серебра. И шелест призрачных крыльев смешался для неё с шелестом дождя в увядающем саду и вплелся в светлый сон.
Последним, что увидел Лунный Стриж, прежде чем шагнуть с подоконника, была её счастливая улыбка.